Он появился в нашем поместье как гость, но все знали – это пленник моего отца. Двадцатилетний мужчина, сын герцога Коэрли, которого родной папаша попросту отдал своему давнему врагу в качестве гаранта перемирия. Передал как какую-то ненужную вещь.
Навсегда.
Что ж, герцог Коэрли мог похвастаться еще тремя наследниками-мужчинами. Младший, по всей видимости, не так уж ему был и нужен. Он просто променял его на временное спокойствие.
Я видела в окно второго этажа, как к воротам подъезжает повозка, как из неё выходит молодой мужчина. Статный. Высокий. Он держался ровно. Плечи его были прямы, а губы упрямо поджаты.
Мне не нравилось, что в нашем доме будет жить чужак. Коэрли – давние, заклятые враги семьи Утенрод. Семьи, к которой принадлежу я сама.
Кто знает, какие помыслы в голове этого мужчины? Так ли он безобиден, как считает мой отец?
Я скривилась, думая о том, что ему выделят спальню недалеко от моей и что нам придется ежедневно пересекаться в доме, который только кажется большим. Мы будем видеться постоянно. От Коэрли-младшего не спрячешься. Его не запрешь на замок, не посадишь на цепь.
Официально он гость, а не узник поместья.
Магия внутри меня тотчас взбунтовалась. Пришлось тряхнуть пальцами, чтобы серебристые искры осыпались на пол.
– Госпожа, – молоденькая служанка-Кира заглянула ко мне сразу же, как младший Коэрли переступил порог отцовского имения. – Герцог Утенрод просит вас незамедлительно явиться на обед.
Конечно же. Он хочет представить мне этого зазнавшегося Коэрли, который даже движется так надменно, будто всё здесь принадлежит ему. Откуда в нем столько спеси?
В столовой за длинным обеденным столом сидел только мой отец, Эрнест Утенрод, и его «гость». Друг напротив друга, с одинаково отсутствующими выражениями лиц. Папа – во главе стола, седовласый, подтянутый, хоть и немолодой, но не растерявший военной выправки. Отец победил во многих сражениях. Его имя прославляли в балладах.
Самым горьким его разочарованием было отсутствие наследников мужского пола. Матушка моя скончалась от родовой горячки, и отец больше не связывал себя узами брака – пообещал хранить верность до скончания веков. Разумеется, только на словах. Но, сколько бы папа не искал ей замену в сомнительных любовницах, но даже внебрачные дети у него рождались исключительно девочки. Наверное, таково его проклятие.
– Мэри, познакомься с нашим новым другом, – улыбнулся отец, но глаза его оставались холодными. – Алексис Коэрли. Это моя дочь, Мэри, и я надеюсь, что вы поладите.
Я поморщилась, но поприветствовала мужчину. Он отреагировал скупым кивком головы. Ни я, ни Алексис не собирались играть в радушие. Все понимали, что это всего лишь неприятная необходимость. Дети воюющих семей ненавидели друг друга столь же горячо, как и их родители. Слишком много крови пролито за годы вражды обеими сторонами.
– Вам придется найти общий язык, – добавил мой отец, промокнув губы салфеткой. – Мне плевать, что вы думаете друг о друге, но в скором времени вы поженитесь и нарожаете столько детей, чтобы заполонить ими все земли до самого севера.
И это прозвучало как раскат грома посреди ясного неба.
***
– Не думаю, что это уместно, – подал голос Алексис. – Мой отец…
– Дорогой мальчик, твой папаша отдал тебя мне как безродный скот. Даже дешевле, чем скот, потому что в отличие от паршивой овцы ты не стоил мне ни медянки. Посему ты не имеешь своего мнения и отныне делаешь всё, что я потребую. Запомнил с первого раза?
Если честно, я ожидала, что младший Коэрли ещё как-то возразит, но тот лишь уставился в тарелку и крепко сжал губы. Костяшки пальцев его побелели, так сильно он стиснул кулаки. Но смолчал.
– Отец! – возмутилась я. – Мы ведь обсуждали, что я не собираюсь выходить замуж.
– Да-да. Ты говорила, что хочешь заняться магией, но я как считал это глупой бабской блажью, так и не переменил своего мнения. Мэри, мне безразлично, чего ты хочешь. Я жажду процветания нашего рода, и этот мальчишка, – он брезгливо кивнул в сторону застывшего напротив себя мужчины, – твой путь в счастливое будущее. В нем течет кровь Коэрли.
