Он всё забыл.
Нет, он помнил, как ходить, сидеть, лежать, есть и пить – но то же самое умеет любой сухопутный зверь. Или птица. Он позабыл и самую обычную человеческую речь, пришлось заново учиться говорить – будто он несмышлёный малыш, только-только делающий свои первые шаги. Да и мало было научиться понимать, изъясняться, мало затвердить названия предметов – ещё и назначение многих ставило его в тупик. Будто он впервые их видел и в руках держал.
Вот как сейчас.
Крутит в пальцах челнок для вязания сетей. То так приложит к нити, то эдак, подцепит, выдернет… Ну никаких сил нет на это смотреть!
Дед Шин в сердцах огрел по склонённому, непривычно черноволосому затылку: хотя сила уже не та, у парня аж зубы клацнули, уронил и иглу и мотовило.
– Да что ж ты делаешь, малахольный! Я ведь тебе только что всё показывал! Старайся!
Молча глянул из-под будто подведённых бровей своими жутковато-нездешними глазами – что тебе дыры чёрные! – наклонился, подобрал инструмент, аккуратно положил на лавку и… направился к морю, не слыша, не оборачиваясь на оклики и брань, несущиеся вслед. Догнать бы, затрещин надавать, да с одной артритной, а другой деревянной ногой по мокрому песку за молодым парнем не набегаешься.
– Вот ужо гляди, пожалуюсь я твоей хозяйке! – бессильно пригрозил Шин. Хотя и та по-своему малахольная, конечно… Уже без надрыва глотки грозил – толку-то, всё равно уже не услышит! Вон, стоит по своей вечной привычке на самой кромке берега: тощий, прямой, руки за спиной сложены. Всё глядит в гнилую южную сторону, беду кличет…
С юга-то его и принесло однажды.
День Большого прилива случается несколько раз в году, когда в небесах Брат с Сестрицей наособицу выстраиваются: вода уходит прямо на глазах, бывает, аж на несколько миль от берега отступает. Только знай-успевай набирать всяческих гадов-ракушек придонных, лови не уплывшую рыбу и осьминогов, трепещущих в подводных омутах; водоросли рви копнами… А когда море наконец возвращается, жди подарков: то туши погибших зверей, когда невиданных, иной раз чудовищных; почерневшее, ставшее от воды просто железным дерево; остовы погибших кораблей, коли повезёт – и остатки их грузов.
А прошлый раз прибило вот этого…
Как раз Ингрид тогда и свезло. Хотя везенье, конечно, то ещё. С гнильцой.
Углядела в ровно наступавшем приливе человека, вытащила за шиворот на берег. Народ столпился, про собственные находки позабыв. Гадали, откуда мертвяка принесло – с корабля потопшего или с палубы волной смыло; а то и островитянина – вон какой чернявый – течением в море утащило? Не обращавшая внимания на это глубокомысленное обсуждение Ингрид находку свою так-сяк ворочала, трогала, растирала, давила – и на глазах поражённых людей ожил мертвец! То есть глубоко вздохнул, закашлялся, глаза открыл – мутные, тоже чёрные, будто их рыбы повыели. Произнёс что-то непонятное, на языке нездешнем (и впрямь островитянин) и опять забылся. Все решили: не жилец.
Но не Ингрид. Девка упёртая, выходила-таки бедолагу, ещё одного проглота своей семье добавив. Уж к какому только делу Найдёныша приспособить ни пытались – не получается, ни к чему не годный, хоть ты его обратно в море бросай! Вроде и послушен, и понимает, и старается, а толку выходит чуть! А едва лишний разок ругнёшься – как тут удержаться? – глянет, ровно тан1 какой, свысока, вот как сейчас развернётся – и нет его. Даже если изловишь потом, вроде как сразу глохнет, забывает даже то, что раньше хорошо делал.
Нет, никакого толку от него не будет, так и знай, Ингрид! Так, ворча своим мыслям, старый рыбак вернулся к сетям.
***
Ингрид знала. Но было ей сейчас совершенно не до бестолковости Найдёныша, не до недовольства старого Шина или даже собственной родни. Сидевшая за письменным столом девушка с раздражением взирала на младшего братца своего Питера яр Пассата, кракен его забери. Вымахал ростом с мачту, плечищи – впору взрослому мужику, кулачищи кувалдами… а ума ровно столько, сколько и десять лет назад.
– Повтори-ка ещё раз, – сказала на пределе терпения. – Правильно ли я тебя расслышала?
– Вроде до учёбы у тебя слух был что надо! – буркнул любезный братец. – Муссонцы в университете что-то с твоими ушами сделали? Говорят, они с чужаками не церемонятся, тут отрежут, там пришьют…
И прикусил язык, когда старшая сестра грохнула кулаком по столу, а кулаки у неё будь здоров, залепит – мало не покажется, плавали, знаем! Подскочили и покатились писчие приборы, на бумаги из чернильницы выплеснулась изрядная клякса.
– Собрался наплевать на семью, бросить свой собственный клан и уйти с Циклоном?! С этим… отребьем? – Похоже, несколько лет учёбы в муссонской столице приучили сестрицу к тамошнему этикету – уже не сыплет направо-налево привычной бранью, в себе ругательства давит, а то бы сейчас он многое узнал и об «отребье» и о самом себе. – С пиратами?!
Питер от души возмутился:
– Чего это сразу пираты-то?! Капитан Анжэ де Циклон никакой не пират!
– А ты откуда знаешь?
– Все говорят!
– Кто говорит? Опять шлялся по кабакам портовым? Всё бы тебе чужие враки слушать да пиво с ромом глыкать! Работать кто будет?
