Когда за окном стало смеркаться, я про себя чертыхнулся: лишь бы не опоздать на поезд. Хлопоты последних дней заставляли меня нервничать по пустякам, поваливший три дня назад снег ещё более усугублял моё положение. Завтра должны быть похороны старого университетского приятеля Дениса Прохорова, и мне нужно было добраться до Керченска к утру. Городок с населением чуть более ста тысяч располагался в пятистах километрах от моего города. Как шутила моя жена Аня, я постарался убежать подальше от родного города. Что ж, возможно в её словах была доля правды, я не любил Керченск, и, окончив университет, один-единственный на весь город, уехал сюда.
Включив свет в спальне, где меня уже ждал чемодан с вещами (Аня постаралась, хотя знает, что еду я только на похороны и не факт, что останусь на поминки), я ещё раз взял телеграмму, присланную накануне женой Дениса Ирой.
«Денис умер. Похороны в пятницу. Приезжай на экспрессе, дороги все занесло. Ирина Прохорова». Я несколько раз пытался понять, чьи будут похороны, но, поняв, лишь покачал головой. Денису было всего тридцать четыре года, ровно как и мне, и Ирине, мы все учились на экономическом факультете, закончив который, разбрелись кто куда. Вернее, сбежал я, чтобы не пополнить списки безработных молодых специалистов в провинциальном городке.
Сейчас, разглядывая скупую телеграмму, весточку смерти, я представил себе Иру, склонившуюся к окну оператора на почте, где уже бессменно лет сто работает Клавдия Васильевна, и с дрожью в голосе, а может, и со слезами, диктующую печальное послание. Последний раз я видел Ирину лет пять назад, и она сильно изменилась за то время: некогда худенькая и стройная как тростиночка, заметно пополнела, вместо длинных струившихся пепельно-русых волос, которыми любовались все парни нашего университета, – короткая стрижка тёмно-каштанового цвета. И глаза, лучисто-голубые, с плескавшимися прежде золотистыми искорками, потемнели и казались тёмно-серыми. В последнюю нашу встречу одногрупников, где собрались от силы человек десять в единственном ресторане Керченска, я с грустью и сожалением смотрел на неё.
Ирина, одетая в поношенное серое платье, с грустной улыбкой на лице даже отдалённо не напоминала прежнюю блестящую красавицу, в которую я был влюблён. Запинавшимся голосом она объяснила мне, что Денис болеет, температурит, потому она пришла одна. По тому, как она избегала смотреть мне в глаза, я понял, что она глубоко несчастлива. Ей было стыдно за свою утраченную красоту, за старое платье, за то, что она вынуждена оправдываться передо мной, перед тем, кто любил её. Я понимал сложные чувства Иры, внутри меня полыхало сожаление: какой бы сейчас была моя прежняя возлюбленная, если тогда, на четвёртом курсе вышла замуж не за Дениса, а за меня?
Впрочем, лучше подумать об этом в экспрессе, с чашкой кофе с коньяком и неизменной сигаретой. С другой стороны, двенадцать лет назад я уехал из Керченска, стал успешным бизнесменом и женат на самой восхитительной женщине в мире. Поэтому прочь призраки прошлого, я отдам последний долг Денису и, если нужно, помогу Ирине материально. Жаль, конечно, что придётся оставить Аню, ей и так хватает моих бесконечных командировок и одиноких вечеров, и так некстати, что пошёл снег, на машине я добрался бы за несколько часов, а теперь предстоит трястись в экспрессе.
– Как ты доедешь до вокзала? – спросила Аня, чьего появления я не заметил. От неожиданности вздрогнул, и в синих глазах жены мелькнула ирония. – Ты чего напугался? Небольшой экскурс в дни минувшей молодости? – Она обнажила в улыбке красивые белые зубы и, приблизившись ко мне, с удовольствием обвила мою шею руками. Аня была мудрой женщиной, хотя я ни разу не говорил ей о романтических отношениях с Ириной. Внешне они были полной противоположностью друг другу: я неосознанно искал девушку, совершенно непохожую на первую любовь, и Аня, яркоглазая жгучая брюнетка с оливковой кожей, день за днём затмевала воспоминания об Ирине.
