Ключевые слова: науковедение, наука, образование, оценка эффективности, управление наукой.
Keywords: science of science, science, education, quality assessment, science management.
Аннотация: Современные наука и высшее образование превратились в систему массового производства научных знаний и специалистов высшей квалификации. Для выработки адекватной государственной научной и образовательной политики необходимо обладать знаниями о законах функционирования и развития науки и образования. В настоящее время широко применяются наукометрические и библиометрические методы оценки эффективности деятельности отдельных ученых, научных коллективов, учреждений науки и вузов. Показано, что чисто количественных методов оценки эффективности науки и образования недостаточно для адекватного управления. Необходимо разработать концепцию и методологию качественной оценки, которая должна стать важнейшим инструментом эффективного управления наукой и высшей школой.
Abstract: Science and higher education as systems of science knowledge and scientific staff production are widespread in our days. So principles of science and education developing are very important for constructing state policy. Quality evaluation of scientists, institutes and universities is imbedded in scientometrics and bibliometrics. But this methods are inefficient as they are more quantitative than qualitative. Today the new method of science production is deeply needed.
Науковедение, на первый взгляд, представляется довольно странной дисциплиной. В самом общем виде она изучает науку и образование (в основном, высшее): развитие, функционирование науки, управление наукой, структуру и динамику научных кадров и профессорско-преподавательского состава вузов, использование и применение результатов научной деятельности в реальной экономике, технике, образовании, в организации политических институтов, в социальной сфере. В определенном смысле науковедение занимается также систематизацией научных знаний и их классификацией.
Попытки построить теоретически безукоризненные и практически приемлемые классификации наук предпринимались с глубокой древности и приобрели особый размах в Новое время, особенно в связи с началом практического применения научных знаний. Однако до сих пор нет какой-то единой, общепризнанной классификации наук. И трудно сказать, появится ли она в ближайшее время, так как различные по предметам и объектам, методам изучения и сферам приложения системы научных знаний растут в наши дни как грибы после дождя. И объединить их в единую, четко структурированную, иерархически построенную гиперсистему, несмотря на усилия многих исследователей, до сих пор не удается.
При всем многообразии предлагаемых ныне систем классификации наук стоит специально отметить, что почти ни в одной из них не выделяется специальный кластер наук о науке, т.е. науковедение, включающее в свой состав такой важный подраздел, получающий все большее практическое применение, как наукометрия. А между тем в последнее время начиная со второй половины XX в. и до сегодняшнего дня интерес к науковедению и наукометрии со стороны общества и, особенно, властных структур непрерывно растет. И объясняется это достаточно просто.
В наши дни наука стала массовой. В развитых и быстроразвивающихся странах она превращается в отрасль народного хозяйства, причем отрасль дорогостоящую, требующую больших финансовых вливаний не столько и не только от частных и корпоративных инвесторов, сколько из государственных бюджетов. И естественно, что владельцы финансовых средств хотят знать, какой эффект дает субсидирование науки и высшего образования, какую пользу извлекают из этого общество и государство. Как раз здесь и возникает нестандартная и, можно сказать, парадоксальная ситуация, которая не встречается в других видах общественно значимой деятельности.
В армии взводные командиры подчиняются ротным, ротные – батальонным, батальонные – командирам полков, бригад и т.д. Генералы отдают команды полковникам, полковники – майорам, и далее команда спускается вниз, а вверх по тем же иерархическим ступеням поднимается информация об исполнении приказов и команд. И все участники этой длинной иерархической цепочки занимаются одним и тем же делом: отдают команды, исполняют их, осуществляют выполнение определенных боевых операций в случае ведения военных действий. Все они обладают различающейся по рангам квалификацией в рамках одной и той же компетенции. Примерно так же происходит на промышленном предприятии, где директор отдает распоряжения начальникам цехов. Те, после уточнения, передают распоряжения мастерам и бригадирам. И далее вниз, до простых исполнителей – рабочих.
