Все вокруг завертелось в причудливом танце. Вокруг меня замигали огоньки, и я осознала, что вот-вот увижу Рай Лаклана – Лаклана, который еще не умер. Я попыталась вспомнить, что Ной говорил насчет новых законов физики, о том, что время теперь не имеет смысла, но все же до чего это невероятно! Ной поднялся, чтобы среди мигающих огней взять меня за руку. Как меня учили в балете (несмотря на то, что я посетила всего два урока), «держитесь за свои пачки».
Стоило мне выбрать Рай Лаклана, как больничную палату тут же осветила белая, яркая вспышка, мои ноги сами поставили меня вертикально земле, а распущенные волосы словно воспарили в воздухе. Мою кожу обволокла какая-то гладкая жидкость, но при этом я не намокла. Снова вспышка. Я оказалась в лодке, а рядом со мной – папа, ловит рыбу.
Все вокруг казалось таким естественным. Таким нормальным. Приемлемым. Папа спокойно забросил удочку. Я точно знала, что он не даст меня в обиду, не подпустит ко мне даже самую безобидную муху. Должно быть, я в безопасности. Хотя это показалось мне довольно странным, ведь папа был еще жив. Как и моя мама. В таком случае где же она? Папа сидел ко мне боком.
– О, привет, Вив.
– Здравствуй, пап, – кивнула я.
Ной сидел рядом, держа меня за плечо. Отец добродушно повел локтем в его сторону, настраивая леску. Вдруг неожиданно для нас в лодке и, очевидно, для тех, кто гулял на берегу, зазвучал чей-то голос:
– Есть такое место, где на семи ветрах плывут лодки, красуется лес с деревьями такими высокими, что их макушки достают до облаков, это место – настоящая Нарния для пресноводных судов и лодок.
Я посмотрела вверх в поисках источника голоса, мое тело качнулось назад, лодка поплыла быстрее, и мы рванули вниз по течению. Мой папа все еще копошился в наживке, держась за борт лодки. От большой скорости облака молниеносно проносились над нашими головами, а зелень деревьев вдруг смешалась с белизной неба.
Воздух, небо, целый мир – все вокруг вдруг позеленело.
Лодка притормозила, зеленый и коричневый цвета деревьев стали различимыми, но сам воздух по-прежнему оставался изумрудным. Мы замедлились еще больше и теперь плыли в размеренном, ленивом темпе. Мы оказались в волшебном месте. Синий водоем был окружен бесконечно высокими деревьями, которые так и светились разными оттенками зеленого. Это были дубы, клены, фикусы и березы – и они были такими легкими и воздушными, в отличие от вечнозеленых растений.
Не думаю, что обычная секвойя или сосна посмела бы пустить корни в этом королевстве, здесь они были бы лишь придворными шутами.
На разной высоте расположилось бесконечное количество шалашей, а в самом верху, на макушках деревьев, красовалась веранда, пропускающая солнечные лучи на хижину у берега. Я никогда не видела ничего подобного, даже в воображении. Танцующая синева воды, нефритово-лаймовое мерцание в небе и чувство, будто летний лужок обнял меня любимыми цветами. Температура воздуха напомнила мне тот вечер у моста, словно воздух сравнялся с температурой моей кожи, – приятное чувство, будто плаваешь в теплом озере теплым днем. В воздухе витал приятный сахарный аромат.
Рассказчик продолжил:
– Прошу вас, не спешите, осмотритесь. В заповеднике кипит работа. Вот здесь, у пристани, река впадает в водохранилище. Только взгляните на этот поток потерянных судов и вещей! Все должно лежать на своих местах, чтобы хозяева, вернувшиеся за своими вещами после смерти, снова обрели радостные воспоминания. Вещи с плохими воспоминаниями никогда не попадают в это место. Никаких затонувших каноэ. Никаких взорвавшихся моторных лодок. Никаких удочек, выколовших кому-то глаз. Это река добра, веселья, лета, путешествий и мечтаний. Любовь так часто вязнет в трясине, что мы и счет потеряли. Вот и все. В этом все веселье. Ах да, погодите, всем молчать, живо, к нам плывет нечто чрезвычайно редкое. Вы как раз вовремя, вот и доска, укушенная акулой. Просто умора! Только взгляните на небо, там дети смеются и хлопают друг друга по спине. Они хохочут над глупой речной акулой, которая кусает их доски, тащит под воду и сама катается на них. Ох и редкость! Просто замечательно! Ладно, довольно, идем дальше, я покажу вам Центр управления, там у клена находится домик спасателя. Сейчас я познакомлю вас с ГПС, главным по сортировке.