– На себя посмотри! – огрызнулся брат. Хотя самое время отмолчаться, пока добрая сестрица на него всех собак – живых и дохлых – не навешала. – Ты же первая семью и клан бросила, не правда, что ли? Захотелось, видите ли, ей учиться, да не абы где у нас, а в муссонском университете! И как, многому научилась? Сколько мы на тебя денег потратили – а толку? Три года бездельничала среди этих му… муссонцев, а теперь возвернулась как ни в чём не бывало! И я после этого тебя ещё слушаться должен?
Тут Ингрид яру Пассат взъярилась окончательно – отчасти оттого, что имелась в братовых словах некая толика правды.
– «Мы» потратили? Мы?! Да ты хоть десятую часть мара за всё это время сам заработал?
Зря Питер самонадеянно полагал, что сестра после нескольких лет протирания штанов-юбок на университетской скамье обмякла мускулами, растеряла свою привычную драчливую сноровку, а он, наоборот, приобрёл. И минуты не прошло, как младшенький, отрада материнского сердца и тайная слабость отца в одном лице, вылетел из дому с расквашенным носом и подбитым глазом, да не просто вылетел – ускоренный любящим сестринским пинком. Ингрид вослед ещё и разразилась наконец длинной тирадой, части которой он даже не понял, хотя о смысле догадывался: не иначе как у своих высоколобых муссонцев такие непонятные, но обидные словечки подцепила! Народ, проходивший по улице, даже приостановился, заслушавшись. Вытерев юшку, побитый, но непобеждённый парень мудро рассудил, что связываться с бешеной девкой нет резона: ну отлупит её, а толку, всё равно никакого почёта от того ему не прибудет, а ежели вдруг (скорее всего!) она его?.. Оставалось только сплюнуть кровавой слюною и отступить.
На время.
Ингрид же ещё с рычанием пометалась по конторе, пиная попадавшиеся на пути тяжёлые табуреты и лавки. Деревяшки гремели, отлетали и падали – некоторые ей же самой на ноги, что успокоения, понятно, не добавляло. Поэтому когда в распахнутую настежь дверь деликатно поскреблись, она, круто развернувшись, рявкнула:
– Ну, что ещё?! – прямо в лицо не вовремя заглянувшему Найдёнышу. Увидев, как тот в натуральном испуге влепился спиной в косяк, проворчала тоном ниже, всё ещё исходя огнём и ядом: – А, это ты!..
Плюхнулась в кресло. Мрачно уставилась на залитые чернилами только что кропотливо сведённые счета: начинай сначала! Что за кракенёныш проклятый!
Парень прошёлся по конторе, поднимая и расставляя мебель. Собрал в стопочку и аккуратно выровнял снесённые сцепившимися родственниками приходные-расходные книги. Прикрыл распахнувшиеся дверцы шкафчиков.
Ингрид следила за ним исподлобья, медленно успокаиваясь. Вот что этот… ч-чудак опять на себя нацепил?! Только отвернёшься, а на нём опять какая-то натуральная занавеска вместо нормальной одежды: мол, не могу, хозяйка, такое носить, ткань слишком грубая, кожу натирает просто до сыпи… И расцветка всегда вырви глаз, такую бы на корабельные флаги в открытом море, даже посреди шторма сразу заметишь! Всё больше алая, прямо под их цвет, цвет клана Пассат. Надо свозить его на ярмарку, прикупить, в самом деле, вещей из материалов хороших, добротных…
Точнёхонько подгадав момент, когда гнев хозяйки остыл, Найдёныш ненавязчиво примостился у её стола. Продолжил машинально наводить порядок и здесь: очиненные перья и ручки в одну сторону, карандаши шеренгой в другую, абак по правую руку Ингрид, чистую бумагу по левую. Огорчённо покачал головой, рассматривая испорченные счета – насупленная девушка вырвала те у него из рук, скомкала, с силой швырнула в сторону двери; бумага улетела недалеко, шлёпнулась на пол, хотя бросок был что надо. Вот так всё в её жизни: стараешься-стараешься, все силы вкладываешь, а толку – чуть!
Словно угадав её мысли, Найдёныш произнёс:
– Вы его не удержите.
Ингрид вновь вспыхнула, парень тут же вскинул ладони, как бы защищаясь от её гнева.
– Кто вас саму заставит делать то, что вы не желаете? И у вашего брата точно такой же нрав.
Ингрид вздохнула, обвела взглядом с детства знакомый кабинет. Кто заставит? Вот же она как миленькая сидит здесь, хотя должна и желает быть совершенно в другом месте.
– И что ты предлагаешь? Благословить мальчишку на рейд с пиратами? Да я свяжу его по ногам и по рукам и запру в сарае, пока этот циклонский пройдоха не уберётся!
– Но потом на остров прибудут другие, – резонно возразил Найдёныш. – Не будете же вы всю жизнь держать его взаперти?
– Мать бы только порадовалась, – буркнула Ингрид.
Чистая правда, между прочим. Иногда казалось, что у родительницы, кроме последыша, других детей и вовсе нет. Старшие сыновья уже взрослые, своих отпрысков полный дом. Дочь случилась малость малахольной, зато несколько лет родителям глаза не мозолила, семью не позорила. Вот и остался под боком единственный ма-аленький… Не от этой ли материнской любви-заботы и рвётся Питер куда-нибудь удрать – хоть к пиратам, хоть за самый Барьер?
Найдёныш как будто её мысли подслушал:
– Ваш брат уже вырос. Надо доверить ему какое-то важное дело.
Ингрид фыркнула:
– Дело? Счета вести для него, видите ли, слишком скучно, рыбачить слишком тяжело, кита бить – значит, уходить в море слишком надолго… Мне что же, бродячих актёрок нанять, чтобы его в работе развлекали?
