Линдси был здесь с одной лишь целью. Ни танцы, ни досужие сплетни, ни изысканные напитки и закуски его не интересовали. Он напросился в попутчики Конраду только для того, чтобы узнать побольше о последнем приобретении герцога Уоррена. К счастью, ждать осталось недолго, и он сможет наконец покинуть этот балаган.
И тут он увидел леди Николсон.
И она – в этом он был уверен – тоже его заметила.
Щеки ее зарделись – жарко стало и ему. Где ее отец? Почему она бродит по дому одна, когда вокруг столько проходимцев?! Сокровища надо беречь и охранять, если не хочешь, чтобы их у тебя украли.
Линдси скромно держался за спиной приятеля, пока тот раскланивался со знакомыми и искал знакомства с теми, кто мог ему пригодиться.
Картина, что ждала представления, была укрыта тканью.
– Как ты думаешь, что лорд Уоррен прячет под этой тряпкой? – задумчиво протянул Конрад, скользя взглядом по толпе, окружившей ярко освещенный подиум.
– Вы в своем репертуаре, лорд Конрад, – игриво похлопав виконта по предплечью веером, воскликнула Луиза. – Что же вас сюда привело, если не любовь к мрамору и холстам? Любопытство? Как и всех прочих?
– Любопытство и немалая толика страха, – поддержала сестру Дина.
– Страх? Вы о чем? – удивленно переспросил Конрад.
– Страх упустить момент рождения животрепещущей сплетни, которая будет у всех на устах целые сутки или двое, – ответила Луиза.
– Я бы не стала делать точных прогнозов. Слух продержится лишь до тех пор, пока не случится еще какое-нибудь судьбоносное событие, – заметила Беатрис.
Вот так, обмениваясь репликами, группа из четырех девиц и Конрада продвигалась к подиуму. Линдси держался чуть позади, стараясь идти след в след за леди Николсон.
Прозвучал гонг, и по галерее прокатился взволнованный шепот. Толпа напирала, и он невольно задел рукавом обнаженное предплечье Кэролайн. Та немедленно оглянулась, и взгляды их встретились. Линдси улыбнулся, и она, словно нехотя, улыбнулась в ответ.
– Простите, миледи, – сказал он и вдохнул ее аромат. Определенно орхидеи. Волосы ее были зачесаны назад и убраны в высокий шиньон с замысловатыми косами и заколотыми локонами. И вновь ему мучительно захотелось погрузить пальцы в эти шелковистые пряди и вытащить все шпильки до одной, оставив их валяться на полу. В бесстыдном беспамятстве он представлял, как покрывает поцелуями ее губы, лицо, изящную шею, ключицы, плечи…
– Здесь слишком много людей, – сказала Кэролайн, взмахнув ресницами. – Меня должен был сопровождать отец, но теперь ему ко мне не пробиться.
Ее слова сыграли роль ушата холодной воды, сразу понизившего градус напряжения, – в чем Линдси весьма нуждался. Будучи на голову выше большинства присутствующих, Линдси обвел взглядом толпу, хотя понятия не имел, как выглядит отец леди Николсон. Виновато пожав плечами, он вновь посмотрел на нее и увидел, что она наблюдает за ним.
Кэролайн мучительно остро ощущала близкое присутствие графа Линдси. Отчего-то рядом с ним она чувствовала себя нежной, хрупкой и очень женственной. Наверное, по контрасту с ним, таким высоким, сильным и мужественным.
Когда он задел ее рукавом, по телу почему-то побежали мурашки. Она отреагировала весьма странно на невинное прикосновение, но и с ним было не все гладко: Кэролайн заметила, как напряглось его лицо – будто у него скулы свело – и как он поспешил улыбнуться, словно чтобы расслабиться. Впрочем, во время той кадрили с ними уже происходило нечто подобное. И когда лорд Конрад подошел и завел разговор, граф Линдси словно нарочно ушел в себя. Он шел последним, старался идти прямо за ней и, когда она замедлила шаг, сделал то же самое.
Может, он хочет получше ее узнать? Или просто не желает принимать участие в словесной перестрелке, что вели ее кузины и лорд Конрад?
Кэролайн без особого интереса устремила взгляд на подиум, где, стоя возле укрытого темной тканью мольберта, держал речь лорд Уоррен. Гораздо больше ее занимал стоявший рядом граф Линдси, хотя последний упорно молчал.
В попытке увеличить дистанцию между собой и Линдси Кэролайн под встречным напором толпы чуть было не потеряла равновесие, но граф удержал ее от падения. Кэролайн смущенно опустила глаза на его руку в элегантной бальной перчатке. Убедившись, что она прочно стоит на ногах, Линдси убрал руку, однако прежде зачем-то провел указательным пальцем по внутреннему сгибу ее локтя. Кэролайн стало еще жарче.
– Примите мои извинения, миледи, – раздался его голос у самого ее уха. – Простите мою неловкость. Еще раз простите. Публика, кажется, теряет терпение. С вами все хорошо?
