«Хочешь познать будущее, проясни прошлое»
Распростертое в неестественной позе тело в темном, длинном плаще, с вывернутыми и широко раскинутыми в стороны руками, лежит лицом вниз посреди мостовой, образуя форму креста. Голова разбита, и под лучами заходящего солнца на гладкой брусчатке, вперемежку с лужами крови, что-то поблескивает, словно серый кисель. Может, это куски мозга? Грузовик, только что сбивший человека, удаляется на большой скорости по улице, пока не скрывается за поворотом. При ударе взлетевший выше уровня уличного фонаря толстый портфель раскрылся и из него, словно снежные хлопья, плавно, во все стороны, как в замедленной съемке, вываливаются денежные купюры. Постепенно на мостовой вокруг лежащего тела образуется обрамление. Кажется, что это всего лишь сновидение. Но сна нет. Вновь и вновь на белой стене номера парижской гостиницы средней руки, словно на экране, разыгрывается трагедия. Видение не исчезает и продолжает быть таким же рельефным вплоть до мельчайших подробностей даже тогда, когда ненадолго закрываются глаза, чтобы прервать преследующую картину. С удивительным упрямством кадры прокручиваются снова и снова, повторяясь от начала до конца. Хочется закричать, предупредить незнакомца, неосторожно пересекающего тихую парижскую улицу в одном из старых районов города. Однако картина повторяется, и из-за поворота вновь стремительно выскакивает автомобиль и через мгновенье исчезает в темноте ночи, оставляя лежащую вниз лицом фигуру с разбитой головой и неестественно раскинутыми в стороны руками.
Словно в немом кино, происходит беззвучная сцена убийства неизвестного человека. Впрочем, так ли уж неизвестного? Ровно два месяца назад по Интернету к Андрею Корневу пришло странное предложение, и им был куплен контракт новой жизни. И дернул его лукавый пойти по указанному адресу. За окном ночной Париж. И все-таки, с чего все началось?
На столе свалка бумаг вперемежку с цветными макетами страниц будущего номера журнала. От бумаги исходит хорошо знакомый редакционным сотрудникам специфический типографский запах. Манящая притягательность свежеотпечатанных листов, терпеливо ожидающих прикосновения рук. Только что, Андрей Корнев, главный редактор глянцевого журнала с кратким названием «Мы» поставил подпись на заявлении о собственном увольнении. Взгляд останавливается на подписи, которая похожа бабочку, залетевшую случайно в открытое окно, так и застывшую на листе.
«Это, пожалуй, все, что я могу сделать». – Не без грустной иронии подумал Андрей. На стенах древнего храма в Дельфах начертано «Познай себя». Пожалуй, сейчас наступает хороший момент. Еще там было – «Ничего сверх меры». Что ж, здравая мысль. Пришло время принимать решение. Подняв голову, Андрей посмотрел на развешанные по стенам цветные и черно-белые фотографии. На них счастливо улыбались его друзья, коллеги и просто хорошие люди.
«Все выбросится». – В голове грустные размышления о временности всякого благополучия. – «Оставлять фото здесь нет никакого смысла. Вот, вместе со знаменитым писателем, залетевшим в нашу страну по случаю публикации его нового романа. Взять интервью было делом профессиональной чести. Разговор получился долгим. Многое не вошло в опубликованный материал, сохранившись лишь в архивных файлах. Когда-нибудь я к этому вернусь. Вот только когда?»
Андрей глубоко вздохнул и посмотрел на фото. Счастливое было время. Пожалуй, надо бы взять с собой. Но не всё, конечно. За спиной со стены в затылок пристально смотрит президент их журнала с лживой, застывшей гримасой, изображавшей, что угодно, но только не улыбку. Бесцветные глаза внимательно следят сквозь толстые стекла роговых очков. Голова слегка наклонена вниз. Знакомая манера облеченных властью, тех, кому положено получать всю информацию, в том числе, о вашей личной жизни, заглядывая через плечо, читать чужие письма, даже те, которые еще не написаны и не отправлены. Впрочем, сегодня все это уже не должно волновать. Андрей Корнев вышел из-под контроля, вышел из игры. Из их игры.
Вчерашний разговор оставил тягостный осадок, который не развеяла даже початая бутылка «Столичной». Надо было снять напряжение. Телефон сразу замолчал. Ну, и хорошо. Значит, новость уже разлетелась по коридорам и курительным комнатам редакции. После беседы с президентом, приняв единственно правильное решение, Андрей отправился домой и в одиночестве дожал поллитровку. Собственно, ничего другого не оставалось, как подать заявление об уходе. «Столичная» лишь помогла утвердиться в решении.
– «Обожаю качественную белую бумагу». – Глядя на чистый лист бумаги Корнев испытывал разные чувства. Заявление написано именно на таком листе. Четыре года назад, с его приходом в редакцию журнал приобрел совершенно иной вид. Оставаясь глянцевым, развлекательным, по сути он стал совершенно иным, гламурная оболочка соединилась с раскованной, смелой подачей материалов, интеллектуальной свободой. Тезис: «не все блондинки дуры» оказался справедлив. Журнал расширил аудиторию, что не могло не нравиться учредителям. До определенного момента такое положение всех устраивало. Но после вчерашнего разговора с вольнодумством было покончено.
– Ваша задача успокаивать общественное мнение, а не будоражить его сомнительными статьями.
Почти бесцветные глаза президента смотрели совершенно бесстрастно, не давая понять его собственное отношение к тому, о чем он говорил.
Глядя на застывшее лицо президента, в голове Корнева неожиданно пронеслось: «Он давно умер. Ноль эмоций. Сохранилась лишь внешняя оболочка тела. Может быть, он вечен?» Умение отказываться от своих взглядов давно вошло в привычку этого человека, когда-то подававшего большие надежды. Когда-то он был почти мифом для начинающих журналистов. Что ж, в конечном счете, он достиг карьерных высот. Гуттаперчевая гибкость позволила ему подняться на самый верхний уровень менеджмента журнала, стать одним из его владельцев.
– «Вот эти фото обязательно унесу с собой. – Рассуждая с самим собой, принимает решение Андрей. – И вообще, ничего катастрофического не случилось. Сегодня вечером пойду в Большой зал консерватории. Николь рассказывать не буду. Её вообще не стоит посвящать в свои проблемы».
Классическая музыка мало интересовала Корнева, но сегодня на сцене будет играть в составе оркестра его Николь. Этого было достаточно, чтобы «загрузить» себя на весь вечер.
Прежде чем отдать заявление, правильно собрать единомышленников. Пригласить надо только ближайших, с кем создавал новый облик журнала. Они должны быть информированы из «первоисточника». Дальше пусть сами определяют свою судьбу. Именно в тот момент, когда Андрей потянулся, чтобы нажать на кнопку связи с секретаршей, экран компьютера судорожно замигал, и на нем возникло новое сообщение.
«Наверно, очередной спам». – Подумал Корнев. Спамы постоянно, как летние мухи, висят на входе в компьютер. Многие из них наверняка содержат зловредные вирусы и довольно опасны. Адресат отправителя незнаком. Без всяких на то оснований, машинально нажата клавиша «Enter». Если это вирус, потом разберутся. В конце концов, здесь больше не работать. Нажав клавишу «ввод», Андрей в следующее мгновение испытывает чувство сожаления. Ну, зачем? Мелко насолить, но кому? Создать неприятности своим, пусть уже и бывшим, коллегам? Это зря. Однако материал стремительно «скачивается» на базовый компьютер редакции. В который уже раз ему предлагается встреча. Адрес отправителя каждый раз меняется, но содержание e-mail неизменно. Кто-то явно пытается наладить контакт столь необычным способом. В сообщении говорится, что за договорную плату предлагается на несколько порядков повысить его интеллектуальный уровень, его IQ. О современных возможностях влияния на работу мозга он где-то читал. Впрочем, конкретно где? Сейчас все это не имеет никакого значения. Его внимание привлек стиль написания текста. Готическая вязь букв изящно смотрится на экране компьютера, словно воскресшее оглавление средневекового манускрипта. В университете он активно изучал английскую стилистику елизаветинской эпохи, и такая манера написания сообщения, видимо, по мнению автора послания, должна была вызвать в нем интерес. Вероятно, кто-то знает его биографию и всерьез интересуется персоной Корнева. Не без колебаний набран короткий ответ о согласии на встречу. По прошествии времени, он так и не смог ответить себе на вопрос: что подтолкнуло его в тот момент нажать клавишу «ввод»? Простое любопытство или ситуация, связанная с уходом из журнала? Ответ принят. Предложение о месте встречи следует незамедлительно. Время и день согласованы. Наконец, Андрей расслабляется. Осталось нажать на кнопку вызова секретаря, чтобы отдать свое заявление в производство.
– Вы не ошиблись адресом? – На Корнева в упор смотрит старик, многое переживший за долгую жизнь. Лицо «сколоченное» из сплошных морщин, на котором застыла странная гримаса. На старике плотный, грязноватой расцветки плащ, скрывающий фигуру от пола до шеи, с которой, словно удав, свисает толстый шарф. На голове глубоко надвинутая на лоб широкополая шляпа. В своем наряде старик выглядит крайне несуразно и похож на сморщенный, прошлогодний гриб, при наступлении на который, не останется ничего, кроме трухлявого дымка. Из-под густых седых бровей выглядывают довольно живые, когда-то голубые, а теперь, как у всех стариков, тусклые глаза.
С ним Андрей, никогда не встречался и точно не был знаком.
– Я Вас спрашиваю, молодой человек?
Корневу ничего не остается, как ответить старику и назвать интересующий адрес. Этот район Андрей недолюбливал, посещая лишь в крайних случаях. Северо-восточная промышленная зона столицы. Данный микрорайон напоминал гигантский, заброшенный блошиный рынок, где вместо всякого старья было множество, в большинстве своем уже неработающих фабричных зданий, мелких мастерских с полупустыми складами и базами. Унылый вид района несколько разбавлял современный корпус недавно выстроенного, по всей вероятности, научного заведения, о профиле которого не было никаких указаний, или вывески. Рядом с ним располагались старой постройки жилые кирпичные дома из прошлого и даже позапрошлого столетия. Словно беспорядочно свалившиеся с проезжавшего грузовика кирпичные блоки, они застряли между заводскими корпусами в переплетенье давно не убиравшихся улиц. Выглядело все заброшенным, если не сказать, жалким. Жил ли в этих домах кто-нибудь сегодня, было не понятно. Один из таких домов Андрей и искал. Старик плохо слышал, пришлось повторить точный адрес.
– Да-да, молодой человек. Можете не кричать. Я все хорошо слышу. – Он с любопытством смотрел на Корнева. – Просто хотел убедиться, что Вы не ошиблись и точно знаете нужный Вам адрес. – После этого старик поднял левую руку и нервно потеребил свою коротко стриженую седую бородку. Правой рукой он крепко опирался на узловатую палку для ходьбы. В его произношении слышался небольшой, практически неуловимый акцент. Еще раз, смерив Корнева взглядом с головы до ног, он добавил. – Наверно, вы попали по адресу. Наверно…
Неожиданно он почти беззвучно засмеялся, указывая на свой посох.
– Видите ли, здесь нередко встречаются стаи собак. В этом районе жить вообще небезопасно. – После этих слов он опять издал звуки, которые были его смехом. – Впрочем, принципы, заложенные в инстинктах нашего поведения одинаковы у всех живых существ. Человек живет по тем же законам, что и стаи животных. Так, что бояться уличных собак надо не больше, чем людей.
И он снова рассмеялся своим скрипучим, почти беззвучным смехом. Болтовня его начинала Корневу надоедать. Двигатель автомобиля продолжал тихо урчать. Минуту назад, из-за того, что названия улиц и номера домов были покрыты толстым слоем сажи, ему пришлось вылезти из машины и вплотную подойти к табличке на стене дома, что не доставило никакого удовольствия.
– Разделяю ваши чувства. Воздух здесь отвратительный. Жить здесь не посоветую никому. – Серьезным тоном сказал старик и представился. – Марлин Конклифф, или просто Марлин. Как я понимаю, Вы ищите именно меня.
В его произношении имя Марлин звучит почти как Мэрлин. Но не волшебник же он?[2] Да и были ли это его настоящие имя и фамилия? Впрочем, это не важно, какая разница? Произнося Ма’рлин, старик делал акцент на первый слог. «Если он знаменитая рыба, описанная Хэмом, в книге „Старик и море“, то это очень странно». – Не без иронии решил Андрей, вспомнив, что океанского гиганта называли таким же именем, но, кажется, с акцентом на втором слоге. Широко распахнув двери подъезда дома, старик жестом пригласил следовать за ним, после чего энергично зашагал вперед по лестнице, ведущей вверх, как оказалось, на третий этаж. Андрею ничего не оставалось, как выключить двигатель, и, не забыв о сигнализации автомобиля, двинуться за ним. Внутри подъезд дома представлял собой, как и снаружи, заброшенное и неуютное место с обшарпанными стенами, на которых красовались множественные надписи разного содержания, хотя ступеньки лестницы были достаточно чисты. Чем выше они поднимались, тем сильнее у Корнева портилось настроение. В голову лезли самые дурные мысли. Особенно не приятен был характерный для старых построек запах, которым пропитался весь дом от подвала до крыши за долгое время своего существования. Довольно быстро они достигли третьего этажа. Андрей обратил внимание, что его провожатый нисколько не задохнулся от подъема, а наоборот, не проявляя усталости, энергично двигался вверх по довольно крутой лестнице без особого напряжения. Подойдя к огромной двери из темно-коричневого дерева, старик достал из кармана своего грязно-серого плаща, такой же несоразмерный, как и дверь, желтого цвета ключ, по-видимому, сделанный из сплава с добавлением меди, и что-то бормоча себе под нос, отворил ее, пригласив Андрея, наконец, войти внутрь помещения. То, что он увидел, принять можно было за что угодно, только не за жилье. Скорее это была лаборатория алхимика с неопределенными целями. На деревянных столах стояло множество средневекового вида колб, какие-то пробирки со змеевиками, в глиняных и медных ёмкостях виднелись аккуратно рассортированные порошки, которые явно не были предназначены для употребления в пищу. Значительная часть помещений заполнена современнейшим электронным оборудованием, что наводило на мысль о сомнительности занятий хозяина квартиры. Невольно возникло подозрение, уж не занимается ли старик какой-нибудь противоправной деятельностью, например, промышленным шпионажем. Надо признать, что предмет встречи Андрея со стариком тоже, никак не укладывался ни в какое законодательство.
Пройдя через анфиладу комнат, они, наконец, добрались до кабинета со старым, кирпичной кладки камином, где и расположились для обсуждения условий контракта. Последнее помещение необычайно контрастировало со всем тем, что было на улице и внутри дома. Похожая скорее на зал, комната имела огромные окна, выходящие прямо на противоположное, единственно современное в районе здание, поблескивающее темными, матовыми стеклами. Комната, вернее кабинет, был обставлен мягкой кожаной мебелью, состоящей из шкафов и стульев с высокими спинками, и креслами с массивными подлокотниками. Старик уселся в большое удобное кресло из красной кожи. Примерно в такое же кресло было предложено сесть и Андрею. Посреди комнаты стоял длинный дубовый стол, на котором беспорядочно лежали, изрядно потрепанные старинные манускрипты, видимо, по случаю, приобретенные хозяином квартиры в букинистических магазинах. На полу комнаты толстый ковер с расплывчатым рисунком, в котором утопали звуки не только от движений, но, впрочем, и от слов, почему и приходилось напрягать слух, дабы улавливать то, что говорил человек, назвавший себя Марлин Конклифф. Некоторые из книг на столе были раскрыты. Готических стиль на страницах манускриптов напомнил буквы из сообщения на экране редакционного компьютера.