Найдёныш улыбнулся: в уголках очень тёмных глаз пролегли смешливые морщинки, подсказывавшие, что раньше, до появления на Кроне, парень улыбался куда чаще. И что не так уж он и юн, а то из-за своей хрупкости и гладкой нежной кожи лица и рук иногда кажется ровесником Питера.
– От актёрок и я бы не отказался!
– Не сомневаюсь, – мгновенно отозвалась Ингрид, – ты ведь работать тоже не слишком-то разбежишься!
Сказала – и тут же пожалела. Найдёныш перестал улыбаться, отдёрнул пальцы от карандашей, которые машинально поглаживал – словно она его по этим рукам отхлестала. Глаза опустил.
– Простите, хозяйка. Я буду стараться.
Пустое обещание! Досадуя на него и на себя, девушка отмахнулась.
– Да ладно! Ты, главное, у меня в падучей больше не бейся и ни с кем не ругайся!
– Не буду биться! – пылко заверил Найдёныш. – У меня, как в лодочный сарай переселился, припадка ни разу не было!
Отчасти и она в тех случившихся припадках виновата – не сразу поняла, что подарочек от Большого прилива жить на суше не сможет. В самом натуральном смысле. Да и кто бы догадался?
…Через пару дней лежанка больного оказалась пустой. Обнаружили его уже на берегу, без сознания, у самой кромки воды. Отвели душу в ругани, обратно утащили. На следующий день та же история. И через день. Словно Найдёныш упорно норовил утопиться. Или вернуться обратно в то неведомое место, откуда его принесло водой. Прямо хоть привязывай его! А и привязали.
И тогда парня начало бить в припадках. Страшное дело, кто видел – знает: глаза белые, на губах пена пополам с кровью от прикушенного языка, тело дугою… И знахарки и врач, на которого Ингрид не поскупилась, лишь руками разводили: может, последствия ушиба головы, может, воды нахлебался, а может, он вообще такой с детства, кто его знает? Чем бы всё закончилось – или парень оклемался бы, или окончательным инвалидом стал, а то и вовсе помер… кто знает. Помог случай. Во время очередного припадка отчаявшаяся Ингрид поволокла Найдёныша на берег – вдруг сведённые судорогой конечности в тёплой воде попустит? Хотя сейчас утверждает, что тогда тащила его просто топить, чтобы не мучился и её не мучил, и сколько в той мрачной шутке от шутки… Однако в воде не только тут же припадок прекратился, так ещё и чужак глаза открыл, заулыбался. Вот так чудо!
Со временем разобрались, конечно, что вовсе не нужно Найдёнышу постоянно в море мокнуть, словно дельфину какому-то, главное – чтобы под ним по большей части суток была вода. Кто-то из стариков припомнил: встречаются в океане племена, которым земля и не нужна вовсе, живут они прямо на сцепленных вместе плотах с парусами-вёслами, дрейфуют по воле волн и течения. Может, как раз такую водную деревню разрушило сильным штормом или тамошнего жителя волной с плота смыло? Ещё и Ингрид невзначай обнаружила, что в воде у парня уши закрываются перепонками, и, хотя запретила о том рассказывать (а то ещё начнут звать рыбоухим!), окончательно уверилась в версии морского народа.
Факт есть факт: как Найдёныш переселился в подлатанный лодочный сарай, что на сваях над водой, так сразу на поправку пошёл.
Жаль только, память к нему не вернулась.
Найдёныш кашлянул, привлекая её внимание. Тоскливо взявшись вновь разбирать счета, Ингрид спросила, не поднимая головы:
– Ты ещё здесь?
– Хочу заступиться за того циклонского капитана…
Девушка вскинула на него глаза – тёмно-синие, грозовые.
– Заступиться? Неужто твой давний знакомец?
Найдёныш улыбнулся одними губами:
– Даже если и знал его раньше, сейчас всё равно не вспомню!
– Это верно. И потому на что оно мне, заступничество твоё?
– Не могу с уверенностью сказать обо всех предыдущих рейдах Анжэ, но этот у него точно не пиратский, и не разбойничий набег на прибрежные поселения. Его наняли учёные Муссона, вы же знаете, они частенько используют циклонские корабли.
Ингрид задумчиво постучала по плотным зубам только что очиненным им пером.
– Вот как? Интересненько…
Он очень на это надеялся.
– А ты откуда об этом знаешь?
Найдёныш, не хуже Питера ранее, ответил в том смысле, что «все говорят». Ни с кем особо не дружен, тесно не общается, но откуда-то чуть ли не первым узнаёт новости: хороший слух, острый глаз, ясный ум, быстро анализирующий сплетни, события, тенденции и приносящий выводы на тарелочке ей, Ингрид. Уже пару раз эти его сведения оказывались очень даже полезными. Стоит проверить и сейчас.
Решительно отодвинув бумаги, девушка поднялась.
– Вот что, пойду-ка я потолкую с тем самым циклонцем!
Боясь спугнуть удачу, он спросил нейтральным тоном:
– И о чём же?
– Скажу, чтобы ни в коем случае не вздумал брать нашу мелюзгу к себе на борт! – Девушка накинула куртку и широкими шагами покинула кабинет. Найдёныш вздохнул: он ведь надеялся добиться несколько иного! Ну… для начала и это сойдёт. Покачался на стуле, рассматривая беззаботно оставленные на виду документы – воспользоваться случаем? Остальные четыре рода клана Пассат дорого бы дали, чтобы заглянуть хоть одним глазком в кое-какие из них… Полистал ближайшую книгу и отбросил. Вновь осмотрелся.
Что-то было не так. Как-то тревожно.
