Предисловие
Дорогой читатель, эту книгу я хотел выпустить очень давно, но не мог толком ее начать, т.к. заниматься поэзией и философией тяжкий умственный труд, но я справился.
После написания поэмы, мне, как и любому автору собственная работа, показалась слабой, но после же убедил себя ее выпустить, вписав в философские рассуждения о процессах и явлениях в жизни людей. Я не претендую на истину и не планировал читать нотаций и мораль, каждый может поспорить со мной и подвергнуть критике, меня устроит такой подход, ведь в поиске и познается истина вещей. Тем более прохождение аспирантуры помогло мне подняться на новый для себя уровень в философии, увеличить свой просветительский опыт.
Поэты совершают одну и ту же ошибку – мнят себя гениями. Поэзия – как музыка, бывает либо хороша, либо посредственна. Гениальность поэзии путают со способностью красноречиво выражаться, когда выражают либо набор слов, либо настоящий, монолитный смысл и идею произведения. Себя поэтом не считаю, на меня лишь повлияли Шекспир и Гёте.
Мысли и образы в этой книге, хочу обговорить это в предисловии, абстрактные и не связаны с личностями, событиями ни в мире, ни в стране, если кто-то имеется ввиду конкретный, то я указываю имя и фамилию, если страна, то конечно ее название. Эта книга – как одежда, которую вы можете примерить.
Книга первая
1 Глава. Ненависть в своем основном обличии
Ода Ненависти
Зачем тебе, о человек, желанье жить? Жизнь – драгоценность.
Вы когда-нибудь замечали, что некоторые люди желают умереть? И выставляют это за желание жить?
Стремление навести себе и окружающим вред, выдавая за могучее намерение сделать добро? Правильно говорят, что благими намерениями выложенная дорога в ад, если туда вообще есть дорога как таковая, а не лишь один вытоптанный босыми ногами путь. Но отбросим наши религиозные верования касательно ада и рая и всякий там намерений и полунамерений. Сейчас в век технологий остается вера только в искусственно созданный рай и ад. Ведь можно же сказать, что, если ада не существует, его можно выдумать, так и есть. Его выдумали. И воплотили люди.
Зачем? Стремление разрушать и строить новое, а потом вновь разрушать заложено в человеке с тех времен, когда тот научился только отламывать большую и тяжелую палку, понял, что ей можно дубасить своих соплеменников и так устанавливать свою власть. Сложно заметить, как растет лес, как утолщается ствол, для этого нужен созерцательный ум философа. Но каков адреналин, когда это огромное дерево с треском падет, собирая ветки рядом стоящих деревьев и в ужасе смотреть, как оно давит под собой сородичей? Это ли не истинное стремление людей разрушать?
Но думаю, в жизни все намного сложнее. Жизнь человека, безвольного заметьте, состоит из убеждений и предубеждений. А откуда эти предубеждения или изворотливые убеждения произошли уже другой вопрос. И совсем другой вопрос, почему человек абсолютно просвещенный старается их избегать, ведь ему дорога мысль о вечном и долгом, как о том столетиями растущем высь к солнцу стволе. В отличии от темного ума, которому нравится треск рушащегося вокруг мира, этот треск пылающего пламени вокруг и стремление заставить других в этом пламени сгореть.
Но зачем? Для чего? Чтобы побороть собственный страх смерти. Победить этот страх и остаться со смертью один на один. Вокруг должно быть столько смерти, чтобы наблюдение за душами восходящими отвлекали тебя от злобы дня и не напоминали тебе о твоей очереди, ведь это умолят страх. Не я, не я, а он, или она.
Но, чувствуете? Чего-то не хватает. Да! Не хватает именно того ключа, который заводит весь механизм – ненависти.
