Он проснулся внезапно и окончательно, будто не спал вовсе. Замер, прислушиваясь к самому себе и ночному мраку. Замер будто в ожидании, но ничего не произошло. Лишь сердце билось тяжело, быстро, но в этом не было никакой опасности. Просто испуг – всё, как всегда.
Она сонно заворочалась рядом, прижалась, уткнулась в плечо, положила руку ему на грудь.
– Ну, что ты… Тише… Всё хорошо…
– Да…
Хотя ничего хорошего с ним не было. С той самой (кстати, такой же непроглядно тёмной) ночи у него уже не могло быть всё хорошо.
– Это эпилепсия, – его друг, а теперь и врач, старательно пытался не отводить глаза, смотрел на него прямо и уверенно. – Такое бывает после тяжелых травм головы. А у тебя травма не дай Бог… Спасибо, что вообще жив остался. По кусочкам собирали. Но за руль больше нельзя, даже не думай. Теперь надо учиться жить иначе.
– Значит, я теперь официально инвалид?
Друг качнул головой.
– Не о том думаешь. Тебе тогда сердце дважды заводили и голову чинили несколько часов – такое даром не проходит. И тут не статусы важны, не справки. С полным твоим диагнозом каждый приступ может стать последним, так что…
За этим «так что» крылась пожизненная зависимость от таблеток, бесконечные проверки, осмотры, анализы и врачи. Но, главное, страх. Постоянный животный страх.
Тогда-то и начались кошмары. Тогда-то и закончилась его прежняя жизнь. Закончился, по сути, прежний он. Но она всё же осталась. Почти не плакала, почти не жаловалась и обычно быстрее всех запоминала все названия, все даты, все новые схемы лечения.
– Она тебе, дураку, жизнь спасает! – без конца повторяли окружающие.
– Да. А себе гробит.
Спорить с ним никто не брался, но и согласных почему-то не находилось.
– Зачем я тебе такой? – однажды не выдержал он.
– А чем я лучше тебя? – в вопросе этом не было ни тени иронии или сарказма. Она говорила совершенно серьёзно.
– Ну, по крайней мере, тем, что ты не больна! И гарантированно доживёшь до завтра!
– Уверен? Пока да, пока я здорова. Но как раз завтра могу заболеть, да ещё пострашнее, чем ты. Могу оказаться в коляске или стать овощем, ослепнуть или оглохнуть по какой-нибудь причине. Потерять руку, ногу или сразу голову – как тебе такой вариант? Я могу просто уйти из дома и больше не вернуться. Попасть под колеса, упасть с лестницы, утонуть, отравиться. Есть машины, поезда, самолёты, маньяки, террористы, пожары, взрывы, вирусы, поддельные таблетки – сотни способов умереть. Как там у Булгакова, помнишь? Плохо не то, что человек смертен. Плохо то, что он внезапно смертен, да? Любой из нас может умереть в любой момент. Любой. Просто большинство, в отличие от тебя, об этом не думают, вообще не помнят. Просто живут. Так чем я лучше тебя, скажи?
Он не ответил. Не кинулся обнимать, целовать или благодарить. Не давал обещаний. Лишь пристально и долго смотрел ей в глаза, чувствуя, как тугая пружина страха медленно разжимается…
Кошмары, как и приступы, не прекратились, нет. Никакого медицинского чуда. Всё те же правила, таблетки, «врачебный надзор» – на первый взгляд ничего не изменилось, но жизнь как-то вдруг снова стала жизнью. Пожалуй, ещё более яркой и живой, чем была когда-то.
– Уууу… Ты, кажется, его разбудил, – всё так же сонно пробормотала она. – Погладь, может, уснёт снова…
Он послушно положил руку на её живот и снова замер, прислушиваясь к движениям сына. Тот упруго толкнулся, словно откликаясь на немой призыв, и в ощущении этом было нечто большее, чем просто жизнь. Необъяснимая сила, в очередной раз перевернувшая его сознание, его устоявшиеся истины.
Да, у него уже очень давно не было всё хорошо. Да, он постоянно рискует, уйдя, не вернуться домой и, вот так просыпаясь, мешает ей спать ночами. Но врачи и таблетки всё же делают своё дело, а в её утробе затихает под его шёпот их личное Чудо. И пусть даже нет и, по сути, не было никогда никаких гарантий. Пусть завтра, через неделю или год всё это может за миг оборваться… Но сегодня, сейчас, здесь у него, у них всё-таки есть надежда.