В науке дело обстоит принципиально иначе. Ученые занимаются исследованиями. Они не приказывают друг другу. Они трудятся над решением согласованных проблем и задач различной степени сложности. Но все эти проблемы и задачи – исследовательские. И ученые занимаются исследовательской деятельностью, т.е. производством новых знаний. Но если научная деятельность финансируется государством, то функцию управления научными исследованиями в конечном счете выполняют чиновники. И никакой в точном смысле исследовательской деятельностью они не занимаются, как настоящий ученый не занимается работой чиновников.
Аналогичным образом обстоит дело и в системе образования. Учитель занимается образованием и воспитанием школьников. Профессора и преподаватели вузов занимаются образованием и воспитанием студентов. Процесс образования двигается сверху вниз. Руководители образовательных учреждений руководят деятельностью профессорско-преподавательского состава и организацией участия студентов в учебном процессе. Но универсальными компетенциями, охватывающими все виды образовательной деятельности, ректоры вузов и директора школ не обладают.
Почти то же самое можно сказать о корпоративных и частных заказчиках научных исследований и разработок. Финансируя их, заказчик заинтересован в получении конкурентоспособного и экономически выгодного конечного результата. Но сам он, как правило, в исследовательской деятельности не участвует. Чтобы выполнять функцию управления исследованиями и контроля за качеством конечного результата, чиновники, управляющие через процесс бюджетирования научных исследований, или заказчики, заинтересованные в получении определенных научных результатов, должны обладать дополнительными знаниями о специфике исследовательской работы, о превращении интеллектуальных продуктов в продукты, производимые реальной экономикой или сферой услуг. Эти дополнительные специальные знания как раз и должны давать науковедение и наукометрия.
Для того чтобы науковедческие и наукометрические исследования были понятны управленцам и заказчикам всех рангов, типов и уровней, их результаты должны излагаться в привычной и, я бы сказал, удобочитаемой форме. И такую форму чаще всего обеспечивают различные количественные методы описания изучаемых научных и образовательных процессов. Если во времена, когда Ф. Бэкон писал свое «Великое восстановление наук», количественные методы науковедения фигурировали в качестве простейших таблиц инстанций, позволивших впоследствии построить так называемую индуктивную логику и методологию эмпирических наук, то в настоящее время в науковедении и наукометрии все чаще применяются методы теории вероятностей, математической статистики, теории графов и т.д.
Объем количественных оценок, характеризующих эффективность и продуктивность научной и образовательной деятельности, постоянно растет. Но при этом нередко происходят потери в качественной оценке получаемых результатов.
Когда-то Галилей говорил, что книга природы написана на языке математики. И в общем виде это, наверное, верно. Но человеческие общества, в том числе сообщества ученых и преподаватели высшей школы, не фрагменты природы. Они обладают активно действующим сознанием, волей, эмоциями, собственными групповыми интересами, реализуют различные формы взаимодействия, конкуренции и солидарности. Чисто количественная оценка их деятельности, может быть, и облегчает деятельность чиновников и успокаивает тревоги заказчиков относительно эффективности вложения средств в научную и образовательную деятельность, но далеко не всегда приводит к желаемым результатам.
Утверждая это, я имею в виду то, что чисто количественные оценки той или иной человеческой деятельности, и прежде всего науки и высшего образования, не всегда дают адекватные знания о качестве научных результатов и качественной оценке образовательной деятельности. Хотя Гегель еще в позапрошлом столетии сформулировал закон перехода количества в качество и продуцирование новым качеством новых количественных оценок, простое механическое извлечение оценок качества интеллектуальной деятельности в науке и образовании из простых количественных показателей часто бывает не только неадекватным, но просто невозможным. Для пояснения этого тезиса рассмотрим некоторые связанные с ним вопросы.
Прежде всего, я предлагаю предельно упрощенную рубрикацию количественных методов и индикаторов, применяемых для оценки интеллектуальных достижений и эффективности интеллектуальной деятельности в науке и образовании.