Ненависть ко всему
Я давно изучаю ненависть. Неправда ли хороший опыт в тридцать лет? От тех насмешек, унижений и избиений к всеобщей грызне и повсеместной смерти. Жить в постоянной ненависти – это жить в кошмарном сне, быть в нем то жертвой, то насильником. Так рождается насилие, из нашего сломанного ума, мировоззрения и восприятие того, что никак иначе, а то будет хуже. Поэтому нужно сделать больно, чтобы больно не сделали тебе. Но так ли это? Неужели? Подложить тело ближнего под падающее дерево или срубить это дерево жизни тогда, когда палка сменилась на изделие и продукт нашей уже окрепшей мыслительной деятельности? Ненависть – продукт нашей мыслительной деятельности, глубоко уходящий корнями к временам костров и пещер, когда нечто тебе непонятное, отрицаемое, и возможно находящееся в другом лесу, там за ночной тьмой подвергалось сомнению, неприязни и отторжению, как словно чужая мысль и идея, словно чужое мнение о жизни и ситуации. Неприятие, ненависть к чужому мнению рождается в пещерном сознании, темном. Которое не стремится к знанию, безопасности и просвещению. Мрак современности заключается в насаждении мракобесия и невежества, когда в эталон ставится ненависть. Сама главная добродетель, из которой соткана то ткань современной гибели человека. Бытовая, расовая, национальная ненависть есть невозделанная почва для зерна душ, которые искусный манипулятор сеет, а затем жнет, не щадя.
Когда в лесу становится слишком мало деревьев, то на горизонте появляется соседний лес.
Но далеко ли мы ушли от первобытного общества, если современное общество верит в духов и суеверия? Недалеко!
Когда, вместо благословения какая-нибудь бабушка плюёт тебе в спину и насылает порчу? Первобытный менталитет существует параллельно с развитым индустриальным и, даже, постиндустриальным обществом, и вырастает из невежества и ограниченности знаний, недостатка логического мышления. Бытие определяет менталитет народный.
Суеверие – есть разрыв с естеством, уход от естества в область страха и мистических вымыслов, догадок. Человек в этом случае ждёт предзнаменования и находит его, даже ни в чём неповинной чёрной кошке – явление это есть стремление возбудить в себе волю, а следовательно, спекуляция сознанием, переходящая в область неосознанности, назову эту спекуляция – спекуляцией суеверных суждений.
Воздух душный и жмет внутри
Когда человек сотворил богов, ему ничего не оставалось как создать антибогов. Но зачем? Ведь кому-то не подходили новоявленные кумиры. Существование лесных богов и проявление пантеизма было слишком прямолинейное и природное. Что рождается, то умирает, что подвластно и доступно, может быть тобой поймано, съедено и порабощено, иначе природа не даст тебе выжить. И тут появляется незаметный технический прогресс, который постепенно навязывает свою волю Богам и не все боги согласны быть пантеистическим, им нужна конкретика, нужны благие намерения.
Да. Судьба решит. Эта пресловутая судьба, сотканная из трупов, крови и кишок миллионов убитых на войнах, религиозных судилищах и в революциях. Современная ненависть любит, а иной раз просто обожает подкидывать кости на весах, склоняя их то в одну, то в другую сторону, забывая о простой возможности просто жить без себя самой.
Жизнь без ненависти
Чтобы жить без ненависти, нужна воля. Конечно, воли одних богов для жизни недостаточно, для начала нужно желание или нежелание родителей.
Не важно, стремятся родители дать свою чаду воспитание (или что они под этим словом понимают) или нет, главное это отсутствие желания, или неумение просвещать. Делать растущий ум светлее, изворотливее, прогоняя его через отрицание, бунт, критику и наконец подводя к первоисточнику – истине. Истине, которую не скрыть гримом, масками на маскараде безумных идей и идеологий, не скрыть трупную вонь и запах сожженных навсегда надежд.
Но человек существо изворотливое, во времена депрессии затаившееся и приспособившееся к условиям. Депривация заставляет избавиться от просветительства и вернуться к жертвоприношениям, мраку, иногда и пещерному.
Когда вокруг творится сущий ад, а мы отнюдь не черти в нем, но кто?
Всего лишь пыль, и этот ад для нас, ведь мы никто.
Заслужил ли человек жизнь? Если ее нужно заслужить, тогда зачем люди делают новых людей? Чтобы были?