Наша лодка подплыла к соломенной хижине, украшенной досками для серфинга и сотнями свистков на оранжевых лентах. Мы заметили каких-то людей. Многие из них были одеты в цветастые шорты или сарафаны. Все они столпились вокруг мужчины в ярко-салатовых плавательных шортах с фиолетовыми черепашками и футболке в цвет к ним. На ногах у него были шлепанцы. И хотя он стоял ко мне спиной и раздавал подчиненным поручения, я прекрасно слышала его голос. Видимо, мотор нашей лодки спугнул его, и он развернулся лицом. Передо мной был Лаклан в обличье взрослого мужчины. С той же непослушной копной белокурых волос.
Увидев меня, он рассмеялся:
– Вивьен! До чего же я рад тебя видеть. Значит, ты решила взглянуть на мой Рай, а? Разве это не великолепно?!
– Лаклан, этого не может быть!
Я сошла с лодки и последовала его указаниям – он жестом направлял меня. Ной присоединился к нам. Папа, казалось, не собирался покидать рыбалку, лишь сказал, что в этом месте окуни размером с пони.
– Погоди минутку, пожалуйста, – произнес Лаклан до того заботливо, словно я – его первая и последняя гостья и он ждал моего визита целую вечность. Хотя я уверена, что не могу быть единственным посетителем этой страны вечного блаженства.
Борясь со слезами, я прищурилась от удовольствия почувствовать себя столь особенной.
Лаклан вернулся к толпе и раздал оставшиеся поручения.
– Ладно, народ, мы должны разобрать уйму вещей сегодня. Это ведь середина мая. На этой неделе по всему юго-востоку пронеслись серьезные грозы, а после – направились во Флориду. Уйма потерянного добра. Грег [его брат], ты на рыбалке. Даймонд [моя старая подруга], вы с мамой на каноэ. Сэм [я не знаю, кто это], ты на плотах… – И так далее, пока каждый не получил задание. Его подданные разбрелись кто куда.
Даймонд обняла меня, поцеловала в щеку, и мы, как дети, сцепились мизинцами. Лаклан и Ной шли вслед за нами, сложив руки за спиной и склонив голову набок, словно продумывая план насчет меня. Все молчали.
Даймонд принялась за свою работу, а я отошла в сторону, чтобы получше разглядеть все подробности процесса, кипящего в водохранилище. У каждой станции есть своя табличка: «Отдел каноэ», «Отдел каяков», «Отдел сломанных судов», «Рыболовный отдел», «Прочее» и так далее, и далее, и еще целая уйма отделов по всему заповеднику. В каждом отделе есть один человек с сачком, который вылавливает вещи и складывает их в стопки, – это напомнило мне игру в «Дженгу». Еще один человек отвечает за инвентаризацию отловленных вещей и записывает все в блокноте: размер, цвет, дату сбора и остальные характеристики. После свистка, который означает, что стопку нужно забрать, на станцию подъезжает погрузчик, поднимает нужную, разворачивается и исчезает за извилистыми тропинками. Несмотря на налаженность и организованность этого процесса, в нем не было бездушных дронов, люминесцентных огней и черствой политики «шести сигм».
Казалось бы, постоянный поток утерянных вещей продолжал стекать в водохранилище, пока кое-что не привлекло мое внимание: черная коробка, плещущаяся в воде. Я подошла ближе к берегу, чтобы получше ее рассмотреть, и заметила золотую пряжку на коробке. Форма объекта: прямоугольная. На пляже тут же столпились сортировщики, и один загорелый мужчина зашагал вперед по песку.
– Это чемодан. Вот это да! – крикнул он.
Одна сторона чемодана размякла от воды, и оттуда полезли купюры. Некоторые банкноты в сто долларов США вырвались наружу, так что на поверхности воды змейкой танцевали плоские и невесомые Бенджамины Франклины. Член команды под названием «Прочее» выудил чемодан на берег.
Что? Как? Что?
Никто не мог ответить на мои вопросы; вдобавок, судя по тому, как все на меня пялятся, я поняла, что эта находка может быть как-то связана со мной. Как?
