Глеб
Одиннадцать лет назад я совершил ошибку – спас сына охотников. Они убили моего отца, покалечили Алису и пытались выследить нас с мамой. Самоуверенные ублюдки потащили с собой на охоту ребёнка.
Но сама природа против того, чтобы такие выживали. Тогда пошёл мокрый снег с дождём, который при низкой температуре сразу стал ледяной коркой на дорожном покрытии. Их автомобиль занесло на мосту. Он протаранил заграждение и упал в реку. Я помню, как стоял и смотрел на него с берега. Внутри не было ничего, кроме отчаяния и злости. Но вдруг я увидел в воде орущего и захлёбывающегося мальчика. Совсем мелкого, возраста Алисы. Я не мог просто смотреть, как он идёт ко дну.
Надо ли говорить, что мать была, мягко говоря, не в восторге от моего героического поступка. Она желала смерти всем, кто имел хоть какое-то отношение к тем, кто разрушил жизнь нашей семьи.
– Он повзрослеет и станет таким, как убийцы твоего отца, – говорила она. И если честно, я думал также и сожалел о своём поступке.
В день, когда я впервые увидел Никиту, он напомнил мне того спасённого мальчика. Но я отмёл эту мысль, поскольку она показалась мне слишком невероятной. Чтобы сын охотников и оказался оборотнем?.. Немыслимо.
– Кто дал тебе эту отраву? – прорычал я, глядя на здоровяка.
– Дядь Валера, – испуганно ответил тот. – Сказал, это лекарство.
Вокруг нас начала собираться толпа. Я слышал как кто-то за спиной спрашивал, как с мобильного позвонить в экстренные службы. Но всё это не имело никакого значения.
– Какой дядь Валера?! – спросил я полушёпотом, хотя уже знал ответ. Мой разум просто отказывался принимать его.
– Дядь Валера Никифоров, опекун его. А что такое?
Я ещё раз взглянул на лицо Никиты и обречённо вздохнул. Валерия Никифорова знали все в сообществе охотников. Его именем родители-оборотни пугали своих детей. В молодости он вместе с мужем своей сестры Андреем Климовым лишил жизни многих моих ни в чём не повинных сородичей. Я слышал, что после несчастного случая с сестрой, Валерий отошёл от дел – нужно было позаботиться о племяннике. Но, по-видимому, он просто решил не привлекать к себе больше внимания. Так скрывать истинную сущность юного отпрыска Климовых было проще.
Я сглотнул сухой ком в горле и попытался собраться. Родство Никиты с охотниками не отменяло того, что он оборотень. Более того, оно не отменяло того, что меня тянуло к нему, как магнитом. Я приложил ладонь к влажному лбу. Он задышал активнее, а после и вовсе открыл глаза.
– Глеб, – произнёс он растерянно. И добавил, заметив собравшихся вокруг нас студентов. – Власович.
– Как ты? – спросил я, невольно улыбнувшись. Внутри меня шла борьба. Я буквально разрывался между долгом перед семьёй и общиной и своими собственными неясными чувствами. Но показать ему свои сомнения я не мог. Не тогда, когда он смотрел на меня таким наивным беспомощным взглядом.
– Я нормально, – сказал он и потянулся к термосу, что держал его друг. – Кир, дай, пожалуйста.
Здоровяк покачал головой. Никита вопросительно приподнял брови.
– Так, ребят, давайте-ка отойдём и поговорим, – предложил я, протягивая Никите руку. Тот несмело опёрся на неё и поднялся на ноги.
Его всё ещё немного покачивало из стороны в сторону.
– Э, Кирилл, кажется? – обратился я неуверенно к здоровяку и протянул ему полтинник. – Купи, пожалуйста, воды. Мы будем за углом в коридоре.
Парень растерянно кивнул и побрёл к кассе буфета. А я перевел взгляд на Никиту. Отпускать его руку не хотелось, но держать её и дальше было совершенно непозволительно. Он первым это понял и спрятал руки в карманы. Мы побрели по коридору к свободной скамейке.
– Извините, – опустив глаза, сказал он. – У меня малокровие, так что вот…
– Не пей больше эту дрянь, – покачав головой, ответил я. – Аконит – яд для волков. И твой дядя должен бы знать об этом.
Никита бросил на меня испуганный взгляд, а затем огляделся по сторонам. Убедившись, что никто кроме него не слышал моего предупреждения, он чуть наклонился в мою сторону.
– Вы тоже обо…ротень?
