Ярким полднем позолочен,
Старый дом в саду стоит.
Он покинут, заколочен,
Он безмолвен, точно скит.
Но я знаю, – в щели ставней
В этот миг полдневный свет,
Как и в годы жизни давней
Льет узоры на паркет.
Это что белеет? Пыльный
Саван старого чехла,
Или призрак замогильный
Встал, кивая из угла?..
Луч потух, узоры тают,
И средь жуткой тишины
В мертвом воздухе витают
Потревоженные сны.
Мария Григорьевна Веселкова-Кильштет.
(Из сборника «Песни забытой усадьбы» (1911)
Все совпадения имен и событий случайны.
В этом маленьком городке никогда ничего не случалось. Вернее, случалось, но все происшествия были обыденными, бытовыми и давно привычными, за последние двадцать лет тут даже двери ни разу не заперли накрепко. Единственное убийство ненадолго всколыхнуло жителей, но жизнь быстро вошла в прежнюю колею, причём жалели обоих, и жертву, и преступника. «Ревность до добра не доводит, и ведь мальчишка совсем!» – шептались сердобольные тётеньки.
Не удивительно, что пацаны от скуки придумывали себе развлечения, нервы пощекотать. Например, забраться ночью в местный дом с привидениями, кто не струсил, ходил потом героем.
Откуда в наших глубинках дом такой? Давно поговаривали, что в доме за лесом, там, куда городок выходит клином, жила ведьма. Она орала дурным голосом, насылала проклятья, и место то обходили стороной. То ли сиделка, то ли домработница приезжала из областного центра, сделает все дела, уложит старуху спать – и домой. Местные бы ни за какие коврижки не согласились, даже из любопытства, им хватало ночных воплей. По соседству стояла лишь пара домов, но их жители так красочно описывали ночные кошмары, что никто не согласился бы испытать такое лично.
Но старуха уж год, как померла, дом отошёл государству и стоял запертым, все решали, что с ним делать. То ли продать с торгов, то ли музей устроить, ведь здание местного краеведческого совсем обветшало. Кто-то из депутатов агитировал коллег за музыкальную школу, пусть дети учатся.
Так и стоял дом пустым, и даже местные пьяницы туда не совались.
Мальчишки осторожно выбрались из кустов и огляделись. Вроде тихо, все спят, даже собаки не лают.
– Думаешь, там никого нет?
– Конечно нет, бабка уж год, как померла. Ты че, не помнишь, как она орала?
– Мы ж только год назад сюда приехали, откуда мне знать!
– Ты че, это как в кино! Прямо мороз по коже! Она проклятья орала или вызывала демонов.
– Старуха? Да ладно, врешь.
– Ну! Она из ума выжила, и давно уж слегла. Сиделка к ней приезжала днем, а ночью, говорят, ее одну оставляли. Вот и орала.
– А вдруг там кто-то есть? – Парни подошли поближе и включили фонарики. – Тут все заперто, не влезешь.
Дом был странным. Наполовину каменным, наполовину деревянным, в стиле модерн, популярном в провинциальных городках в XIX веке.
Он казался необъятным, уходил вглубь участка, ответвлялся в стороны, даже днем намекал на какую-то тайну. То ли салатовый, то ли бледно голубой, с красивыми стрельчатыми тройными окнами он неожиданно открывал прохожим мансарду из темного дерева за углом, а с другой стороны – трубы, напоминающие башни готического замка.
Кто его построил, в городе уже не помнили, от купившей дом лет тридцать назад семьи осталась лишь старуха, да и той теперь не было. О семье рассказывали всякие истории, страшилки из серии городских легенд, но на самом деле никто не знал куда делись родственники и почему после смерти старухи дом отошел государству.
Так и стоял он теперь закрытым. Многим интересно было посмотреть. что внутри, но никто не решался. Кроме школьников, этим чем страшнее, тем интереснее.
Два парня, почти уже старшеклассники, поспорили с друзьями и отправились сюда ночью. Дождались темноты, приготовили фонарики, выскользнули из дома незамеченными
Через забор, каменный до высоты человеческого роста, с витиеватой железной решеткой поверх, перелезли быстро. А вот дальше ход был закрыт, двери дома заперты накрепко.
– Пошли отсюда, а? Заперто ж! Мы не виноваты, что туда не попадешь!
– Погоди… – начал второй, но тут оба мальчишки подскочили на месте, растеряв остатки храбрости. Громкий стук раздался над головами. Они замерли, боясь шевельнуться, потом с опаской подняли головы. Один завопил и рванул бы к забору, но второй поймал его за рукав:
– Ну, ты даешь! Это ж занавеска!
То, что почудилось белой фигурой в развивающейся одежде, действительно оказалось занавеской. Одно из окно второго этажа распахнуто, это его со стуком захлопнул и снова отворил ветер. Занавеска вилась на ветру, словно привидение, которое кто-то держит внутри дома и никак не выпускает на свободу.
– Ништяк! Тут мы и заберемся! – парень постарше кивнул на лестницу, лежавшую у стены.
Невысокий паренек совсем не собирался никуда лезть, но ведь засмеют!
Общими усилиями приставив лестницу к стене, ребята забрались в окно. Мебель накрыта светлой тканью, только старинный комод темной громадой прислонился к дальней стене.
– Пошли, ты че! – толкнул приятеля более смелый.
Тот прошел несколько шагов по коридору, остановился у открытой двери в следующую комнату и повернулся к другу:
– А может… – но рядом никого не было.
– Тим! Тим! – в ужасе закричал мальчишка.
Тут что-то набросилось на него сзади и наверное, он тут же и умер бы от страха, но раздался смех:
– Эх ты! Ну, и ссыкун!
– Ты сдурел, да? Тут и так страшно! А ты…
– Смотри, что я нашел! – Тим показал другу пачку фотографий. На всех была снята семья с маленьким ребенком, потом тот же ребенок, но постарше, тоненькие лучи фонариков выхватывали незнакомые лица на снимках.
– Ладно, пошли дальше.
И тут ребята услышали звук. Словно кто-то прошел по первому этажу.
– Тихо! Там кто-то есть!
Они осторожно на цыпочках подошли к лестнице, спустились на несколько пролетов и тут лучи их слабых фонариков выхватили из темноты высокую фигуру. У фигуры не было лица и все же она смотрела вверх, прямо на них.
С диким воплем парни бросились обратно, пробежали по второму этажу, каким-то чудом слетели вниз по другой лестнице и оказались у распахнутой двери черного хода в сад. На миг обернулись и почудилось, что темнота сзади сгустилась, образовав темный силуэт.
Тут уж мальчишки изо всех сил рванули в сад, перелетели, как на крыльях, забор, и скрылись в ночи.