А! Он беспокоится за хозяйку. При всей своей силе, решительности, смекалке Ингрид бывает иногда удивительно наивной. Слишком откровенной. Прямолинейной.
Говоря проще – как бы куда не вляпалась!
Найдёныш аккуратно прибрал бумаги в стол, запер на ключи шкафчики у окон; связку, взвесив на ладони, прихватил с собой. Напоследок тщательно замотал дверную щеколду – прежде чем войти в контору, придётся изрядно повозиться. Вот так-то лучше! Не понимает он этой жизни нараспашку.
Оглядевшись, Найдёныш поспешил за уже скрывшейся хозяйкой по дороге, ведущей в порт.
***
Анжэ де Циклон, капитан корвета «Морской пёс», уже не первый день гулял в кабаке «Моржовый клык» – отчего ж не повеселиться напоследок перед дальним, а если верить этим яйцеголовым муссонцам, ещё и опасным походом? Правда, что-то не припоминается, когда хоть один его рейд был безопасным до унылости!
Чтобы далеко не ходить, время зря не тратить, он даже к себе на корабль не возвращался, ночевал тут же в комнате наверху; когда один, а чаще в приятной компании: портовых девок, роившихся возле молодого и щедрого циклонца, можно было просто как мух разгонять.
Поднеся к губам кружку с пивом – начинаем с лёгких напитков! – Анжэ обвёл взглядом заполненный народом зал. Как и многие кабаки рядом с портом, «Моржовый клык» был не только едальней и пивной для завсегдатаев и приезжих, но и местом, где встречались деловые партнёры, заключались сделки – законные и не слишком, обговаривалось консорство, нанимались на судна моряки. И редко, очень редко забредали случайные люди.
Вон как эта только что вошедшая девица. Видно, что не развлекаться пришла и не постельным ремеслом подзаработать: уж больно строго и просто одета, и на свежем лице ни капли краски-штукатурки. Подойдя к столу у двери, что-то спросила; ко второму – тут ей пришлось шлёпнуть кого-то по лапе, ненавязчиво попытавшейся ухватить её за задницу. Анжэ наблюдал за посетительницей с ленивым интересом – по чести говоря, отвальная пьянка, не прекращавшаяся несколько суток, ему уже прискучила. Рослая, крепкая, похоже, ещё и при всех женских достоинствах, досадно скрадываемых просторным штормовиком. Прямо молодая резвая кобылка! На такой бы он и сам с удовольствием покатался…
Представившуюся заманчивую картинку как волной смыло, когда следующий стол, к которому упорствующая девица подошла со своим вопросом, разом обернулся, указывая кто рукой, кто пальцем, кто кружкой – но все в его направлении. Анжэ кисло отсалютовал в ответ собственной кружкой и принялся наблюдать, как девушка решительно проходит меж столов, отодвигает ногой тяжёлый табурет, молча плюхается напротив и деловито складывает руки. И всё это – не отрывая взгляда тёмно-синих глаз от анжэвской физиономии. Капитан двинул бровями и не нашёл ничего лучшего, как плеснуть пива во вторую кружку и катнуть по столу. Поймала! Осушила залпом, облизнула пену с губ – Анжэ автоматически уставился уже на её рот – и заявила:
– Я Ингрид яру Пассат! Из семьи старейшины рода Остроги.
Больно длинное имя для девчонки. И смотрит так, словно он должен от этого её представления подскочить от радости. Или, что скорее, вернуть какой-то забытый долг. Ни того, ни другого Анжэ делать не собирался, потому лишь пожал плечами.
– Ну что ж, за приятное знакомство! Меня зовут…
– Я знаю, как тебя кличут! И я бы не назвала наше знакомство приятным, – нахально заявила девица.
– Это уж воля твоя. – Скорее позабавленный, чем задетый, Анжэ опять поднёс к губам кружку.
– Когда отплываешь?
– Когда мой ветер придёт.
Девица подозрительно прищурилась, почти сомкнув ресницы, тёмные, как и её брови – при традиционно белокурой на этом острове шевелюре.
– И когда же это случится?
– На всё воля Океана.
Расхожая фраза. На самом деле отплытие уже было назначено на конец недели, но не отвечать же ни с того ни с сего этой нахальной девчонке, правда ведь? И вообще, не любит он никому выкладывать свои планы – к чему дразнить судьбу. Ингрид серьёзно размышляла над его уклончивым ответом: брови насуплены, нижняя губа прикушена.
– А что? – продолжал развлекаться Анжэ. – Неужели пассажиркой хочешь попроситься? Или вовсе в команду? Так на моём корвете рыбачки, даже такие симпатичные, совершенно ни к чему. Да и наймом не сам шкипер, а боцман занимается.
Аж подскочила на табурете, будто её шилом в ягодицу кольнули.
– Ещё чего – к тебе на борт проситься! Предупредить хотела: ежели к тебе придёт парнишка и назовётся Питером яр Пассатом из…
– Понял-понял, – перебил он, – из семьи старейшины рода Остроги! Твой брат? Женишок?
– …ни в коем случае его не бери! – строго указала девица.
Хотя команда была полностью укомплектована и в наличии на борту рыбачьих отпрысков он и в самом деле не нуждался, Анжэ возразил – чисто из чувства противоречия:
– Почему это? Если парень здоров, с руками-головой дружен и пришёл ко мне по собственной доброй воле? Мы же не работорговцы и не какие-нибудь там охотники за головами, которые людей опаивают и продают на военные корабли поштучно тело!
– Ну так… – Как бы ставя точку в этой нелепой, но забавной беседе, девица яру Пассат упёрлась растопыренными ладонями в столешницу, собираясь подняться. – Я тебе всё разъяснила. Ежели ты всё равно возьмёшь Питера к себе на судно, род Остроги расценит это как похищение с целью получения выкупа!