– Да, – еле слышно прошептала Кэролайн. – Надеюсь, то, что предстоит увидеть, стоит всех перенесенных неудобств, – добавила она и с досадой прикусила губу, осознав, что сказанное прозвучало двусмысленно.
Какой у него благородный профиль, подумала она, украдкой скосив глаза на графа. И как от него приятно пахнет: мылом и чуть-чуть гвоздикой. И эта легкая небритость…
Кэролайн поглубже вдохнула непередаваемый мужественный аромат.
– Для меня вечер уже удался, – чуть наклонив к ней голову, сказал Линдси и выпрямился прежде, чем она придумала ответную реплику.
Беатрис оглянулась и, протянув Кэролайн руку, предложила:
– Давай попробуем подойти поближе. Отсюда ничего не увидишь.
– Не хочется толкаться. Мне и здесь хорошо, но спасибо за предложение, – ответила Кэролайн.
– Вы подарите мне вальс, леди Николсон? Когда мы сможем отсюда уйти? – шепнул ей на ухо Линдси.
Разве она не дала себе слово быть впредь осмотрительнее? Она должна ему отказать. Тем более для этого не надо нарушать правил приличия. Достаточно лишь сказать, что все ее танцы уже расписаны.
– С удовольствием, милорд. – Кэролайн не смотрела ему в глаза из страха увидеть в них то, что может увидеть. Или скорее из страха, что он разглядит в ее глазах то, что не следует.
Между тем утомительная речь герцога близилась к финалу – он развернулся к укрытому покрывалом мольберту и театральным жестом сорвал с него драпировку. Атласная ткань с тихим шелестом соскользнула на пол, открыв золоченую раму.
– Я дарю вам «Нону», – объявил герцог, – бесценное сокровище, шедевр.
Восторженный шепот прокатился по галерее. Кэролайн подняла взгляд на графа. Тот был чернее тучи. Что с ним? Что вызвало у него приступ гнева?
Как раз в этот момент отцу Кэролайн наконец удалось добраться до дочери. От даже запыхался – пришлось прокладывать себе путь, орудуя локтями. Кэролайн хотела было представить графа Линдси отцу, но граф внезапно исчез, словно его тут и не было. Странно… Как можно перемещаться столь быстро в подобной толчее? Впрочем, с таким выражением лица, как было у графа, можно заставить расступиться любую толпу.
– Хочешь поближе подойти, чтобы лучше рассмотреть картину? – предложил дочери лорд Дерби.
– Для этого придется ждать своей очереди довольно долго, – со вздохом ответила Кэролайн. – Сегодня все вдруг сделались почитателями высокого искусства. Хотя я подозреваю, что искусство как таковое здесь мало кого волнует – гораздо важнее рыночная стоимость очередного шедевра. Но к тебе, папа, это, конечно, не относится.
– Когда-нибудь, когда ты выйдешь замуж и обзаведешься собственным домом, – произнес отец, стараясь выбрать самый удачный маршрут, ведущий к подиуму с «Ноной», – то, надеюсь, украсишь стены кое-какими работами из моей коллекции. Считай это желание стариковским чудачеством, если хочешь, – с улыбкой добавил он.
– Я целиком доверяю твоему вкусу и с удовольствием исполню твое желание, – улыбнулась в ответ Кэролайн.
Между тем они все же сумели пробиться вплотную к подиуму. Простая, казалось бы, композиция и незамысловатый сюжет – но какая игра красок, сколько смысла таят в себе символы, понятные лишь истинному знатоку, такому, как ее отец.
Если ее итальянский преподаватель истории действительно стоил тех денег, что ему платили, и если память ее не подводит, то полуобнаженная женщина на картине – это одна из парок, одна из богинь судьбы. Согласно римской мифологии, Нона прядет нити человеческих судеб и потому олицетворяет плодородие и продолжение жизни.
Кэролайн полагала, что герцог пожелал приобрести эту картину в качестве удачного вложения капитала – она стоила немалых денег, а с годами стоимость ее будет лишь расти. Впрочем, многие аристократы интересовались искусством как средством накопления богатства больше материального, чем духовного. И в этом Кэролайн не видела ничего плохого. Вот граф Линдси тоже прибыл сюда ради искусства, и где же он сейчас?
Кэролайн наблюдала за тем, как рассматривает «Нону» ее отец. Для него было важно понять, как именно работал над ней художник: как накладывал мазки, подбирал краски. Для нее важнее было другое: о чем думал художник, создавая образ парки. Что такое счастливая судьба? Для женщины счастье – иметь семью, детей… И, как всегда бывало, когда Кэролайн задумывалась о будущем, ее сердце сжалось от боли. Что, если судьба обделит ее теми радостями, что так щедро раздает другим? Что, если у нее не будет детей? Ей вдруг стало ужасно жаль себя. Настолько, что захотелось плакать. Надо бы найти какое-нибудь уединенное местечко, чтобы привести в порядок расшатавшиеся нервы.
– Дядя, мы пришли за тобой, – объявила чуть запыхавшаяся Беатрис, подойдя к лорду Дерби и его дочери. Дина, едва поспевая за сестрой, семенила следом. Луизы с ними не было. – Тетя Джулия хотела бы перейти в банкетный зал и послала нас тебя найти.