Но прежде чем я успела утолить свое любопытство, в воздухе поплыла музыка, заполнив все вокруг. Тянуче-мистические звуки скрипки заиграли из белых ветвей березы, вибрирующих, словно камертоны. В мое сердце прокрался навязчивый, гипнотизирующий ритм – казалось, этот звук проникает в мои волосы, покалывает скальп и целует барабанные перепонки. Мой разум поддался этой прекрасной электризации. Свет, свет, перья в моей голове. Может быть, я даже оторвалась от земли.
Эта мелодия неподвластна никаким нотам. Казалось, будто гениальный музыкант на земле молится и просит об этом шедевре, и, быть может, ему повезет и эта песня придет к нему с ударом молнии.
– Тебе нравится мой Рай? – спросил Лаклан.
– Я влюбилась. Невозможно любить сильнее, – ответила я.
– Подойди, присядь рядом со мной. – Он указал на ярко-зеленую скамейку с табличкой «Парк Маскономо». – Тебе нравится скамейка?
– Да, конечно. Это из парка в Массачусетсе?
– Верно! – расхохотался Лаклан. – Ты начинаешь понимать, правда?
– Не знаю.
Я помнила Лаклана еще мальчишкой, так что лавка ничуть меня не удивила. Он по-прежнему вел себя немного по-детски, хотя и был заточен в теле священника.
Над водохранилищем витал аромат свежеиспеченного хлеба и орехово-шоколадного итальянского кофе. Вскоре появилась девушка на потертом зеленом велосипеде с корзинкой над передним колесом. На девушке были красные штаны, белая футболка и красный фартук. Она спрыгнула с велосипеда, открыла корзинку и вручила мне картонный поднос; то же самое она проделала и с Лакланом. На каждом подносе было по горячей хрустящей булочке, крупному куску молочного шоколада и по белой чашке вкуснейшего кофе (я тут же свой попробовала) с сахаром и парным молоком.
– Завтрак, – сказала она.
Мне сразу же понравились ее подпрыгивающие косички и голубые ленточки в волосах. Еще больше мне приглянулись ее очки в форме полумесяца в толстой коралловой оправе с блестками, подчеркивающими уголки глаз.
– Благодарю, – сказала я.
Она отправилась к работникам заповедника.
– Значит, теперь ты знаешь Сисси, – сказал Лаклан, легонько подтолкнув меня плечом. – Мы с ней часто проводим месяцы, – он движением пальцев заключил слово «месяцы» в кавычки, – в домике на дереве, сидя спина к спине и читая книги. Иногда она открывает магазин одежды ручной работы, здесь, под деревьями, но это лишь когда у нее есть настроение открывать двери, разукрашенные в радугу.
Лаклан указал пальцем на место, скрытое под высокими деревьями.
«Значит, это еще не все».
Видимо, покончив с утренней работой в заповеднике, Сисси заторопилась и скрылась за деревьями. Глядя на нее, мне казалось, что я могла бы быть на ее месте. Мне захотелось читать книги Габриэля Гарсиа Маркеса, опираться на ее спину, пить ее кофе и есть шоколад.
Летний ветер заглушил музыку. Я запила хрустящий хлеб двумя глотками невероятного кофе и растопила кусочек шоколада во рту.
– Я могу продолжить? – спросил Лаклан.
– Пожалуйста, – с трудом произнесла я, не открывая рта, чтобы ему не пришлось смотреть на мои испачканные в шоколаде зубы.
Ной наблюдал за мной, сидя под высоким дубом у воды. Вокруг него, словно звуковые круги, танцевали синие отражения, а зеленое свечение деревьев выглядело так, будто целая Ирландия рассеялась в тумане. Обрамляя его, с низко свисающих ветвей фикуса тянулся мох, похожий на бороду самогонщика. Судя по постукиванию пальцев и по тому, как Ной смотрел мне в глаза, мне показалось, что ему скучно.
– Вивьен, ты спросила, почему я выбрал именно это место. Когда я был священником, я тяжело трудился каждый день, я думал, я слушал. Думал, думал, думал и читал. Я любил учиться, очень. Не пойми меня неправильно. Я надеюсь, что помог хоть кому-то. Если бы я снова мог выбрать жизненный путь, я ничего не изменил бы. Но весь этот анализ реальных и нереальных, осязаемых и небесных вещей… Бесконечные обдумывания каждого слова, написанного в Библии. Ах, вечные исследования слов, их эволюции и значений. И так далее. Сплошные исследования. Сплошное письмо.