Анжэ терпеть не мог угроз – неважно, настоящих опасных предупреждений или, как сейчас, пустых, пусть даже от синеглазых девиц с телом кровь с молоком – и потому лишь ухмыльнулся лениво.
– А ведь неплохая идея, кстати! Весьма благодарен тебе за наводку!
Девчонка вспыхнула, подалась к нему через стол, раскрыла рот – наверняка осыпать его ругательствами, на которые пассатовцы большие мастера, удивительно, что за всю беседу с розовых губ рыбачьей парламентёрши ещё ни единого скверного слова не слетело! – но тут на её плечи легли ручищи, и заметно пьяный, хотя всё ещё чётко выговаривающий слова голос произнёс:
– И что тут за споры между влюблёнными, а?
***
Подавившаяся проклятьями Ингрид напрягла плечи, пытаясь скинуть с них чужие лапы – бесполезно, её будто чугунными чушками к табурету придавило. Повертела головой – разглядеть подошедшего, спина и затылок упёрлись в твёрдый живот, только и ухватила косым взглядом эмблему на синем форменном мундире: красные мечи на белом фоне. Военный или чиновник из Бриза?
Капитан Анжэ де Циклон – худощавый, с костистым ястребиным лицом, неожиданно молодой для своей громкой славы, лишь волосы с заметной проседью («перец с солью») делали его старше – улыбаться не перестал. Просто улыбочка из бесившей её лениво-насмешливой превратилась в дежурно-сухую. Серые глаза глядели теперь насторожённо.
– Приветствую, офицер Ван дель Бриз. Какими ветрами в этом заштатном порту?
– Ну зачем же так официально? – Обладатель лапищ наконец отпустил Ингрид, обрушившись на соседний табурет. Девушка отодвинулась, морщась от облака застарелого перегара – похоже, бризовец уже давно не просыхает! – Мы ведь с тобой старые добрые друзья!
Только после каждого слова можно ставить знак вопроса, подумал Анжэ, наблюдая, как девица показательно брезгливо отряхивает плечи, заодно разминая их, наверняка занемевшие от такой-то хватки. Старые? Ну есть немного. Добрые? Уже смешно! Друзья? С чего бы вдруг?
Нежданный-незваный друг из Бризоли без церемоний ухватил кувшин и, проливая пиво по щекам и на уже изрядно заляпанный мундир, опустошил большими жадными глотками. Со стуком опустил на стол.
– Уф. Хорошо! Жажда замучила. А ты, я смотрю, всё так же свеж и полон сил, а? С утра уже с девочкой развлекаешься!
– Для любви не существует запретного времени суток! – лирично прокомментировал Анжэ, заработав синюю молнию гневного взгляда.
– И поглядеть есть на что и пощупать, – развил свою мысль дальше Ван дель Бриз. И тут же эту самую мысль осуществил, судя по тому, как парламентёрша крупно вздрогнула. Однако на ругань и сейчас тратить время не стала – просто ухватила наглую лапу и, ловко вывернув, вздёрнула кверху. Не ожидавший такого бризовец охнул, навалившись грудью на стол.
– Ну, ты!..
– Я всё сказала, циклонский капитан, – лаконично сообщила рыбачка, – запомни!
И ещё раз дёрнув за руку – «добрый друг», зашипев, замолотил ладонью по столу – отпустила бризовца и повернулась уйти. Триумфально.
Вот дурища, кто же оставляет таких за спиной?
Пьяный-пьяным, а метнувшийся за ней бризолец – тяжёлый и злой – чуть не уронил девчонку на пол.
– Куда пошла, шлюшка кабацкая? Это что ещё за обращение с клиентом?
Капитан Анжэ де Циклон открыл уже рот объяснить, что рыбачья девица не по этой части, но… скрестил на груди руки и устроился поудобнее. Вмешаться он всегда успеет, а представление обещало быть забавным. Остальные посетители на эту сценку особого внимания не обратили: ну разбирается мужик с бабой своей, ничего нового!
– Отпустил живо! – рыкнула Ингрид яру Пассат в багровое от злости и возлияний лицо бризольца.
– Вернулась назад, я сказал! Я тебе уходить ещё не разрешал!
Некоторое время двое, пыхтя, мерились взглядами и силами: ни девчонка не могла вырваться, слишком уж «приятель» был крепок и тяжёл, ни бризовец не мог утащить её назад – слишком она была крупной и сильной. Без драки, похоже, не разойтись… Свободная рука Ван дель Бриза уже сжималась в кулак, а пальцы рыбачки скользили по поясу к потёртым ножнам, как неожиданно появилось новое действующее лицо. Между сцепленными телами аккуратно протиснулась чья-то рука, помахала в опасном перекрестье гневных взглядов, и приятный голос произнёс:
– Прошу господина дель Бриза меня простить, но девушка, кажется, против?
Анжэ де Циклон перестал раскачиваться на стуле и вытянул шею, а двое сцепившихся, повернув головы, уставились на вмешавшегося с одинаковым изумлением. Только реплики оказались разными:
– Тебе ещё что надо? Проваливай, пока цел!
– Найдёныш, не лезь! Моё дело!
Всё тот же безупречно вежливый голос продолжал:
– Не хотелось бы портить вам веселье, хозяйка, но я слышал, что калеченье эмиссаров Бриза – дело подсудное!
Ван дель Бриз неожиданно развеселился, даже хватку ослабил – воспользовавшаяся этим девица стряхнула его руку, отшагнула назад, и рядом с двумя противниками обнаружился третий, тут же ненавязчиво втиснувшийся между. Анжэ оценил грамотность подхода – отвлёк на себя, разъединил, заслонил… Хотя его самого не мешало бы заслонять; с первого взгляда заступника можно было принять за девицу: невысокий, стройный до хрупкости, с чёрными волосами волнами, миловидным лицом… и в каком-то непонятном широком ярком одеянии – жрец, что ли, какой туземный?
