– Ты словно ночь не спал, – встретил Старовойтов Порохова, который, свесив голову, медленно шёл по коридору, но, наткнувшись на эти внезапно прозвучавшие слова, отшатнулся, испуганно посмотрев на своего друга, будто пытаясь понять, кто стоит перед ним. Однако забитый гнетущими размышлениями разум не позволил ему так просто оценить обстановку.
Теперь, когда сознание Виктора познало мир, в котором существует та девушка, встретившаяся ему на вокзале, оно больше не могло мириться с бесцветностью того пространства, что пыталось выдать себя за существующую реальность, но на деле представляло лишь бесформенную копию. С самого утра мучимый окружившей его пустотой, он ощущал внутри себя лишь непреодолимое чувство отчуждённости, словно прозрачная белая пелена, отделившее его от всего, что существовало за пределами его кожи. Виктор пытался бороться с этим неконтролируемым помутнением рассудка, но усилий его души не хватало, чтобы противостоять тому, что побеждало человечество на протяжении всего его недолгого существования. Поэтому всю дорогу до «Великой Акации» с каждым шагом всё меньше начинал верить в реальность происходящего, а каждый встреченный им экипаж, каждый прошедший мимо горожанин казался лишь влачащейся по суровой поверхности улицы опустелой сущностью.
Уже перед входом в ресторан его сознание окончательно отделилось от тела, что всё так же продолжало выполнять свою механическую работу, от которой не могло отказаться, ведь было обязано присутствовать на собрании, созванном по случаю прибытия Мастера. И чтобы избежать лишнего внимания к себе, Порохов хотел незаметно проскочить сквозь толпу, которая должна была собраться вместе в одном зале, и, укрывшись в её недрах, позволить себе ослабить хватку разума за ускользающие границы реальности. Поэтому теперь он стоял посреди лестницы, ведущей в длинный коридор, расположенный на втором этаже тайной штаб-квартиры ордена, и раздосадованно смотрел на возвышающийся силуэт Старовойтова, чьи смазанные черты лица стали потихоньку проступать сквозь неприступную преграду, перекрывшую его сознание.
Порохов протёр глаза и, вновь уставившись на своего друга, выпалил:
– Я не опоздал?
Тот, разглядывая его ещё не пробудившиеся ото сна глаза, невольно улыбнулся и, расслабив плечи, спустился на пару ступенек, чтобы приблизиться к нему.
– Что с тобой? У тебя какой-то слишком уставший вид!
– Почти не смыкал глаз. Всё размышлял, сколько ещё предстоит сделать. Слишком незаметно подкралось время, когда пора действовать. А что там с собранием? Я вовремя?
– Пока все только собираются, – успокоил его Старовойтов. – Мастер же ещё даже не выходил из кабинета. Поэтому ты точно не последний.
Он был явно рад встретить хоть кого-то из своих ближайших товарищей. Виктор же хотел было облегченно вздохнуть, что ему не придётся собирать на себе взгляды тех, кто обернётся, чтобы посмотреть на посмевшего бестактно опоздать, но вместо этого закатился почти истеричным смехом и, потеряв ощущение твердого пола под ногами, опёрся рукой о нежную, но специально замаскированную под дешевую поверхность толстую стену, защищавшую это междумирье от случайного проникновения его тайн в наполненное жизнью пространство.
– Я… Мне надо отвлечься, – выдавил сквозь смех Порохов, заметив на себе вопрошающий взгляд Старовойтова, который, слегка опешив, уставился на него. – Голова кругом от последних событий.
В этот момент, осознав свою беспомощность от всех этих затмевающих разум мыслей, он абсолютно точно решил взять себя в руки и выбросить из головы навязчивый образ девушки, встреченной им на перроне. Виктор уже успел убедиться, что самостоятельно справиться с этим невозможно, поэтому решил заставить работать мозг в другом направлении, в чём ему могло бы помочь какое-либо срочное поручение, выполнение которого потребовало бы полной отдачи и сосредоточенности. Чтобы отвести внимание последующей беседы от обсуждения этого неоправданного взрыва смеха, он, с трудом выстроив на своём лице наиболее спокойную гримасу, какую только смог себе позволить в борьбе со смехом, проговорил:
– Надеюсь, не заставят нас снова сидеть сложа руки. Не слышал, что Мастер затевает?
– Мастер-то… Он вчера весь день провёл в своём кабинете, ни с кем даже словом не перемолвившись, – охотно сделал вид, что резко забыл про беспричинный смех Порохова, Старовойтов. – Не знаю, что произошло с ним в поездке, но мне показалось, что лучше его не донимать расспросами, а дождаться общего собрания. Ты же вчера его встречал, неужели он ничего не рассказал?
