Ледяная вода окатывает тело и лицо. Испуганно распахиваю глаза и подскакиваю на постели. Мокрые джинсы, рубашка, да я весь в воде. Она стекает по лицу, дышу ртом, поднимая недоуменный взгляд.
– Ах ты урод недобитый! Засунь свои бумажки себе в задницу! Убью! – орет Джесс, стоящая с пустым ведром, которое через секунду летит в меня, и я не успеваю увернуться. Такое начало дня и полное непонимание происходящего приводят в ступор. Чувствительный удар ведром по голове вызывает стон.
– Ты с ума сошла? – хрипло возмущаюсь, моргая и вытирая ладонью мокрый лоб.
– Сколько ты обещал парням за работу? Я просила тебя? Нет! Ни о чем не просила, кроме как проследить! Мало того… Ублюдок, как же я тебя ненавижу! – Девушка визжит и вдруг налетает на меня, опрокидывая на спину.
– Джесс!
– Придушу! Ты следил за мной, подонок! Это твои деньги! Жри их! – Вырываю стодолларовые купюры, которые она пытается засунуть мне в рот. Ни черта не понимаю. Я еще не проснулся, а тут снова хаос.
– Джасмин! Хватит! – кричу, хватая ее за талию. Мотаю головой. Брыкание, визг и ругань. Ярость столь сильная, что заставляет перевернуть девушку на спину и вдавить в матрас своим телом. И плевать, что я мокрый, а она едва одета.
– Хватит, прекрати. Объясни, что случилось? – Отвожу ее руки в стороны, сжимая запястья.
– Ты… ненавижу тебя… ненавижу… – шипит она, сдувая с лица пряди волос. Глаза полыхают от злости, словно штормовое небо.
– Почему? Объясни все без крика. Какого черта ты вылила на меня воду, а теперь пытаешься отравить деньгами? – Блокирую коленями любое движение ее ног.
– Ты… ты вчера уехал, парни сказали! Ты следил за мной! Видел, что я делаю! По описанию это ты, чертов блондин с неизвестным цветом глаз! Это твои грязные деньги! Твои чаевые! Ненавижу тебя! Ненавижу! – Черт, она хоть и маленькая, но сильная и довольно успешно борется со мной.
– И что дальше? Да, следил, чтобы узнать, чем ты занимаешься! Следил, чтобы знать, не спишь ли ты с мужиками! Джесс! Хватит! Дерьмо… – скулю от боли и звезд в глазах, когда она попадает коленом прямо по члену, и перекатываюсь на мокрые простыни.
– Урод! Я тебе сейчас все оторву! – Она лупит меня ладонями, до чего достает, а я прийти в себя не могу. Мне больно, черт возьми!
– Хватит… – Пытаюсь уклониться от ударов, но она запрыгивает сверху.
– Не хватит! Ты не имел права! Ты ничего обо мне не знаешь! Ты… боже, как я тебя ненавижу… – Напор ослабевает, и я распахиваю глаза.
– Джесс… конфетка, – пытаюсь ее утихомирить, но крупные слезы выкатываются из ее глаз. Шлепает ладонями по плечам уже слабо, по инерции.
– Тише, прошу, не плачь. Не плачь. – Сжимаю ее в руках, раскачивая туда-сюда, и только сейчас понимаю, что произошло, насколько неверно она все поняла.
И в эту минуту ее разрывает от слез.
– Ненавижу… – шепчет она и так горько плачет, словно я причинил ей невероятную боль.
– Не плачь, конфетка, ничего страшного. Ты хоть знаешь, как мне понравилось смотреть на тебя? Знаешь, как красиво ты играешь? Мне ничего для тебя не жаль, я хотел помочь. Хотя бы так помочь тебе. Ты много делаешь для семьи, которую я бросил. Прости, если тебя это обидело. Но я хотел хоть как-то участвовать в твоей жизни, – шепчу, поглаживая ее по волосам, спадающим на обнаженную спину и короткий топик.
– Ты не имеешь права… Ты бросил… бросил меня. – Слабые удары кулачков по плечам, ее тело сотрясается в рыданиях. Мне больно их слышать, меня самого рвет на части, но сделать ничего не могу.
– Прости, конфетка. Умоляю, не нужно меня ненавидеть, больше, чем я сам, ты это сделать не сможешь.
Немного отклоняюсь и обхватываю ее лицо. Огромные, полные слез глаза заставляют сердце лихорадочно содрогаться, судорожно дышу, пока пальцами стираю влагу с ее щек. Она всхлипывает и мотает головой, словно ее так же, как и меня, раздирает от страданий. Это пытка – смотреть на нее и видеть не ребенка, а девушку с кристально чистыми голубыми глазами, в которых отражаются все мои грехи.