Чаще всего для оценки интеллектуальной значимости деятельности ученых, их формальных и неформальных коллективов применяется метод подсчета числа цитирований. Отдельный ученый, лаборатория, научно-исследовательский центр, институт считаются тем более успешными, чем больше их цитируют. Для того чтобы количественно оценить интенсивность цитирования, обычно составляют перечни наиболее авторитетных научных журналов, главным образом, англоязычных и международных. Затем за определенный временной период подсчитывают, сколько раз в статьях, опубликованных в этих журналах, цитируется тот или иной автор, какое количество цитат приходится на каждую его публикацию. Далее принцип подсчета интенсивности цитирования распространяется на исследовательские или вузовские организации. Чем больше цитат приходится на публикации сотрудников, работающих в данной исследовательской или образовательной организации, тем выше престиж или рейтинг данной организации.
Для того чтобы подсчеты интенсивности цитирований носили систематический характер, были общепризнанными и безусловно авторитетными, создаются особые базы данных, наиболее известными из которых являются «Web of Science и Scopus». Первой из этих баз владеет компания «Thomson Reuters». Вторую базу обрабатывает издательская корпорация «Elsevier». В России в предшествующем десятилетии была создана организация для электронной обработки интенсивности цитирования и публикаций, называемая Российский индекс научного цитирования – РИНЦ.
Несмотря на целый ряд достоинств, связанных с быстротой, охватом и точностью электронной обработки данных, содержащихся в этих базах, не все получаемые с их помощью оценки однозначно характеризуют результаты научных достижений и оценку качества.
Так, в канун выборов нового президента РАН в 2013 г. претенденты на эту почетную должность опубликовали в газете «Поиск» свои предвыборные манифесты. При этом один из них сообщил, что в начале своей научной деятельности он имел относительно немного публикаций и не очень много цитировался. Тем не менее именно за научные результаты, полученные в этот период деятельности, он был удостоен Нобелевской премии. Другой претендент, кстати, избранный на должность президента, всегда отличался высокой продуктивностью. Только за последний период (около восьми лет), по данным РИНЦ, им было опубликовано более 1300 работ, процитированных 14 тыс. раз. Но Нобелевской премии он удостоен не был, хотя, несомненно, пользуется большим авторитетом в научном сообществе как ученый-исследователь.
Можно было, наверное, привести немало аналогичных примеров, хотя, конечно, все они могут вызвать возражения в том смысле, что требование чисто качественных оценок повышает уровень субъективности и является в каком-то смысле позицией неудачников, склонных считать, что их научные результаты по тем или иным причинам не получили адекватной оценки. Есть также еще одна проблема, связанная с подсчетом интенсивности цитирования. Дело в том, что научные журналы, публикующие результаты тех или иных исследований, читаются, оцениваются и оказывают влияние не только на реальных или потенциальных авторов других статей, но прочитываются значительным числом ученых или преподавателей, которые сами нечасто публикуются или знакомятся с публикациями к сведению, не дают им открытых оценок в собственных статьях и книгах.
Наконец, еще одно существенное замечание. Упомянутые выше электронные базы – накопители цитат – обрабатывают отнюдь не все научные журналы. И вполне возможно, что некоторые крайне интересные в научном отношении статьи могут быть опубликованы не в самых авторитетных журналах.
Кроме того, какими бы ни были принимаемые создателями упомянутых электронных баз классификации и рубрикации научных знаний, в них отражается журнальная продукция и статьи, посвященные преимущественно естественно-научным и техническим наукам. Понять причину этого нетрудно. Дело в том, что именно продукция этих наук чаще всего получает реализацию в технических разработках, патентах, конструкторских решениях, применяемых в промышленности, сельском хозяйстве, медицине, других сферах практической деятельности, повышающих конкурентоспособность и экономическую эффективность как отдельных предприятий, так и отраслей экономики в государственном и международном масштабах.