– Еще, трибун Древнего Рима Публий Сервилий утверждал, что если двое делают одно и тоже, то результат не всегда получает один и тот же. – И старик практически беззвучно рассмеялся. – Люблю читать древних мыслителей. Они всегда дают пищу для размышлений.
– Однако Конфуций говорил, что размышление без знаний опасно. – Процитировал Андрей китайского мудреца.
– Согласен, но и учение без размышлений вредно. – Марлин бросил в сторону Корнева стремительный взгляд.
Оба замолчали.
– Вот, вот! Вы правы. – Снова продолжил старик. – Мысль, этого восточного провидца, абсолютно верна. Он любил учить, но главное, чему он учил – это размышлять. Обучение приносило ему средства к существованию, в размышлении он находил удовольствие. Однако, догадываюсь, Вам не терпится перейти к делу, если его можно так обозначить.
Андрею не слишком были приятны, как его вид, так и манера произнесения слов. Мысль, о том, не аферист ли этот неприятный старикан? – нисколько не казалась странной. Повод для появления здесь Корнева давал к этому существенные основания.
– Вам, молодой человек, впредь я буду Вас только так называть, больше мне знать о Вас ничего и не следует, должно быть интересно, что за услугу я могу предложить за достаточно крупное вознаграждение?
В ответ Андрей только пробормотал, что это действительно так.
– Как Вы, наверное, догадываетесь, ко мне обращаются люди, попавшие в экстремальные, или катастрофические, жизненные обстоятельства. Желание кардинально изменить линию своей жизни, в таких случаях вполне понятно и оправдано. Но, также понятно, – Здесь он сделал, как хороший актер паузу. – что, прежде чем расстаться со своими денежными накоплениями, Вы имеете желание знать природу моей услуги. Это естественно. Я продаю, Вы покупаете.
Он снова обозначил на лице то, что называют улыбкой, за тем последовали почти неслышные звуки его смеха. Чем дольше Корнев находился в компании этого человека, тем сильнее его мучила мысль, что он попал сюда совершенно случайно, и что вообще ему не следовало сюда приходить. Впрочем, было еще не поздно подняться и с извинениями удалиться восвояси.
– Не спешите, молодой человек. Сейчас я постараюсь развеять все ваши сомнения. – Старик всем своим видом напоминал старую, всю в складках, земляную жабу. – Поймите, история знала множество примеров, когда современники отказывались признавать научные открытия своего времени. Но в том то и дело, я абсолютно в этом убежден, что брошенное когда-то на благодатную почву зерно обязательно прорастает и дает всходы, пусть даже в совершенно неожиданной форме, чему есть логическое обоснование.
Марлин пристально посмотрел на Корнева и затем, закрыв глаза и откинув голову, замер, словно что-то вспоминая, или неслышно молясь какому-то своему богу. Впрочем, какому богу он мог молиться, было непонятно, как и то, чем он торговал, не входило ни каким боком, ни в одну из религий мира. Постепенно Андрей успокоился, решив до конца выслушать тирады старика. Его даже стала немного забавлять вся ситуация.
– Расскажу презабавную цепь случайностей, чтобы помочь Вам настроиться на одну со мной волну. – Старик вдруг преобразился, и, вращая глазами, стал больше походить на земляную жабу, которая, вот-вот, готова прыгнуть на зазевавшуюся муху. Если этой мухой был Андрей, то от этой мысли ему только стало смешно и не более. Но старик продолжил с видом опытного лектора.
– Известно, что всякая кажущаяся случайность всегда представляет собой звено в строго запрограммированной последовательности таких же случайностей. Однако познать данную закономерность представляется подчас крайне трудно. Для этого необходимо как минимум присутствие у человека такого качества, вернее его интеллекта, что значит, ума, как воображение. Вы могли не знать, или не помнить, что во время французского вторжения в Швейцарию в 1798 году у озера Люцерн житель сельской местности с итальянской фамилией Генрих Песталоцци наткнулся на группу осиротевших детей и проявил к ним христианскую добродетель. Он взял их к себе, говоря по-современному, на свой семейный бюджет. Через три года Песталоцци выпустил в свете свой знаменитый труд «Как Гертруда учит своих детей». В 1802 году неподалеку от местечка, где жил великий педагог, а именно в городке под названием Аарау открылась школа, проповедовавшая его принципы обучения. Почти через сто лет после этого события, в лето 1895 года после провала на вступительных экзаменах в Цюрихе в эту школу был принят шестнадцатилетний Альберт Эйнштейн, пробывший там всего один год. Заметьте – всего один год! – Здесь старик сделал паузу, как бы что-то припоминая, а затем снова продолжил. – При вручении Нобелевской премии, притом, прошу учесть, в рекордно короткой речи, всего в 14 строк, Эйнштейн упомянул о школе в Аарау. Об этом можно прочитать в любом толковом справочнике. Казалось бы, простая цепь случайностей. Но никто не задумался, что данная последовательность событий была не случайной, а явилась закономерным проявлением логики развития человеческой цивилизации.
Старик неожиданно засмеялся, довольный своей мыслью.
– Ценность толковых справочников, конечно, вне сомнений, но особенно следует ценить бестолковые справочники, которые заставляют не только возмущаться, но, в первую очередь, искать в нелогично выстроенных событиях логическую последовательность.
Марлина явно увлекали его собственные рассуждения. Незаметно для себя, Андрей вовсе перестал тревожиться о своей машине, которая осталась без присмотра под домом, и слушал с большим интересом. Старик уже не казался похожим на земляную жабу, в глазах Марлина засветился огонек страсти охотника ко всяким теоретическим построениям ума.
– Вот, видите, – Конклифф почти расплылся в улыбке довольный собой, и готовый опять похихикать, хотя понятно, что ничего смешного пока он не говорил. – Я провел единую линию между совершенно разными событиями, но которые можно объединить в целое, если представить, что главным здесь было нечто харизматичное, отлично запрограммированное, соединившее судьбы различных людей. Слава Богу, сегодня говоря слова «программное мышление», ни у кого не возникает вопроса, а что это такое? Однако дальше дело не идет. Что Вы будете чай, кофе, коньяк, вино или просто воду?
Неожиданность его предложения смутила Андрея, и он в замешательстве готов был отказаться от всего. Но хозяин этого странного помещения нажал в подлокотнике своего кресла какую-то кнопку и на противоположной стене замигали лампочки, после чего в стене открылось, что-то вроде широкого раздаточного окна, практикуемого в общественных местах. В проеме окна на движущемся круге стояли различные бутылки, с хорошо знакомыми этикетками, плюс напитки, которых Андрей не знал, соки тропических широт и просто чашки для чая или кофе. В наглухо закрытых термосах, вероятно, также хранились, видимо, полезные жидкости, или просто кристально чистая вода.
– У меня только одного кофе более 100 сортов, не говоря уже о чае, сколько сортов, которого я даже точно не упомню. Что-то около тысячи, если не больше. Точно и не упомню. – Повторил он, и на какое-то время замолчал, как бы припоминая что-то важное. Потом, встрепенувшись, продолжил. – Есть особенные сорта, например, знаменный кофе «Голубая гора», или привезенный мне чай из высокогорных районов Китая, где каждый лепесток стоит…
Неожиданно он снова замолк, и, видимо, чтобы не выглядеть бахвалом, поспешно завершил свой рекламный спич.
– Впрочем, цена, которую надо платить за удовольствие, для человека никогда не имела значения. Так было во все времена. Мне, молодой человек, можете поверить. – И он опять изобразил свою довольно мерзкую улыбку.
Андрей попытался подняться, чтобы выбрать себе напиток, но Марлин остановил его жестом руки. Как оказалось, в доме они были не одни. Из открывшейся боковой двери, в комнату вошел чернокожий парень с блестящими белками огромных на выкате глаз. Ловко толкая перед собой два небольших столика на колесах, подкатил их к раздаточному окну. Впоследствии, Андрей узнал, что звали его Крис Брю. Немного поколебавшись, Андрей предпочел брют, сухое французское шампанское. Впрочем, во Франции, кажется, иного шампанского не бывает. Получив фужер с искрящимся напитком, Корнев попросил себе чашечку кофе по старому итальянскому рецепту ристретто с подогретым молоком. Старик одобрительно кивнул головой, для же себя попросил экзотический напиток, названия которого Андрей так и не разобрал. Темнокожий парень хорошо знал привычки своего хозяина и сразу без напоминаний подал ему именно то, что тот хотел. Когда перед каждым на столик были поставлены напитки, в комнате установилась тишина. Примерно минуты две они сидели молча. Марлин, казалось, ушел весь в себя, иногда поводя глазами на большие окна совершенно отсутствующим взглядом.
– Вы верите в приметы? – Неожиданно резко спросил он.
– Ну, бывает, конечно. – Неуверенно ответил Андрей.
– Вот-вот, это хорошо, тогда Вы быстрее все поймете. Дело в том, что приметы есть не просто случайные совпадения. Нет. Скорее это проявления вероятностной природы той самой программы, заложенной нам…
Старик неожиданно замолчал. Было видно, что ему не хотелось заканчивать свою мысль.
– Думаю, сейчас это не столь важно, кем и почему в нас заложена определенная событийная программа. Важно другое, что приметы есть пусть совсем едва уловимые, но подтверждение, или проявление существования линии судьбы. Называйте это, как хотите. Только глухой и слепой не может понять, что все уже давно написано. – Старик произнес несколько возмущенно, как бы негодуя на недомыслие людей, и снова сделав паузу, тихо добавил. – Или запрограммировано. Вот, здесь и лежит ключ к разгадке тайны. А Вы мне говорите случайность!
Марлин замолчал. По всей вероятности, мысленно полемизируя, Конклифф внутренне продолжал начатый, неизвестно с кем и когда, давнишний свой спор. Какое-то время они вновь сидели молча.
– Какой тайны, Вы ее отгадали? – В конце концов, не удержавшись, тихо спросил Андрей.
– И да, и нет. – Спокойно ответил старик. – Я не Бог и не оракул, а лишь человек, заглянувший в тайну вещей, но только на столько, насколько было мне позволено.
Время шло и Корневу начинал надоедать весь этот спектакль. Он пришел сюда с вполне конкретной целью, а именно получить новое средство, или что-то подобное для повышения своих интеллектуальных возможностей. По крайней мере, именно это было обещано посредником, который нашел его через сеть Интернета. Поэтому, не оскорбляя своего собеседника, он попытался перевести встречу в деловое русло.
– Крайне интересно все, что вы говорите, но…
– Никаких, но! – Перебил Марлин едва начавшуюся фразу. – Вы слишком легко хотите получить то, о чем, если бы они знали, мечтали сотни миллионов людей. И потом, молодой человек, все, что я Вам сейчас излагаю, не экскурс в историю, или пустая болтовня старого маразматика. Нет, молодой человек! – Старик резко наклонился вперед и сказал слова, которые откровенно напрягли Андрея. – Нет и еще раз нет. Вы должны хорошо понять и разобраться во всем, это мой профессиональный долг перед Вами, так как назад обратной дороги для Вас уже не будет. Конечно, при соблюдении двух условиях. Во-первых, если Вы внесете необходимую по контракту сумму, и притом, сегодня же, в качестве залога, и второе, все должно остаться в тайне между Вами и мной. Или примите другое решение, и сейчас же уйдете, прекратив со мной всякие отношения. Воля Ваша, но знайте, больше такого шанса у Вас не будет.
Корнев удивленно смотрел на этого старикашку, который пытался, по-видимому, шантажировать. «Что он думает о себе? Что я и вправду, поверю в галиматью о программе, лежащей в основе жизни всякого человека. – В голове у Андрея крутились разные вопросы. – Конечно, судьба у человека, несомненно, есть, но только по прошествии времени, так сказать, по результату всей жизни. И потом, какие гарантии у него могут быть? Влиять на свою судьбу с помощью каких-то там пилюль, таблеток или еще чего другого? Полный вздор!»
Вместе с тем, в словах Марлина чувствовалась уверенность в своей правоте. Более того, он явно что-то знал, но пока не говорил.
Корнев действительно был в каком-то смысле в критической ситуации. Хорошее образование, связи и личный опыт, все это давало определенные надежды на будущее, и прочно держали его на плаву. Жизнь текла, как по хорошо укатанной колее, и будущее, казалось, как на ладони. Увольнение из журнала компании пусть и досадное, но вполне допустимое событие. Важнее было другое. В последнее время у него появилась некая психологическая усталость, внутреннее постоянно испытываемое чувство дискомфорта. Протест, внутри себя самого, против обыденности, главное, предсказуемости, наконец, жизни, в какой-то степени, вылился в конфликт с учредителями журнала. Что-то должно измениться в жизни, и момент для эксперимента был самым, что ни что ни есть подходящим. Кстати, деньги на предлагаемое средство у Корнева имелись. Старик продолжал в упор смотреть на Андрея. Ладно, решил Корнев, я имею право рискнуть.
Андрей был холост. Ни перед кем ни каких особых обязательств. В голове сразу же возникла мысль о Николь. «Ну, в конце концов, чем я рискую? Да это её впрямую никак не касается».
– Согласен. – Был его короткий ответ.
– Ну, и отлично. – Марлин удовлетворенно откинулся на спинку кресла. – Я так и думал, вернее, так и знал. Тогда, продолжим.
И он продолжил растолковывать свою теорию о тайнах жизни.
– Во всех случаях, надо помнить, все, что суждено, то сбудется. Не сбудется только то, что не имеет никакого отношения к заложенной в Вас программе Вашей судьбы. Но разгадать, предвидеть события не только возможно, но даже и нужно. В конце концов, люди не случайно ходят ко всяким чревовещателям, гадалкам, и другим колдунам, многие из которых отъявленные мошенники. Ваше ко мне недоверие вполне оправдано. Я вас не осуждаю, было бы странно, если бы Ваши чувства складывались иначе. Сейчас я добиваюсь от Вас вполне осознанного шага на реализацию контракта.
– Хорошо, хорошо, – Поспешил Андрей успокоить Марлина. – Я буду доверять Вам и выслушаю до конца.
– Замечательно. – Кивнул он седой головой и продолжил свои рассуждения, как ни в чем не бывало. – Вы, конечно, читали Библию и, наверняка, помните историю первого израильского царя Саула и пророчествующей гадалки, которая предсказала ему плачевное будущее. Кстати, именно это послужило одной из причин его недоверия к своему преемнику, будущему царю Давиду. Как известно, все произошло точно в соответствии с пророчеством. Думаю, в те достопамятные времена изменить что-либо в своей судьбе царь Саул не мог, несмотря на свое могущество. Или другой знаменитый пример с видением, посетившим византийского царя Константина в битве за владычество над Римом. Именно после видения, явившемуся к нему перед великой победой, Константин решает начертать символ христианской веры на флагах, тем самым, положив конец жертвоприношениям и поклонениям сонму различных сомнительных языческих божеств. И в том и другом случае, явно в определенной, понятной для наших героев форме поступала информация, раскрывающая их будущее. Могли ли они что-либо предотвратить или изменить? Уверен, что нет. Они были обречены, один на поражение, другой на успех. И знаете почему?
Андрей молча делал вид, что потягивает давно остывший кофе, хотя то, что осталось на дне чашки, называть кофе было уже нельзя. Это был крошечный осадок, на котором, ему так казалось, старик, при случае, не прочь бы и погадать.