– Ты себя обожаешь, Флинт, только о себе и думал все эти годы. И я не верю, что ты можешь себя ненавидеть. – Зло отталкивает меня и вскакивает на ноги.
– Джесс…
– Не надо уверять, что ты хороший. Что в тебе осталось что-то от парня, который хотя бы капельку любил свою семью. Я больше не верю в тебя. Ты стал призраком для нас. – В голосе Джесс столько горечи, что она проникает в мою кровь и отравляет разум.
– Я не уверяю, наоборот, – бормочу с отвращением к себе, поднимаясь с кровати, – поверь, хуже меня человека не было. Я не любил семью так, как правильно, ничего не ценил и теперь расплачиваюсь за все.
– И ты говоришь это мне? – Она облизывает пересохшие губы.
– Да. Хочешь знать правду обо мне? Хорошо, я скажу. Покаюсь, чтобы ты возненавидела меня еще больше. Я должен это вынести, потому что заслужил. – Судорожно сглатываю, чтобы избавиться от кома во рту. – Ты представляешь, что такое одиннадцать лет жить с виной за убийство? И я не знал. Забыл, все забыл. Признаюсь, не думал ни о тебе, ни о Зои, ни о ваших проблемах. Мне было хорошо, я был одурманен возможностями большого города, своими амбициями и женщинами. Я питался самыми лучшими блюдами в знаменитых ресторанах, путешествовал и не вспоминал о вас. Но однажды меня вдруг так сильно долбануло по голове, что я очутился один. Брошенный. Раздавленный. Потерянный. У меня нет цели, чтобы жить. Нет причин, чтобы дышать. И я умираю. Мое сердце давно расколото, а я заливал его алкоголем, только бы не слышать обвинений в голове. – Вспоминаю каждую минуту, отматывая пленку к тому времени, когда все это началось. – Я ни разу не поблагодарил родителей за то, что оплатили мое обучение в Нью-Йорке. За то, что продали дом, все, что у них было, лишь бы у меня была квартира. Да и той я не был доволен. Родители раздражали, потому что постоянно звонили, хотели знать, как я живу, как учусь, с кем встречаюсь. А меня это бесило! Я грубил, ругался. Заявил, что не желаю отчитываться, потому что взрослый, и потом игнорировал звонки. Месяц я о них не слышал, предаваясь пьянкам и травке, несколько раз спускал деньги на кокаин. И женщин. Их у меня было много, столько, что я уже не помнил, с кем трахаюсь. Не запоминал имен. И в тот день, когда родители погибли, я кайфовал. У меня в груди ничего не оборвалось и не ойкнуло, что их уже нет в живых. Ничего, понимаешь? Они ехали ко мне.
Джесс с ужасом смотрит на меня, из ее глаз выкатываются слезы, а мои сухи и безжизненны.
– У них не было денег на самолет, поэтому, волнуясь за меня, они выехали на машине. Они погибли из-за меня. Я убил их и не винил себя. Но сейчас навалились все эти воспоминания, боль и потеря. А мне мало! Хочу умереть, разодрав себя от этих чувств. Я ублюдок! – Ударяю кулаком по двери. Джесс вздрагивает и прикрывает глаза. – Я никогда не думал о семье, хотя стремился к ней. И твои небеса ни черта не помогали! Только смотрели, как я убиваю! Они смеялись в тот день, когда хоронили родителей! Я везде лишний, ненужный. Одинокий. Вот мое веселое время. Так скажи, достаточно я ненавижу себя? Достаточно, чтобы ты хотя бы немного меня поняла? Мне плохо… – Хватаю ее за локти, словно от этой девушки зависят моя жизнь, мой путь и мое сердце. – Скажи, есть ли у меня шанс спастись из этого ада? И я вижу все! Вижу, как вы выживаете в этом мире, а я шикую! Вижу, черт возьми, и хочу быть частью вас! – кричу в ее бледное лицо, всматриваясь в широко распахнутые глаза. – Знаю, что без меня вы будете счастливы. А я без вас – нет. Мне нужна только вера… чуть-чуть. Понимаешь? Джасмин, ты же всегда была для меня особенной, хоть и маленькой, но такой родной. Прости… Если бы я тогда ценил помощь, ценил любовь и семью, ничего бы не произошло. Я бы не потерял себя и не вернулся бы в отчаянном поиске хотя бы капли искренности. Но вот это «бы» не изменить. Бесплодные мечты… Я ничего не могу поправить. – В сумасшедшей торопливости вытираю слезы с ее нежной кожи, не тронутой сегодня макияжем.
– Ничего не могу исправить. Я очень хочу, но мне нужна помощь. Ты мне нужна, потому что вчера, когда слушал, как ты играешь, корил себя за невыполненные обещания. За все прошедшее время я ни разу не был таким умиротворенным. Пожалуйста, я каюсь, молю тебя… ты так нужна мне. И из моего прошлого, и вот такая, уже взрослая, умная, немного странная. Ты та самая часть, которая напоминает, что я могу быть собой, не потеряв человеческого обличья и не растворившись среди миллионов людей. Я не хочу исчезать, – последние слова шепчу, приближая к ней свое лицо.