Справедливости ради следует отметить, что в таких системах, как, например, WoS, имеется база, построенная на основе ци-тируемости статей, опубликованных в журналах социальной и гуманитарной направленности. Но при этом они значительно менее полны и обстоятельны, а также обрабатываются менее детально, чем данные, содержащие информацию о статьях естественно-научной и технической направленности.
Можно утверждать, что общественные, так называемые социально-гуманитарные дисциплины также играют значительную, причем позитивную роль в современном обществе. Но результат их влияния на общественные, политические процессы не столь очевиден, как в случае с естественными и техническими науками. К тому же, как правило, наиболее ценные результаты социальных и гуманитарных исследователей публикуются в книгах, а существующие электронные базы цитирований монографических, книжных изданий, а тем более учебников, по которым учатся миллионы студентов, не отражают.
Кстати, отмечу попутно, что к системе РИНЦ последнее замечание не относится.
Теперь укажем, что включение науки и высшего образования в систему рыночной экономики часто приводит к неоднозначным решениям, принимаемым по отношению к ним различными властными структурами. В качестве подтверждения сказанного сошлюсь на ситуацию, сложившуюся в области образовательной политики, формируемой в России в течение последних лет, особенно в части, касающейся высших учебных заведений.
Не секрет, что в важнейших международных рейтингах вузов, таких как «Times», QS, Шанхайский рейтинг, российские вузы, как правило, не попадают не только в первую сотню, но даже не всегда во вторую. Впрочем, в 2012 г. в Шанхайском рейтинге Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова занял 80-е место и оказался в первой сотне. Но в более авторитетном рейтинге «Times» МГУ им. М.В. Ломоносова оказался на 214-м месте и в рейтинге QS – на 116-м. Разумеется, при расчете этих рейтинов наряду с количеством публикаций и числом цитирований учитываются и другие параметры, например число выпускников – нобелевских лауреатов – и др. Но при этом интенсивность цитирования публикаций ППС остается наиболее важным фактором при определении места университета в соответствующих рейтингах.
Как указывают В. Маркусова и А. Либкинд, многие российские университеты применяют различные «боковые» методы увеличения числа публикаций сотрудников университета [1]. Так, в НИУ «Высшая школа экономики» автору статьи, опубликованной в международном издании, ежемесячно выплачивают дополнительно 90 тыс. руб. в течение двух лет. В некоторых других университетах эта сумма составляет около 40 тыс. Но такими финансовыми возможностями располагают лишь немногие вузы. К их числу, прежде всего, относятся федеральные и национальные исследовательские университеты, получающие большие дополнительные дотации. Число таких университетов не превышает 30. Что же касается подавляющего большинства российских университетов, то им приходится рассчитывать лишь на публикационную активность своих преподавателей, которая крайне невелика. При учебной нагрузке в 600–800 часов в год времени на исследовательскую работу у них почти не остается.
Не способствует исследовательской активности и крайне плачевное состояние экспериментальной базы большинства вузов России. Во многих университетах, в которых по совместительству работают научные сотрудники Российской академии наук, с ними заключают договора, согласно которым их публикации становятся собственностью университета и пополняют таким образом его публикационных портфель.
Цитатный и публикационный бум, который происходит в России последние несколько лет, иногда приводит далеко не к самым желательным результатам. Количественные показатели, свидетельствующие о росте цитируемости публикаций членов того или иного исследовательского или университетского коллектива, не дают аутентичной информации о качестве публикаций. В этом смысле поучителен один эпизод.
Два года тому назад на очередном заседании Московского городского семинара по науковедению выступал проректор одного из наиболее престижных московских университетов. «Мы, – сказал он, – собрали старшекурсников наиболее продвинутых наших факультетов и сказали им, как только вы закончите учебу и займетесь научной деятельностью, цитируйте как можно больше друг друга и своих преподавателей. Это существенно поднимет престиж учреждения, в котором вы будете работать, и нашего университета». Нетрудно понять, что такое «дружеское цитирование» вряд ли может свидетельствовать о высоком качестве цитируемых публикаций.