– Не будем гадать. – У Марлина явно было приподнятое настроение, будто он уже ощущал хруст новеньких денежных купюр, которые лежали у Андрея в правом внутреннем кармане пиджака. – Все дело в том, что их интеллектуальный уровень не имел возможности что-либо изменить в программе, или линии, как хотите, своей жизни.
– А Вы можете? – Спросил Корнев, чтобы хоть как-то принять участие в разговоре. – «А почему нет?», – Подумал он. – «Он ведь сам требует полного прояснения вопроса».
– В Вашей нет, не могу. – Сказал старик и рассмеялся. – Вы можете тогда спросить, о чем здесь идет разговор? А вот о чем, молодой человек. Пройдя курс обработки, Вы сами получите возможность влиять на вероятность будущих событий Вашей жизни и именно благодаря новым своим интеллектуальным возможностям. – Он снова засмеялся своим тихим скрипучим смехом, от которого у Андрея на душе стало не по себе. – Да-да, и произойдет это, прежде всего из-за того, и потому, что в вашем головном мозге откроются запретные зоны, где на сегодняшний момент человеку не позволено самому вмешиваться в работу мозга, и тем самым изменить собственную программу жизни, или линию своей судьбы, как хотите.
Здесь Марлин Конклифф замолчал. В его глазах возник огонь доселе невиданной силы. Казалось, он сбросил с себя лет пятьдесят, или даже сто, столь энергичен был его вид.
– Вы думаете, мне лет семьдесят или восемьдесят? Нет. Вы глубоко заблуждаетесь. У меня совсем другой возраст. Но об этом как-нибудь я Вам расскажу, когда все успешно осуществится. А сейчас, вот, что Вы должны для себя уяснить. Наш мозг представляет собой в своей основе, говоря вашим языком, сложную органическую плату, обладающую различными уникальными способностями самонастройки, более того, регенерирующим эффектом. Проще говоря, наш мозг и есть биоматрица. Заложенная в нас программа не только часть, но и продукт нашего мозга. То, что все называют интуицией, скоро станет сопровождать, если не сказать, преследовать Вас значительно активнее, чем было возможно до сей поры. Проявление интуитивного мышления приобретет разные формы, в том числе, в форме сновидений, предчувствий, или обозначится какими-либо другими приметами и знаками. Вы получите способность ясновидения. Сразу скажу, жизнь для вас приобретет новое содержание, станет, или интереснейшей сагой, или кошмаром. Все будет зависеть от целей, ради которых Вы готовы подписать контракт. У меня бывали всякие случаи, когда клиенты очень сожалели о содеянном. Иногда прожить, ничего не ведая, для многих гораздо спокойней и желанней. Не предупредить Вас я не могу. Проще говоря, не всякий человек хочет знать свое будущее, не всякому это знание по плечу. Вот, поэтому я так подробно Вам все объясняю. У Вас есть пять минут на размышления, чтобы принять окончательного решения.
Марлин опустил голову и закрыл глаза. Андрею даже показалось, что он впал в прострацию. Но это было, конечно, не так. Корнев понимал, что он не хочет ему мешать.
На его слова о возрасте Андрей не обратил никакого внимания. Старики часто любят занижать или завышать свой возраст в зависимости от ситуации. Конклифф продолжал молча ждать с закрытыми глазами. Но у Корнева было такое ощущение, что он просто следит за ходом мыслей, читая его мозг, как раскрытую книгу.
– Пожалуй, все. Время вышло. – Поднимаясь из кресла и направляясь к одному из огромных окон, произнес хозяин этой крайне необычной квартиры. – Как я понимаю, решение Вы уже приняли.
Действительно, за время размышлений желание пойти на этот сомнительный шаг в жизни окрепло, и Андрею оставалось только признаться ему в этом.
– Да, я согласен. – Был короткий ответ.
– Ну, вот и отлично. Я был в этом уверен. – Старик повернулся с довольным и самоуверенным видом человека, который только что выиграл в рулетку миллион. – О подробностях потом. Сейчас давайте деньги. Они у Вас в правом внутреннем кармане пиджака. Не правда, ли? Но сумма не вся, как я понимаю.
Действительно, всей суммы залога у Андрея не было. Он просто не представлял, что так вырастут ставки. Впрочем, на кону практически была вся его жизнь, как прошлая, так и будущая.
– Я доверяю Вам, и не буду возражать, если отдадите недостающую сумму потом, при следующей нашей встрече.
От этих слов Корневу стало почему-то грустно. «Значит, он хочет обобрать меня до самого донышка? – Подумал не без иронии Андрей. – Но сделать это ему не удастся по многим причинам. Одной из них мой настоящий интеллект, который и без обработки не следует сбрасывать со счетов».
Деловая часть разговора фактически была завершена. Никаких бумаг, конечно, они не стали подписывать. Контракт был только в головах. Марлин до конца ничего не объяснил, сказав, что ему необходимо хорошо подготовиться и достаточно его изучить. Что он подразумевал под этим, Андрей не понял. Но старик успокоил его, постепенно, мол, все прояснится. Дальше речь пошла о погоде в этом году, о рано наступившей осени. Потом Марлин сетовал на необязательность городских властей. Улицы в районе действительно почти не убирались. Еще он сказал, что очень утомился и просил извинить за то, что не предлагает остаться на ужин. Ужинать в его компании Корневу также совсем не хотелось. Перед уходом он дал ему небольшой контейнер.
– Дома все рассмотрите. Там есть подробная инструкция. Когда выпьете все содержимое, приходите. Я буду Вас ожидать. И еще. Вас пригласят в научный центр, который Вы видели на противоположной стороне улицы. Просто для дополнительного обследования. Сделайте милость, сходите.
На этом они и расстались. Выходя из подъезда дома, Корнев обратил внимание, что свет в больших окнах его квартиры не погас, освещая верхние этажи дома, расположенного на противоположной части улицы. Что мог делать старик после его ухода, было не совсем понятно. Но было ясно, что он обманул, говоря о своей усталости. Просто ему надо было заняться чем-то другим. Вот и все. Машину никто не тронул, и она стояла, как присмиревшая огромная кошка, дожидаясь своего хозяина. Люди обычно говорят, что верность особенно присуща собакам. Но это не совсем так. Многие знавали представителей породы кошачьих, которые могли бы поспорить в этом с кем угодно, из других представителей животного мира.
На обратном пути Корнев продолжал размышлять обо всем услышанном в сегодняшний вечер. Значит, все дело в расшифровке кодовых замков, или табу мозга, которые ограничивают возможность проникновения в запретные разделы. Мысль достаточно простая. Человеческий мозг имеет сложнейшую структуру, где, вполне вероятно, есть зоны, куда самому человеку вход категорически запрещен. Таким местом, конечно, является спинной мозг человека, который управляет всеми внутренними процессами, куда доступ человеческому сознанию закрыт для его же безопасности. И это вполне допустимо, учитывая, что большой объем информации человек получает генетическим путем. Привычки, черты характера, склонности, да и многое другое. В природе множество видов живых особей вообще не воспитывают, а то и не знают своего потомства. Например, та же жаба, которую так напоминал сам Марлин. Всю информацию эти земные существа получают уже готовой, без передачи опытным путем, или путем подражания. Объем этих сведений и их, так сказать, содержание, конечно, никак не сравним с человеческим, и ограничен заданными условиями существования вида. Но наличие схемы, когда программа закладывается в мозг, как в матрицу, достаточно очевидно, и имеет общий принцип для всех живых существ, в том числе, и для человека. Говоря простыми словами, у людей, у всех есть линия жизни. Надо только добраться до нее и попытаться перепрограммировать матрицу собственного бытия. Вот, и все.
Корневу чудилось сморщенное лицо его нового знакомого и не покидало ощущение, что он незримо сидит у него за спиной в салоне автомобиля. Естественно, все это были только домыслы. Уже потом, дома, он внимательно рассмотрел содержимое в контейнере, что вручил ему старик. В контейнере оказались пилюли. Андрей не нашел их особенными, если не сказать просто банальными. Прозрачные в виде золотых капсул, они если и отличались от ранее виденных, то лишь яркостью окраски, и может быть даже напоминали маленькие игрушки, внутри которых что-то светилось, переливаясь разными оттенками. В приложенной Марлином инструкции указывалось на необходимость строгого соблюдения периодичности принятия капсул. Впрочем, принимать их надо было два раза в день, утром натощак и перед сном. Все яснее ясного. Однако в этот вечер Андрей не стал глотать пилюли, решив, что начнет с завтрашнего дня, тем более, что наступало начало недели.
От усталости палец нервно подрагивал. «Так не годится». – Агент Фэб, аккуратно отложив в сторону винтовку с оптическим прицелом на заранее расстеленное рядом тонкое одеяло, неторопливо начал разминать левой рукой затекшее правое плечо. Постепенно приток крови расслабил напряжение в руке, ладонь стала теплой и послушной.
«Проклятая погода». – Подумал он, напряженно всматриваясь в прибор ночного видения, установленный вместе с оптическим прицелом на винтовку южно-африканского производства. Мысли в голове прыгали словно блохи, не давая ему уснуть. Впрочем, это было хорошо.
– «Умеют эти чертовы расисты делать всякие штучки. Индустрия охоты на диких животных у них на самом высоком уровне».
Винтовка действительно производила впечатление чего-то совсем непохожего на оружие. Это не был экземпляр из фантастических фильмов, где вооружение умопомрачительных размеров, способное разнести в клочья любой объект противника. Небольшое, изящное ружье останавливало взгляд изысканностью своих форм, а при прикосновении, казалось, что буквально липнет к рукам будущего владельца. Приклад, изготовленный из современных материалов, проще говоря, из стекловолокна, был исключительно легок и удобен. Ему уже не раз приходилось пользовать таким оружием. В его профессии лучше иметь хорошо знакомый экземпляр, но условия операции никогда не предполагали использования личного оружия. Но у него всегда был выбор. Агент Фэб, получивший прозвище Счастливчик за свою удачливость, ласково провел рукой по прикладу винтовки. В голове мелькнула мысль. – «Жалко будет от нее избавляться». Но тут уж ничего не поделаешь, таковы условия проведения операции. Оружие серьезная улика, которую оставлять никак нельзя.
Несколько дней назад он даже не подозревал, что придется вот так бездарно пролежать всю ночь на холодной мокрой земле, высматривая какого-то типа в забытом Господом горном селении. Всему предшествовал обычный звонок с указанием места и объекта для уничтожения. На следующий день билеты на самолет и документы уже лежали, как всегда, в почтовом ящике у входа в дом. Перед вылетом у младшей дочери ночью резались зубы, и она постоянно хныкала, не давая им с женой поспать. Несколько раз он вставал к малышке, пытаясь ее успокоить, и тем самым, позволяя отдохнуть и без того измученной от бессонных ночей жене. Впрочем, за годы работы он привык не спать по нескольку дней. К тому же в самолете ему удалось наверстать упущенное, и отлично проспать три часа. Этого типа, что приносил ему конверт с документами, он толком никогда не успевал рассмотреть. Парень всегда был в темном плаще с капюшоном, который практически закрывал его лицо. Однажды Счастливчик пытался даже заговорить с ним, но тот испуганно засеменил на другую сторону улицы. Потом Счастливчику сказали, что это не входит в контракт, и попросили не проявлять интереса к их людям. После приземления в Тиране, его встретил человек организации и сразу они отправились к месту, обозначенному на карте кружком. Местечко, в котором ему предстояло провести ночь под монотонным шумом дождя, было обозначено крестом. Переход границы прошел гладко. Проводник хорошо знал местность. На машине они не менее чем за пять часов пути очутились у горного хребта, который красиво рисовался на фоне облачного неба. Передохнув в гостинице, агент Фэб успел ознакомиться с точной картой дорог района и даже прокатиться на видавшем виде Land-Rover, ключи от которого были ему вручены напоследок. Впрочем, автомобиль работал нормально, легко взбираясь на очередную кручу, и лихо тормозил на крутых спусках и поворотах дороги. Пару раз машину останавливала сербская полиция, скорее военный патруль, но его документы на имя корреспондента одного из западных агентств, оказались в полном порядке и их спокойно пропускали дальше. Запах войны присутствовал повсюду, даже в воздухе, и появление иностранного корреспондента в горячей точке никого не удивляло. Люди сопровождения попрощались с ним где-то около пяти часов. В конце дня оставшись уже один в местной гостинице, Счастливчик еще раз внимательно изучил инструкции и мысленно проехал по дороге, ведущей к обозначенному крестом селению. Поездка успокоила Счастливчика, и он позволил себе немного вздремнуть.
Однако сейчас надо было принимать решение. Ночь плотным покрывалом погрузила во тьму и дорогу, и низкорослый лесок, расположившийся по обеим сторонам. В горах высоких деревьев практически не бывает. Дом стоял в стороне от дороги, на взгорье и был сложен из больших тесаных камней, с полукруглыми окнами и, словно в церкви, с цветными витражами в верхней части, и почти терялся из вида. Выбивавшийся из плотно зашторенных окон слабый свет скрашивал ночную темень, выдавая очертания всей постройки. Накрапывающий мелкий дождь усиливался, превращая все вокруг в настоящее водяное месиво. Скоро должно было наступить время рассвета. Джип, на котором Фэб прибыл, надежно припрятанный в поросшем кустарником молодняке, стоял в метрах двухстах отсюда, на неприметном съезде с шоссе. Под дождем мелкая грязевая пленка сползала с горных круч на гладкую поверхность шоссе.
«Надо будет не спешить по дороге обратно», – Подумал Счастливчик.
Он еще раз всмотрелся через аппарат ночного видения в темень и, не обнаружив ничего движущегося, начал медленно ползком пятиться вглубь кустарника, ближе к деревьям. Там было немного суше. Метров через пять, Счастливчик перевернулся и прислонился спиной к стволу невысокой, но раскидистой горной сосны, чтобы дать отдохнуть мышцам шеи и рук после долгого лежания на груди с задранной к верху головой. В темном небе не было ни единой звездочки.
«Слишком рано приехал». – Подумал он, при этом пытаясь спрятать лицо от падающих сверху капель дождя. Однако ехать ночью было не безопасно. Почему-то вспомнилось лицо жены. Джеки давно перестала спрашивать его, чем он занимается. Отлучки были хотя и не частыми, но всегда неожиданными. Когда-то в самом начале их совместной жизни, отвечая на ее вопросы, он объяснил, что после службы в спецподразделении его все еще привлекают к выполнению особых заданий. Каких заданий он не уточнил, а Джеки не спросила. Какое для нее это имело значение? Получаемых денег им хватало не только на текущие расходы. Вот, уже как два года они полностью выплатили кредит за покупку дома. Приобретение второго автомобиля совпало с рождением второй дочери. Фэб очень хотел сына, но получилось иначе. Джеки сказала, что родит ему обязательно мальчика. Надо только подождать. Последние дни ее что-то беспокоило. Счастливчик улыбнулся своим мыслям. – «Наверно, скрывает, что снова беременна. Хорошо, чтобы это был мальчишка». Теплое чувство нежности к жене охватило его и, может быть, от того, ему показалось, что дождь ослабевает. Однако холод, несмотря на теплую куртку, подшитую толстым мехом, продолжал давать о себе знать. Расставаясь, Джеки долго не отпускала его руку и просила беречь себя, и, главное, не простудиться.
«У женщин удивительная способность предчувствовать все плохое». – Глядя в непроглядную небесную тьму, подумал Фэб. Погода в горах действительно резко портилась.