– Покалечит? Меня? Девка? – Бризовец расхохотался. – Ещё скажи, что ты это сделаешь, шибздик косоглазый!
Собеседник тут же ему поклонился:
– Ну раз вы так этого желаете… – Деловито намотав на руку болтавшуюся ткань своей хламиды, стал перед противником, до того напоминая напыщенной позой древнюю статую, виденную однажды в Бризоли, что Анжэ захотелось расхохотаться. Однако девица, топтавшаяся за спиной «статуи», не смеялась. Только и пробурчала безнадёжно:
– Найдёныш, ну хватит уже… пошли отсюда, а?
– Сейчас-сейчас, – отозвался тот, не поворачивая головы. – Ведь этот достойный господин сам вызвался, будет невежливо ему отказать… – И неожиданно повысил голос: – Все это слышали?!
Заинтересованно оглядывавшиеся ближние посетители кивками и нестройным хором подтвердили: мол, да, сам нарвался, дурак бризовский! Верховный клан мореходов в окраинных землях не только традиционно не любили, но ещё и не стеснялись это показывать. Анжэ заметил, как кое-кто уже ударяет по рукам и звенит монетами, и, перестав посмеиваться, заинтересованно подался вперёд.
И всё равно он не успел заметить, что и как произошло. Вот решивший больше не тратить слов Ван замахнулся, а в следующий момент уже врезался в ближний стол – сидевшие за ним с ругательствами и смехом вытолкнули его обратно, к по-прежнему стоявшему неподвижно девичьему заступнику. Заскрипели сдвигаемые в стороны табуреты и лавки, зрителей заметно прибавилось, а сама защищаемая с длинным обречённым вздохом присела на угол анжэвского стола.
И пошло-поплыло! После каждого своего замаха, пинка, рывка бризолец неизменно оказывался либо на полу, либо на опустевших соседних столах: чернявый парень уклонялся лишь в самый последний момент, «провожая» нападавшего ладонью, локтем, плечом… Народ, дорвавшийся до бесплатного представления, одобрительно ревел-ругался, свистел и топал ногами. Анжэ глянул на рыбачью девицу – та со скукой рассматривала собственные ногти.
Закончилось всё, когда на очередной раз рухнувшего Вана в прыжке приземлился «заступник», заехав ему куда-то зажатой в кулаке увесистой связкой ключей – бризолец дёрнулся и решил почему-то больше не вставать. Отряхивая свою цветастую хламиду, парень придирчиво осмотрел противника сверху, удовлетворился увиденным и протянул руку Ингрид яру Пассат.
– Мы немного задержались, хозяйка, вас уже в конторе ищут!
Вместо того чтобы принять предложенную руку, девица с размаху раздражённо шлёпнула по ладони (поморщившийся защитник замотал ею, отбитой) и пошла на выход, не оглядываясь ни на Анжэ, ни на поверженного бризольца. Шедший следом парень пошатывался от сыпавшихся на плечи и спину одобрительных хлопков и тычков…
Боцман, завернувший вечерком в «Моржовый клык» пропустить кружку-другую со своим шкипером, очень удивился, когда капитан порекомендовал ему обязательно принять в команду парня по имени Питер яр Пассат, буде такой явится наниматься.
– Да на кой нам неизвестный рыбачок на борту? И так эти… уч-чёные будут нами командовать да палубу топтать!
Анжэ де Циклон задумчиво улыбнулся:
– Просто хочу ещё раз кое-кого увидеть.
***
– Драчун!
– Сами вы, хозяйка, изрядная драчунья… Ай!
– Не дёргайся, что ты, ровно дитя малое, и секунды потерпеть не можешь!
– Так щиплется же!
– Миг дерёт, час лечит, – наставительно заметила Ингрид, закрывая крышкой склянку с мазью – бризолец таки ухитрился заехать Найдёнышу по морде – вон, лепёха вместо губы. – Какого чёрта морского ты следом попёрся?
– Присмотреть за вами…
– Ты за собой-то присмотреть не можешь!
– …потому что вы, хозяйка, как раз настоящий маленький ребёнок и есть, – из-за губы чуть невнятно, но всё равно нудным учительским голосом продолжал Найдёныш. – Только за порог – глядь, опять очередная неприятность! Что вы с этим эмиссаром не поделили?
– А, – вяло отмахнулась Ингрид, – он просто приятель того самого циклонца!
– Который вас высмеял, если не обругал, когда вы запретили ему нанимать вашего брата? – подхватил Найдёныш.
– А ты откуда знаешь? – насторожилась Ингрид. – Ты что, с самого начала за мной следил?
– Вовсе нет. Но разве предполагался другой ответ? Я иногда вам очень удивляюсь. Может, для разнообразия хоть раз сначала подумаете, а потом уже сделаете?
– Ну, ты ещё… – огрызнулась девушка.
Они сидели на склоне холма и смотрели на бухту. Судов у пристани и на рейде стояло немало: остров Крон, хоть и был во много раз меньше Албруса, оставался не только добычливой факторией Пассата, но и перевалочной базой для идущих к югу промысловых, торговых, военных и прочих кораблей, не оглашающих своих целей и порта назначения. Тут можно запастись провизией, пресной водой и всем остальным необходимым для долгого плаванья, так что в судоходные сезоны жизнь здесь просто кипит.
