Тихая, размеренная до полудня погода начала разыгрываться. Легкая рябь на поверхности моря мягко покачивающая корабль со спущенными парусами словно мать, убаюкивающая ребенка в колыбели, заметно усилилась, на гребнях волн появились белые гребешки, матово отсвечивающие в неверном свете лунной ночи, с низко нависшими над горизонтом свинцово-тяжелыми тучами, предвещая приближающийся шторм.
Трехмачтовый тяжелый галеон «Всевидящее око» находился на небольшом расстоянии от укромной бухты, неприметной для незнакомых с данной местностью, как простолюдинов, так и бывалых мореходов из-за своих малых размеров и узкого прохода, скрываемого выступающими из воды скалами что, словно громоздились друг на друга и можно было вернуться, переждать надвигающуюся непогоду, но… находящиеся на борту два пассажира, контрабандный груз, которых требуется доставить вовремя.
Они ещё два дня назад должны были выйти в открытое море, что выделялось беловатой полоской на выходе из бухты, но последняя партия оружия задержалась в пути и лишь нынешним утром была доставлена на борт. Капитан корабля уже готов был отчитать контрабандистов, если бы не мальчонка, что увязался с ними. Он и раскрыл причину задержку, но поскольку для нас этот факт не представляется важным, останавливаться на нём необходимости особой не вижу.
Контрабанда всегда, во все времена, преследовалась законом, даже если сами законодатели снаряжали вооружённые тяжёлыми мортирами или лёгкими кулевринами корабли для этих целей, – чья «крыша» сидит в министерских или судейских креслах, – и имели достаточно весомые барыши от каждого удачного нападения на корабли ли торговые или прибрежные города на далеких островах где-либо в Атлантике или Индийском океане, в которых всегда можно было поживиться золотом, серебром также в свое время награбленное колониальным правительством, если уж совсем повезёт, то и живым товаром, как в обиходе называли негров- рабов, как и белых каторжников, сосланных за разные провинности.
Правда, надо отметить, белые рабы сильно уступали в цене африканцам. Они не долго выдерживали тропический климат, с его нещадно палящим солнцем и долгими дождями, что шли иногда по два месяца непрерывно. И сей факт значительно снижал им цены, как бы они не выглядели внушительно на первый взгляд.
Рулевой за штурвалом, не обращая внимания на изменения в окружающем пространстве, возможно же это только казалось стороннему наблюдателю, оставался невозмутимо спокойным, лишь руки крепче сжали дерево рулевого колеса и будь при свете дня, можно было рассмотреть, как побелели от напряжения фаланги, огрубевших от морской воды и соленого ветра, пальцев.
На баке вперёдсмотрящий наблюдал за горизонтом в подзорную трубу, в сумраке надвигающейся ночной непроглядной темноты. Со всех сторон корабль обступала чёрная вода. Но даже сейчас они не спешили зажигать фонари, продвигаясь по памяти, дабы понапрасну не оказаться обнаруженными, лишь через оконце двери в квартердеке проступал едва различимый неясный свет от лампы.
Экипаж, со сноровкой обезьян, резвящихся в джунглях на лианах, сновал на реях, вантах, марсах, готовясь встретить шторм во всеоружии. И именно по этой же причине они и покинули бухту, где корабль мог быть раздавлен об скалы. Усилившийся ветер обдувал лица пиратов солёным морским воздухом. Но какой ветер может остановить пиратов, кроме ветра смерти?
И только один человек оставался в стороне от разгуливающейся стихии, словно породнившийся с ней. Глядя на него, будь сейчас дневное время, трудно было определить, что он испытывает в эту минуту. Задумался ли он сейчас или занят созерцанием, ни одним мускулом лица не выдавал он своего состояния.
На юте, заложив руки за спину, сказывалась устоявшаяся за многолетнее пребывание и заточение в острогах и тюрьмах, стоял высокий поджарый мужчина с несколько длинными волосами, стянутыми чёрной повязкой вокруг головы. Временами ветер закрывал лицо прядями волос. На вид, ему казалось лет сорок- сорок пять, но положа руку на сердце, едва ли кто из экипажа, знал его подлинный возраст.
Чистое, до синевы выбритое лицо, несколько смуглое и резко очерченные линии – результат длительного пребывания на продувающем морском ветру, проницательный взгляд, наполненных грустью цвета воронова крыла глаз, казалось бы, всё, что можно сказать о нём. Его гордый профиль выдавал в нём представителя дворянского сословия из скандинавских кровей, что резко контрастировало с цветом глаз, более присущим южанам, населяющим Аппенинский полуостров.
Из- под длинного ниспадающего широкими складками плаща из дублёной кожи, с которым он не расставался почти никогда, виднелась белая шёлковая сорочка с кружевами, короткие кожаные брюки, плотно облегающие стройные и вместе с тем мускулистые ноги и такие же облегающие ботфорты. На перевязи висела достаточно длинная шпага в инкрустированных чернёным золотом ножнах.
Жизнь, весьма далёкая от света, так и не смогла заставить его отказаться от устоявшейся привычки и даже в самых невообразимых условиях, оставаться графом де Вир д’Оджоно, лишённого не только состояния, но и титула, предоставленного его предку самим королём Франции Людовиком Девятым ещё на заре крестовых походов.
А может быть, так оно и должно быть: оставаться человеком, несмотря на все перипетии жизни и хитросплетения судьбы? Слишком зыбко положение человека в высшем свете: достаточно заиметь пару недругов, несколько наскоро состряпанных клеветнических сплетен ли, кляуз, якобы несущих угрозу двору или кому- то из приближённых к трону фаворитов, коих не так уж мало вьётся вокруг венценосной особы и вот уже из круга приближённых, тебя отбрасывают далеко за периферию.
Но это самая малая из бед, что может ожидать опального дворянина, могут запросто и сгноить в подземельях Бастилии, что не раз бывало в истории королевства. И вся королевская челядь, что вчера готова была лизать твои пятки, сегодня отворачивается от тебя, как от прокажённого. Наиболее трусливые же боятся одного упоминания твоего имени, как бы немилость короля и до них не дотянулась.
– Мессир, – прозвучал голос за спиной капитана корабля, а в том, что человек в плаще – капитан, никаких сомнений не вызывало, едва ли кто- то ещё мог бы сохранять невозмутимое спокойствие в данной ситуации.
– Да, – коротко ответил он на голос, не оборачиваясь.
– Мессир, какие будут указания? В дрейф ложимся?
Нет, строго по курсу, – всё тем же, невозмутимым голосом, ответил он.
– Есть строго по курсу, – и сквозь шум, бьющихся о борт корабля свирепых волн, готовых сломать крепкий корпус из морёного дуба, который скрипел всем рангоутом, чьи брызги порой долетали до палубы, послышались удаляющиеся шаги и затем зычный голос боцмана, раздающего команды экипажу.
Капитан, хоть он и стороннему наблюдателю казался безучастным к экипажу, кораблю – его детищу, – именно по его собственноручному проекту на голландских верфях лучшие корабелы трудились над ним, воплощая все задумки заказчика, следил за всем, он отдавал команды, наблюдал за окружающей обстановкой, что менялась ежечасно, но помимо всего прочего его сейчас снедала забота о юной леди, загадочным образом этим вечером, оказавшейся на борту…