Это было даже немного забавно – то, как он споткнулся на полуслове. Но я сдержал подступивший смешок, чтобы не смущать его ещё больше, и просто кивнул. Никита отчего-то ещё больше залился краской и занервничал. Я слышал его учащённый пульс и даже забеспокоился, что он может вновь невольно начать трансформироваться.
– Дядя говорит, что оборотни – это зло, – шумно вздохнув, сказал он. – Но мне не хочется верить в это. Я думаю, в детстве оборотень спас меня. И я очень благодарен ему за это.
Никита осторожно глянул на меня исподлобья, и от этого взгляда сердце в груди сделало кульбит. Я медленно выдохнул. Вот ведь… И что он творит?
– Я часто видел этого волка во сне после. И до знакомства с Киром думал, что он мой единственный друг.
Я подумал, что ничего удивительного в этом нет. Никифоров хотел скрыть волчью сущность парнишки, а потому изолировал его от сверстников из охотничьих семей, с которыми тот хоть как-то мог подружиться. Должно быть, у него было очень одинокое детство.
– Если тебе дома угрожает опасность, я мог бы найти тебе убежище, – предложил я немного подумав.
– Убежище? – удивился Никита. – Вы о чём? Дядь Валера заботится обо мне. Он мой единственный родственник.
«Хороша забота – поить оборотня аконитом», – подумал я, но вместо этого спросил:
– А где ты обычно проводишь полнолуние?
– Полнолуние? – проговорил он задумчиво, и на его лице мелькнула паника. – Нигде… я в тот день впервые обратился. Что же теперь делать?
Он навалился спиной на стену и поднял мучительный взгляд к потолку.
– Во-первых, перестать пить настой аконита, – произнёс я бескомпромиссно. – Во-вторых, найти место, где будешь встречать полную луну. Лучше всего подходит лес, благо у нас их в достатке. Только место нужно выбирать такое, куда охотники побоятся сунуться.
– Охотники… – глаза Никиты стали совсем круглыми и напуганными.
– Да, Никита, такие как твой дядька, – ответил я немного грубовато, чтобы смысл сказанного точно впечатался в его разум.
Подошёл Кирилл с бутылью воды и настороженно оглядел нас.
– Продиктуй мне свой номер, я отправлю тебе дозвон, – поднимаясь со скамьи, сказал я.
Никита в ответ назвал кое-как заветные одиннадцать цифр. Я набрал и нажал кнопку вызова.
– Это мой, – кивнул я на загоревшийся экран его смартфона. – Запиши и позвони, если будут проблемы. А сейчас промой желудок и дрянь эту больше в рот не бери. Понял?
Никита, отчего-то снова покраснев, кивнул.
Я знал, что мои сородичи никогда не поймут меня. Понимал, что предаю Алису и память отца. Вся рефлексия накатывала на меня уже после встреч с Никитой. А когда я смотрел на него, даже просто издалека в аудитории, не мог не испытывать чувство какого-то благоговения и нежности. Он был интересным. Так забавно морщил лоб, когда сомневался. А из-за привычки подпирать голову кулаком, сидя за партой, его чёлка всегда немного стояла торчком. И когда он улыбался, то по неопытности выставлял клычки поверх нижней губы. Все эти его особенности были очень милыми.
Возможно, мне следовало бы задуматься, от чего я пялюсь на него при каждой удобной возможности. Зачем приехал в колледж, хотя у меня даже не было занятий. Это все слегка отдавало сталкерством. Но самому себе я этот момент объяснял своим характером, неотъемлемой частью которого была необходимость о ком-либо заботиться. До недавнего времени объектом моей заботы была Алиса. Но чем старше она становилась, тем сильнее крепло её стремление к сепарации, даже несмотря на то, что здоровье всё ещё оставляло желать лучшего. А Никита, хоть и был того же возраста, что и Алиса, с точки зрения жизни оборотня был будто слепой несмышленый щенок.
– Ну так что, ты решил, где будешь в полнолуние? – спросил я его в перерыве перед новой лекцией. Он замялся.
– Думаю, я должен обсудить это с дядей, – ответил он смущенно.
При упоминании Никифорова у меня сработал триггер. Я не понимал, как вообще можно о чём-то разговаривать с этим человеком. Да его и человеком то назвать – язык не поворачивался. Злой и жестокий… Я стиснул зубы, чтобы не разразиться бранью. Нужно было успокоиться. Ведь сам Никита ни в чём не виноват, он не выбирал в какой семье родиться. Но выбор ему однажды сделать придётся, хочет он этого или нет. И что-то мне подсказывало, что единственный верный выбор для него – уйти из дома. Чтобы сдержать трансформации, Никифоров готов был в течение одиннадцати лет травить его аконитом, я не удивлюсь, если теперь в полнолуние он посадит его под замок, чтобы изолировать от людей.