Порохов покачал головой.
– Молчал как на допросе. Хотя говорил много, правда, не по делу.
– Не похоже на него.
– Да, но мы давно уже не виделись, а люди-то не чужие. Странно было, что…
Он не успел закончить свою мысль, как вдруг их кто-то окликнул из другого конца коридора, прервав дружескую беседу, разгоревшуюся посреди мрачной лестницы. Повернувшись в ту сторону, откуда раздался голос, они оба увидели стоявшего возле входа в зал, где должно было проходить собрание, Кучера, который усиленно махал им, движениями руки явно давая понять, что пора бы отвлечься друг от друга и пройти в зал. Виктор, жаждущий поскорее предотвратить выедание своего разума слишком прекрасным для его переполненной кровью жизни образом, кивнул другу, призывая его не заставлять Кучера долго ждать. Всю дорогу до двери он, ещё не отказавшийся от желания побыть наедине с собой, думал лишь о том, как бы ему избежать других подобных встреч. Однако войдя в зал и оказавшись в гуще столпотворения, он понял, что все опасения оказались напрасными…
Все пришедшие в этот день собрались в большой светлой комнате, окруженной пропускающими яркие солнечные лучи окнами, из-за чего казалось, что помещение светится само по себе, заставляя щуриться всех его временных обитателей, между которых Виктор вместе со Старовойтовым и Кучером пытались протиснуться поближе к приютившемуся в углу этой комнаты камину. Неподалеку отсюда был вход в кабинет Мастера, где тот и проводил почти всё своё время. В просветах между этими копошащимися головами Порохов заметил бегающий взгляд одного из охранников человека в кроваво-чёрном плаще и белых перчатках. Человека, который был убит благодаря тому, что не смог разглядеть в своих людях предателей. Скорее всего, сейчас этот актёр одной роли пытался найти в толпе троих друзей, с которыми наблюдал смерть того богача. Однако, продолжив разглядывать лица встречавшихся на пути собратьев по ордену, Порохов не мог больше узнать никого из них. Было совершено ясно, что все они не приходились случайными гостями ресторана, заплутавшими в его коридорах, и столпились здесь, целенаправленно ожидая начала собрания, но, оставаясь одним из ключевых членов братства, Виктор даже и представить не мог, откуда они взялись. Хотя на самом деле его это вовсе не беспокоило, и он спокойно расталкивал тех, кто вставал у него на пути, чему, учитывая его авторитет в здешних кругах, никто не сопротивлялся, но чаще всего они сами уступали ему дорогу.
Вдруг послышался хлопок двери, из-за чего Порохов обернулся и, увидев, что всё такие же неизвестные ему молодые люди полезли зажигать свечи, понял, что Мастер, которого он не мог увидеть из-за непроглядного поля голов, был уже среди этой толпы. Когда те скалолазы расправились со своими обязанностями, плотные шторы резко захлопнулись, и комната, ещё недавно игравшая всеми оттенками света, послушно погрузилась во мрак, освещаемый лишь тусклыми свечами и редкими лампами, а все голоса, ещё мгновение назад бушевавшие в воздухе, тут же стихли.
К началу выступления троица уже успела достигнуть своего излюбленного места возле камина, откуда ей сразу открылся вид на происходящее: Мастер, стоя перед толпой, медленно обводил её взглядом, словно пытаясь посчитать поголовье своего стада, после чего внушительно прокашлялся.
– Приветствую всех тех, с кем ещё не успел увидеться сегодня! – начал он. – Ни для кого не секрет, что моё долгое отсутствие было вынужденным, и причины его тоже были всем ясны. Много сил пришлось потратить на эту поездку, но результат оказался плачевный. Те, кто раньше мог поставить оружие нам, в последний момент отказались. Теперь вся надежда остаётся на тех, кто уже успел согласиться. Я имею в виду местных поставщиков, что не было бы проблемой, если бы они были более надёжными и не такими жадными…
Вдруг откуда-то из толпы послышался чей-то голос:
– А почему же мы не можем обратиться к Хранителю Кодекса? Пусть он поговорит там… наверху!
Покоробившись от этого бесцеремонного выкрика, Мастер снисходительно посмотрел в толпу, пытаясь понять, откуда до него долетели эти слова.