Вот же… тоска-тоскущая! Отвернувшаяся от опостылевшего вида Ингрид улеглась на траву, заложив руки за голову и скрестив ноги. Уставилась в небо. В высокой голубизне посверкивал длинной полосой Небесный Путь. Сидевший рядом Найдёныш жевал травинку и так сосредоточенно разглядывал порт, словно разрабатывал план его захвата.
В некотором смысле так оно и было; только Найдёныш продумывал не захват, а побег. Но на него нужно сподвигнуть хозяйку, без которой пока никуда: настолько много потеряно знаний-воспоминаний, что даже отличная на сегодняшний день память и цепкий ум не выручат. Туда просто не вложено того, что каждый мореход или – он с неохотой, но допускал это – даже какой-то островитянин усваивает с самого детства! С Ингрид намного легче освоиться в забытом, а потому новом для него мире. За полгода на Кроне воспоминания о прошлой жизни так и не вернулись, но он твёрдо знал, что не желает остаться здесь в качестве рыбака, торговца, даже конторского служащего, хотя несомненные способности к чтению-письму-арифметике у него имеются. А из всех окружающих людей его стремление выбраться в большой мир разделяет только Ингрид яру Пассат. Недаром же она три года назад каким-то образом сумела убедить семью и старейшину рода, что ей просто необходимо поступить в университет, да ещё и Муссона. Что произошло в конечном итоге: то ли Пассат бросил оплачивать учёбу, то ли студентку за что-то исключили, Найдёныш не выяснил; Ингрид на прямой вопрос не отвечает, а её сородичи выдают такое разнообразие версий, что становится ясно – сами не в курсе. Но как ни надеялись родственники, «дурь» из девки никуда не ушла, лишь затаилась до времени, и было им (и дури и девице) на родном острове тесно и душно.
Найдёныш забросил пробную удочку:
– А вы не задумывались, зачем и куда плывут на судне этого Анжэ-циклонца муссонские учёные?
– Мне это совершенно не интересно!
Ответ был таким резким и стремительным, что стало понятно – интересно, и ещё как.
– Я к тому, – мирно продолжал Найдёныш, – встреться и поговори вы с ними – а вдруг там ваши знакомцы из Университета Муса? – убедились бы сами, что это не пиратский рейд, и могли бы со спокойной душой отпустить с ними своего брата!
Ингрид глянула с внезапным подозрением:
– А тебе, случаем, Питер не приплачивал, чтобы ты замолвил за него словечко?!
Найдёныш ответил своей самой чарующей улыбкой:
– А разве хоть одно моё словечко может как-то на вас повлиять?
– Ещё чего! – проворчала Ингрид.
– Ну вот видите. – Парень вновь уставился на бухту. Ингрид смотрела на него. Так-то он ничего, выправился, уже не выглядит одним из Белых призраков, по россказням, появляющихся у Барьера. Хотя откормить как следует Найдёныша не удалось – вроде ест как нормальный взрослый мужик, да всё не впрок. Такое уж сложение у него, как врачи говорят – астеническое. Первое время его вообще от любой пищи выворачивало, кроме фруктов. Ещё и говорить почти не научился, а уже рожу кривил и тарелки отталкивал, пришлось пару раз даже оплеух надавать, силком кормить. Да и сейчас переборчивый, кухарка частенько жалуется, мол, разбаловала ты его, девка!
Может, и верно, слишком жалеет его – как выхоженного кутёнка, подобранного ещё слепым. Только морской подкидыш был скорее глухим, потому что человеческих слов не понимал. И немым – хотя в бреду болтал шустро и, придя в себя, какие-то звуки издавал, да всё совершенно бессмысленное. Хорошо, потом притих, слушать стал и слова вспоминать-учить. Оказался сообразительным, за полгода вон как болтать научился, да и читать тоже. А считать, судя по арифметической лихости, и до того умел. Жаль, ни к какому делу приспособить его не получается, сородичи меньше бы ворчать и жаловаться стали. Зато, как выяснилось, дерётся он будь здоров – пусть и как-то странно, незнакомо, без махания кулаками и хватания за грудки, хоть ты выставляй его на бои за деньги! Свои-то давно уже знают, не связываются, а вот чужаки… Вроде парень сам никогда не задирается, но то ли взгляд чёрных глаз им кажется (не кажется?) высокомерным, то ли прямая осанка и уверенные манеры в сочетании с внешней хрупкостью прямо как хищную рыбу на мотыля-Найдёныша так и манят!
Хорошо бы вспомнил он прошлое, про то, что случилось, родину свою, вернули бы парня на его место… Тут Ингрид горько посмеялась – ты сама-то не знаешь, где твоё место! Вроде приучишься к мысли, что такова твоя судьба и никуда от неё не деться, а тут подросший младший брат, как совсем недавно ты, пытается вырваться в большой мир! Ещё и проклятые муссонцы ни с того ни с сего приплывают на твой остров, будто он один-единственный в Океане…
– Пошли уже, – промолвила Ингрид, решительно поднимаясь. – Теперь меня уж точно потеряли!
***
…Палуба под ногами, паруса над головой, вокруг – смеющийся океан, перетекающий на горизонте в прозрачное голубое небо, на леере рядом – смуглая рука, унизанная множеством разноцветных браслетов. Женщина смеётся…
И вдруг вода впереди словно взрывается! Воронка от взрыва вырастает до неба, увеличивается вширь, выпуская из своего вихревого нутра гигантскую распахнутую хищную пасть – ни твари, которой она принадлежит, ни плоти внутри или снаружи – одни челюсти и клыки, похожие на скальные наросты. Она распахивается всё шире, поглощая корабль, небо, весь мир; сам океан вливается в бездонную глотку невидимого чудовища, закручивается бесконечным стремительным водоворотом. Пытаешься поймать женщину за руку, не потерять, обхватить, вжаться – если исчезнуть, утонуть, погибнуть в этой бездне, так хотя бы вместе! Но её пальцы выскальзывают, тают, как сахар, растворённый водой, и в руках остаётся только сияющий камень – будто прощальный подарок потерянной подруги или осколок солнца того мира, который навсегда покидаешь…
Найдёныш вскинулся на постели, судорожно, с хрипом хватая воздух разинутым ртом. Распахнутыми безумными глазами уставился перед собой во мрак безлунной ночи.