Я не понимала, что это меняет. Всё ещё, у герцога Коэрли хватает наследников, и родство с младшим сыном не дает нам никаких привилегий. Это очевидно.
Но, кажется, у отца был какой-то иной план. В которой он, разумеется, не собирался посвящать свою единственную законную дочь.
У меня от злости и обиды свело внизу живота. Я никогда не просила многого. Всего лишь хотела учиться, развивать колдовство внутри себя. Я хотела чего-то добиться. Кем-то стать. Хотя бы затрапезным лекарем, но принести пользу обществу.
Больше всего я боялась повторить судьбу собственной матери. Выйти замуж, выносить ребенка и погибнуть при его рождении.
Гигантский портрет мамы висел в холле, и отец каждую годовщину её смерти устраивал траурные гулянки. Но кто её помнил? Да никто. Всего лишь «безвременно почившая супруга герцога Утенрода», и не более того. Не полноценный человек, а придаток мужа.
В общем, я жаждала иной участи. И отец вроде как не запрещал мне учиться, даже вызывал городских учителей в поместье. Я думала, что ещё немного, и он позволит мне самостоятельно распоряжаться своей жизнью…
– Папа…
Я хотела продолжить, но отец жестом приказал помолчать. Он поднялся со стула. Еда в его тарелке осталась нетронута.
– Дочь, – навис надо мной. – Я не желаю слушать твое блеяние. На днях мы объявим о вашей помолвке. Пока же будь так добра, покажи нашему гостю, – отец выделил это слово ядом, – дом.
С этими словами он вышел из столовой, оставив нас с Алексисом Коэрли наедине. Мне кусок в горло не лез, мужчине – тоже. Мы просто молчали и сидели, не в силах сдвинуться с места. Не знаю, что за мысли тревожили нашего пленника, но и узнавать не планировала.
Сама же я думала, как обернуть отцовские слова в свою пользу. Я не выйду замуж за этого человека. Я не лягу с ним в одну постель. И уж точно я не рожу от него ребенка.
Но как поступить?
Сбежать?..
Идея хоть и очевидная, но я не представляю, как её осуществить. Просто уйти? А как быть с деньгами, с документами? Не скитаться же по городам и клянчить мелочь? Одинокой девушке сложно прожить без покровительства. Мне нужна работа, но кто возьмет к себе помощником непонятно кого?
Да и меньше всего я хотела бы оборвать отношения с родным отцом, сбежав из дома. Это только в сказках звучит красиво: рыцарь отказался от всех титулов и ушел в поисках собственного счастья. Что до реальной жизни…
Кроме папы, у меня никого нет. И пусть он не всегда ласков и чуток к моим просьбам, но он заботится обо мне – насколько умеет.
– Я не собираюсь показывать тебе поместье, – выдавила я и гордо вздернула подбородок.
– Да я и не просил. Всё равно я не задержусь в этом забытом богами месте надолго, – скривился Алексис.
– И куда же ты денешься?
Он неоднозначно дернул щекой, давая понять, что не собирается откровенничать.
Да и не очень-то хотелось.
Я встала из-за стола первой и, не оборачиваясь, вышла из столовой. Спину мне жег взгляд Алексиса Коэрли, врага моей семьи и человека, с которым мне было противно даже попросту находиться в одном помещении.
Остаток дня я провела в сомнениях. Я собирала сумку и тотчас разбирала её. Я проговаривала мысленно разговор с отцом. Я думала кинуться ему в ноги и попросить о пощаде.
Неужели мое слово совсем ничего для него не значит?!
Под вечер поднялась суматоха. Я выглянула из комнаты, не понимая, что происходит. Вооруженные люди отца сновали по коридорам поместья. Внизу доносились крики и ругань. Воздух накалился, и казалось, его можно пощупать пальцами. Столь сильным было напряжение.
– Что случилось? – Я за рукав поймала одну из служанок.
– Господин Коэрли сбежал… ваш отец вне себя от гнева, – выпалила та шепотом.
***
Он ушел после ужина. Беспрепятственно перелез через забор и исчез в темноте. Без денег, без запасной одежды. Лишь в тех вещах, что были на нем. Это даже мне казалось неосмотрительным и глупым поступком. Ночи в наших краях холодные, температура опускается так низко, что пар изо рта идет.
Но Коэрли это не волновало. Он попросту сбежал.
Отец багровел от злости. Он кричал на прислугу, раздавал команды страже. Он поднял столько людей, что какой-то один мальчишка, как по мне, не стоил всей этой шумихи. Да и пусть бы он пропадал пропадом.
Папа так не считал.
