Темное деревянное полотно захлопывается слишком неожиданно. Я надеялась, что после случившегося Тан не будет настроен так категорически, но он, кажется, стал относиться ко мне только хуже. Его посыл предельно ясен. Мне остается развернуться и уйти в свою комнату.
С трудом подавляю необъяснимое желание постучаться еще раз и иду в свою комнату. Уже там сбрасываю с себя его толстовку. Делаю это молниеносно, внезапно осознав, что так и приперлась в ней к нему. Может, именно это ему не понравилось? Это разозлило? Может, я должна была принести его кофту в руках, а не прийти с извинениями прямо в ней?
Столько вопросов рождается в голове – и ни единого ответа. Я нервничаю, не зная, как поступить. Складывать кофту и идти к нему снова или…
Прихожу в себя уже у двери. Не дав себе времени подумать, опускаю ручку вниз и собираюсь выйти, когда слышу звонкий женский голос:
– Когда в следующий раз тебе приспичит потрахаться – не звони мне!
Я застываю у двери. Желание выходить и сообщать о себе резко пропадает. Получается, когда я приходила к Тану, у него в комнате была девушка? Мое разыгравшееся не на шутку воображение в красках рисует мне всевозможные сцены, что могли там происходить.
Девушка пулей пролетает мимо моей двери. Я прячусь за стеной, думая, что Тан последует за ней, но после ее стремительного удаления звучит лишь оглушительный хлопок двери в его комнату и звук закрываемой защелки. Видимо, его царскому величеству не подобает бегать за простыми смертными.
Отчего-то злюсь еще больше. Девушка мне незнакома, я даже не успела ее рассмотреть, так быстро она последовала к выходу, но мне почему-то становится за нее обидно. Получается, он такой не только со мной, по сути навязанной сводной сестрой, но и с другими людьми. А друзья? Те, которые с ним постоянно сидят на обеде в столовой, они тоже подвергаются жгучей ненависти?
Стук в мою дверь едва не заставляет меня закричать. Не знаю, как сдерживаюсь, когда в комнату входит женщина средних лет. Мама познакомила меня с прислугой в доме, но их имена я запомнила плохо.
– Ужин готов. Мой рабочий день подошел к концу, так что я ухожу.
– А… вы говорили Стасу, что уходите?
– Он не интересуется такими вещами, – она пожимает плечами, а затем добавляет, понизив голос почти до шепота: – Мы стараемся лишний раз ему не надоедать.
Ну вот что он за человек, а? Если его даже прислуга боится трогать?
– Стас всегда таким был?
– О, думаю, вам лучше спросить об этом у Богдана Петровича, – отвечает испуганная женщина.
Киваю. Конечно, стоило предположить, что она ничего не скажет, хотя я надеялась выведать хоть крупицу информации. Спросить о Тане у Богдана Петровича кажется выше моих сил. Не представляю даже, как начать такой разговор. С каких слов? Да и стоит ли? Он ведь начнет расспрашивать, а если я признаюсь, что просто хочу подружиться с его сыном, начнет давить уже на него, а это… это точно не пойдет на пользу нашему перемирию.
Прочтение написанных в университете конспектов занимает у меня несколько часов, после чего я спускаюсь к ужину. Мама написала мне сообщение, чтобы не ждали их, так как они вернутся поздно. Тана, разумеется, не зову. Решаю, что он сам спустится. Должен же он проголодаться с обеда?
Тем не менее даже после того, как стрелка часов переваливает десять, из его комнаты по-прежнему не доносится ни звука. Ловлю себя на том, что даже дышать перестаю и прислушиваюсь. Тишина.
Тан точно не оценит, но я все же встаю с кровати и следую на кухню. Разогреваю приготовленные умелыми руками прислуги блины с мясом, делаю чашку чая и поднимаюсь на второй этаж. У двери, которую не так давно нагло захлопнули перед моим носом, останавливаюсь. Убеждаю себя, что ничего хуже уже случившегося не произойдет. В худшем случае Тан пошлет меня еще раз. Разорвет всякую возможность наладить наши отношения и выбьет из меня жалость, что прямо сейчас толкает на отчаянный поступок.
Я стучусь в его дверь.
Снова.
На этот раз в своей одежде. Его толстовка осталась в моей комнате, но я обязательно скажу ему, что…
Щелчок замка в повисшей тишине дома звучит, как взведенный курок у виска. Я вздрагиваю, но пути назад нет. Как только дверь открывается, решительно шагаю внутрь. Не собираюсь ждать, пока он выставит меня и снова не позволит вставить ни слова.
– Аккуратно, горячий чай. Кипяток, – говорю как можно громче.
Тан отступает. Отходит от двери, так что я могу беспрепятственно пройти внутрь комнаты. То, что он не ловит меня и не выставляет обратно в коридор – хороший знак.
– Я подумала, что ты тут голодный, – продолжаю тараторить в надежде заговорить его. – На добро отвечать добром, так ведь? – зачем-то спрашиваю и тут же добавляю: – Ты не подумай, я не навязываться, я просто принесла тебе поесть. Блинчики очень вкусные, и чай только сделала. Без сахара. Сахар вот, рядышком, на блюдечке, я просто не знала, как ты любишь.
Он молчит. Почему-то даже не двигается. В полумраке комнаты я едва могу различить выражение его лица, но вот шумное прерывистое дыхание режет слух.
– С тобой… все в порядке?
Из-за резко дрогнувших рук чашка немного съезжает с блюдца, разнося по комнате неприятное бряканье.
– Тан…
Я начинаю суетиться. Не знаю, куда деть этот дурацкий чай с блинами, и не нахожу ничего лучше, как поставить все на стол.
– Ты плохо себя чувствуешь? Может…
Дальнейшие слова комом тормозят где-то в горле. Я не могу ни вдохнуть, ни что-либо сказать, потому что Тан резко разворачивает меня лицом к себе. Его пальцы неприятно впиваются в кожу плеч, и я дергаю ими, пытаясь получить освобождение.
– Серьезно? – спрашивает, сжимая еще сильнее, а затем встряхивает. – Ты, блядь, притащила горячий чай?
Я не успеваю ничего ответить, как он хватает чашку. Не за ручку, а прямо так обхватывает ее рукой и делает резкий глоток. Его начинает трясти крупной дрожью – и меня рядом за компанию. Мурашки расползаются по всему телу, когда свет луны падает на его лицо, и я могу прочитать весь спектр эмоций – гнев, ужас, презрение, беспомощность, отчаяние. Эмоции сменяют одна другую, пока не остается только одна – разочарование. Я вижу ее проблески в его взгляде и лишь сильнее сжимаюсь, потому что уже понимаю, что сделала не так.
Осознаю и не знаю, что ему сказать, чтобы он меня услышал. Я ведь… я не специально. Я даже не подумала, что простой чай может вызвать такую реакцию.
– Еще горячий, – выдает на одном дыхании. – Хочешь почувствовать сотую долю того, что ощущал я, пока мою кожу съедало пламя?
Чашка с обжигающе-горячим чаем все еще в его руках, а я нахожусь слишком близко. В какой-то паре сантиметров от того, кто, кажется, сошел с ума, потому что в следующую секунду мой истошный вопль нарушает тишину не только его комнаты, но и, кажется, всего дома.