– Послушай, Никит, – выдохнув сказал я. – Ты ведь не на студенческую попойку собираешься. Дело-то серьёзное.
– Я знаю, – кивнул он, не поднимая глаз. – Но слово дядьки – закон. Он мне как отец.
При упоминании отца Никиты, пусть и в довольно абстрактной форме, я опять стиснул зубы. Некоторые шрамы никогда не затягиваются. И потеря одиннадцатилетней давности была одной из таких. Видимо, моё озлобленное выражение говорило само за себя.
– Не злитесь, пожалуйста, Глеб Власович, – произнёс он чуть не плача. – Я просто пытаюсь сделать, как лучше.
– В том-то и дело, Никит, что лучше для него и лучше для тебя – это абсолютно разные вещи. Охотники считают нас монстрами, а мы всего лишь хотим свободы для нашей второй сущности. Мы не опасны для людей.
Никита тяжело вздохнул. Было видно по лицу, что он хочет мне поверить, но авторитет дяди, утверждавшего обратное, был слишком велик.
– Но охотники ведь не на пустом месте объявили вас… то есть нас, монстрами, – осторожно заметил он.
– Это долгая история, – я, поморщившись, потёр висок.
– А я до начала лекции никуда не спешу, – пожал плечами Никита и присел на край моего стола.
Невольно я уставился на его бедро в светло-голубых джинсах, оказавшееся в невероятной близости от моей руки. Мне вновь вспомнились замечания Алисы по поводу импринтинга. Нет, я не из этих. Я замотал головой, отгоняя навязчивые мысли. Мне положено соблюдать приличия, в конце концов, я ведь преподаватель. Вздохнув, я откинулся на спинку стула.
– Знаешь, как говорят: в любой семье не без урода, – начал я, сложив руки на груди. – И среди оборотней был такой. Полвека тому назад. Макар Агеев его звали. Вот он был настоящим уродом и монстром, во всех смыслах. Благодаря хитрости и силе он занял высокое положение в стае и начал творить то, что ни один уважающий себя волк никогда не позволил бы. Унижал и избивал сородичей мужчин, насиловал женщин. Но, разумеется, самым страшным его преступлением стало убийство человека.
Никита, насупившись, слушал мой рассказ. С каждой новой деталью он всё больше вжимал голову в плечи и пытался засунуть руки поглубже в карманы.
– Никто точно не знает, как именно это случилось. Однажды наутро после полной луны на краю леса нашли растерзанное тело егеря. И возможно, люди бы просто решили, что это несчастный случай. Именно этой версии придерживались советские следователи, которые вели это дело. Но Макар, работавший тогда, как и некоторые другие оборотни, на заводе, обмолвился своим коллегам, что это его рук дело, при этом всячески оправдывая себя, мол, такова наша звериная природа.
На этих словах лицо Никиты стало болезненно бледным. Я мог только предполагать, но вероятнее всего, тут тоже не обошлось без негативных установок его дяди, с которыми срезонировал мой рассказ.
– Были волки, осудившие и его преступление, и то, как он позиционировал себя, но большинство просто боязливо отмолчалось. И в этом была их фатальная ошибка. Спустя месяц пропала группа студентов университета, отправившаяся в турпоход. Вместе со студентами пропала и преподаватель Татьяна Климова.
– Кажется, эту часть истории я слышал, – задумчиво проговорил Никита. – Это моя бабушка. У дядьки дома есть старые советские фотоальбомы. Когда я был мелким, он показывал мне их и рассказывал, кто есть кто. Он говорил, что бабушка пропала без вести в тайге.
– На самом деле её нашли, но не сразу. Сначала, лишь рукав ветровки одного из её студентов. Этого оказалось достаточно, чтобы объявить охоту на Макара, который как раз тоже куда-то пропал. Просто перестал ходить на работу.
«Поисковую экспедицию» возглавил муж Татьяны, Егор. Он работал вместе с Макаром на заводе, был мастером соседнего цеха. Говорят, он был крайне нелюдимым, но очень наблюдательным. Он смог понять, что обычной дробью Макара не возьмёшь, ведь у оборотней отличная регенерация. Материалом для пули, поразившей его стал серебряный нательный крест, что мать Егора, как говорят, смогла сберечь от чекистов.
– Офигеть, конечно, история, – произнёс Никита, потерев лоб. – Только как-то странно, что вы мне рассказываете её, хотя она касается моей семьи. Странно это всё.