– Вернуть живым! – рычал он. – Иначе я всех вас разжалую! Отправитесь мыть конюшни!
Служанки передвигались по стеночке, кухарка заперлась в своей каморке и неистово молилась во весь голос.
Я тоже старалась не высовываться зазря – когда отец в бешенстве, ему опасно попадаться на глаза. Он перестает себя контролировать и становится одержим. В таком состоянии он и руку может поднять, а потом даже не вспомнит. Хмыкнет только: «Сама подвернулась, нечего реветь», как говаривал в моем детстве.
Я не скажу, будто росла несчастливым ребенком. В достатке, с множеством нянюшек и служанок, что выполняли любую мою прихоть. Все они трепетно относились к моей матери, все называли меня госпожой и больше всего на свете боялись моих слез. Мои комнаты ломились от одежды и игрушек, мне добывали художественные книги из самой столицы. Когда во мне проснулась магия, мне выписали первого учителя. Пусть он и не учил меня тонкостям, но азы колдовского искусства привил.
У отца были и другие дочери, но они надолго не задерживались в нашем доме. Я помню девочек, чем-то неуловимо похожих на меня, что недолгое время гостили в поместье, а затем уезжали неизвестно куда. Папа говорил, что его раздражают «чужие дети». Он не считал дочерей от любовниц – своими. Пытался с ними сродниться, но в итоге попросту избавлялся как от ненужной тягости.
Он и к единственной «родной дочери» относился сухо. Но когда мне исполнилось шестнадцать, впервые заговорил о замужестве. Тогда-то его голос наполнился чем-то, похожим на нежность.
– Ты должна стать главой нашего рода и нести это бремя с гордостью, – объяснял отец. – Не мужчина будет управлять тобой, а ты – им. В этом твоя женская сила.
Я уверяла, что хочу учиться и работать, и отец вроде как не спорил, отмахивался только, как от назойливой мухи, что летает перед глазами. Как оказалось, решение его было непоколебимо, просто он не считал нужным спорить со мной – до поры, до времени.
Теперь мне восемнадцать, и меня едва не выдали замуж за нашего заклятого врага. Повезло, что «жених» решил сбежать.
Правда, радость моя длилась недолго.
Его поймали к рассвету. Во дворе донесся раскатистый смех – стражники ликовали. Я не спала и видела в окно, как молодого мужчину втащили во внутренний двор и бросили на землю словно мешок с картошкой. Он упал на неловко выставленные руки. Мой отец навис над ним и что-то сказал, взяв его подбородок в свои пальцы.
А затем ударил наотмашь.
Отец не прощал ошибок и не любил, когда кто-то шел против его мнения. Особенно – тот, кого он называл своей собственностью. Я не стала наблюдать за сценой расправы. Задернула тяжелые занавески, и спальня погрузилась во тьму.
Сердце моё колотилось как заполошное. Непонятный, липкий страх поселился под ребрами.
Мы встретились на завтраке. Лицо Алексиса выглядело ужасно. Кровавое месиво там, где еще вчера горело надменное выражение. Синяки и кровоподтеки.
Всё утро в него вколачивали необходимость послушания.
Отец завтракал молча, наш пленник – теперь уж точно пленник, а не гость – даже не притронулся к столовым приборам. Я старалась не смотреть в его сторону и без особого аппетита ковыряла пышный омлет.
Но мысли то и дело возвращались к молодому мужчине, что попытался пойти наперекор воле моего отца – и совершил непростительную ошибку.
Из-за стола мы поднялись вместе, стоило отцу закончить с завтраком и первому выйти из столовой. Едва его шаги затихли в отдалении, мы оба вскочили со своих мест.
– Постой. – Я поравнялась с Алексисом и сказала, обращаясь вроде как ни к нему, а в пустоту коридора. – Я немного знаю регенерирующую магию. Могу попытаться залечить твоё лицо.
Гарантировать наверняка ничего не могу, практики в моей жизни было маловато – но хуже точно не сделаю.
– Обойдусь без твоей заботы, – он поморщился, от чего треснувшая губа вновь закровоточила.
– Как скажешь.
Не собираюсь упрашивать. В конце концов, это нужно не мне, а ему самому. Я и так собиралась сделать большое одолжение. С чего у меня вообще проснулась к нему жалость?!
Мы разошлись по своим спальням. Не знаю, чем занимался Коэрли, но я не собиралась вечно прозябать в доме. Немного поучившись – всё же теоретическая магия сложна, если у тебя нет хорошего учителя, – я решила прогуляться. Проветрить голову после множества магических формул.