Тьма любит рассеивать разум, в чем помогает пустая трата времени. Все страдают этой болезнью, просто тратить время, когда наступает тот момент, когда самого времени перестает хватать. Или обратный эффект, когда никогда время не тратилось в пустую, но все равно человек не удовлетворен результатом. Неужели стоит за это ненавидеть других, себя или время? Неужели человеку тяжело остановиться и посмотреть со стороны на себя и свою стремительно текущую жизнь? Тяжело. Иногда непреодолимая сила химии организма и мозга не дает сосредоточится и прочувствовать момент счастья или трагедии, пытаясь превратить цветное или черное в серое и ничем не отличающееся от повседневной скучной реальности.
Такие моменты стоит ценить, когда у тебя впереди вся жизнь, но что они стоят, когда ты стоишь на пороге дома смерти? Смерти плевать каким ты был, хорошим или нет, бил ли ты жену или ненавидел соседа за красивый дом. Возможно дело в желании быть лучше, не имея возможности и тогда появляется этот червяк зависти и приуменьшения чужих достижений, который подпитывается гневом и эмоциями, вырастая в войну и ненависть.
Когда сливается поток добра и зла, можно ли различить в нем блеск или глубину? Стоит ли бросать в него камни, надеясь услышать всплеск, когда гул заглушает собственный внутренний голос разума. Разница лишь в том, в потоке ли ты или на берегу, ждешь участи своей, когда и на тебя наступит вышедшая из берега беда и поглотит. Где собственный голос сольется в шуме, и лишь самый сильный голос будет способен развеять эту стихию и позвать на помощь, но остановить поток он не сможет. Русло как историческое течение, прокладывает путь к потрясению.
Получается, что смерти все равно, каким ты был, но жизни нет. Жизнь ли требует справедливости или смерть пытается всех уровнять и в этом ее справедливость, ведь лишь смерть дает покой, избавляет от забот, страха и чувств.
Ненависть как тяга к жизни рождает инструмент борьбы несправедливый, ведь она ослепляет и делает взгляд на вещи субъективным, ведь не у каждого есть мудрый руководитель, способный посеять умную мысль, или поставить под сомнение, принятое или обдумываемое решение.
Мир разграничен и логичен, пытаясь поставить дикость человека в рамки, так был придуман закон, которому потворствует наука. Но наука не дает ответы на житейские вопросы, в отличие от мудрых людей, знакомых с наукой.
Науку можно бить, топтать, роптать на нее и критиковать, и она всегда взойдет и вновь вырастет в отличие от религии, где стоит табу на критику, ведь наука заключается не только в знаниях и книгах, но в людях, которые живы и которые не теряют критическое мышление, даже от блеска великих открытий. Всегда, в каждой истине остается трещина, которую может расковырять пытливый ум и найти там новую вселенную. Так и ненависть можно расковырять и выпустить клубок таившихся в ней червей.
Но что тогда? Разбегутся ли эти черви поглощать питательный сок почвы или же двинутся к окоченелым трупам?
Ненависть не для этого создана химией человека, чтобы просто взять и испариться. Ее культивируют особые черви, иногда имея большой опыт за спиной и огромный статус, например, приближенного к божественному величию или мудрости, хотя эта мудрость всего лишь напущенный эгоизм, старающийся запудрить мозги просящим очередной порции мудрого словца, приправленной остротой.
Существует зависть, которая в ненависти своей к обладателю любимой вещи для завистника, или наоборот нелюбимой и ненавидимой, либо качества, стремится ввергнуть этого обладателя в ничтожество, нищету и неудачи. Такой завистник сделает все чтобы насладиться собственной властью и могуществом, и горе тому, над кем висит такая власть. Зависть эта наиболее разрушает человека, его личность, ведь она несет в себе зло. Чем долее терзает завистник свою жертву, тем дольше терзается сам, и гниет духовно.