Когда Лаклан замолчал, чтобы сделать вдох, я вспомнила свою редакторскую работу и монотонные дни, проведенные в анализе и замене слов автора. Перефразирование одного-единственного ключевого предложения иногда требовало часов раздумий, поисков нужных слов, ссылки на мой верный, как пес, Тезаурус[3] и целую упаковку красных ручек. Добавишь слово «бип» на страницу и случайно добавишь технологический подтекст, хотя автор ничего подобного не имел в виду.
– Однажды летом я отдыхал в домике у озера у другого священника из Нью-Гэмпшира. Целую неделю мы ловили рыбу нахлыстом на озере Аппер Санкук. Утром первого дня я проснулся раньше своего друга. Вот этого, у костра, священника, который ведет учет удочек.
Лаклан кивнул в сторону своего друга, а тот, в свою очередь, помахал в ответ. Я сделала глоток кофе и положила кусочек шоколада на язык.
– Солнце всходило над деревьями, и я увидел две вещи, плавающие у причала: детскую игрушку надувной дельфин и женскую резиновую босоножку. Это было чистое озеро. Нетронутое. И почти не загрязненное. Так вот, меня удивили эти две совершенно не похожие вещи. Я подумал: а знают ли владельцы, что потеряли их, и связаны ли у них с этими вещами хорошие воспоминания? Может быть, это странно – думать о таких вещах? О предметах? Тем не менее я точно знал, что хозяева резинового дельфина и босоножки наверняка хорошо думали об этих вещах. Это был лучший момент моей жизни, Вивьен. Солнце просыпалось, небо наливалось синевой, а краснота пряталась где-то за грузными облаками. Я верю, что тем утром ко мне снизошел сам Бог. Я даже положил руку себе на плечо, ожидая, что почувствую там Его руку. Что касается дельфина и босоножки, здесь не было места религии. Эти мысли были чистыми и легкими, и мне даже не приходилось мысленно прогонять в голове никакие заумные тексты и теории. Я спросил себя: а что, если мое призвание – находить потерянные вещи? Ведь здесь не нужен утомительный анализ и учеба, здесь лишь счастье.
Когда Лаклан произнес эти слова, я задала себе тот же вопрос.
Он замолчал, взглянул на землю и негромко засмеялся:
– Но я никогда не позволял себе честно ответить на этот вопрос и лишь на смертном одре понял, что моей клятве священника пришел конец. Наконец я мог ответить на этот вопрос, ждущий ответа долгие годы. И я сказал себе: «Да, это мое». И тогда, Вивьен, я создал это место, свой Рай. Конечно, я добавил сюда свою любимую музыку, и людей, и другие вещи, которые ты еще не видела. Хочешь, я покажу тебе надувного дельфина и босоножку?
– Пожалуйста, Лаклан, покажи мне.
Мы встали со скамейки и отдали свои подносы мужчине в одежде фермера, который собирал мусор по всему Заповеднику. Ной бродил около отделения «Прочее», наблюдая за нами издалека и улыбаясь в ответ на мою улыбку. Блестящие домики на деревьях гордо возвышались над извилистой тропинкой, по которой мы шли.
Свет становился все чище и ярче, деревьев – все меньше, а когда лес остался позади, мы оказались в невероятном месте. Словно десятки тысяч гавайских радуг смешались в фантастическом урагане, а сверху сыплется бесконечный райский поток конфетти. На целые мили вперед тянулась череда связанных между собою бассейнов, изливающихся в океан, покрытый алмазным глянцем.
Справа от нас возвышался высоченный неотесанный деревянный амбар с невиданно-красными дверьми. Рядом стоял магазинчик Сисси, который я тут же узнала по множеству диковинных цветных ленточек на здании, похожем на бунгало, а также по вывеске «Винтажная одежда от Сисси. Цветов – не перечесть. Открыто, когда я в настроении».
Подтвердив, что это и правда магазин Сисси, Лаклан провел меня немного выше, прямо к амбару.
– Амбар, где хранится то самое «Прочее», – объявил он. – Здесь мы храним самые ценные и редкие находки. Что-то вроде Музея Памяти Пресноводья. Мы зовем его МПП. Проходи.
Он распахнул дверь. Скрипнув лишь при толчке, ворота тихо отворились, словно петли каждый день смазывали маслом.