Где-то далеко хлопнула дверь. Счастливчик резко перевернулся и тихо пополз к прежнему месту лежки. На пороге дома стояла женщина.
«Должен быть мужчина». – Раздраженно подумал он, прилаживаясь к оптическому прицелу. Рассмотреть ее лицо было невозможно. Женщина, прикрываясь от дождя платком, почему-то долго смотрела в ночную темень, после чего снова спряталась за закрывшейся за ней дверью. Правда, перед тем как исчезнуть в доме, она громко что-то крикнула в его сторону. Слов агент Фэб не услышал, но интонация ее ему показалась крайне неприятной.
«Странные здесь люди». – Подумал он. В голове мелькнуло воспоминание из наставлений полковника: «у русских плохое чувства края, поэтому их стоит опасаться». Конечно, здесь были не русские. Впрочем, какая разница? Славяне. Время тянулось крайне медленно. Пусть и с запозданием, но ночная тьма потихоньку начинала рассеиваться, приобретая темно-серый оттенок. Пришлось пролежать еще целых два часа, пока, наконец, в дверях не появился нужный ему объект. Счастливчик весь внутренне напрягся, но мышцы рук оставались эластичными.
После посещения Марлина Конклиффа спустя пару дней Андрей отправился в концертный зал, где выступал знаменитый маэстро со своим камерным оркестром. Исполнитель, успешно концертирующий по миру, столь хорошо известен, что позволяет обозначать его только именем Юрий. На сцене в середине оркестра сидела его приятельница Николь или просто Ника, с которой у Корнева уже полгода бурно развивался настоящий роман, или, как раньше говорили, установились серьезные отношения.
Не будучи большим любителем камерной и симфонической музыки, однажды, в компании старых школьных приятелей он познакомился с милой молодой женщиной, которая скромно весь вечер сидела в углу комнаты, без особого желания принимать участие в словесных баталиях. Может быть, отсутствие всякой позы и, конечно, густые, роскошные каштановые, слегка вьющиеся большими локонами волосы, туго убранные на затылок под перламутровую заколку, как и глубокие карие глаза и стали причиной его к ней интереса. Внешне она могла показаться даже хрупкой, но на самом деле была сильным человеком, способным физически выдерживать, как многочасовые упражнения на инструменте, так и длительные оркестровые репетиции. Только дилетантам свойственно думать, что занятия музыкой воспитывают инфантильных, слабых людей. Наблюдая за Николь, её жизнью, проходившей в постоянном и бесконечном оттачивании мастерства, Андрей пришел к выводу, что без крепкого здоровья выдержать весь этот ритм концертирующего музыканта было бы просто невозможно. Характерная для нее внутренняя отрешенность от бытовых, сиюминутных интересов привели его к мысли, что у Ники есть какой-то свой, закрытый мир, в котором она пребывала параллельно обычной жизни. Вполне вероятно, что это могло быть результатом многочасовых занятий, требовавших сосредоточенной, глубокой концентрации внимания. На том дружеском вечере она отстраненно наблюдала за разговорами. Приехав в чужую страну по контракту, Ника быстро адаптировалась и даже овладела почти в совершенстве русским языком. Остался лишь маленький акцент при произношении звука «р», который был чрезвычайно мягким, что, впрочем, только украшало ее речь.
Больше всего Николь любила играть в Большом зале консерватории. Построенный в конце XIX столетия на месте дворянского поместья, принадлежавшего Екатерине Воронцовой-Дашкой на пожертвования меценатов, просвещенных людей России, и главным образом, средства царской семьи, Большой зал был совершенен, как одна из вершин градостроительного искусства своего времени. В Европе было построено несколько залов подобного масштаба, каждый из которых вмещал около двух тысяч слушателей. Большой зал был особенно удачен по ряду своих конструктивных решений. Например, в нем не было излишней реверберации звука, так как выстроенная над сценой рамка словно укрощала его, не позволяя наплывать звучанию одного аккорда на другой. Стоя на самой верхотуре балкона, откуда музыканты кажутся крохотными фигурками, можно было услышать поскрипывания канифоли при прикосновении смычка к струнам. Нередко, опаздывая к началу концерта, Андрей забирался на верхний ярус балкона и стоя в углу прямо под самым потолком, слушал музыку, откуда звук был слышен со всеми своими обертонами, также, если не лучше, как и на самых дорогих местах партера. Привезенный из Франции орган был уникален и, по рассказам знатоков, совмещая в себе черты не только французской, и испанской органной школы. Пережив множество событий, зал производил величественное впечатление, сохранившись почти без изменений. Лишь на стенах частично сменились портреты композиторов, да, к тому же, во Вторую мировую войну был разрушен во время бомбежки витраж со святой Цицилией, покровительницей искусств, украшавший фойе зала. Разрушенный витраж заложили кирпичом, и на образовавшуюся стенку повесили огромную картину русских композиторов, главным образом XIX столетия. Картина прижилась, о святой Цициллии, как бы, вовсе позабыли, как и о том, что здесь когда-то было витражное окно. Поговаривали, что где-то в подвалах Большого зала все еще хранился лик целомудренной богини. Обладавший едва ли не лучшей акустикой в мире Большой зал с его высокими овальными окнами, свободно пропускающими солнечный свет, продолжал, подобно сияющему огнями кораблю, стоически выносить революционные бури, смену режимов, оставаясь уникальным храмом музыки. Дух святой Цициллии витал где-то под его сводами, охраняя от излишнего людского вмешательства.[3]
В тот вечер исполнялся концерт для альта с оркестром композитора Альфреда Шнитке. Маэстро был на высоте, в его руках альт казался продолжением рук его небольшой, но достаточно стройной фигуры. Звуки, возникавшие от соприкосновения смычка со струнами, трепетно вибрируя, заполняли зал, захватывая присутствующих своими глубокими, почти мистическими волнами. Облик дирижера получал продолжение не только во взмахах смычка, но и в самой музыке, щедро текущей из чудесного инструмента, сотворенного знаменитым Гварнери. Казалось, что на сцене периодически возникает и маячит укутанный в плащ с балдахином абсолютно прозрачный, но зримый силуэт, который раскачивается в такт музыки, приводя атмосферу зала, притихших слушателей в глубокое, почти мистическое чувственное состояние. Не будучи большим поклонником современной музыки, которая ему часто представлялась неудачной попыткой соорудить нечто новое, без особых на то оснований, что-то вроде махолета, которому так никогда и не суждено оторваться от земли. Концерт для альта с оркестром был написан композитором персонально для Маэстро и поэтому своим художественным обликом нес его индивидуальные черты. Музыка порой загадочна, неуловима и таинственна, подобна возникшей Вселенной, которую можно только созерцать, чувственно погружаясь в глубины призывно мерцающих далеких созвездий небосклона. Объяснить все словами невозможно, все равно, что стараться описывать словами ускользающую от взгляда улыбку Джоконды на картине Леонардо да Винчи.
Чтобы не улыбнуться, видя скучающую физиономию Андрея, Николь не смотрела в зал, хотя это и не всегда у нее получалось. Однажды, после концерта Маэстро вызвал ее к себе в артистическую уборную и попросил перестать посылать улыбки в зал. «Если каждый из оркестрантов начнет перемигиваться со своими знакомыми, то, в конце концов, концерт превратится в нечто совершенно иное». – Были его слова. Но, думается, что он был в какой-то мере неравнодушен к Николь. Дело в том, что у Ники, как и у Маэстро, инструмент был альт. Для многих музыкантов, что вполне естественно, присуще ревностное отношение к коллегам, которые играют на одном с ними инструменте. С альтом же здесь вообще случай особый. Рожденный в средние века вместе со скрипкой и виолончелью, альт как бы потерялся в тени своих прытких собратьев по оркестру и воспринимался композиторами, как сопровождающий инструмент ансамбля. Неисчерпанные возможности инструмента порождали у исполнителей пристрастное к нему отношение, если не сказать, мистическое влечение. У играющих на альте проявлялось азартное стремление доказать его по праву достойное место солирующего инструмента на музыкальном подиуме. Связанный семейными узами со своей сестрицей, капризной примадонной оркестра скрипкой и занудной тетушкой виолончелью, альт вобрал в себя сущность обоих инструментов, приближаясь ближе всего к звучанию человеческого голоса. Маэстро триумфально утверждал любимый инструмент, как солирующий, равный королевской чете сцены – роялю и скрипке. В его руках теплый, грудной звук альта завораживал, согревая сердца слушателей в лучших концертных залах мира на разных континентах.
В этот раз Андрей почувствовал, что в зале кто-то пристально следит за тайными знаками их общения. После концерта в фойе раздевалки Корнев неожиданно столкнулся с новым знакомым, стариком Конклиффом, который, злобно глядя на Андрея, прошипел в его адрес.
– Ваше неуместное поведение, молодой человек, мешает артистам соблюдать игровую дисциплину.
Только теперь Корнев отчетливо вспомнил, что видел его уже раньше на концертах. Обычно он сидел в первом ряду четвертой ложи зала, опершись на свой могучий посох. На его замечание Андрей не успел отреагировать, так как из-за приоткрывшейся потайной двери в фойе гардероба показалась головка Николь. Разговор прервался, не начавшись.
После концерта они с Николь отправились в один из ночных клубов, где не практиковались шумные концертные программы, а приглушенно звучала музыка далеких шестидесятых. Интимная обстановка позволяла практически полностью уединиться и наслаждаться обществом любимого человека.
Внутри себя Андрей испытывал некое чувство неловкости, так как ничего так и не рассказал ей о встрече с новым знакомым. Николь после концертного выступления всегда была задумчива и потому ни о чем его не расспрашивала. Корневу опять показалось, что мысли ее далеки не только от него, но и вовсе где-то в другом месте, ведомом только ей и никому больше. Они заказали по коктейлю, так как пить и есть совершенно не хотелось ни ей, ни ему. Андрей попытался что-то сказать об удачном исполнении оркестром концерта, но Николь остановила его, показав всем своим видом, что это излишне. Часто им вовсе не хотелось говорить. Так бывает между людьми, которым достаточно просто быть рядом друг с другом. Однако в этот раз получилось несколько иначе. Они молча слушали тихое звучание джазовой музыки, пока Николь неожиданно не спросила.
– Андрей, с тобой что-то происходит? Я это чувствую и немножко волнуюсь. Впрочем, если не хочешь, можешь ничего мне не говорить.
Корнев с благодарностью улыбнулся ей в ответ. Что он мог ей сказать? Пока что он и сам не знал, или скорее не осознавал значение предпринятых им действий. Впрочем, и жизнь самой Николь для него по-прежнему продолжала оставаться загадкой. Может быть, она не была свободной? Однако напрямую спрашивать ее не хотелось. Но он чувствовал, что, как у каждого человека, у Николь была своя тайна, в которую она не желала посвящать.
– Моя тайна – это ты. Других тайн у меня нет. – Отшутился Андрей.
– Я это знаю. – Улыбкой ответила она и положила свою руку на его ладонь. От этого прикосновения Корневу стало как-то по-особенному хорошо. – Знаешь, мне хочется с тобой куда-нибудь уехать. Хотя бы на несколько дней.
– Прекрасная идея. – Поддержал он ее предложение. – Мне надо через пару дней съездить в Питер. Давай сделаем это вместе.
– Нет, нет. Я говорю о другой поездке. В Петербурге ты, как всегда, будешь с утра до вечера занят. – Медленно произнесла она и не без грусти добавила. – А мне хотелось с самого утра побродить с тобой по какому-нибудь старинному и обязательно теплому городу…
– По Златой Праге, например, с ее скульптурами на Карловом мосту, с мощеными улочками и крошечными пивными, где я бывал, но без тебя, к сожалению, не раз. – Продолжил он ее фразу. Действительно, всякий его с друзьями приезд в чудесную Прагу скорее соответствовал налету на пивные заведения города. – Прекрасная идея. – Повторил он, тихонько двумя руками сжимая изящные удлиненные пальцы ее руки, доверчиво уложенные в его ладони. В голове возникли поэтические строки, «И пальцы этой маленькой руки, отяжелевших от доверья и на ладонь мою опущенных легко». Чье это? Кажется, перевод кого-то из болгарских поэтов. Николь, словно читая его мысли, внимательно глядя на Андрея, игриво слегка сузила глубокие карего оттенка глаза.
– Понимаю. У тебя, наверняка там есть любимые места, куда вы с друзьями регулярно наведываетесь, но я не об этом.
– У тебя тоже есть любимые места? – То ли с вопросительной, то ли с утверждающей интонацией сказал он.
Николь осторожно освободив руки, неожиданно серьезно сказала.
– Да, у меня тоже есть, но только совсем в другом городе. Впрочем, впереди большие гастроли и мне вряд ли удастся на неделю отлучиться от репетиций.
После этих слов возникла пауза. Николь молчала. Андрею тоже не хотелось нарушать возникшую за столиком тишину. «Когда глаза озарены душевным светом», – в голове продолжили крутиться строчки поэта.
Домой они отправились сначала к Ники, тем более, что она снимала квартиру в центре города, не слишком далеко от зала. Андрею хотелось остаться у нее на всю ночь, но завтра предстояли важные переговоры, связанные с поиском новой работы. К тому, же Николь не настаивала, так как после концерта чувствовала большую усталость. К себе домой Андрей добрался уже в пятом часу утра. Перед тем, как провалиться на пару часов в глубокий сон, он вспомнил о необходимости принятия капсул, и почти не открывая глаз, вскрыв контейнер с пилюлями, проглотил одну из них, запив двумя глотками воды из бутылки с минералкой, предусмотрительно поставленной на столик около кровати. После спиртного его обычно всегда мучила ночью жажда. хотя в этот раз он практически не пил спиртного. «Да, старик что-то говорил о спиртном». – Засыпая припомнилось Андрею. Это было последнее что он подумал, перед тем как окончательно отключиться в забытьи.
Сон был глубоким и без сновидений. Несмотря на раннее утро раздался звонок. В трубке был уже знакомый скрипучий голос Конклиффа.
– Молодой человек, я приношу извинения за то, что не сдержался вчера на концерте, но не потерплю нарушений инструкций по принятию моего лекарства. – Голос Марлина был твердым и даже жестким. – Или Вы станете соблюдать все мои указания, или все может закончиться ничем, или даже трагедией. Прекратите на время приема капсул употреблять спиртное. Это вредно для Вашего мозга.
Не успел Андрей ответить, как в трубке раздались гудки. Несмотря на раздражение, злости на старика у Корнева не было. Он был прав. Отдать задаток и почти сразу спустить все на тормоза, с его стороны была глупость. Откуда он узнал о вчерашнем вечере, осталось загадкой. Последующие три недели Андрей регулярно утром и перед сном принимал капсулы и совершенно не употреблял спиртное. Николь больше чем на месяц должна была уехать с оркестром на гастроли. Наступало время длительной поездки по странам Юго-Восточной Азии. Перед отъездом им все-таки удалось отправиться на короткие два дня в Италию, выбрав местом своего пребывания Венецию – то ли город, то ли видение. Как она сумела отпроситься у Маэстро перед самым началом гастролей, до сих пор остается не понятно. Но Николь убедила его, что ей крайне нужно отлучиться, и оформив туристические визы, они по «горящим» путевкам прямым рейсом вылетели из Москвы.
Два дня и две ночи, проведенные в городе каналов и дворцов, прошли, как один нескончаемый праздник жизни. Время давно остановилось в этом городе. Существовавший, как морская империя, и контролируя флотом побережье Средиземного моря, город стал во времена европейского средневековья одним из богатейших культурных центров. В нем органично, а порой необычайно затейливо переплетались культурные традиции Востока и Запада.