Помимо количества публикаций и цитирования существуют и другие наукометрические данные, на основании которых определяется качество соответствующих научных и образовательных учреждений. Несколько лет назад все научные организации и вузы страны были условно поделены на три категории: лидерские, успешно справляющиеся со своими основными функциями и неудовлетворительно работающие. Первые и вторые, коль скоро речь идет о государственных организациях, заслуживали соответствующей государственной финансовой поддержки. Что касается учреждений третьей категории, то они подлежали ликвидации, слиянию или поглощению другими НИИ или университетами или простой ликвидации.
В качестве показателей опять-таки использовались следующие наукометрические данные: число публикаций, интенсивность цитируемости этих публикаций, экономическая эффективность продукции, например, количество патентов и лицензий на произведенную продукцию в расчете на определенную сумму государственных дотаций, количество контрактов, заключенных с предприятиями и организациями реальной экономики на предмет внедрения инновационных проектов, разработанных в данном НИИ или университете, количество студентов вузов, приходящихся на одного преподавателя, количество иностранных студентов в процентах к общему числу учащихся, участие исследователей данного учреждения в федеральных целевых программах, количество получаемых грантов и т.д. Руководствуясь этими и подобными показателями, Министерство образования и науки РФ провело в 2012 г. мониторинг 541 государственного вуза. В результате было установлено, что к числу образовательных учреждений третьей группы относятся 130 вузов и 450 филиалов. При этом было принято решение, что 24 вуза и 262 филиала подлежат реорганизации.
Сейчас даже не так важно, насколько адекватны принимаемые решения. Значение имеет лишь тот факт, что для выработки этих решений используются определенные наукометрические данные.
Другой пример важности использования наукометрических данных при выработке принципиальной научной политики дает анализ количественных показателей для подтверждения (или отклонения) новой научной политики, предлагаемой Минобрнауки в интересах перенесения центра тяжести научных исследований из Российской академии наук в высшие учебные заведения. Исходя из зарубежных, главным образом северо-американских, моделей проведения большинства фундаментальных научных исследований на базе продвинутых университетов Минобрнауки считает целесообразным реорганизовать всю систему РАН так, чтобы основные фундаментальные исследования, проводимые ныне ее НИИ и другими научными организациями, осуществлялись учреждениями высшей школы.
Правда, что за последние несколько лет исследовательская и публикационная активность федеральных и национальных исследовательских университетов росла очень быстро. Но из этого вовсе не следует, что РАН уже сыграла свою роль в проведении фундаментальных исследований и должна отойти на второй план, уступив лидерство в научных исследованиях вузам. Подсчеты показывают, что научные сотрудники РАН составляют примерно 15% от общего числа исследователей, работающих во всех НИИ и вузах России. Но при этом на долю РАН, ее институтов и организаций, как указывал ее главный ученый секретарь В. Костюк, приходится 55% всех научных публикаций страны. Кроме того, более 30% публикаций университетов выполнены в соавторстве с учеными РАН [2].
Решение проблем повышения эффективности научных исследований в стране следует искать не на пути свертывания исследовательской деятельности Российской академии наук, а при помощи ее эффективного реформирования, с тем чтобы преодолеть бюрократизм, известную архаичность административно-организационных форм и методов управления академическими институтами, повысить уровень сотрудничества академических институтов с предприятиями реальной экономики, университетами и научными центрами как в России, так и за рубежом.
Замечу также, что вопросы эффективности научных исследований, проводимых теми или иными научными организациями и вузами, решающим образом зависят от уровня их финансирования. Российских ученых, в том числе работающих в РАН, часто упрекают в том, что число их публикаций, соответственно и количество цитирований, существенно ниже, чем у ученых США или стран ЕС. Однако, как отмечает В. Костюк в уже упоминавшемся докладе на общем собрании РАН в мае 2013 г., финансирование науки в России примерно в 14 раз ниже, чем в США, в 10 раз ниже, чем в объединенной Европе [2].