Нас встретил приятный, прохладный воздух и тусклый свет, что сочился сквозь щели в деревянной крыше. Пол слегка поблескивал, словно бетон высох всего минуту назад. В самом центре помещения стоял стол с кувшином ледяной воды и пирамидкой сидровых пончиков, от которых исходил целебный аромат корицы и яблок, вызывающий полное доверие даже у самого осмотрительного скептика.
Переходя от стены к стене, улыбаясь и жестикулируя, Лаклан гордо объяснил, что все полки на стенах высотного амбара хранят лучшие находки отдела «Прочее». Наконец он указал на лакированный черный деревянный чемодан на задней стенке амбара. Подойдя поближе, Ной закусил губу, и я ощутила его напряжение и жажду. Казалось, если наши тела соединятся, то наша аура взорвется красным цветом.
Все экспонаты хранились за стеклянными дверьми и подсвечивались маленькими лампочками. У каждого была своя медная подставка, которая как бы подчеркивала важность экспоната.
«Утеряно на озере одним жарким июльским утром». «Унесено легким ветерком». Вот такие подписи. «Благодаря надувному дельфину и его верному другу, женской босоножке (см. ниже), наш Лаклан создал этот Рай. Он ощутил руку Господа на своем плече одним розово-голубым утром.
Лаклан отошел, чтобы помочь серферу в розовом гидрокостюме. Казалось, его сводили с ума бесконечные плавательные нарукавники. Мы с Ноем обошли весь амбар, рассматривая экспонаты на полках. Многие надписи на табличках оказались куда более детализированными, чем дельфин и босоножка.
– Каждый работник отдела «Прочее» может подписать табличку для любой находки! – крикнул нам Лаклан.
Услышав эти слова, я еще больше влюбилась в это место.
Большинство табличек хранили истории о любви, что, конечно же, меня не удивило, – всем свойственно это древнее чувство. Первая любовь, помолвка, воссоединение, водохранилище, река, озеро, болото, горный ручей – все сливается в поцелуях, объятиях и приятном покалывании, что приходит вместе с любовью. В то время как полки заполняли и другие темы – истории о спасении или просто веселье, мы с Ноем рассматривали лишь те, что затрагивали тему любви. Это казалось мне столь близким, но я не понимала почему. Каким-то образом эта тема затрагивала тяжелый груз в моем сердце.
Становясь на колени перед ней, он заметно нервничал. Казалось, еще немного, и его стошнит, тогда вся красота его предложения возьмет и убежит к лучшему кандидату. Его пальцы дрожали, губы бормотали что-то невнятное. От изнеможения он выронил тонкое золотое колечко с бриллиантом в полкарата, и все, что он мог себе позволить, вмиг пропало в озерных глубинах. Он ахнул. Она ахнула.
– Эль, милая, мне так жаль, я просто хотел спросить… – пробормотал он.
Но она перебила его:
– Ты хотел спросить…
Но он перебил ее:
– Я упустил твое кольцо, но если ты сможешь простить меня, то я хотел спросить…
Его глаза наполнились слезами.
– Я бы сказала «да».
– Правда?
– Сказала бы и говорю сейчас.
Он широко улыбнулся, так широко, как солнце, которое высушило его влажные глаза.
– Но кольцо… – сказал он.
– Мне не нужно кольцо. Это сумасшествие, дурачок. Просто обвяжи мой палец травинкой камыша, вот и все. А я устрою вечеринку, а то и две.
Элеанор Сандерсторм (девичья фамилия) безумно любила организовывать вечеринки.
Спустя неделю Элеанор пришла в тату-салон и попросила мастера сделать ей зеленую повязку на пальце. Кроме того, она попросила его нанести крошечную надпись «Вечный камыш». Ее гордый жених стоял рядом, изумляясь, что его бесстрашная невеста ни разу не дрогнула от уколов иглы.
Водя пальцем по выгравированным словам, я поймала себя на том, что мне хочется утешить мужчину из рассказа и поздравить его с новообретенной невестой. Проведя явно слишком много времени за чтением надписей на табличках, я неохотно подошла к промокшим книгам. Вдруг ярко-красная дверь широко распахнулась. В амбар вошел отец Лаклана в сопровождении главного по инвентаризации (я поняла это по планшету с бумагами у него в руках). Они принесли раздутый чемодан с деньгами, который я видела в водохранилище. «Ну вот, – подумала я, – снова этот потерянный чемодан с деньгами. И почему мне показалось, что это как-то связано со мной?» Но как только я решила выяснить ответ на этот вопрос, как меня ослепила белая вспышка и я снова очутилась на больничной койке.