В первый же день пребывания в Венеции они, наслаждаясь атмосферой города, сидели за столиком под открытым небом на площади Святого Марка, этой, по словам Наполеона, лучшей гостиной Европы. Вокруг шумела толпа туристов, такая же надоедливая и бестолковая, как и тучи голубей, заполонивших площадь, с жадностью набрасывавшихся на предлагаемый им корм. Ни в одном городе мира нет на главной площади столь большого количества пернатых, преспокойно разгуливавших, словно подлинные ее хозяева. Маленькие оркестры, расположенные в разных концах площади, негромко исполняли вальсы. Николь, как всегда, была молчалива, но ему казалось, что она счастлива.
Довольно манерный официант, по всей вероятности, давно служивший на площади Святого Марка, принес им две крошечные чашки горячего кофе, при этом прося совсем не крошечные чаевые. Глядя на него, Корнев подумал, что местные официанты, должно быть, самая уверенная в завтрашнем дне часть населения этого застывшего во времени города. Даже если все чудесные здания уйдут под воду, официанты сохранят свой бизнес. Они просто оденут акваланги и будут точно также подавать туристам с чарующим запахом кофе, только в специальных термосах, ибо поток желающих увидеть Венецию, даже под водой, никогда не иссякнет.
– Ты знаешь, есть только два города, в которые меня постоянно тянет. – Сказала она, лишь пригубив напиток.
– Один из них, это Венеция. – Заключил он.
– Ты исключительно догадлив. – Засмеялась Николь и бросила назойливо крутившимся под ногами голубям горстку корма.
– А какой второй город? – Спросил он, изобразив максимальное внимание. – Наверное, Москва?
– Нет. Ты ошибся. – Николь вдруг посерьезнела и отрицательно покачала головой. – К сожалению, совсем нет. К твоему городу я никак не могу привыкнуть. Мне в нем холодно. И если бы не интересная работа, и, если бы не Маэстро, я бы давно уже уехала.
Его кольнули произнесенные ею слова. Значит, у нее есть совсем другой пласт жизни, о чем он ничего до сих пор не знает.
– Может быть, поведаешь мне о своих секретах? – Попытался он начать более серьезный разговор.
– Потом, потом. – Рассмеялась она в ответ. – Когда вернусь из гастрольной поездки, мы обязательно с тобой обо всем поговорим.
В этот момент какой-то странный человек в маске и черном плаще подошел к их столику и бесцеремонно уставился на них. В первый момент ни Андрей, ни Николь не обратили на него внимания. Но его стояние рядом со столиком несколько затягивалось. Николь нахмурилась и опустила голову, избегая его взгляда. Андрей же наоборот, невольно вопросительно поднял голову. Реакция этого типа, явно из нанятых карнавальных актеров, была мгновенной. Он сделал полупоклон и развернувшись пошагал через площадь в сторону дворца дожей. Когда он скрылся, Николь задумчиво сказала:
– Странный тип, он мне кого-то напоминает. Вот, только не пойму кого?
– Эти карнавальные шуты такие же назойливые, как и официанты на этой площади. – Пошутил Андрей. Однако Николь никак не отреагировала на его слова, оставаясь задумчивой.
Потом они долго бродили по кривым улочкам, где нет никакого транспорта, и только на знаменитых каналах курсируют гондолы, эти средневековые такси с импозантными возчиками. На улицах гуляли разодетые в карнавальные одежды и маски нанятые актеры, добавляя шарм атмосфере города и без того полной очарования и неповторимости. В одном из ювелирных магазинчиков он сделал Николь небольшой подарок, приобретя для нее венецианские украшения, серебряный браслет и золотое колечко с сапфиром. Николь очень осторожно, даже неким подозрением приняла подарки, но комментировать их не стала, просто сказав:
– Ты необычайно и, как мне кажется, незаслуженно щедр ко мне, но отказаться я не могу. Это кольцо и браслет всегда будут напоминать мне о нашей поездке в Венецию. Но у меня к тебе небольшая просьба.
– Какая? – Ему было приятно видеть смущение на ее лице.
– Браслет я возьму с собой на гастроли. А, вот, кольцо, – Николь на мгновение замолкла и потом достаточно проникновенно добавила, – кольцо пока пусть побудет у тебя. Я чувствую, что должно что-то произойти, что окончательно определит мою судьбу. Тогда ты мне его и вручишь. И не спорь, пожалуйста.
Последние ее слова прозвучали с интонаций грусти.
– Ты так говоришь, что можно подумать, что твое будущее не принадлежит тебе. – Сказал он, и, чтобы развеять неожиданно нахлынувшее на нее минорное настроение, весело добавил. – Эту поездку мы будем вспоминать вместе.
Она посмотрела на него довольно серьезным взглядом и ничего не ответила.
Корневу хотелось поговорить об их совместном будущем. Ему казалось, что сейчас это вполне своевременно. Но Николь ответила, что должна все обдумать, что у нее есть некие обязательства, существуют обстоятельства, которые заставляют не спешить принимать ответственные решения. Ответ, хотя и был сдержанным, но не безнадежным. По глазам Ники он видел, как она безмерно рада и благодарна. Последующую ночь практически они не сомкнули глаз. Побродив почти до рассвета по ночным улочкам Венеции, надышавшись воздухом и запахами, исходившими от отсыревших стен домов и дворцов города, позеленевших вод его каналов, насытившись его атмосферой, хранившей радости и печали знаменитых венецианцев, только под утро они добрались до гостиницы. На попытки расспросить Николь о ее прошлом, она лишь чуть-чуть приоткрыла историю своей жизни, сказав, что многие дни и ночи она проводила в одиночестве.
– Потом я подробно тебе обо всем расскажу. – Уходя от прямых ответов, упорно повторяла она, глядя своими темно-карими, как ночь, гипнотическими глазами. Словно зачарованный, Корнев безвольно погружался в их бесконечную глубину. Ника нежно обнимала его за шею тонкими, чувственными руками музыканта с натертыми до мозолей от бесконечных соприкосновений со струнами на кончиках пальцами, и при этом закрывала ему рот, дабы упредить излишние вопросы. – Пойми, мне многое надо тебе рассказать и многое для себя решить. Сейчас могу лишь сказать, что детство у меня прошло в закрытом пансионе, где моей постоянной подругой была сначала маленькая скрипка, которая росла вместе со мной, пока не превратилась в альт. И прошу тебя, не сердись. Я безмерна рада твоим словам. Все в свое время.
После этих слов он перестал приставать к ней с вопросами. В конце концов, каждый имеет право на свое прошлое и не обязан посвящать в него, выставляя напоказ все, что было в его жизни. Стараясь успеть посмотреть город, они колесили с утра по его узким улочкам, посещая многочисленные маленькие рестораны, и все, что их окружало, казалось чудесным сном. Надоедливые маски постоянно следовали за ними, или им только так казалось. Особенно назойливо вела себя уже знакомая маска, одетая по традиции городских представлений в черный плащ с красной, внутренней подкладкой. Он так часто появлялся на их пути, что Андрею удалось подробно его рассмотреть. Это был довольно высокий, сухощавый мужчина, с плотно натянутой на голову шляпой с широкими полями, большую часть лица скрывала черная маска с растянутым в улыбке ртом. Он прогуливался невдалеке от них, позируя, или просто стоял, периодически заигрывая с проходившими мимо туристами. Вполне вероятно, Николь и Андрей были ему вовсе и не интересны, хотя, как знать, но его перемещения по городу часто соответствовали их маршрутам.
– Странный человек, – Уже поздно вечером перед самым отъездом, неожиданно вспомнила о нем Николь и почему-то опять с беспокойством добавила. – Мне он кого-то очень напоминает.
– В этом городе все кого-то напоминают. – Отшутился Андрей и поцеловал ее ладошку руки. – Я люблю тебя и это самое главное.
В ответ Николь также улыбнулась и, закрыв ему уста своими изящными пальцами, мягко произнесла:
– Пока не надо об этом. Я тоже тебя люблю, но жизнь гораздо сложнее и предъявляет к нам порой слишком много требований.
– Мне кажется, ты все сгущаешь. Поверь мне, я чувствую, что все будет хорошо. – С максимальной беспечностью произнес он и поцеловал ее пальцы.
– Ладно, ладно. – Примирительно согласилась Николь. – Просто я всегда чувствую, когда за мной наблюдают. Во время концерта в зале бывают слушатели, которые не погружены в музыку, а глазеют на тебя, словно сыщики в засаде. Это страшно мешает.
– Если ты обо мне, то я обижусь. – Пошутил он.
Однако Николь говорила вполне серьезно. Срок их пребывание в Венеции подошел к концу, больше к этому разговору они не возвращались. Буквально за день до гастрольной поездки оркестра они благополучно прибыли в Москву.
Ивица не любила провожать тех, к кому была привязана. Они уходили, чтобы вернуться. Не у всех получалось. Вот и сейчас она старалась не думать о том, что утром ее мужчина должен надолго уехать. Конечно, хорошо, что он улетит в другую страну, где все нормально, и никто не стреляет. За что Бог дал им такую красивую и щедрую землю? Лучше бы дал больше терпения. Ненависть плохой советчик.
Ивица вышла на порог дома и долго зачем-то всматривалась в непроглядную тьму. Что-то ей почудилось враждебное, что-то ее беспокоило. Говорить об этом ей не хотелось. Потому и вышла посмотреть. Но что можно было увидеть в ночном небе, или в кромешной тьме, в окружавших их селение лесах, покрывших горные возвышенности? Ничего. Ивица продолжала стоять и мокнуть под дождем, упрямо всматриваясь в темень ночи.
Впервые он приехал к ним полгода назад. Высокий, с вьющимися черными, чуть тронутыми сединой волосами и такими же черными, как и у уроженцев этих гор, глазами. У Ивицы были такие же черные, как смоль, волосы, но глаза искрились синим небом, словно кто-то ошибся, когда красил небосвод, и две капли упали в ее зрачки, растворившись в глазных яблоках. Такие глаза часто встречались у девушек, живущих на окруженных морской синевой островах. Для жителей горных селений это была редкость. Старый священник, отец Гойко, сказал, что род Божидара происходит из этих мест. Церковь стояла в стороне от дороги, на вершине большого холма. Возвращаясь после работы по вечерам домой, Ивица любила заходить к старику, когда служба подходила к концу. Отец Гойко никогда не укорял ее за поздний приход. Ему нравилась эта красивая девушка, оставшаяся теперь одна в большом доме стоявшем, как и церковь, поодаль от дороги. Все женщины в их роду умели гадать, потому и ходили слухи, что, они самые настоящие колдуньи.
– Вранье. – Говорил он. – Просто людская зависть.
А чему было завидовать? Жили не богаче других. Еще он сказал, что у ее гостя княжеский род. В церкви лежали плиты с выбитыми именами, похороненных здесь знаменитых его предков. Кто теперь знает, так это или не так? Но Ивица сразу, уже в первый его приезд поняла, что он князь. Её князь. Что тут поделаешь? Так уж случилось.
– Куда ты пропала? – За дверью она услышала голос Божидара. Ивица постояла еще не много и прежде чем вернуться в теплый дом, громко крикнула в темноту:
– Змея кусающая свой хвост погибает.
Так часто говорила ее бабушка, когда хотела отогнать темные силы. Правда, Ивица знала, что не всегда у нее получалось. Слишком беспокойной оказалась земля, на которой жили их предки. Еще бабушка говорила: «Красивая земля, как молодая девушка, всем нравится. Каждый хочет ее заполучить».
Откуда же ей быть счастливой?
Дверь за ней тихо закрылась. Это он смазал все петли и теперь, сделанная из крепких дубовых досок, старая дверь ходила мягко, словно только вчера была установлена столяром. Божидар сидел за столом и просматривал свои бесконечные записи.
– Испортишь глаза. Здесь темно. – Она нервничала, но не хотела, чтобы он это заметил. – Иди наверх. Там, на столе лампа гораздо лучше здешнего освещения.
– Ничего. – У Божидара было хорошее настроение. – Завтра вечером этот материал попадет на стол редакции. Плюс еще десятки фотографий. Это будет бомба.
– Зачем тебе все это? Что, будут хорошие деньги? – Она криво усмехнулась и потрепала его рукой по волосам. Запах его волос, словно волшебный дурман, мгновенно начинал кружить ей голову. – Останься. Скоро все успокоится.
– Ты в это веришь? – Резко спросил он.
– Я хочу в это верить. – Тихо прозвучал ее ответ. – Когда-то люди устанут воевать.
– Вот-вот. – Не без грусти произнес он, привлекая ее к себе за талию. – Когда-то, но уж точно, что не сейчас. Большие боссы ищут войну. Лучшего случая, чем здешняя ситуация просто не придумать. Война – отличный бизнес.
Встав из-за стола, он сильно прижал ее к себе и крепко поцеловал в губы, от чего у нее снова закружилась голова и кровь отлила вниз тела.
«Сказать ему или не сказать?» – Мысли путались от нахлынувших чувств. – «Если вернется, тогда скажу. В конце концов, во всех случаях это будет мой ребенок». Ей казалось, что внутри её кто-то прислушивается к их разговору. Девочка или мальчик? Это совсем не важно. Если что, она родит и сама будет его воспитывать. Божидар давно заметил, что она стала полнеть. Говорит, что ему это нравится. Хорошо, что он не догадывается о настоящих причинах. Так ему будет спокойней покидать её дом. Ивица взяла себя в руки и высвободилась из объятий Божидара.
– Что с тобой? – Удивился он.
– Ничего. Ты же уезжаешь.
– Я вернусь. – Он улыбнулся и снова поцеловал ее. Говорить что-то банальное не было ни желания, ни времени. И он просто повторил. – Обязательно вернусь.
Ивица ничего не сказала в ответ. Поднявшись на второй этаж дома, она достала из старого бабушкиного комода вещь, нательный образок, который когда-то носили еще ее дед, а затем и отец. Обоих уже давно не было в живых. Образок представлял собой прямоугольной формы кусок серебра грубой отливки, на котором был изображен святой Георгий. Вместе с увесистой серебряной цепью он, казался, слишком тяжел и, действительно, был неудобен для повседневного нательного ношения. Одевали его только в праздники, при этом поверх одежды. Ивица внимательно рассмотрела семейную вещицу. Все в порядке. Святой Георгий скакал куда-то на коне, подминая под собой змия. Голова Святого была повернута в сторону, и выражение лица говорило о том, что проблема победы над рептилией уходила в прошлое. Но змий под копытами коня, казалось, был еще жив, о чем свидетельствовала его извивающаяся поза. Смотрел ли Святой Георгий на Ивицу, или просто вдаль, мимо нее, было не понятно. Обращаясь к Всевышнему, она помолилась, попросив сохранить Божидара, помочь ему сделать так, как он того хочет. Просить, чтобы он остался или обязательно вернулся, она не стала. Пусть сделает так, как решит сам, как ему будет лучше.
Задвинув ящик комода, Ивица спустилась обратно вниз, на первый этаж, тихо подошла сзади к Божидару, и ласково погладив по голове, поцеловала его в макушку.
– Что ты? – Не поворачиваясь, спросил он. – Я сейчас, скоро буду готов. Машина у церкви?
– Да. Как ты просил.
Сердце Ивицы тревожно забилось, как птица, которая слышит слабый шум опускающейся сети ловчего. «Нет, нет, пусть едет». – Подумала она и решительно одела ему на шею цепочку с образком.
