Руэри всё ещё чувствовал, влажное горячее тело в своих пальцах. Никогда в жизни он не подумал бы, что его сестра – его праведная, безупречная сестра – может быть такой. Мягкой, податливой, покорной. Гнущейся в его руках.
Слабой, разбитой и униженной…
Руэри качнул головой.
Он не хотел Айрен унижать. Никогда не хотел. Как не хотел причинять ей боль. Руэри хотел лишь касаться её, ласкать. Быть так близко, чтобы не осталось никаких тайн.
«Но ты никогда не позволила бы мне прикоснуться», – напомнил он себе и стиснул зубы.
Осень выдалась холодной, и пока гайдуки месили ногами непроходимую грязь восточной дороги, Руэри сидел в носилках и рассеянно смотрел на унылые пейзажи, проплывавшие вдалеке.
Не так давно Руэри и подумать не мог, что кто-то будет носить его на руках. Его семья погибла раньше, чем он выковал собственный магический медальон, и всю жизнь он чувствовал, что был лишним в этом мире. Чужим. Чтобы не говорил его приёмный отец, этого было не изменить.
Как оказалось, к хорошему привыкаешь куда быстрее, чем к плохому. Власть пьянила и оседала горечью на губах. Её он тоже не хотел – но Руэри знал, что нужно выбирать. Жизнь или смерть. Рабство или власть. Третьего не дано.
Его бы устроила смерть, если бы не одно но…
Серо-голубые глаза, глядевшие на него из темноты. Растрёпанные пряди длинных бледно-золотых волос. Косы, заплетённые у висков, наполовину рассыпались, а Руэри помнил, как когда-то давно любил теребить их в руках, пока Айрен спала.
Носилки остановились. Сделав глубокий вдох, Руэри соскочил на землю и двинулся по направлению к усадьбе. Тянущее чувство в груди не слабело. Но вместе с ним в сердце расцветала горькая сладость – впервые за долгое-долгое время он действительно получил то, что хотел. Руэри уже и не помнил, когда это чувство, от которого кружилась голова, овладевало им в прошлый раз. Месть не приносила успокоения – ярость становилась только сильней.
Но Айрен… этот лесной цветок умиротворял своим ароматом. Приносил покой, который не могла даровать даже смерть.
Оглядываясь назад, Руэри видел свою жизнь как череду глупостей и недоразумений. Наивных ошибок, продиктованных необоснованной верой в то, что клан Белого Пламени может стать его домом.
Иногда ему казалось, что это действительно возможно – но теперь, когда годы в темнице дали ему возможность хорошенько подумать, он ясно понял, что его лишь манили вперёд как осла, перед носом которого подвешивают яблоко.
Двадцать семь лет назад, когда он появился на свет, между кланами царил мир. Со времён последней войны минуло три десятка лет, но чем дольше длился мир, тем сложнее были отношения между союзниками. Разрыв в Завесе и необходимость совместными усилиями сдерживать существ, рвущихся из мира духов, сделали своё дело и укрепили союз между бессмертными, которых не объединяло больше ничто, кроме общего врага. Однако амбиции, зависть и ревность никуда не делись. И даже те, кто не метил на место Верховного короля, искали способов упрочить положение среди других кланов. Малые кланы отделялись от больших, чтобы получить больше свободы и власти, и снова искали себе хозяев, поняв, что не могут удерживать позиции в одиночку.
Клан Белого Пламени принадлежал к пятёрке сильнейших. Князь Лонан хоть и не был Верховным королём, но пользовался почтением большинства бессмертных. И всё же и он стремился укрепить клан всеми силами. Искал соратников, которые смогут помочь в борьбе с тварями из-за Завесы и защитить его влияние среди других князей.
Отец Руэри был одним из таких агентов. После того как Клан Снежных Псов был уничтожен Завесными тварями, он остался один. Эмин сторонился других варлоков, потому что хорошо помнил, что никто из союзников не пришёл на помощь в последней битве, уничтожившей его родных. И всё же Лонану удалось его заинтересовать. В качестве платы Эмин просил об одном – принять сына в семью. Не заложником и не слугой, а равным среди других сыновей.
И князь легко согласился на его условие. Теперь-то Руэри понимал, что Лонан ничего не терял и ничем не рисковал. Хоть многие и прочили сыну последнего из Снежных Волков бедовую судьбу, Лонан думал о другом. Внутренние силы хоть и зависят от мастерства и умения владеть собой, зачастую передаются по наследству. Также как отличная реакция и острый ум. Приняв в клан сына знаменитого Эмина, Владыки Вихрей, Лонан, ожидал получить не нахлебника, но прибавление в рядах варлоков и преданного соратника.
Увы, князь ошибся во всех своих ожиданиях – от первого до последнего.
Руэри не унаследовал способностей отца и долгое время оставался в новом доме белой вороной. Поводом для насмешек. Если вспоминая о доме Белого Пламени кто-то говорил: «В семье не без урода», – сомнений быть не могло, речь шла про него.
Единственное, что досталось Руэри от отца, это упрямство, да ещё клинок, на рукояти которого змеились угловатые руны – девиз северян: «Стоять до конца и ещё один год».
Касаясь пальцами букв, вырезанных на стали, маленький Руэри часто думал, что так и произошло. Его настоящая семья стояла до конца. И осталась стоять там, на рубеже разорванной завесы даже теперь.
Больше всего на свете бессмертные боялись мертвецов. Но Руэри не мог их бояться. Думая о том, что стало с его братьями, он вспоминал их с нежностью и тоской.
Тремя днями позже Руэри доложили, что пленница простудилась.
– Простудилась? – сидя за столом в собственном королевском кабинете, алый король в недоумении смотрел перед собой. – Как это понимать?
