Я спускаюсь к парковке и замечаю Яну около своей машины. Она крутится на пятачке, как волчок, и нервными короткими затяжками терзает сигарету. Несколько тлеющих фильтров уже валяются в ее ногах. И она так занята внутренним монологом, что мне удается подойти незамеченным. Я встречаю встревоженный взгляд, лишь когда тянусь к ее ладони.
– Не помогает же, – говорю ей и забираю сигарету. – Я подвезу тебя.
Я открываю пассажирскую дверь и дожидаюсь ее кивка, формального и неживого, как будто с роботом общаюсь. Яна молча садится и поправляет мужской темный плащ, который скрывает ее силуэт без остатка. Следом я замечаю черные лакированные туфли на тонком и бесконечном каблуке. Когда я забираюсь в салон, то окончательно убеждаюсь, что она не переодевалась. Плащ распахивается и оголяет ее бедра.
– Не хочу домой, – вдруг произносит она, – лучше к тебе.
Это скверно. Я уступаю, хотя прекрасно понимаю, вокруг чего крутились ее мысли и что она успела наговорить самой себе. Яна молчит всю дорогу, смотря строго перед собой, и я готов спорить, что она даже не замечает окрестности. Она вновь таится от меня, сжавшись в тугой клубок.
– Второй подъезд, – я бросаю ненужную подсказку, устав от давящей тишины.
В кармане в кои-то веки находится пустое место, и я паркуюсь недалеко от двери моего подъезда. Глушу мотор.
– Почему ты соврал? – спрашивает Яна, очнувшись.
– Я не врал.
– Ты сказал, что ты никто.
– Так и есть…
– Ты брат босса.
Она произносит босс как бог.
– Да, я брат босса. И я никто.
Я открываю дверь и слишком резко двигаюсь вперед. Разбитое тело тут же отзывается болезненной волной. Я раздраженно выдыхаю, после чего закрываю машину и иду к входной железной двери.
– Так не бывает, – доносится шепот Яна.
Полустертый, но я слышу и морщусь, благо девушка выстукивает шпильками за спиной. Это уже походит на пытку, она отказывается понимать меня и цепляется за привычные схемы. Схема сзади. Схема сверху. Схема в рот.
Я реалистичной картинкой представляю ее на коленях перед собой, с услужливым взглядом и разомкнутыми губами. Черт, самое время… Я рукой отмахиваюсь то ли от гадкого, то ли от манящего миража, и вновь угадываю, как засаднило всё тело. И отдалось гудком тяжелого судохода в черепной коробке. Я же не пил так много. Отчего я так зол? Из-за Марка? Из-за его слов… Он сказал, что трахал ее. Один раз. Но его раз.
Всё вокруг было Марка. Даже она.
– Почему ко мне? – я все же задаю вопрос.
– Хочу посмотреть, как ты живешь.
Она даже не думает спрятать усмешку. И усталый тон, словно именно я заставляю ее играть в осточертевшую игру.
– Если ты приехала сюда, чтобы раздвинуть ноги, то мне это не надо.
– Может хватит?
– Что хватит?
– Трахни меня и забудь.
Я резко разворачиваюсь и смотрю на нее.
– Опять?
– Снова, – огрызается Яна.
– Если дама так просит…
– Да, будьте столь добры.
Стерва. Непробиваемая стерва.
– Хорошо, – я киваю с нехорошей улыбкой, – пошли.
В лифте она прижимается к противоположной стенке, сомкнув руки на груди. Точно под женоненавистнической надписью черным маркером.
– И как много ты сделаешь для брата босса? – я вновь смотрю на ее напряженные пальцы, которые теперь терзают ткань плаща.
– Всё, что пожелаешь.
– Ты же только танцуешь?
– Не для таких, как ты.
Кабинка останавливаются, и створки ползут в стороны. Я хватаю ее за запястье и тащу на выход. Потом к своей двери.
– Так что, Яна? Что именно?
Я резко распахиваю дверь после того, как щелкает последний замок, и вталкиваю внутрь девушку. Захожу следом и включаю свет. Уставшие глаза тут же «благодарят» за зверство, но я хочу видеть ее, каждую черточку и изгиб. И, самое главное, каждое шевеление в глазах.
– Что ты любишь? – она коротко осматривается по сторонам и поворачивается ко мне.
– Сними плащ.
Ее плавные движения не к месту, и я помогаю девушке. Стаскиваю с ее плеч плотную ткань и цепляюсь взглядом за обнаженную спину, стянутую лентами. Они впились в бархатную кожу, и очередной мираж кружит голову: я представляю свои пальцы, сдавливающие, ласкающие ее тело. Рефлекторно тянусь к ней и обнимаю, сцепляя руки на животе.
Я хочу ее. Безумно.
– Я люблю жестко и долго, – я прижимаюсь к ней, вдыхая ее пьянящий аромат.
Грязные инстинкты шепчут настойчивее, уводя мои пальцы дальше. И странный неизвестный мне прежде голод, я слишком долго и много думал о ней, чтобы остановиться теперь. Хотя чувствую ее напряжение, колкий холод, почти лед, который не тает под моими жадными пальцами. Да, я чувствую, но не могу ничего с собой поделать. Вместо этого спускаюсь ладонями ниже, очерчивая крутые бедра, и скольжу к внутренней стороне.
Яна шумно выдыхает, согнувшись, и я тут же заполняю пустоту, последовав за ней, навалившись всем телом. Все-таки она мягкая и уязвимая, как все женщины. И я возьму ее, как делают все мужчины.