– Красивая вещь. Это ты мне?
– Тебе, тебе. – Проведя своей рукой по его груди, она погладила образок. На сердце почему-то стало спокойнее. Ивица верила в чудодейственность вещицы, образок обязательно поможет ему в пути. Она положила обе свои маленькие руки на грудь Божидара, и, как бы заговаривая его от всяких напастей, тихо произнесла. – Да хранит тебя святой Георгий. – Потом добавила. – Езжай верхним путем. Нижняя дорога не безопасна. Там постреливают.
– По-моему безопасных дорог у вас совсем не осталось. – Пошутил он и поднявшись из-за стола, поцеловал ее в губы. – Не спеши, у нас еще есть время для прощаний.
– Нет. Хватит. – Твердо произнесла она. – Не люблю провожать. Уйдешь сам. Дверь просто прикрой. А я сейчас пойду спать.
– Странная ты. – Разочарованно произнес он. – Впрочем, действительно, иди, отдыхай. Я еще посижу немного. У меня дневной самолет. Время есть, но лучше выехать заранее.
– Да. – Сказала она и взяв его руку, неожиданно поцеловала.
Уже лежа в своей постели, она старалась не прислушиваться к шорохам внизу и незаметно для себя уснула. Она так и не услышала, как он ушел, тихонько притворив за собой входную дверь.
После отъезда Николь на гастроли, избегая соблазнов, Андрей полностью погрузился в дела. Никаких изменений в своем самочувствии он не ощущал. Если бы не контейнер с капсулами, он мог бы просто позабыть о встрече с Марлином и заключенным между ними соглашении. По просьбе одного крупного информационного агентства ему предстояла поездка за рубеж. Надо было привезти свежий материал из беспокойного района Европы. На Балканах открывались не зарубцевавшиеся раны межэтнических отношений, рушились устоявшиеся экономические и культурные связи. Кроме деловых встреч, было желание повидаться со старыми друзьями, с кем когда-то вместе учились. В последнее время от них не было никаких известий. Заранее отправив сообщение о своем прибытии, Корнев вылетел в Белград.
В один из предыдущих полетов в Белград в аэропорту он познакомился с югославом, хотя такой страны уже не существовало, как не было и этой национальности. Так сложилось, что вылет задерживался. Пассажиры, как обычно, нервничали. В толпе выделялся подтянутый, спортивного сложения мужчина средних лет, спокойно ожидавший объявления о начале посадки. Их места оказались рядом в салоне самолета.
Словно наткнувшись на неровности булыжной мостовой, лайнер сильно трясло, и он с трудом преодолевая зону турбулентности, подскакивал на каждом воздушном ухабе. Стюардесса с усталыми глазами попросила пассажиров пристегнуть ремни пока самолет не пройдет зону турбулентности и, мило улыбаясь, неспешно двигалась по проходу между креслами, проверяя, все ли пассажиры выполнили ее просьбу. Сосед у окна меланхолично посматривал сквозь стекло иллюминатора. Прямо под крыльями самолета проплывали заряженные электричеством грозовые тучи цвета мокрого асфальта, под завязку наполненные влагой. Андрею спать не хотелось, а времени в полете у них было еще предостаточно.
– Погода в Европе дрянь. – Как бы про себя, произнес он.
– Не говорите. Такое впечатление, что кто-то испытывает самолет на прочность. – Сказал сосед и представился. – Божидар или Теодор, то есть, по-вашему, Федор.
– Андрей. – Представился Корнев. Оба улыбнулись.
– Будем знакомы. – Сказал Божидар и добавил. – Я по профессии – журналист.
– Значит, коллеги. – Сказал Корнев, и вновь улыбнувшись спросил. – Югослав?
– Теперь бывший. Впрочем, бывших не бывает. Скорее европеец. Судите сами, в роду у меня сербы, хорваты, и немного немецкой крови. Родился в Германии, учился в Англии, сейчас работаю на одно западное информационное агентство. По делам не редко бываю в России.
Его улыбка Андрею показалось знакомой. Впрочем, таких лиц на Балканах множество. Открытый взгляд больших карих глаз, смотревших, словно с сохранившихся фресок македонских или сербских церквей, слегка вьющиеся черные волосы. Они помолчали. Стюардесса принесла еду. Божидар из портфеля достал бутылку коньяка.
– За знакомство. – Предложил он. – У русских, ведь, так принято?
После первых двух наполненных до половины пластмассовых стаканчиков разговор потек как бы сам собой.
– Мы могли где-нибудь встречаться? – Спросил Андрей.
– Возможно. – Божидар также был не прочь поддержать беседу. – Теперь у вас есть, где развлечься.
Что он имел ввиду, спрашивать Корнев не стал.
– Вы к семье?
– Я не женат. Развелся лет семь назад.
– Но природа всегда дает еще один шанс. – Пошутил Андрей.
– Конечно. – Сказал сосед, подливая коньяк. – Но наша профессия предполагает риск. Близким трудно к этому привыкнуть. Я пишу о войне.
– Это опасно. – Согласился Андрей. – Но риск есть везде. Даже в полете на нашем лайнере.
– Что вы имеете в виду?
– Конкретно ничего. Но в целом в мире нарастает экстремизм, или терроризм. Называйте, как хотите.
– Да, сегодня это больная тема. – Его новый знакомый помолчал. – Экстремизм, как и терроризм не новая форма войны. Все войны, имеет свои причины и своих сторонников. Для кого-то это бизнес, притом крайне выгодный.
– Согласен. Мир болен давно и безнадежно. – Криво улыбнувшись, сказал Корнев. – Как лечить, никто не знает.
– Лекарства могут быть разные. – Спокойно произнес новый знакомый. – Одно из них, честные репортажи, чтобы заставить людей зачехлить оружие. Миру необходимо знать правду. Обладать правдой, значит быть свободным. – Божидар помолчал и с усмешкой добавил. – В стране рабов и смерть невольница.
Андрею захотелось сказать ему что-то хорошее, но в голову лезли лишь трафаретные фразы.
– Правда в прессе дорого стоит. – Серьезно произнес Корнев. – Должно быть, у Вас выработалось ощущение опасности?
– Ничего нет убедительнее, чем неочевидные предчувствия. – В свою очередь серьезно произнес югослав.
– Вы философ. – Пошутил Корнев.
– Когда вокруг стреляют, начинаешь иначе чувствовать и мыслить. – Сдержано ответил Божидар, и немного помолчав, добавил. – Привычка к опасности плохая штука, да и предчувствия нередко подводят. Всегда есть вероятность, что снайпер уже рассматривает тебя через оптический прицел своей винтовки.
Оставшееся время пути они еще немного поговорили о разном. Божидар рассказал Андрею о странной и извилистой судьбе его рода, вскользь коснулся не сложившихся брачных отношений. Корнев больше молчал, ощущая внутреннее одиночество соседа по полету. Допив коньяк, каждый погрузился в свои мысли. Встреча была случайной, но в Белградском аэропорту, обменявшись адресами, они попрощались тепло, как давние знакомые. И вот теперь Корнев ожидал новой встречи с Божидаром.
На аэродроме в зале ожидания среди встречающих его фигуру не заметить было невозможно. У Корнева мелькнула мысль: «Всем хорош! Неужели до сих пор один?» Еще из далека увидев улыбку Божидара, у Андрея возникло ощущение, что они только вчера расстались. Светило солнце, теплый ветер приветливо дул в лицо.
– Здравствуй, Андрей. – В голосе Божидара слышалась искренняя радостная интонация. – Наши дороги все еще могут пересекаться. Я уже думал, что в России совсем забыли о балканских братьях.
В его словах почувствовалась укоризна. Выглядел он усталым, что стало особенно заметным, когда он снял солнцезащитные очки. В глазах отражались полярные чувства, и радость от встречи, и какая-то печаль, о причинах которой Андрею, возможно, предстояло еще узнать.
– Что нового в Москве? Как выглядит первопрестольная? Как поживают наши общие друзья? У вас большие перемены.
Вопросы сыпались, словно из мешка грецкие орехи. Андрей отвечал неспешно, но в голове крутились совсем другие мысли.
– Знаешь, Божидар, ты прав. – Корневу не хотелось говорить, о чем постоянно писали в газетах, показывали по TV. Его интересовала информация об этнических столкновениях бывших югославских республик. Славянские народы бывшей Югославии безжалостно уничтожали друг друга. Кто прав, кто виноват, в этом не просто было разобраться. Стараясь несколько изменить тему разговора Андрей сказал. – В России многое изменилось. Но люди продолжают жить обычными интересами. Наверное, на Балканах интересного не меньше?
– Согласен. – Неожиданно резко произнёс Божидар. – У всех свои интересы. Никто не хочет посмотреть на суть событий, понять причинно-следственную связь происходящего.
Последняя фраза показалась Андрею знакомой, словно Марлин похихикивая, выглядывает из-за его спины. Они сели в машину.
– Оставь причинно-следственные связи. – С улыбкой сказал Корнев, когда они выезжали на шоссе, ведущее в город. – Лучше скажи, что происходит у вас?
– Большая война висит на кончике пера. – Спокойно произнёс Божидар и добавил. – Со дня на день ждем бомбардировок.
За окном проплывали предместья Белграда. Осень на Балканах щедро разбросала всевозможные краски, украшая напоследок и без того полные очарования ландшафты древней славянской земли. С деревьев медленно, словно кружась в ритуальном танце, опадали листья, как будто природа, прощаясь, заботливо укрывает землю разноцветным ковром, чтобы потом возродить снова.
– Где война, там деньги. – Неожиданно произносит Божидар. – Притом большие. У тебя здесь тоже дела?
Последняя фраза «о делах» резанула Андрею слух.
– Конечно, у всех свои дела. – Немного оправдываясь, ответил он.
– Прости. – Сказал Божидар. – Я ничего не имел ввиду, и безмерно рад твоему приезду. Люди живут собственными интересами, не замечая ничего вокруг. Это нормально. А мы, журналисты, вместо правды, кормим мир жвачкой. Страх и насилие – вот, самый ходовой товар. Насилие заполнило даже детские комиксы. – И он с грустью добавил. – Проповедь добра звучит слишком тихо. Ящик Пандоры давно открыт и силы зла ищут войну. Сейчас удобный случай.
– Кто ищет войну? – Переспросил Корнев.
– Тот, кому она выгодна.
«Он прав». – Подумал Андрей. Но дальше говорить об этом не хотелось.
– Как ты? – Спросил Корнев, пытаясь переменить тему разговора. – Не женился?
– Нет. А ты?
– Пока нет, но близок к изменению статуса. – Вполне серьезно произнес Андрей.
– Поздравляю. А у меня без перемен. – Сказал Божидар. – Пока один. Любящая женщина никогда не хочет делить мужчину с остальным миром. Когда встречу ту, которая будет мириться с бесконечными поездками в конфликтные районы мира, тогда и женюсь.
Божидар замолчал. Ладно скроенный во всех отношениях, он несомненно нравился женщинам, но осекшись однажды, стал недоверчив и относился к противоположному полу настороженно. После развода с женой долго не вступал ни с кем в серьезную связь. Дочь жила самостоятельно и не нуждалась в его опеке. Они редко виделись.
– Если ты не нашел здесь никого, то я очень этому удивлен. – Сказал Корнев, пытаясь настроить беседу на шутливую волну. – Девушки здесь одна краше другой.
Божидар не ответил. Было понятно, что ему не хотелось продолжать эту тему. Оставшуюся часть дороги до города они ехали молча, любуясь пейзажами. Красивые, уютные улицы несли черты мирного времени. Разместившись в гостинице, оба пошли вместе отобедать. За едой Корнев опять попытался его разговорить. Из обрывочных фраз Андрей понял, Божидар работает над материалами, связанными с этническими конфликтами.
– Славян на Балканах столкнули как обезумевших псов. – Сказал Корнев. – Публикуя политически острые материалы, можно попасть под перекрестный огонь, как с одной, так и – с другой стороны.
– Но люди нуждаются в правде. В этом и есть моя работа журналиста. Согласен, неугодным можно стать в любой момент. – Божидар посмотрел на Андрея и добавил. – Ты, ведь, и сам это хорошо понимаешь.
– Да. – Сказал Андрей и, немного помолчав, спросил. – Ты уезжаешь? Куда?
– Не спрашивай. Сегодня много опасных мест, где мы нужны. – И не уточняя ничего больше, Божидар махнул рукой в сторону гор. Они еще немного посидели. Местная ракия сняла незримо присутствовавшее за столом напряжение. Заказанные первое и второе блюдо были густо посыпаны тертыми сыром и красным перцем. Какое-то время за столом воцарилась тишина.
– Есть информация, что будут бомбить в числе первых целей здание местного телецентра. – Сказал Божидар. – Европейский цивилизованный мир готов нас убивать. Натовская авиация в ожидании команды. Но никто из журналистов не собирается покидать рабочее место. Спасительных ангелов, готовых защитить сербский народ, кажется, нет. На свете остались только падшие.
При этих словах Божидар, словно извиняясь, виновато улыбнулся. Сказать в ответ Андрею было нечего. Просидев еще с полчаса, они попрощались. Уже расставшись с ним, Корнев вспомнил о запрете на алкоголь. Впрочем, какое это имело сейчас значение, когда война висела на кончике пера.
Вечером, в номере гостиницы, в голове Корнева всплыли слова Марлина о том, что нет ничего случайного в этом мире. Значит, и встреча с Божидаром не была случайной. Знать бы всю цепь событий своей или чужой жизни, можно было бы что-то предусмотреть, изменить судьбу. В таких раздумьях Корнев достал из контейнера капсулы Конклиффа.
Через неделю ночью действительно начались бомбежки. Натовские самолеты разрушали инфраструктуру страны – общественные здания, мосты, производства, при этом никто не обращал внимание, что гибнут тысячи мирных жителей. Позже Корнев узнал, что в одном из налетов ракета, выпущенная пилотом Stealth попала в здание телецентра. Были жертвы. Где в этот момент находился Божидар, было неизвестно. Кружным путем, через болгарскую столицу Софию Корневу срочно пришлось возвращаться раньше срока домой в Москву.
Звонок был ранним. Женский голос пригласил Андрея на обследование в научный центр на той самой улице, где он встречался с Конклиффом. После принятия капсул Андрей не испытывал никаких неприятных ощущений. Самочувствие было обычным. Сотрудник центра, проверив документы, проводил его на встречу с высокой, стройной дамой, похожей на типичную с медным отливом рыжеволосую бретонку, с большими глазами, мерцающими то ли голубым, то ли зеленым цветом. Корневу подумалось, что она, наверняка, имеет отношение к Марлину, и его предположения впоследствии полностью подтвердились. Острый, немного выдвинутый вперед подбородок выдавал в ней волевой, сильный характер. Представившись, как Маргарет, она тут же поправилась и предложила называть себя просто мадам Марго. Затем они прошли по коридорам здания, буквально источающим стерильную чистоту. Сотрудников почти нигде не было видно. Изредка, в приоткрытых дверях аудиторий, можно было заметить одетых в белые халаты немногочисленных сотрудников, которые с сосредоточенными выражениями лиц колдовали над приборами. Помещения были буквально напичканы научной аппаратурой. В большом светлом зале самого верхнего этажа Корнева попросили раздеться и лечь на специальное ложе аппарата. Над ним зависли какие-то приборы, о назначении которых он мог только догадываться. Вся обстановка вызвала внутренний протест, но противиться Андрей не стал и безропотно улегся на предложенное ложе.