Слуга, доложивший о новостях, попятился, предчувствуя, что гнев Верховного обрушится на него.
В голове Руэри действительно вертелись сразу две мысли – кто-то из тюремщиков хочет покончить с собой, или проклятая Айрен задумала с ним играть?
Руэри не знал, но обе мысли вызывали одинаковую злость.
Он посмотрел за окно, размышляя о том, сможет ли это дело подождать. У Руэри впереди оставалось ещё несколько дел. И вряд ли Айрен, опытная чародейка, дочь дома Белого Пламени, могла умереть от простуды за несколько часов.
Верховный встал, громыхнув стулом так, что тот едва не развалился на куски.
Гонец попятился.
Руэри на него не смотрел. И ждать, пока подготовят носилки, он не стал. Взял коня и, оставив охрану далеко позади, через полчаса уже спешился перед входом в Одинокий дворец.
– Где она? – бросил на ходу, едва главный тюремщик вышел ему навстречу.
– Никто к ней не прикасался, как вы и приказали!
– Никто? – Руэри на мгновение замедлил шаг.
– Никто! – заверил его тюремщик.
Несколько секунд отступник оставался неподвижен, но встретившись с его взглядом, тюремщик отступил назад – чувствуя, что ляпнул что-то не то.
– Её обследовал лекарь или нет? – процедил Руэри.
Тюремщик сглотнул.
– Я немедленно позову врача…
– Позже. Сразу, как только я уйду.
Дверь камеры скрипнув закрылась за спиной. Руэри замер на пороге, глядя на безвольное тело сестры, распростёртое по соломенному тюфяку. Кровати в комнате не было – Верховный с удовлетворением отметил это ещё в прошлый раз. Он сам провёл в этих стенах пять лет без кровати и без лекарей. Ничего особенно страшного не было в местных сквозняках – здесь, в пределах Одинокого Дворца, встречались вещи и пострашней.
«Но это же Айрен…» – пронеслось в голове и руки безвольно опустились. Руэри чувствовал, что с Айрен так нельзя. Сестра не он, и она не должна страдать, не должна болеть, не должна чувствовать боль.
Сделав глубокий вдох, Руэри шагнул к тюфяку и опустился на пол возле него.
Айрен не двигалась. Руки были связаны знакомой шёлковой лентой у неё за спиной. Одежду привели в порядок после их прошлой встречи, но после трёх дней здесь, в темнице, она уже не выглядела такой роскошной.
Руэри осторожно поправил краешек блио, соскользнувший с её плеча.
Айрен пошевелилась. Отступнику показалось, что она вот-вот откроет глаза, и Руэри поспешил отодвинуться.
Выждал несколько секунд. Однако веки Айрен больше не двигались.
Тогда он снова наклонился над телом сестры и отодвинул влажные от пота волосы с её лица. Коснулся лба.
Гонец не солгал. У Айрен был жар.
Руэри в отчаянии огляделся по сторонам. Не так уж холодно было в этой камере, но…
Он встал, подошёл к двери и рявкнул в коридор:
– Принести мне холодной воды. И одеял.
В ожидании, когда выполнят приказ, Руэри стоял и смотрел на лицо Айрен, которое уже не казалось таким красивым теперь, когда щёки опухли от болезни, губы потрескались, а под глазами набухли мешки.
Получив то, что требовал, он тут же захлопнул дверь. Стремительно шагнул обратно к постели сестры и опустил на пол кадушку с водой.
Присел и, взяв в руки одеяло, укрыл оцепеневшие плечи.
Айрен снова едва заметно пошевелилась, как будто пыталась избавиться от его рук, но Руэри не обратил на это никакого внимания. Убедившись, что сестра хорошо укрыта, он взялся за тряпку, плававшую в ведре. Слегка отжал и принялся протирать вспотевшее лицо.
– Айрен… – одними губами прошептал он.
«Пять лет», – пронеслось в голове. «Пять лет и ты ни разу не пришла. Тебе было наплевать, что со мной. Наплевать, харкаю я кровью или захожусь криком в руках палачей».
Обида сдавила грудь, но Руэри продолжал.
Закончив с лицом пленницы, он отложил тряпицу. Забрался к себе за пазуху и, нащупав гребень, принялся расчесывать её спутанные волосы – прядь за прядью. Они всё ещё отливали драгоценным золотом в свете единственного факела.
Потом он долго сидел, сцепив руки в замок и глядя на спящую. Не нужен был никакой лекарь. Он бы вылечил её сам… «Если бы мог», – оборвалось перетянутой струной.
Руэри не знал, в какой момент всё пошло не так.
Он сделал глубокий вдох и встал.
Бесшумно приблизился к двери и, выйдя в коридор, приказал привести к нему главного тюремщика.
– Мой господин? – осторожно поинтересовался тот, едва оказавшись лицом к лицу с Алым Королём.
– Ты плохо справляешься, – спокойно сказал тот. – Ещё одна ошибка, и её камера покажется тебе мечтой.
Тюремщик склонил голову в поклоне, приготовившись слушать дальнейшие распоряжения.
– Я сам пришлю лекаря, которому доверяю. С ним будет мой документ. Я хочу… – Руэри сглотнул. Затем прокашлялся. – Хочу, чтобы в её камеру принесли кровать.
Верховный презирал себя за слабость в этот момент. Он хотел, чтобы Айрен сполна испытала всё, что пережил он сам… Хотел и в то же время всё-таки нет.
– Следи, чтобы ей давали хорошую еду. Лекарь скажет точней. И с новой кроватью принесите хороших одеял… Не это рваньё.
Тюремщик поклонился и кивнул.
– Снять ли путы с её рук?
– Нет, – резко ответил Руэри и, больше не говоря ни слова, двинулся прочь к выходу из дворца.