Уже у самой границы наших владений, за яблоневыми садами, я увидела человека. Он стоял, скрестив руки на груди, и взгляд его был устремлен вдаль. Туда, где протекала неспокойная река, холодная и полная подводных течений.
Этот ненормальный что, опять решил сбежать?!
Или утопиться?..
Меня одолел настоящий гнев. Нет, по-хорошему, мне должно быть безразлично, изобьют этого упрямого осла ещё раз или просто открутят ему голову за своеволие. Отец не прощает ошибок и третьего шанса точно не даст.
Насколько нужно быть упертым, чтобы не понимать очевидных вещей?!
Не знаю, почему меня так сильно задела непокорность нашего пленника. Возможно, потому что сама я не могла позволить себе даже треть его храбрости. Возможно, потому что не желала видеть отца в дурном настроении.
Но я пересекла разделяющее нас расстояние и строго спросила:
– Что ты здесь делаешь?!
Он оглядел меня с ног до головы, будто поначалу не узнал. Я переодела домашнее платье на походный костюм, состоящий из брюк и плотной куртки. В город бы меня отец в таком «неподобающем» виде не отпустил (хотя модницы давно уже боролись за право носить штаны), но по территории поместья ходить не запрещал.
Чем бы дитя ни тешилось, как говорится.
– Стою, – ответил с мрачной ухмылкой.
– Если ты думаешь, что сможешь уйти… – я не закончила, Алексис перебил меня.
– Я прекрасно понимаю намеки с первого раза.
Он обвел пальцами свое лицо, опухшее и бледное.
– Зачем тогда ты пялишься на реку?
– Какая тебе разница? Может, мне нравится наблюдать за водой.
Почему-то меня злили эти слова. Злила беспечность, с которой Алексис Коэрли реагировал на происходящее. Злило то, что он может оправиться от побоев, встать и вновь посмотреть вдаль, словно ничего и не случилось.
– Я просто не хочу, чтобы ты доставил моему отцу лишние проблемы.
– Послушай, ты ведь не собираешься замуж. Так какая тебе разница, что со мной случится? Напротив, радуйся, если я решу вновь сбежать. Ну а если ещё и утону – тебе вдвойне повезет. Нет жениха – нет проблем.
– Вместо тебя отец найдет кого-то другого, – отрезала я тихим голосом. – Мы с тобой хотя бы оба этого не хотим, а другой…
– А другой жених будет не прочь наплодить потомство с юной красоткой Утенрод? – понимающе хмыкнул мужчина. – Что ж, звучит логично. Впрочем, ты плохо знаешь меня. Возможно, я передумаю сбегать и захочу, скажем так, познакомиться с тобой поближе?
Его ладонь накрыла мою щеку, и кожу обожгло волной жара. Прикосновение было теплым, почти горячим и совершенно бесстыдным.
Я отшатнулась.
– Пошел к дьяволу!
– Я уже там нахожусь. – Он махнул подбородком в сторону дома.
Я успокоилась только тогда, когда вернулась обратно к главному входу в поместье. По правде, я практически бежала, чтобы не видеть и не слышать этого ужасного, отвратительного человека. Чтобы не дышать с ним одним воздухом.
Искры слетали с моих пальцев, как всегда, когда я не контролировала свою магию. Учитель научил её утихомиривать, но не объяснил, как жить с ней. Отец и вовсе не считал моё колдовство чем-то значимым – так, легкая особенность дочери, от которой нет ни пользы, ни вреда.
– Магия для простого люда, – так он говорил. – Твое предназначение в ином.
Угу, в рождении наследников и бессмысленном прозябании в стенах поместья, будучи чьей-то женой.
Я была раздражена сверх меры. Мне хотелось запулить энергетическую волну в Алексиса Коэрли и испепелить его к чертям собачьим. Потом бы так и оправдывалась перед отцом:
– Он меня взбесил, и я от него избавилась. Прости, вышло случайно.
Уф. Невозможное чувство. Какое-то новое, незнакомое и совершенно лишенное разумности.
До самого ужина я не покидала своей комнаты. Заперлась в ней, обложилась книгами, но текст не шел, буквы расплывались перед глазами. Меня охватывал гнев, стоило вспомнить надменный взгляд нашего пленника, его ладонь, коснувшуюся моего лица.
То, как легко ему это далось – словно он привык ощупывать девиц и не видел в этом ничего порочного.
Нет уж. Я не свяжу свою жизнь с Коэрли.
Ни добровольно, ни принудительно.