Торговцы ненавистью
Наивный читатель думает, что ненависть культивируется сама по себе, словно плесень рождаясь там, где достаточно влажно и нет света. Но нет, не эти факторы основные. Есть фундамент, в основе которого лежит именно желание некоторых индивидов приторговывать и этим, получая выгоду для себя, выступая скверной дойной коровой, дающей мерзкую жижу из дерьма и желчи, которую хитрые торговцы пихают прямо в рты жаждущих и голодных на ненависть ко всему, всем или ближнему, не такому как они сами.
Глава 2. Преступник и его тень
Поэма о невозвратном
Совсем чуть-чуть, мне хочется заложить кирпич новой кладки в форме стиха, посвященного стене скорби и антиненависти. Дабы почувствовать весь серьезный настрой сей книги дальше пойдет немного поэзии, которую вновь сменит проза и философствование, которое поставит после всех умозаключений огромную точку.
Ведь тонкость невозможно рассказать, ее пропеть лишь можно или промычать.
В качестве действующего лица – крупный чиновник немецкого провинциального городка, судья и дворянин Зигфрид фон Фейхтванген, злодей, душегуб сорока пяти лет. XIX век.
I
Роман в стихах о невозвратном.
В качестве действующего лица – крупный чиновник немецкого провинциального городка, судья и дворянин Зигфрид фон Фейхтванген, злодей, душегуб сорока пяти лет, но уже старик. XIX век, остальное вы поймете сами…
Зюгфрид страдал от головного недуга, ночами он часто не спал, а если сон брал свое, то его непрестанно мучили кошмары. Так продолжалось много лет, и бессонница, тревожность взяли своё – они истощили старика, сделав его рохлей. Да-да, старой рохлей, развалиной. Всю жизнь этот человек имел невероятную энергию, которая, конечно, выливалась не в благие дела, а в отвратительные. А если вдруг ему было выгодно потратить энергию на благое дело, то вы прекрасно знаете, чем вымощена дорога туда, куда и не надо называть, все знают куда та ведет.
Судопроизводство утомляло его больше, чем занудные коллеги. Скука, мигрень, больная спина сделали и без того раздражительного человека вспыльчивого и раздражительного, но в одну ночь, всё это ушло в какой-то густой туман и Зигфрид почувствовал приближение своей кончины. Он стал грустным, он стал задумывать о прошлом, чего никогда не делал. Прошлое, как и вся скверна по его вине, его то и не интересовала, пусть хоть весь мир треснет по полам, угрызения совести его ни чуть не мучило, но до этой ночи. В эту ночь что-то зашевелилось в его груди, к горлу подступил комок, и работа совершенно не шла, он, судья, благородный муж, голубая кровей наиголубейшей крови, отодвинул документы в сторону, чего прежде никогда не делал. Он сделал над собой усилие, но заснул, что было потом… а вот что было до этого.
Кабинет Зигфрида.
Зигфрид поначалу не спит, на столе горит свеча, открыта счётная книга, документы стоят в стороне, хозяин дубового стола задумчиво смотрит на огонь, его мучают головные боли. Он одинок и немощен, но грозен и опасен, не осторожный взгляд, слово, всё помнит он, этот судебный гад, эта змея, в обличье судьи. Зигфрид любит власть, и если у него ее отнять, то старик непременно сойдет с ума, он тронется и умрет, раньше, чем его замучает недуг.
Зигфрид:
– Благо для других
Сокрыто столь полно
В поступках окрылённых,
Их действие настолько велико,
Что мне противно целиком оно.
Зигфрид всегда ненавидел законы, они мешали ему судить. Молодым, а больше старым, он полюбил деньги. Заработок, взятки, обогащение всецело поработили его, и вряд ли сыскался бы такой наглец, своим скряжничеством попытавшийся перебороть Зигфрида, имеющего секретные сбережения, дома, дворцы, плантации, суды, о да! Суды, свои карманные суды и военных, и чего только не имел старик через своих поверенных лиц. И он, будучи человеком не глупым, понимал, что смерть лишит его всего, и он ревновал свое богатство к смерти.
Не выгодно добро,
Оно мне и не ведомо,
Когда ни роста, ни процента ни дано,
И ни за жалость, ни за милосердие,
Наживы не имея – я не приложу усердия.