Он вынырнул. Он спасся. Он здесь. В безопасности.
Ожесточённо вытер мокрое лицо – нет, он вовсе не рыдал во сне от ужаса и горькой потери, просто пробило по́том из-за вернувшегося кошмара – давно тот ему не снился! Протянул руку, нащупал и зажёг лампу. Вновь огляделся. Да, он у себя, в лодочном сарае, переделанном под жильё – что за напасть, приговаривала Ингрид, помогая ему обустраиваться, почему ты не можешь, как все, жить на суше? Ты один такой или таков весь твой народ?
Он и сам бы хотел это знать.
Найдёныш вытащил из-под топчана задвинутый к стене сундучок, в котором хранились его нехитрые сокровища: дневник, который он стал вести, едва научившись писать – ведь, как выяснилось, на память полагаться не стоит; сумка с новой одеждой и обувью на случай, когда приведётся наконец убраться с острова. С сомнением взвесил на ладони мешочек с жалкими монетами: отчего-то само не прибавляется, пусть простит его хозяйка, но он знает, где хранятся деньги, и намерен распорядиться этим знанием в свою пользу!
Последним вынул и бережно развернул под лампой увесистый свёрток: первый слой ткани, второй, третий… седьмой…
Свет лампы отразился в половине большого хрустального шара, заплескался в нём жидким огнём. Найдёныш перевернул осколок, аккуратно провёл пальцами по уже наизусть выученным выступам и выбоинам разлома. Когда его принесло Большим приливом, он держал камень в руках – другие во время кораблекрушения цепляются за деревянные останки судна, чтобы выжить, выплыть, а он вот… Было ли это какой-то ценностью, или он просто машинально схватился за то, что рядом, а потом нипочём не желал расставаться? – Ингрид говорила, по пальцу разгибали, чтобы вынуть у него из рук эту «стекляшку». Хорошо, добрая девушка, не выкинула; может, в будущем этот осколок наведёт на что-то его больную память… Ведь не мог же Найдёныш просто мимоходом прихватить его со дна морского?
Был ли хрустальный кристалл тем, что он раз за разом видел во снах? Плыл ли он перед катастрофой на корабле, и кто была эта женщина – если на самом деле была, а не его спутанное сознание просто подкидывает в ночных кошмарах несколько совмещённых событий, времён, мест и лиц?
А вот её лица он так ни разу и не увидел…
***
– Эй, девушка! Эй!
Считавшая затаскиваемые на баркентину ящики Ингрид обратила внимание на оклик не сразу. Поставив очередную галочку, с раздражением обернулась лишь на уверенное похлопывание по плечу – ну кто там ещё?! Рядом стояла невысокая, крепкая, с короткой седой стрижкой женщина; смотрела на неё, задрав голову.
Алица делла Муссон.
Профессор из Муса.
Преподавательница, с которой она не раз сцеплялась во время учёбы.
Та, из-за которой ей в конце концов пришлось покинуть Университет.
– Ты же Ингрид из Пассата? – уверенно сказала женщина. – Училась вольнослушателем у меня в Ордене Ветвей2 с год назад?
Попросту онемевшая девушка кивнула, прижимая к груди, как щит, планшет с записями.
– Ну, я так и думала, – с удовлетворением заключила профессор. – У меня отличная память на лица! Помню всех своих студентов, все выпуски!
Да, только я у вас так и не выпустилась, могла сказать Ингрид. Не сказала – эта встреча оказалась сокрушительней, чем встреча с бывшим парнем после болезненного расставания. Мимо, неконтролируемые и вороватые, сновали грузчики, с опаской косясь на обычно до ужаса придирчивую конторскую девицу.
– Здравствуйте, профессор, – наконец вымолвила Ингрид. И правда, что это она? Ведь они уже не в Университете, где грозная Алица делла Муссон наводит страх не только на вольнослушателей – бедноту и выходцев из других кланов – но и на своих собственных сородичей. – Как вы здесь оказались?
Та свела серые прямые брови, губы поджала.
– Университет нанял для экспедиции циклонский корабль, но мы уже три дня ждём, когда капитан просохнет!
Ага, значит, шкипер Анжэ и впрямь не планировал пиратствовать в этот раз! Следовало просто распрощаться и вернуться к погрузке, но, приглядывая краем глаза за грузчиками, ненавязчиво оставлявшими ящики под прикрытием борта вместо трюма (потом перебросят на пристань и пропьют), Ингрид всё же продолжила беседу:
– И куда вы направляетесь? Или это – как всегда – секретная информация Муссона, которая инородцев совершенно не касается?
Профессор Алица её шпильки не заметила. Она вообще не замечает того, что не желает.
– Да нет, вообще никакого секрета нет. Мы собираемся к Барьеру.
– Вот как?
По собственной воле туда отправляются либо совершенно безбашенные циклонцы, либо высокоумные, а значит, тоже малость (или даже не малость) ненормальные учёные, ищущие способ преодолеть границу, исследующие тамошние «феномены»: атмосферные, погодные, природные, вроде диковинных тварей, которых Барьер беспрерывно рожает – случайно выловившие таких рыбаки кидают обратно в воду, не только не рискуя их есть, но и на всякий случай удирая во все паруса и вёсла.