Я вздохнул и снисходительно улыбнулся.
– Эту историю знают все оборотни от мала до велика. И рассказывают её как раз таки, чтобы другие не повторяли той мерзости, что творил Макар. Агеев был чудовищем, не из-за ликантропии. Он был болен, как любой психопат. Среди людей тоже такие встречаются иногда. Имена некоторых даже вошли в историю и стали нарицательными. Но Егор Климов почему-то решил, что раз один оборотень оказался монстром, то и все остальные представляют угрозу. Так на нас и началась охота.
Я глянул в круглые блестящие глазёнки Никиты. Он озадаченно смотрел в пол. Я прекрасно понимал, что он чувствует. Когда-то в детстве мне с помощью этой же истории объясняли, почему охотников нужно бояться. Я хотел, было, ещё добавить, что в конечном счёте Татьяна вернулась домой живая и относительно здоровая. У них с Егором даже вскоре появился ребёнок, который позже стал самым жестоким охотником в истории. Но прозвенел звонок. Никита вернулся на своё место в конце аудитории. Мы снова стали просто преподавателем и студентом. От осознания этого во рту появился привкус горечи.
– У меня к тебе серьёзный разговор, – загадочным тоном произнесла мама. Я предчувствовал, что это опять ничем хорошим не закончится, а потому попытался слиться.
– Не могу говорить, мам. Я за рулём.
– Ну так остановись, – произнесла она таким тоном, как будто это было совершенно очевидно. – И вообще у любого нормального человека на такой случай гарнитура имеется.
Я едва не бросил телефон в окно. И как ей удаётся каждый раз всего за двадцать секунд доводить меня до белого каления? И это ведь она ещё даже не перешла к делу. По уму мне надо было бросить трубку. Но в этом случае при следующем её звонке мне пришлось бы ещё выслушивать, что я неуравновешенный псих и вообще неблагодарный сын, что она меня двенадцать часов рожала в муках, а потом в детстве четыре раза ценой жизни спасала от охотников. Последнее, к слову, ставило очередной вопрос о её материнских способностях. Это как надо было следить за ребёнком, что он аж четыре раза попадался охотникам на глаза? Но вопрос этот, как и многие другие, касающиеся её, носил скорее риторический характер.
– Ну что ещё? – припарковавшись у обочины, смиренно спросил я.
– Герман Саныч Алексеев очень благодарен тебе, – деловито ответила она. – Передаёт привет. И готов тебя познакомить со своей дочкой. Я кстати уже общалась с ней. Самая прелестная из всех омег, что я встречала в своей жизни!
У меня на секунду перехватило дыхание. Точно под дых ударили. Я с силой сжал трубку. Как же порой я хотел бы узнать, что я приёмный. Это бы хотя бы объяснило, почему эта женщина ведёт себя так. Но к сожалению я иногда замечал и в себе черты, которые так не любил в ней.
– Мам, я не хочу ни с кем знакомиться, – изо всех сил сдерживая эмоции, произнёс я.
– Не придумывай! Где ты ещё найдёшь такую? – возмутилась она. – Красивая, здоровая и из хорошей семьи. Пользуйся шансом, пока дают. Ты ведь не альфа-вожак, а незаурядный тридцатилетний бета с зарплатой в двадцать пять тыщ. Или ты думаешь, что к тебе из девок очередь выстроится?
– Ничего я не думаю, – ответил я раздражённо. – И как я тебе и говорил, с личной жизнью у меня всё в порядке.
Мать ненадолго замолчала задумавшись.
– И почему мне кажется, что ты мне врёшь, только чтобы не делать, как я говорю? – с сомнением произнесла она.
– У вас что, паранойя, Яна Сергеевна? – ироничным тоном ответил я ей. – Вы, может, не в курсе, но мир вокруг вас не вращается.
– Как бы там ни было, а на встречу прийти тебе придётся, – игнорируя колкость, сказала мама. – Я уже им пообещала.
– Хорошо, но не жди, что породнишься со своим Алексеевым через меня, – бросил я и завершил звонок.
Вот так всегда было с ней. Стоит уступить в чём-то одном, и вслед за этим она на тебя вываливает ещё кучу всякого. Я тяжело вздохнул. От мысли, что меня могут свести с кем-то стало тошно. В целом, это конечно обычная практика для оборотней, исключая случаи импринтинга. Но истинные пары – это такая же редкость, как среди людей пары, что живут душа в душу с молодости и до старости. И чаще всего истинные пары всё-таки встречаются между альфами и омегами. Ещё один аргумент в защиту того, что Никита не мой истинный. Но… то, что это случается часто, не значит, что так случается всегда.