– Столько шума из-за такой маленькой картины, – разочарованно заметила Дина.
– Эта картина имеет немалую ценность, – возразил лорд Дерби, – в особенности если коллекционеру повезет приобрести недостающие две части триптиха.
– Лично мне больше нравится танцевать, чем любоваться картинами, – сообщила Беатрис. – И у нас есть на этот счет кое-какие планы. Верно, Кэролайн?
Все три девушки двинулись в сторону танцевального зала, в то время как лорд Дерби с женой отправились в банкетный зал, где уже разносили первое блюдо. До окончания бала осталось всего два танца, первый из которых начался раньше, чем девушки вошли в зал. Кэролайн не хотела пропускать последний танец, и, хотя она обещала его графу Линдси, тот, видимо, уже забыл о своем приглашении, потому что его нигде не было видно. И все же Кэролайн продолжала надеяться, что он окажется рядом с ней в самый последний момент и закружит ее в волшебном вихре вальса. Какие наивные романтические мечты! Кэролайн пришлось сделать над собой усилие, чтобы ничем не выдать своего разочарования.
Линдси издали заметил герцога Уоррена, который, стоя у стола с закусками, о чем-то разговаривал с джентльменом намного моложе его. Линдси подошел и посмотрел на юношу так, что тот поспешил ретироваться.
– А ты убивать взглядом не пробовал? – с сарказмом поинтересовался герцог. – У тебя бы получилось.
– Стоит попробовать. Спасибо за совет.
– Тот, кто пользуется силой своего взгляда, чтобы влюблять в себя незадачливых дам, способен, наверное, найти своему дару и иное применение – сражать врагов, например. – Уоррен кивком подозвал лакея и взял бренди с подноса.
– Шоу с разоблачением удалось на славу, – сказал Линдси. – Публика была в восхищении. Браво, ваша светлость.
Уоррен довольно усмехнулся. Он-то знал истинную цену своему приобретению.
– Да, картина стоящая, – скромно сказал Уоррен.
– Во всех смыслах стоящая, – согласился Линдси. Он понимал, что идет по тонкому льду. Озвучив сомнения в подлинности картины, он может так разозлить герцога, что тот выставит его из дома навсегда. Однако если герцог Уоррен еще не осведомлен, что лорд Дженкин имеет – вернее, до недавнего времени имел – точно такую же «Нону», то скорее рано, чем поздно о двух «Нонах» узнает не только герцог, но и весь лондонский высший свет. И вероятность того, что обе – подлинники, близка к нулю. Пикантность ситуации состояла еще и в том, что ни Уоррен, ни Дженкин не могли заявить права на картину, поскольку она официально принадлежала отцу теперешнего графа Линдси.
– Даже не представляю, какими связями надо обладать, чтобы отыскать шедевр, много лет считавшийся потерянным для истории, – пристально глядя герцогу в глаза, осторожно заметил Линдси.
Повисла многозначительная пауза. Кажется, герцог понял намек.
– Если ты решил выгодно вложить средства, то от меня помощи не жди, – чуть насмешливо протянул Уоррен. – Я слишком дорожу репутацией, чтобы выдавать своих деловых партнеров. И мне совсем не хочется, чтобы ты собрал три картины первым.
– Разумный подход к делу, – сказал Линдси.
– Вот и я о том же.
– С вашего разрешения я бы хотел остаться с «Ноной» наедине, чтобы хорошенько ее рассмотреть, – попросил Линдси, понимая, что злоупотребляет гостеприимством хозяина дома. Впрочем, разве Уоррен мог догадываться о его истинных мотивах?
– Пожалуйста. Я распорядился, чтобы «Нону» перенесли в мой кабинет. Если для тебя пища духовная важнее ужина, «Нона» в твоем распоряжении. Прямо по коридору, последняя дверь с левой стороны. Я же должен встречать гостей в банкетном зале.
Линдси даже не успел поблагодарить герцога – звук гонга возвестил, что гостям пора занять места за банкетным столом.
Линдси сожалел о том, что так и не потанцевал с леди Николсон, но тут уже ничего не поделаешь. Дело прежде всего. Неужели вся эта авантюра с леди Дженкин была напрасной? Неужели у лорда Дженкина в галерее висела подделка? То много лет ни одной «Ноны», а тут сразу две одновременно. С чего бы это? Если бы не угроза банкротства, стал бы он сейчас задаваться этими вопросами? Ни за что! Но Линдси нанял двух независимых нотариусов, чтобы те провели аудит наследства, и оба пришли к совершенно неутешительным для него выводам. Наследство нужно было спасти во что бы то ни стало.
Что же касается второго условия, выдвинутого отцом – насчет законного наследника, – то Линдси так или иначе не собирался его исполнять. Может, тогда не стоило и пытаться исполнить первое? На этот вопрос у Линдси ответа не было. Что он знал точно – так это то, что ему надо сделать хороший глоток бренди. А лучше – два или три.