– Не волнуйтесь, с Вами ничего дурного не случится. – Голос у мадам Марго был слегка гортанный и с хрипотцой, как у всех курящих. В речи слышался знакомый акцент, из чего Андрей без труда определил, что это именно она приглашала его посетить Центр для обследования.
Над Корневым долго колдовали и все это время сотрудники хранили молчание. Андрею задавать вопросы тоже не хотелось. Разглядывая стены зала, он увидел в ряду других огромный портрет Марлина, висевший на простенке между витражными окнами. Конклифф на портрете выглядел значительно моложе и был одет в средневековую мантию. Мадам Марго покинув кабинет в начале исследований, явилась к окончанию процедуры. Позднее он узнал истинную причину желания этой женщина поближе с ним пообщаться. Сейчас же предложение выпить вместе с ней чашку кофе показалось ему неожиданным. Однако отказываться было неловко и ему пришлось согласиться.
– К сожалению, у меня не слишком много времени. – Промямлил Андрей, завязывая галстук и поправляя воротник рубашки. – Но, конечно, буду рад составить Вам компанию.
– О! Не волнуйтесь. – Она смотрела в упор своими огромными, как у кошки, или даже скорее пантеры, зелеными, хотя и с голубоватым оттенком глазами. – Мы просто проведем несколько минут в светской беседе. – И она весело рассмеялась гортанным смехом.
Пройдя опять через анфиладу коридоров здания, они оказались в кабинете хозяйки, где также были развешаны на стенах портреты, по всей вероятности, ученых прошлых столетий.
– Как я предполагаю, здесь портреты ученых мужей начиная со Средневековья? – Скорее из вежливости обратился Корнев к мадам Марго. – Должен признаться, что большинство из них мне вовсе не знакомы.
– Не удивительно. – Ответила хозяйка уютного кабинета, усаживаясь в кресло напротив Андрея около небольшого столика, где стоял роскошный букет из рододендронов, что для этого времени Андрею показалось неожиданным. Изящным движением, закурив сигарету, она ловко выпустила кольцо дыма, и, окинув гостя пристальным, немигающим взглядом, продолжила.
– Алхимики, эти истинные ученые, отличались энциклопедичностью. Что двигало ими? – Улыбка играла на ее губах. – Кстати, ваш знаменитый Ломоносов вообще был деревенским мальчиком, пришедшим в Москву из далекой российской глуши. Зачем? Самородок, так у вас говорят? Но что это объясняет? Ровным счетом ничего. Многие были самоучками, например, Джон Далтон, или Гей-Люссак. Они бескорыстно служили высшей истине. Настоящая наука никогда не была доходной лавкой. Как это не характерно сегодня! Неправда ли?
Произнеся эти слова, она как бы смахнула невидимую пылинку с ткани своего платья, под которым угадывалось сильное и красивое тело женщины неопределенного возраста. Глядя на нее, Андрей невольно задавал себе вопрос. – «Кто она? Сколько же ей лет?» – Но спрашивать, конечно, не стал. Ему показалось, она читает его мысли. По крайней мере следующая ее фраза была ответом на его вопросы.
– Я выгляжу значительно моложе, чем есть на самом деле. – Ее слова звучали несколько иронично. – Не удивляйтесь ничему, как и моему настоящему возрасту. Ведь, я сестра Марлина, правда, только по материнской линии. Но об этом как-нибудь после, в другой раз, когда мы с Вами ближе узнаем друг друга.
Сказав это, она неожиданно произнесла в невидимый микрофон на французском языке:
– Я просила кофе.
Дверь кабинета тотчас открылась и внесли кофе. Мужчина, подававший напиток, исчез также быстро, как и появился. Разговор ограничивался лишь её расспросами о его лично жизни. Андрею встреча становилась несколько обременительной.
– Расскажите мне о себе? У меня не так много русских в приятелях. Хотя, конечно, есть. Кто вы? Чем занимаетесь? Кто ваши друзья? – Марго осыпала его вопросами.
Корневу пришлось немного рассказать, что он уроженец города на Неве, но в настоящее время живет в столице. Профессия журналиста предполагает частые поездки, посещения разных городов и разных стран.
– Как мне все это понятно! В жизни нередко приходится проводить время не там, где хочется, и не с теми, кто дорог.
Говорить о Николь, конечно, Корнев ничего не стал.
На этом беседа была завершена.
Спустя неделю, ранним утром раздался телефонный звонок. В трубке послышался все тот же знакомый, с небольшой хрипотцой, как у всех курящих, приятный женский голос.
– Доброе утро, мсье Корнев! Мистер Конклифф ожидает Вас сегодня к восьми тридцати часам на ужин. – Андрей легко узнал голос мадам Марго. – Убедительная просьба не опаздывать. Профессор будет благодарен Вам за Вашу точность. До свиданья.
Звонок опять был слишком ранним. Но поспать больше не пришлось. Следующий звонок был беспокойным, что указывало, что это международный.
– Алё! – Услышал Корнев с маленьким акцентом, хорошо знакомый голос. – Ты спишь? У нас уже далеко за полдень. Солнце светит по-весеннему, и, кажется, что зимы просто не будет. Вставай, соня!
Николь щебетала, как утренняя птичка, и для Андрея её голос звучал чудесной музыкой. Чувствовалось, что у Николь прекрасное настроение.
– Ника, у тебя появился японский акцент. – Отшутился Андрей. – Может быть, и новый поклонник? Если так, то позволь мне еще немного поспать.
– Только лентяи и бездельники спят таким сладким сном, как ты. Но мы не в Японии. Уже три дня, как в Южной Корее. Еще две недели и вернемся в твою холодную страну.
На этих словах разговор прервался. Пора вставать. Днем нужно зайти в банк, снять недостающую сумму по уговору с Марлином. Изменений в самочувствии нет. В голове Андрея постоянная мысль о возможно зря потраченных деньгах. «При встрече надо обязательно поговорить со стариком. – Выходя из дома, решил Корнев. – Все-таки, что же меня ожидает?»
Подъезжая к дому Конклиффа, он вновь никого не обнаружил на пустынных улицах. «Какое неприветливое место». – Уже выходя из машины подумал Корнев. Прежде чем угостить его ужином, Марлин долго рассматривал на большом экране снимки его головного мозга. Говорил, что процесс продвигается значительно быстрее, чем он рассчитывал.
– Вы, мой молодой друг, не должны пугаться никаких возможных перемен. – От полученных результатов старик явно ловил кураж. – Присутствие страха естественное состояние человека. Не зная будущего, человек живет гораздо спокойнее и увереннее. Когда же завеса приоткрывается, то он вполне закономерно старается поглубже засунуть туда свою голову. Но то, что начинает видеть, не всегда совпадает с его прогнозами. Более того, чаще всего будущее совершенно иное. И тогда он начинает паниковать, рождается состояние страха.
Постепенно они перешли к обеденному столу, их точно так же, как в прошлый раз обслуживал темнокожий парень, за весь вечер не проронивший ни единого слова.
– Страх, одно из наиболее глубоких и наиболее важных чувств, которым обладает человек. Именно осознанию страха он обязан своим лидирующим положением в этом прекрасном мире.
Старик подождал, пока темнокожий парень ловко наложит в тарелки изысканную закуску, о происхождении которой Андрей мог только догадываться. Наблюдая за ловкими действиями своего помощника, Марлин явно был доволен.
– Я надеюсь, что мои речи о пользе страха не испортят Вам аппетит? Многое из того, что Вам будет сегодня предложено, это давно забытые рецепты приготовления блюд.
Наконец, старик сделал продолжительную паузу, и Корнев успел положить в рот кусочек утиной печенки, вкус которой действительно был отменный. У Андрея сложилось впечатление, что старик давно не имел достойного компаньона для бесед, а тут, как нельзя кстати, он подвернулся ему под руку. Не успел Корнев закрыть рот и проглотить свой кусок, как старик продолжил.
– Только глупое существо не осознает преимущество чувства страха над всеми другими. Страха нет у насекомых, в значительной части его лишены многие рептилии, или нередко те же рыбы. Посмотрите на муравья. Разве он боится чего-нибудь? Конечно, нет. Да и зачем? У него нет будущего, у него есть только настоящее. Страх основан на представлении о будущем. Чем выше организация вида, тем явственнее проявляется чувство страха. Это аксиома. Но когда Вы даже знаете свое будущее, страх не исчезает, нет. Наоборот. Он начинает работать внутри Вас с еще большей силой. Всякая цивилизация, как вызов обстоятельствам, рождалась из страха погибнуть.
Тут Корнев не выдержал.
– Но есть же другие чувства, которые движут людьми, такие как любовь, стремление продолжить род, изменить условия существования. По-моему, страх угнетает, подавляет человека. Да и потом, думать о плохом непродуктивно. Не зря же люди убеждены, что мысли реализуются. Правильно думать о хорошем, и именно поэтому оно может, в конце концов, реализоваться.
– Так рассуждают полные дураки, или наивные простофили. Я не отношу Вас ни к первым, ни ко вторым. Впрочем, между ними особой разницы нет. Пресловутый закон Мерфи, что если что-то может произойти, то оно обязательно произойдет, довольно глуп и абсурден. Он не имеет ничего общего с жизнью. Мышиные рассуждения. Люди любят с умным видом повторять всякие глупости. Наоборот, если вы знаете, что может что-то случиться, то вы обязательно примите все меры, чтобы избежать опасность. Я откровенен с Вами именно потому, что Ваш мозг уже преодолел ряд запретных зон и скоро может по достоинству оценить свои новые возможности. У нас в голове слишком много всяких табу, в том числе и надуманных. Думать можно, о чем угодно. Но не в этом дело. Что побуждает человека работать, заставляет его совершенствоваться? Говоря о страхе, я не имею в виду ничего общего с его бытовым проявлением, например, как боязнь открытого или замкнутого пространств, или обжечь руку на огне. Другое дело, например, страх смерти, он сродни великому страху, рожденному на заре человечества вместе с возможностью мыслить.
– Вы имеет в виду апокалипсис? Или страх предстать на Вечном суде?
– И, да и нет. – Старик бросил хитрый взгляд.
– Но Вы поёте осанну страху, а не человеческому разуму.
– Разум без страха не имеет ни цены, ни смысла. Более того, он опасен для человека, так как делает его неразумным. Что такое есть разум, лишенный страха? У людей, заполнивших планету, в основе всего лежало и лежит чувство страха перед тайной своей природы. Благодаря ему сделаны самые великие открытия.
– Простите, но есть же просто стремление к познанию. Вы считаете, что Исаак Ньютон трудился над своими великими открытиями из чувства страха? Но это довольно смешно.
– Исаак Ньютон был великий ученый и крайне любопытная личность, уж об этом пуританине я знаю не понаслышке. – Резко перебил Марлин. Последние слова несколько смутили Андрея.
– Что Вы имеете в виду?
– А то, что я потомок ученого и нахожусь в прямом родстве с великим физиком, каким его сегодня считают. Кстати, ни физиком, ни кем другим он вообще никогда не был. Прежде всего, он был великим алхимиком, о чем человечество предпочитает умалчивать. Ньютон сформулировал всеобщие законы природы. Он алхимик, мой друг, как и все другие величайшие умы человечества. Деление наук на химию, физику, математику и так далее, придумали уже потом из-за собственной бездарности. Египетские жрецы, греческие мыслители, как и выдающиеся личности эпохи Возрождения прежде всего были алхимиками, независимо от того, как мы их представляем. Двигало ими не простое любопытство познать природу. Глупости. Они хотели совершенствовать природу человека, и преодоление страха в познании будущего заставляло искать философский камень, пытаться приоткрыть тайну бытия.
– Но существует же в человеческой природе простое любопытство, которое никак не связано с чувством страха. – Не унимался Корнев, пытаясь хоть как-то остановить панегирик старика. – В конце концов, есть прогресс, цивилизация…
– Опять никаких, но! – От возбуждения у Марлина белки глаз стали отдавать красным цветом. Заметив пристальный взгляд Андрея, он мгновенно отреагировал. – На мои глаза не обращайте внимания и не придумывайте ничего. С возрастом глазные капилляры не становятся более прочными, как и все остальное в человеке, кроме его мозга. Обратите внимание, при правильном уходе именно мозг активен и дееспособен. В маразм впадают не от большого ума, а от неумения им пользоваться. Конечно, при правильном уходе наш мозг – это прекрасная машина, которая рассчитана на многие десятки лет, если не больше. То, что Вы сейчас для него делаете, будет по достоинству им же оценено в будущем.
Старик расплылся в улыбке. Ему явно не хватало нового собеседника, перед которым он мог бы выстраивать свои умозаключения. Корнев чувствовал себя жертвой.
– А что же касается всяких глупостей о прогрессе и цивилизации, то это полная чушь. – Почти весело продолжил он. – Нельзя жить в цивилизации, как в автомобиле или вагоне поезда. Удаляясь от самой природы, мы получаем новые болезни, и реальный шанс загубить планету ужасающей экологией. Нельзя забывать, что всякий прогресс всегда имеет выхлопную трубу, дорогой мой, вред от которой наносится всем, и тем, кто внутри автомобиля, поезда или самолета. Ресурсы Земли не бесконечны. Кстати, прогресс, цивилизация, культура, все эти понятия придуманы человечеством для того, чтобы тешиться надуманными иллюзиями. Политики, философы жонглируют словами, мешая ясно видеть суть вещей. Шпенглер в книге «Закат Европы» утверждает, что всякая культура порождает свою цивилизацию. – Здесь Марлин опять ехидно сгримасничал своей и без того сморщенной в многочисленных складках физиономией. – Глупости. С таким же успехом можно сказать, что всякая цивилизация порождает свою культуру. Какая разница? По мне это, все крайне сомнительная игра слов.
– Почему же? – Возразил Корнев. – По Шпенглеру, цивилизация – это следующая стадия развития человечества после варварства, которая возникает при разделении умственного и физического труда, и судьба культуры всецело зависит…
– Вот! – Остановил его Марлин. – Именно зависит, но не есть цивилизация. Человечество стало рациональнее, и в этом смысле, выражаясь молодежным языком, более продвинутым. Хотя, следует ли называть прогрессом то, что повсеместно мы наблюдаем на Земле?
Тут он неожиданно замолчал.
– Что Вы имеете в виду? – Спросил Корнев.
– А то, что мы мало отличаемся от сообществ, которые были до нас. Не надо думать, что варвары не имели своей культуры. Шумеры, эллины, скифы, египтяне, как и ацтеки, конечно, все имели свою цивилизацию и культуру. Да, они приносили человеческие жертвы, но в абсолютном исчислении это смешные величины в сравнении, например, с жертвами, которые принесли современные войны. Даже нельзя сопоставлять. Мы не изменились. Бросьте! Человек не меняется, а значит, и не умнеет. Человек был и остался стадным существом. Просто накапливается опыт. Создатель скроил нас прочно и изменения человеческой природы, если и идут, то со скрипом. Впрочем, я в этом сильно сомневаюсь.
Марлин опять изобразил свою крайне неприятную улыбку.
– Другое дело, логика событий. Личность, как и популяция людей, подвержена влиянию судьбы, иначе говоря, реализации харизмы собственной программы. По-другому вразумительно объяснить невозможно. Культура, цивилизация здесь не причем. Вспомните, как конкистадоры расправились с инками, европейские переселенцы с индейцами во вновь открытой Америке? А разве не так поступал, к примеру, Чингисхан? Почитайте, мой друг, историю исчезновения народа тангутов, имевших тысячелетнюю культурную традицию. От них ничего не осталось. Великий Монгол, уничтожил всех под корешок. Но, покорив полмира, он остался первобытным кочевником, варваром. Он любил девственную природу и не любил города. Это естественно для человека.