– Я вызвал такси, – тихо сказал я и чмокнул её в маленький курносый нос, – поезд на девятнадцать тридцать.
– Ещё рано, – синие глаза жены смотрели на меня с нежностью, – ты хочешь перекусить?
– Нет, мой котик, не хочу.
– Странно всё-таки, что Ирина не позвонила, – вдруг сказала Аня. – Почему вдруг телеграмма?
– У неё нет моего номера, но в последний раз, на встрече выпускников, я сказал наш адрес.
– Вы столько времени не общались, зачем тебе ехать на его похороны? – не отступала Аня, и в её глазах я увидел что-то похожее на сомнение. Иногда мнительность Ани меня раздражала: нельзя же во всём видеть подвох.
– Мы вместе учились.
– Но вы давно не виделись.
– Ну, если ты хочешь, я не поеду, – решил сдаться я, не в силах выдержать её сомнение. – Всё решено, я остаюсь, послезавтра у меня важная встреча с бельгийцами, ты права, надо думать об этом. В конце концов, мы не были такими уж друзьями.
– Ненавижу, когда ты так делаешь, – сдвинула соболиные брови Аня.
– Как так? – прикинулся я непонимающим.
– Сразу идёшь на уступки и на всё соглашаешься, как бы говоря: ради Бога, только отстань!
– Аня, – я улыбнулся, и она, не выдержав, тоже улыбнулась. – Я люблю тебя, но мне нужно поехать. Обещаю позвонить по приезду.
Мы ещё какое-то время постояли, прижимаясь друг к другу, пока на телефон не пришло сообщение, что такси ждёт возле дома.
Снега выпало много, ночью он казался сизой периной, в свете фонарей переливаясь и искрясь разноцветным светом. Конечно, на машине ехать по занесённой обледенелой трассе было бы просто верхом безумия, и я ждал момента, пока таксист домчит меня до вокзала и я смогу заснуть под мерный стук колёс. Хотя, о чём это я, я ненавижу поезда.
В экспрессе, в котором, если верить назойливой рекламе «вы сможете с комфортом приехать в любой город России», было на удивление тихо, до Нового года оставалось всего десять дней, и не считая меня, ожидали отправки несколько человек.
На ходу расстёгивая дублёнку, я позволил высокой статной проводнице проводить меня к купе, на ходу ощущая, как земля начала двигаться под ногами. Что ж, поезд тронулся, и поэтому самое время выпить чашку кофе, о чём я и успел сообщить проводнице, пока за ней не закрылась дверь.
Что остаётся делать человеку, которому ехать всю ночь в качающемся поезде на похороны университетского приятеля?
Можно было бы, конечно, лечь спать, но так рано ложиться я не привык, да и настроение было соответствующим. Почему умер Денис? Что могло случиться с моим ровесником, совсем ещё молодым мужчиной в расцвете сил? Тяжёлая болезнь или случайная авария? Такие вопросы вдове не задашь, но в памяти представал образ Прохорова – высокого плечистого парня с красивым, породистым лицом. Если честно, больше я никогда не встречал столь интересного внешне молодого человека, да и к тому же наделённого природным актёрским талантом. Он был гвоздём каждой студенческой вечеринки, весёлым, озорным, обожал шарады и розыгрыши, иногда не слишком пристойные, но вошедшие в анналы студенческой жизни. Мы часто удивлялись, почему он выбрал экономический факультет, ведь не надо было обладать большим умом, чтобы понять, что он два и два складывал с трудом. Но благодаря своему лёгкому характеру и умению завоёвывать женщин все преподаватели признавали его «лапочкой» и готовы были простить всё что угодно.
Я по привычке достал сигарету и повертел в пальцах, прежде чем закурить. Мысль о том, что мой ровесник умер и завтра будут его похороны, действовала на меня угнетающе. Ирине тяжело будет оплатить похороны: насколько я понял, денег в их семье не густо, возможно, родственники и одногруппники помогут материально. Завтра мне нужно будет говорить слова утешения, ободрения, поддержки… чёрт, как же я ненавижу все эти печальные сборища, и больше всего мне жаль родственников покойника – им приходится в нелёгкий для себя день выслушивать лживые заверения в дружбе и готовности помочь.