Стоит специально подчеркнуть, что при достаточно внушительном увеличении бюджетных расходов на науку за предшествующее пятилетие доля РАН в нем постоянно падает. Из таблицы, приведенной в докладе Костюка, следует, что в 2008 г. из общих ассигнований на гражданскую науку (129,3 млрд. руб.) на долю РАН приходился 41,1% (53,2 млрд. руб.). Что касается 2012 г., то при общих затратах на гражданскую науку 320,7 млрд. руб., на долю РАН приходилось 65,4 млрд. руб., т.е. 20,4%.
Если говорить честно, то все разговоры о старении исследовательских кадров в науке и ППС в вузах и относительном снижении эффективности исследований в конечном счете упираются в деньги. Наиболее талантливые выпускники вузов будут уходить в те отрасли, где выше уровень заработной платы, которая чрезвычайна низка в государственных бюджетных академиях и в большинстве вузов России. Если общество и государство хотят иметь высокопродуктивную науку, если они хотят, чтобы наиболее способные выпускники вузов становились учеными-исследователями или преподавателями университетов, то необходимо резко увеличить финансирование науки и высшей школы. Если наше общество и государство хотят, чтобы результаты научных исследований быстрее превращались в инновационную конкурентоспособную продукцию, то необходимо восстановить сеть конструкторских бюро и проектных институтов, которые были ликвидированы во время реформ последних двух десятилетий. За этот период было потеряно по сравнению с «советскими» годами до 80% КБ и проектных организаций.
Наконец, еще одна иллюстрация того, как опора на чисто количественные показатели подталкивает к принятию недостаточно адекватных решений.
Подсчеты, проводившиеся по поручению Министерства образования и науки, показали, что в среднем в наших вузах приходится один преподаватель на девять студентов, тогда как в странах ЕС это соотношение равняется 1 : 12. Для того чтобы осуществить подъем заработной платы ППС высших учебных заведений, предлагается сократить число ППС в целом по стране примерно на 1/3 и решить этим сразу две задачи: приблизить соотношение преподавателей и студентов к европейскому составу и одновременно повысить за счет сокращения ППС заработную плату уцелевшей части профессорско-преподавательского корпуса. Однако при этом огромная учебная нагрузка на преподавателей, которая существует в вузах России на сегодняшний день, еще больше возрастет. В результате этого качество преподавания снизится, а объем времени, уделяемого научным исследованиям, резко сократится. Так что решения, опирающиеся на чисто количественные подсчеты, могут оказаться лукавыми, неоптимальными, контрпродуктивными.
В заключение статьи я считаю важным подчеркнуть, что наукометрические вообще и библиометрические исследования, в частности, чрезвычайно важны для оценки эффективности развития науки и высшего образования. Они полезны и необходимы при построении прогнозных сценариев, но пользоваться ими нужно с большой толикой осторожности, не забывая о качественных характеристиках, которые не всегда однозначны и прямолинейно вытекают из чисто количественных оценок. Поэтому одной из важнейших задач современного науковедения является разработка концептуального аппарата и методологии качественного анализа научных исследований и процессов преподавания в высшей школе.
1. Маркусова В.А., Либкинд А. Почем стоит опубликовать?: Научное сотрудничество вузов и РАН в цифрах. – (Научная политика) // Поиск. – М., 2013. – № 18, 03.05. – Режим доступа: http://www.poisknews.ru/theme/science-politic/5988/
2. Костюк В. Общее собрание РАН: Сохранить динамику: Из доклада гл. учен. секретаря Президиума РАН. – (Научная политика) // Поиск. – М., 2013. – № 22, 31.05. – Режим доступа: http://www.poisknews.ru/theme/science-politic/6164/