– Скажи, что любишь также.
– Я люблю жестко и долго, – послушно повторяет Яна, а я по ее интонациям пытаюсь понять, что у нее на уме.
– И сколько мне будет это стоить?
– Просто отстань от меня.
– Забыть твой адрес?
– Да.
– А если я захочу повторить?
– Только силой, – отвечает Яна.
Она ловит мои руки и помогает нащупать застежку сбоку. Через мгновение она оказывается полностью обнаженной в моих руках.
– А если повторить захочешь ты? – я задаю вопрос и останавливаюсь на мгновение.
Я крепко держу ее за талию, впившись пальцами в мягкую плоть. Яна не вырывается и не дергается, можно даже обмануться, что тело, застывшее в моих крепких руках, уже приручено, уже мое.
– Поэтому долго? – наконец, отвечает Яна. – Любишь долго разговаривать?
Я подхватываю девушку, и она как-то по-детски ахает, будто меньше всего ожидала, что ее понесут. И этот ее вздох, короткий, сдавленный, прорезает меня насквозь. Отрезвляет.
Я не зажигаю свет в гостиной и на ощупь шагаю к дивану, который стоит над стенкой. Я опускаю ее и сажусь рядом. И сразу же угадываю ее тонкие пальцы, которыми она находит ремень брюк.
– Да, Яна, – я устало киваю и сам удивляюсь насколько безжизненно вдруг звучит мой голос, – отсоси мне, именно.
Она игнорирует мой театральный тон и решает, что я серьезно. Мне приходится сжимать ее плечи, чтобы она уже прекратила и оставила язычок в покое. Но я банально не рассчитываю силу, вновь прорезавшееся раздражение, которое душной волной захлестывает разум, стирает к черту осторожность и я сдавливаю Яну слишком сильно. До боли, я вижу, как она кривится и закусывает нижнюю губу, чтобы не издать лишнего звука.
Я убираю руки, усадив ее себе на колени. Лицом к себе, пытаясь поймать ее взгляд. Отсвет уличный фонарей чертит неуверенную тропу по полу и расходился мягким светом. Если не набрести на доверие в полутемной комнате, то уже нигде.
– Остановись, – я сжимаю ее ладонь, которая так и осталась на моем ремне.
– Не встает?
– Напротив, – я повторяя ее наглую и насквозь фальшивую улыбочку, – уже ненавижу эти тесные джинсы.
Я замечаю, что ее челка сбилась наверх. И осторожным прикосновением приглаживаю шелковые волосы.
– Чего ты так боишься? – я говорю тише. – Чего?
Все-таки она безумно красива. Безупречна. Или это все тот же голод нашептывает? Ее большие глубокие глаза дурманят, им идет даже сомнение или злоба. Яна умеет смотреть одновременно с вызовом и затравленно. Будто пугается и тут же напоминает себе, что сильная.
– Здесь только я, – я вкладываю свои ладони в ее. – Нет никаких угроз, брата…
– У тебя оружие.
Да. Я вспоминаю о стволе, заправленном за ремень.
– Умеешь стрелять?
Ей не нравится мой вопрос.
– В теории.
– Всё теория до первого погибшего, – говорю я, не подумав.
Потом вытаскиваю оружие, нащупав рукоять правой рукой.
– Я чаще и чаще достаю его, чтобы напугать или успокоить, – меня вдруг тянет на признание и я говорю Яне то, что не произносил даже в мыслях. – И рано или поздно выстрелю.
Звучит дерьмовым приговором. Я кривлюсь от собственных слов, но отвлекаюсь и достаю обойму. Швыряю ее в другой конец комнаты, и, судя по звуку, попадаю в полку.
– Там еще один, – напоминает Яна.
Я извлекаю досланный патрон и отдаю его ей.
– Что еще?
– Нож?
– Нет, я ничего больше не ношу с собой, – я качаю головой и хлопаю по пустым карманам рубашки. – Руки, к сожалению, не отстегиваются.
Бесполезно. Она не смягчает взгляд и не улыбается на шутку.
– Ты все-таки притихла.
– Я жду.
– Чего?
– Когда ты наболтаешься.
– Я же вижу, элитка. Ты даже дышишь по-другому, спокойно, размеренно.
Я правда чувствую перемену, на другом уровне… Хотя перед глазами тот же надежный кокон, в котором она по-привычке прячется, когда происходит что-то неконтролируемое или опасное. Я дотрагиваюсь до ее щеки тыльной стороной ладони.
– Все замки заперты, а ты без одежды в моей квартире. И я намного сильнее тебя.
– И?
– Спокойно и размеренно.
Я переношу ладонь ей на грудь.
– Вдох-выдох, – я отмечаю легкие толчки, – вдох-выдох. А я вот скоро задохнусь.
Впрочем, ее дыхание от моего настойчивого касания тоже надломилось. И я продолжаю массировать ее кожу, забираясь пальцами дальше и настойчивее.
– Я хочу поцеловать тебя, – произношу я и приближаюсь, поймав ее за плечи.
Кажется, Яна сама запуталась, должна она поддаваться или отбиваться. Я не даю ей разобраться, тяну к своим губам и целую. Я хочу быть нежным с ней и неспешно скольжу языком меж пышных губ. Черт, тогда в клубе было просто сладко, а теперь… теперь… И она отвечает, я чувствую, как дергаются ее бедра, как она неосознанно подается вперед и чуть вверх.
– Я же не противен тебе, я знаю, – я отстраняюсь всего на сантиметр и жду ее реакции.
– Не противен.