– Мы не в том положении, чтобы просить их о чём-то. Они и так усомнились в нас, поэтому мы должны разобраться со всеми своими проблемами самостоятельно, чтобы ещё больше не подпитывать их сомнения. Но нам нужно оружие, иначе все наши труды, труды наших предков будут напрасны…
Он говорил громко и был настолько уверен в своих выражениях, что, казалось, ему было достаточно лишь слов, чтобы творить историю, за которую они боролись всем орденом. Это было громко! Впечатляюще! Но так бережно… Все были поглощены потоком его наставлений, но Порохов уже не слушал его дальнейшую речь, ведь он и без того понимал, что здесь будет сказано. Наверное, он единственный из всей толпы видел, что истинной целью этой короткой лекции было лишь стремление отвлечь народ от насущных проблем. Даже Старовойтов с Кучером замерли, вслушиваясь в каждое его изречение. Но потеря интереса не была напрасна для Виктора. Это позволило ему обдумать возможные варианты трудностей, которые могли бы возникнуть теперь, после сорвавшихся сделок, но, временами снова возвращаясь в этот зал, он не мог не заметить поспешность речи своего наставника.
Тот говорил, казалось, пытаясь переговорить самого себя, словно это были последние его минуты. Да и само собрание в этот раз длилось намного меньше обычного, что и подметил Мастер, когда, отпустив всех по своим делам, быстро подошёл к троице, стоявшей у тлеющего камина.
– Сейчас долгие речи себе я позволить не могу! Времени у нас почти не осталось! Нужно действовать быстро!
Он оглядел их, словно ожидая какой-то реакции , но все молча согласились, даже не подумав с ним спорить.
– Кучер! – обратился он к одному из них. – Ты работал в их семье очень долгое время! Поэтому, если я в чём-то ошибаюсь, перебей меня, если нет, то подтверждай.
Тот выпрямился в полный рост и кивнул головой.
– Как мы знаем, это клан. Семья, – продолжил Мастер. – Значит, помимо наёмных отрядов, которые они используют лишь в качестве грубой силы, в нём состоит каждый, кто имеет кровное родство с его главой, который больше не представляет угрозы.
Кучер вновь кивнул головой.
– Хорошо…
– Хотите, чтобы мы…? – замялся Старовойтов.
– Да. Не со всеми! Они думают, что нас истребили, а систематическая вендетта выдала бы нас с головой. Сейчас же, когда их предводитель мёртв, они могут только догадываться.
– А убийство ещё нескольких членов их семьи нас не выдаст? – засомневался Порохов.
Мастер впервые за весь день улыбнулся, после чего отвёл взгляд в сторону, словно хотел показать этим жестом всю хитрость своего плана.
– Убийство – несомненно! Несчастный случай – ну, с кем не бывает?
С этими словами он положил руку на плечо Кучеру и продолжил:
– Мы не знаем, что затевали они, кроме того, что они что-то затевали! Кучер был близок им, но он не был членом семьи, а это значит, что он не мог попасть в орден, поэтому их планы были для него закрыты. Единственное, что мы знаем, так это их интерес к революции. Так? – вновь обратился он к Кучеру и, заметив его кивок, продолжил, вновь обращаясь к нему: – Тебе известно, кто может нам помешать?
Кучер на секунду задумался, после чего промямлил:
– Любой из них. Я не знаю, кто и в какой степени здесь замешан.
Мастер вновь улыбнулся и развёл руками.
– Но давайте задумаемся… – продолжил он. – Если это семейный клан, то кто может стать продолжателем кровного дела, если лидер выбыл из игры?
– Жена, – ответил Кучер. – Но она давно умерла. Значит, дети, чей возраст уже позволяет управлять кланом.
– В точку!
– Избавиться от всех ближайших родственников, – подхватил Старовойтов.
– Устроить пожар, – заявил Мастер. – В доме нашего врага также могут оказаться важные бумаги, которые тоже следует уничтожить вместе с ними. Это даст нам фору.
Все трое опустили головы, понимая необходимость этих жестоких мер, Мастер же решительно подвёл итог разговора:
– Времени ждать у нас больше нет! Дом сжечь, всех, кто там будет, уничтожить. Сделать это надо немедленно! Прямо сейчас! Кто знает, какой ход они могут предпринять, пока мы медлим…
День показался Порохову таким ярким, но в то же время необычайно тяжёлым, когда он, засунув руки в карманы, направлялся один к тому большому поместью, чья судьба была уже предрешена. Он проехал большую часть дороги в экипаже, но, чтобы привлекать меньше внимания, вышел из него, когда на горизонте показалась крыша этого великолепного здания, чьи масштабы и архитектурные ухищрения заставляли любого наблюдателя сомневаться, что оно принадлежит этому миру, существует среди его бескрайних просторов и может откликнуться на прикосновения пальцев физическими ощущениями. Первой же реакцией Виктора от взгляда на размах этого строения было недоумение от того, что теперь кто-то может позволить себе такие особняки, но это удивление быстро прошло, когда он вспомнил, с кем имеет дело. Поэтому его следующей мыслью стали расчёты того, что можно было бы сделать во благо страны за те деньги.