Что чернь мне? Что мне нищий смерд?
Я повелитель, я земной Гефест!
Кую я славу и богатство самого себя,
Без молота и без огня.
Не отступлюсь я от своих предубеждений,
Не отрекусь я от своих и преступлений,
Но то секрет,
Он скрыт от всех,
И лишь единственный кошмар
Такую жуть агонии и страх нагнал,
Что позабыл, когда последний раз я спал.
Но спустя время боли его отпускают и он засыпает в кресле. Ему снится всё тот же кошмар, который одолевает его уже на протяжении нескольких месяцев, ему снится ад. Ад, как покажется с первого раза, довольно милый, но увы, хочу разочаровать читателя, ад в который погрузился Зигфрид – настоящий, там вонь, там нечем дышать, там мука и страдание для каждого своё, и это не школьная скамья с хулиганами за спиной, которых ты сторонишься в коридорах, там настоящие истязатели душ, профессионалы своего дела.
Ад.
На вратах ада написано "Каждому своё".
Наверное, ад придумал какой-то промышленник.
Из-за ворот поют песню. Уныние грех.
Уныние:
– …Я жил пастухом,
Пастухом и умру.
Хотел я от мира отнять
Уж больше того,
Что мне мир может дать.
Я жил пастухом, пастухом и умру,
Я стадо пасу и нет сил на борьбу…
Горит лава, горит небо, черти водят хоровод вокруг Зигфрида. Им весело, они наслаждаются забавой, для них душа – игра, круглый мяч, предмет, им дела нет до боли и страданий людей, они понимают только свои, собственные проблемы, но тем они и сродни людям, бессердечные и жестокие.
Хор чертей:
– Вопи от слёз наш милый спутник,
Долой надежды уходящий миг,
Варись в сегодняшнем и настоящем,
Ведь ты, богов молящий,
Ты – мерзостный преступник!
Чего ж от ласки нашей так поник?
Вопи и радуйся, как прежде,
Страстей твоих нам хватит за глаза,
Ты рваной и гнилой одежде
Будь рад, пусть с щёк твоих бежит слеза.
Тобой порок повелевает,
А нами лишь злой рок,
Покуда твари божьи умирают,
Наш непрерывен род.
Раздастся гром, и молния сверкнёт,
В чертогах ада мёртв твой Зевс, Аид тебя лишь ждёт.
Вулкан из жерла лаву извергает,
Истлевший телом пепел изрыгает,
И мерзкий чорт, учуяв грешников, в окрестностях снуёт.
Им веры нет – они поистине особые лжецы,
Они утешат словом нежным, а сами носят хворост и топят пламенем котлы.
Здесь тела нет, лишь образ тела,
Его и жгут, и бьют и щипят, кипятят!
И с ним, порой, обходятся умело,
Порой чертей и кнут и кочерга кусаясь яростно, бросаются за дело.
Но этот мир – иллюзия земного,
Есть сторона несправедливости закона.
Зачем ещё земному человеку ад?
Единственно затем, что в суетных земных делах его разлад.
Мы в жизни сами ищем путь,
Едва ли в сторону нам суждено шагнуть,
Как мигом принимаемся его прокладывать, впотьмах,
Чрез неудачи, горе, через страх
От тьмы, сквозь свет, и вновь во тьму.
Где-то вдалеке поет демон, голос его грубый, но мелодичный, тысячи душ ему подпевают в агонии криков. Песнь его рваная, но мрачная и зловещая, и он поет, так, как никто не умеет петь в аду.
Демон издалека:
– I need get down
Through the hell that will save the soul own,
Which will help me it to try on,
And see how will sound one to
And how silent this will sing for you.
Where bones are carpeting our way,
Being is only patch out of the darkness in
Light and again into the darkness dives.
Появляется Харон в лодке, он поёт незнакомую грустную песню. Харон останавливается у берега и зовёт Зигфрида. Черти, поиздевавшись над стариком, расходятся, довольные и счастливые, если это можно назвать счастьем.