И она так близко. Незаметно для меня положив ладони на мою грудь, теребит пуговицы. Хочет что-то сказать, но закусывает нижнюю губу. Мне так плохо, что сейчас хочется ощутить вкус этих губ. Узнать, смогут ли они подарить мне спокойствие? Смогут ли снять с души этот крест, который придавливает меня?
– Флинт… – Глаза ее бегают по моему лицу, она слишком близко. А я больной, одинокий и жаждущий ласки, незнакомой, новой и в то же время когда-то испытанной. Сейчас в моих руках просто девушка, первая и единственная, кому я открыл свою тайну. Одну из многих.
– Я не знаю, что сказать. Не думала, что ты винишь себя до сих пор. Может, мои слова и не переубедят тебя, но… Нельзя изменить прошлого, но настоящее в наших руках. Если ты это понял, значит, пришло твое время, – шепчет Джесс.
Моргаю и резко выпускаю ее из рук. Мысли, возникшие в голове, пугают. И я отхожу, чтобы не натворить дел похлеще, чем есть.
– Прости, что вылил на тебя все свое дерьмо. Ты не должна думать об этом, только развлекаться и…
– Почему? – перебивает меня, делая шаг ко мне. А я от нее. Со страхом смотрю на распущенные длинные волосы, которые хотел бы сжать, заставив запрокинуть голову. Страшно от фантазий о тяжести и мягкости ее полной груди, выпирающей из топика, о податливости тела, когда его ласкают. Черт возьми…
– Ты права, мне не следовало узнавать все таким способом, это твоя жизнь, и ты можешь делать с ней все, что хочешь. – Отвожу взгляд, надеясь, что она не представляет, какие картинки мелькают в голове.
– Я не об этом. Ты отскочил, словно я прокаженная. – Джесс снова подходит ближе, а я морщусь от отвращения к себе.
– Все в порядке. Не ожидал такого пробуждения, вот и дал слабину. Забудь, ладно? Забудь, что я сказал и… Не знаю, голова болит. – Тру виски, чтобы убедить ее, насколько мне гадко. А это так, потому что она – моя племянница, хоть и неродная.
– Флинт… – Ладонь проходит по моему плечу, а я готов взвыть: не прикасайся ко мне так нежно, не надо, я не заслуживаю. – Я прощаю тебя, но тебе не нужно мое прощение. Ты должен простить самого себя.
Она хватает меня за подбородок и с силой поворачивает к себе, словно это я девочка, а она сильный и уверенный мужчина, знающий все наперед. Подчиняюсь и встречаюсь с ее темными, насыщенными синевой глазами.
– Спасибо, и я хотел бы, чтобы ты забыла об этом, – убираю ее руку от своего лица.
– К сожалению, не смогу, потому что у меня больше нет причин ненавидеть тебя. Мне очень хочется отомстить за ту боль, что ты причинил маме, но я не могу. Я устала воевать с тобой и с собой. Когда ты тоже устанешь, сообщи. – Джесс направляется к двери.
Но она же не может знать, что борьба идет с неожиданным влечением, которое испытал. Или может? Я со стыда сгорю, если она узнает. Сам себя прибью.
– Джасмин, – на выдохе зову ее, и она поворачивается. – Ты моя племянница, я знаю тебя с юного возраста, и ты моя семья, – напоминаю то ли себе, то ли ей.
– Занимательно, Флинт, но свою родословную я знаю, и тебя в ней нет, – усмехается и качает головой. – Ты просто мужчина, который когда-то встретился на моем пути. – Пожимая плечами, выходит из комнаты и тихо затворяет за собой дверь.
Падаю на мокрую постель, прокручиваю в голове разговор. Нет, вру. Я повторяю про себя последние ее слова. Стало немного легче оттого, что поделился с ней, но вину с себя не снял. И очень волнует, каким она воспринимает меня – не как дядю, как старшего – у нас же разница в двенадцать лет, а как мужчину, который начинает сходить с ума. По идее, должны бы уже появиться мысли, что следует бежать, гнать от себя чувства и желание узнать ее ближе, но их нет. Слишком устал от выплеснутых утром эмоций. Но я буду продолжать бороться. С собой. Это ведь ненормально, что меня возбуждает Джесс, но только ей я могу доверить самого себя. Ни к кому из бывших жен и любовниц такого доверия не испытывал. А между нами оно возникло с первого ее появления в моей жизни. И я вернулся, чтобы честно взглянуть в глаза страхам. На попятную не пойду, но и своей больной фантазии взять верх не позволю. Никогда. Это станет концом для нас обоих.