Я посмотрел на экран своего смартфона и не поверил глазам. Никита прислал сообщение. Всего одна фраза, один вопрос, а пульс так в ушах начал отдаваться, что в пору было записываться к кардиологу.
«Вы сейчас не заняты?»
Я завис на секунду, думая написать в ответ или перезвонить.
«Молодёжь сейчас не любит телефонные звонки», – подумал я и написал, что не занят.
«Можно, я вам наберу?» – спросил Никита, и я отчего-то живо представил себе, каким беспокойным он выглядит в этот момент, как бледнеет лицо и подрагивают пальцы. Нутро моё наполнилось чувством очарования и благодарности за его смелость. Я улыбнулся и нажал кнопку вызова.
Он ответил мгновенно, но следом за этим из динамика послышался какой-то треск.
– С тобой всё нормально? – обеспокоенно поинтересовался я, когда всё стихло.
– А? Да, – взволнованно ответил Никита. – Я просто телефон выронил.
– Ну ты… – я еле подавил смешок. От осознания, что он в порядке, от звука его голоса приятное тепло разлилось по телу. Я непроизвольно прикрыл глаза и улыбнулся.
– Извините, – пробормотал он как-то pасстроеннo.
– Да всё хорошо, Никит, – поспешил успокоить его я. – Ты чего хотел-то?
– А, точно. Хотел спросить, как проявляется у волков отравление аконитом?
У меня в один момент внутренности скрутило узлом от страха. Я плотнее прижал телефон к уху, как будто это бы позволило мне быть ближе к Никите. Я ловил его тревожные вздохи в ожидании моего ответа. Пытался по ним оценить его состояние.
– Никит, ты разве не перестал его пить? – спросил я, пытаясь выдержать спокойный тон.
– Да я перестал, честно, – ответил он. – Просто…
– Что «просто»?
Я завёл автомобиль, готовый в любую минуту сорваться к нему. Если Никифоров заставляет его принимать эту отраву силой, я должен вмешаться. И плевать, чего это будет мне стоить.
– Просто дядька ведь тоже не дурак, – сказал Никита, нервно сглотнув. – Если я не буду хотя бы притворятся, он быстро всё поймёт.
Я, поморщившись, откинулся на спинку сиденья. Непростой выбор стоял передо мной. Я мог бы попытаться научить Никиту, как обмануть дядю и тем самым продлить их совместное проживание. Либо оставить всё как есть, побудив его тем самым свалить побыстрее. Но в этом случае Никита с высокой долей вероятности оказался бы в опасности.
– Так, Никит, я сейчас приеду к тебе, – поразмыслив, сказал я и выехал на полупустую дорогу.
– А? Ладно, хорошо, – растерянно проговорил он. – Сейчас напишу вам адрес.
От мысли, что я очень скоро увижу его, меня почему-то бросило в жар. Я взглянул на себя в зеркало заднего вида, потом принюхался к лонгсливу под курткой. Вроде с утра надел всё чистое, но за день беготни успел пропотеть. Опомнился вдруг, почему вообще обращаю внимание на такие детали. Я ведь не на свидание собираюсь, а на помощь другому волку. Он же мой студент. В крайнем случае, я мог бы сказать, что мы приятели. Хотя подростки, конечно, так не говорят сейчас. Но суть не в этом. А в том, что Никита не может быть моей парой. Ни истинной, ни какой-либо ещё, и точка.
Вроде бы я всё решил для себя, но на душе от этого стало только паршивее. Я не мог себе признаться, что чувствую нечто большее к Никите, чем приятельская, дружеская привязанность. Но и я не мог не осознавать эти чувства. И от внутренней борьбы, точно из омута на поверхность, поднимались самые неприглядные эмоции: злость и страх. Они сбивали с толка и отвлекали от первоочередной задачи – уберечь Никиту от «благих» намерений Никифорова. Ещё неплохо было бы убедить его съехать от дяди, но это было уже второстепенно.
Пытаясь сконцентрироваться именно на задачах, а не на эмоциях, я мчал по вечерним улицам города. Снег валил в лобовое стекло крупными хлопьями, лишая возможности видеть дальше чем на пару метров. Из динамиков доносилось тихое шипение. По всей видимости после звонка мамы я случайно задел тюнер, сбив точный адрес радиостанции. На удивление этот звук не раздражал, а даже напротив – успокаивал.
На экране смартфона отразился входящий вызов с незнакомого номера. «Я прямо популярен сегодня», – подумал я раздражённо, принял вызов и поставил на громкую.