Трое друзей решили действовать по старому плану: Виктор должен был усыпить внимание цели и впустить Кучера и Старовойтова в дом, которые сейчас либо ехали за динамитом, либо уже направлялись сюда вместе с ним, чтобы те без лишнего шума могли попасть внутрь и заняться его установкой. Такую расстановку сил в своей компании они придумали уже давно, и каждый был ею доволен. С обязанностями Порохова не мог справиться ни Кучер, которого их враги знали в лицо, из-за чего ему лучше было вообще не показываться, ни Старовойтов, который не мог похвастаться таким искусным умением вводить собеседников в состояние транса своими разговорами и усыплять их внимание, как сам Виктор. Поэтому он и появлялся всегда первый.
Теперь же Порохов шёл по ухабистой дороге и пытался придумать историю, которая бы могла оправдать его столь неожиданный визит. Вариант с тем, что его экипаж поломался неподалеку от их дома, казался ему самым простым, а значит, требующим меньше разъяснений и излишней усердности в актёрских потугах.
Стараясь привлекать меньше внимания, он достиг больших дверей, довершающих картину узорных стен, много веков простоявших в нерушимом спокойствии, которому пришло время быть нарушенным.
Вокруг поместья не было никого, кто мог бы его встретить. Всюду правила пустота, как и в самом доме, где в последнее время было слишком тихо, что хоть и радовало пожилую служанку, плохо переносившую прошлую суматоху, царившую в этих стенах, но и немного раздражало оттого, что дом теперь казался ей мёртвым. Она с самого утра пыталась найти себе занятие, чтобы избавиться от тоски, нависшей над всеми после гибели их господина, поэтому, когда раздался треск дверного колокольчика, она как раз проходила мимо, держа в руках небольшой старый мешок, но теперь была вынуждена встретить нежданного гостя. Она поспешно, насколько позволяли ей её больные ноги, подошла к двери, открыв которую, увидела самого обычного молодого человека, попавшего, как ей показалось, в какую-то наинеприятнейшую ситуацию. Такой неожиданный визит явно не обрадовал её, поэтому она сначала молча тяжёлым взглядом осмотрела Порохова, после чего выпалила:
– Чем могу быть полезна, сударь?
Порохов поприветствовал её и поспешно начал объяснять, что его карета упала в кювет и перевернулась неподалёку от этого дома, что он хотел бы просить у них помощи, если это, конечно, не будет их сильно утруждать. Старуха молча выслушала его, после чего пригласила войти, сказав, что позовёт госпожу, которая, должно быть, разбирает бумаги, нахлынувшие на неё после недавних трагических событий.
Проследив за ней и удостоверившись, что та, поднявшись по большой мраморной лестнице, исчезла где-то в недрах дома, Порохов, сложив руки в карманы, стал расхаживать вдоль стен, рассматривая живописные картины.
Они висели прямо на уровне его глаз и были хорошо освещены льющимся с улицы светом, отчего никаких сложностей в их изучении не было, но, несмотря на все удобства для наслаждений ими, они были просто неподвластны его восприятию. Одни из них были красивы и привычны глазу, но чаще всего его взору представали неописуемые простым человеческим языком полотна. Так они сменялись одно другим, пока Виктор не достиг нечта, затмевающего все предыдущие странные, как ему показалось, неряшливые рисунки. Это заставило его на секунду онеметь от неспособности его мозга осознать увиденное. Он пододвинулся ближе, чтобы всё лучше рассмотреть, но картина словно расступилась перед его взором, он сделал пару шагов назад – и это всё превратилось в какую-то кашу.
Порохов, забывшись, хотел было взять это полотно в руки, чтобы покрутить, как вдруг услышал чей-то грустный, но звонкий голос:
– Вам нравится авангард?
Эти слова хоть и были достаточно громкими, однако не сумели сразу разбудить оглушённое сознание Порохова, который, уже успев потянуться к нечеловеческому изображению, всё же опомнился и, приготовившись словесно наброситься на ничего не подозревающую жертву, медленно повернулся к источнику этого голоса, но тут же оказалось, что это набросились на него…
Оцепенев от резко разгоревшегося в его груди непереносимого ужаса, потерявший контроль даже над своим дыханием Виктор отчаянно боролся с тревожным и почти смертельным осознанием того, что женщина, стоящая на одной из ступенек белоснежной мраморной лестницы и одетая в чёрное траурное платье, которая произнесла эти привлекающие внимание слова, была той самой прекрасной незнакомкой, замеченной им на перроне пробуждающегося вокзала.