У старика потеплели и заслезились глаза, ему явно вспомнилось что-то ностальгически близкое и дорогое. Неловким движением Марлин, как бы смахнул влагу с ресниц. Корнев продолжал молча его слушать.
– Другой успешный завоеватель, великий Аттила, привел из азиатских степей в Европу гуннов и также испытывал панический страх перед нагромождением городских строений. Благодаря чему не в последнюю очередь был сохранен Рим. Хотя, конечно, и взятка папы Римского этому дикарю сыграла свою роль. Как видите, деловые отношения были во все времена.
Вид старика говорил, что он доволен своими рассуждениями.
– Или, вот еще один пример неизменности человеческой природы, Карл Великий, объединитель Европы, который был просветителем. Он буквально заставлял всех учиться грамоте, осваивать элементарную математику, в чем и сам старался преуспеть. Но! В одночасье вырезал взбунтовавшихся саксонцев, притом всех без разбора, в том числе, женщин, стариков и детей. Вот вам и «цивилизованный» правитель! – Воскликнул Марлин и вопросительно посмотрел на Корнева. – Изучайте историю, читайте книги – это всем полезно!
Корнев молчал. Не получив никакой реакции, старик продолжил.
– Хваленые византийцы в одну ночь, словно слепых котят, коварно перерезали, так называемых, печенегов, еще вчера беззаботно праздновавших с ними победу на поле брани! Как вам это нравится? – Марлин саркастически усмехнулся и, наконец, успокаиваясь, сделав паузу, довольно мрачно добавил. – Впрочем, в ХХ столетии одни люди без колебаний отправляли других людей в газовые камеры. Это что? Пример прогресса человеческой природы, её эволюции? Но не будем трогать современный век, чтобы не впасть окончательно в уныние. Пока человечество полностью свою программу не выполнило, еще остается надежда на её лучшее завершение.
После сокрушительной тирады Конклифф, наконец, замолчал, предоставляя Андрею возможность осмыслить сказанное. Оценка человечества и его истории, представлений о достижениях, культуре, показалась Андрею не совсем убедительной, если не странной, как и фразы Марлина о его родстве с Ньютоном. Корнев со многим никак не мог согласиться, так как именно благодаря собственным усилиям люди избавились от многих болезней, научились преодолевать природные катастрофы. В конце концов, в истории человечества были гениальные художники, изобретатели, поэты, философы.
– Согласен. – Как бы прочитав его мысли во время затянувшейся паузы, уже довольно спокойно продолжил Марлин. – Человечество многому научилось. Так сказать, продвинулось. Особенно в медицине. Но старания были не на том пути. Вылечить зуб и назвать это прогрессом? – Старик затрясся от своей остроты в беззвучном смехе. – Вот-вот, фельдшерская психология. Хватит кичиться зубами из металлокерамики. Великие умы прошлого были заняты, конечно, более серьезными проблемами. Но в глазах общества все они были алхимики, если не авантюристы. Но надо признать, что вдохновение и рутинный заказ бывают близкие родственники.
– Вы о загадочной «Джоконде»? Но разве Леонардо да Винчи писал ее на заказ?
– Если бы он создавал ее под заказ, то давно бы расстался с её портретом, получив горсть золотых. Но Леонардо не расставался с ней до последнего мгновенья своей жизни. – Марлин отмахнулся от замечания Корнева, как от жужжания надоедливой мухи. – Нельзя прирабатывать великим искусством!
– А Моцарт? Он, ведь, работал только под заказ.
– Ах, милый Моцарт! – Марлин прикрыл рукой глаза, то ли от усталости, то ли что-то вспоминая. – Согласен. Это уникальный случай. Гений и духовное рабство не совместимо. Вольфганг первым отказался от зависимости от сильных мира сего, этих придворных вельмож, князей, епископов. Так называемой, «просвещенной» элиты. В Вене он дрался, как лев, за личную свободу и независимость! И доигрался. Дразнить общество всегда опасно!
Они оба замолчали. Было слышно, как потрескивают в камине поленья.
– Нет, нет, это другой случай. Да к тому же, он не был ученым. Просто гений. – Более спокойно продолжил Конклифф. – Поймите, наука и искусство – это нонсенс. Они не совместимы. Нельзя объяснить тайну очарования музыки Моцарта. Нельзя! Все попытки равны нулю. Иначе каждый бы мог повторить опыт музыкального гения. В искусстве ученость чаще всего одежда не мудреца, а хитреца, которая прикрывает отсутствие таланта. Не согласны? – Марлин весело захихикал. – Настоящие ученые, всегда тщательно скрывали дарованную им мудрость познания. Великий Нострадамус заложил основы инфекционной вирусологии, но на хлеб себе зарабатывал врачебной практикой, приторговывая предсказаниями, тем самым расширяя свою клиентуру. Можно сказать, занимался бизнесом. Леонардо закладывал своими рисунками основы медицинской анатомии, зарабатывая на хлеб тем, что придумывал хитроумные, гигантские механизмы-игрушки для праздничных карнавалов, устраиваемых домом Медичи. Тот же Ньютон прослыл эдаким чудаком, который, якобы, уснувши под деревом, получил удар по голове яблоком, после чего сделал великое открытие. Чушь! Полная чушь. Люди искренне верили, что все законы пришли к нему в голову именно тогда. Не свались яблоко, ничего бы он так и не открыл? Всё просто и всем понятно. Ньютон с удовольствием поддерживал эту легенду. Сам её, можно сказать, и придумал. Так гению легче жить среди людей, которые чаще всего принимают их за лжецов. Великие осознавали будущее, но посвятить современников в то, что их волновало, было невозможно. Отсюда вполне понятный и естественный жизненный практицизм. «Мы алхимики, мы ищем философский камень, чтобы разбогатеть». Вот, чем они закрывались от общества, иначе бы их сожгли, разорвали в клочья и повесили на самой плодородной яблоне городского сада.
Марлин замолчал. Его рассуждения становились убедительнее, но все же, чего-то в них не хватало.
– Но тогда, что они искали, если не философский камень? – Спросил Корнев.
– Ха-ха, молодой человек, хороший вопрос. Вы правы. Это главное, так сказать краеугольное. Не буду тянуть. Они искали подход к открытию секретов нашего мозга, его божественной программы на биохимическом уровне. Не важно, что таких терминов тогда еще не существовало. Эти ученые – провидцы многое знали из будущего, но не могли на него влиять. С помощью создаваемых химических препаратов они пытались, подчеркиваю, пытались понять природу нашего существования, вскрыть запретные зоны головного мозга и начать штурм заложенных в него программ. Все другое было только сопутствующим в их главных изысканиях. Но все же, кое-что в зашифрованном виде они оставили потомкам. А Вы мне говорите чудо, ясновидение!
Казалось, Марлин был чем-то возмущен. Но Корнев слушал молча, не выказывая никакой реакции на его рассуждения.
– Нет ясновидения. Нет чудес. Есть только способность самого человека читать программы, заложенные в его биоматрицу, то есть мозг, через нее выходить на более высокие информационные уровни и улавливать причинно-следственную цепочку событий. Каждый из них под видом алхимии передавал свои знания и наблюдения другому, образовывая закрытые общества, тайные ложи. Они и были настоящими масонами особого, научного толка, тем самым, спасаясь от «просвещенного» суда своих современников. Ньютону удалось продвинуться в решении задачи больше чем другим. Важнейший его труд лежит перед Вами, на моем столе.
Артистичным жестом великого мага он указал на стоящий рядом, заваленный манускриптами стол, где особо выделялась одна из рукописей, с готическим стилем письма времен средневековой Англии.
– Откуда она у Вас? – Совершенно естественно спросил Корнев.
– Я же вам сказал, он был моим предком. – Раздраженно вырвалось из уст старика.
В комнате повисла абсолютная тишина. Андрей отложил обеденные приборы и уставился на Марлина. Старик спокойно смотрел своими в этот момент блеклыми, а когда-то, видимо, голубыми глазами. Прошло, как показалось Корневу, не менее трех – четырех минут, после чего он тихо спросил.
– Предком. Это как? В каком смысле?
– Да-да. – Коротко ответил Марлин. – Безо всяких смыслов.
– Но у Исаака Ньютона не было детей. – Воскликнул Андрей.
– Так считается. – Не без раздражения произнес Марлин. – Между тем, что считают люди, и тем, что было на самом деле – большая разница. Люди предпочитают жить мифами. Например, возможно ли вам представить, что Ньютон мог быть моим отцом?
Возникла пауза.
– Вы шутите? – Недоверчиво сказал Андрей. – Это физически невозможно. Сколько же Вам тогда лет?
– Давайте, пофантазируем. Предположим мне всего лишь около 300 годков. – Старику нравилось смущать своими откровениями. – Да, да. Это так и есть. Сегодня границы срока жизни людей сильно сократились.
– Но тогда, когда же Вы родились? Вначале 18-го столетия?
– Предположим, что так оно и есть. – Повторил он, хитровато прищурив левый, и зорко вглядываясь своим правым глазом. При этом левая часть лица едва не сложилась в гармошку. Выдержав паузу и насладившись произведенным впечатлением, он продолжил. – Предположим, что Ньютону было уже за 7О лет, а моей матери 16. Почти девочка. Да, да, такое бывает. Они были соседями. Но об этом как-нибудь потом. Вы молоды, и многое Вам кажется удивительным, и даже совершенно невозможным. Надеюсь, Вы знакомы с Ветхим заветом? – Старик хитро перевел разговор на другую тему. – Праотец Авраам, согласно сказанному в Торе, то есть Библии, прожил более 900 лет. Его сын Исаак жил порядка 700 годков. Их мозг не был ограничен. Сказывалась близость к Создателю.
– Но все это в какой-то мере библейские, если не сказки, то легенды, мифы. – Корнев не сдавался. – И потом, у древних евреев, как и других древних народов, египетской, шумерской цивилизации год исчислялся в соответствии с разливами рек, периодами созревания нового урожая, согласовывался с днями солнечного или лунного календаря. Умирание и возрождение природы для людей было основой для годичного исчисления. В разной местности эти периоды, циклы природы могли различаться, и вполне возможно в современном пересчете период равный одному году сегодня может соответствовать трем и даже четырем годам в древности. Некий перерасчет времени. Жрецы знали свое дело. Сведения об истинном механизме исчисления времени было недоступно для большинства населения. Практически государственная тайна. Жрецы пользовались этим, предсказывая солнечные и лунные затмения. Вы же знаете.
– Согласен. Во-первых, сведения для подсчета времени, как и сведения о небосклоне египетские жрецы получили от шумеров. От кого ими владели сами шумеры, попробуйте догадаться. Во-вторых, даже при таком летоисчислении, прикиньте-ка, сколько прожил старик Авраам? – Марлин, самодовольно хмыкнув, откинулся на высокую из красной кожи прямую спинку кресла.
Корнев быстро сообразил, что библейские триста или четыреста лет вполне могли в пересчете соответствовать современной астрономической сотне лет. Тогда, значит, библейский герой, древний Авраам проживал свои библейские девятьсот годков в пересчете на наше летоисчисление где-то, порядка, эдак лет триста, или около того, но не менее.
«Но и это, все равно, невероятно!» – Крутилось в голове у Корнева.
– Согласен! – С усмешкой воскликнул Марлин. В этот момент Андрею казалось, что абсолютно круглая голова старика начала светиться в атмосфере комнаты. – Вам кажется, что это невероятно. Но и жизнь есть невероятная штука! Ньютон был крайне суровым пуританином. Как вы вероятно можете знать, во время церемонии вхождения Ньютона в должность главы кафедры Оксфордского университета, которая тогда и представляла весь университет, возникла довольно пикантная ситуация. Ньютон наотрез отказался поклясться на Библии о триединстве Отца, Сына и Святого Духа. Есть все основания, что Ньютон в религии придерживался арианства. И только вмешательство королевы Англии смогло разрешить возникшую проблему.
Марлин внимательно устремил на Корнева пристальный взгляд. Андрей молчал. Понаслышке он знал о существовании теологического спора внутри церкви о сущности божественной природы самого Христа. Но эта тема серьезно его никогда не интересовала.
– Да-да, молодой человек, об этом мало кто помнит. Что тут не понятного?
Старик, снова уставился на Андрея своим сверлящим взглядом.
– Не все так просто. Скажу еще одну важную зацепку в рассмотрении этой проблемы. Дело в том, что в Библии есть места, где прямо упоминается о людях полубогах, рожденных от земных женщин и пришельцев с Небес. Перечитайте внимательно этот интересный исторический справочник. Ньютон внимательно изучал Библию с присущей великим тщательностью и оставил нам еще один замечательный рукописный труд о пророчестве пророка Даниила. Но об этом когда-нибудь потом.
Марлин молча смотрел на Корнева. Андрей тоже молчал. Выждав паузу, старик продолжил.
– В кругу самых близких друзей Ньютон называл себя Пророком. Общение с современниками для него было довольно утомительно и обременительно, несмотря на все почести, которые свалились на него с королевской короны. Что значили для него все награды, когда перед ним открывалась возможность видеть всю структуру мира, стоять перед прочтением собственной природы. Современная наука, эта скромная падчерица рода человеческого, только подходит к расшифровке генной программы человека. Исаак Ньютон уже тогда понимал многое из того, что и сегодня скрыто от нашего взгляда. Ну, об этом у нас еще будет возможность поговорить.
– Вы сказали мне очень необычные, если не сказать, невероятные и странные вещи. Откровенно я не со всем согласен. – Произнес Корнев. Внутри Андрея было крайнее недоверие к словам старика.
– И потом, скажите искренне: Вы сами верующий? – Неожиданно резко спросил Корнев, пытаясь загнать старика в понятное русло размышлений.
– Конечно. Но, я же говорю, не все так просто. Вера никогда серьезно не конфликтовала с наукой. – Старик закрыл глаза и сделал паузу, погружаясь в свои мысли. – Видите ли, Тот, Великий Творец, кто создал весь мир и нас, представлялся людьми в различных ипостасях. Поначалу человек многое помнил, но потом, естественно, многое позабыл, превратив все в понятный для себя мир мифов. Создателя люди называли разными именами. Для меня он Великий программист, персонифицированная Субстанция, или Абсолют Духа. В представлениях физиков Вселенная создалась в результате взрыва материи. Как известно, после взрыва воцаряется хаос. Будь то Вселенная, или ее ненасытный черный карлик, поедающий все вокруг, но при взрыве входящие в систему элементы теряют связи, приобретая избыточную энтропию. Проще говоря, свободу. Но, как не трудно догадаться, ни до после пресловутого гигантского первородного взрыва Вселенной хаоса не было, как нет его и сейчас. Перед нами картина реализации множества вселенских программ. Создатель – не подрывник. Чушь! Очередная человеческая глупость. – С раздражением повторил он. – Если уж взрыв, то направленный. Просто включили свет. Вот и все. Помните, чем начинается Библия? «И сказал Бог: Да будет свет. И стал свет».
У Марлина явно разыгрывалась фантазия.
– Понять всё это, действительно, крайне сложно. – Единственно, что смог выдавить Андрей из себя.
– Согласен. Охватить все разумом трудно, также как невозможно понять, например, муравью, что движет человеком, когда он разрушает его жилище, или наоборот, старается его сохранить. Но человек все-таки не муравей и многое может приоткрыть и познать, или, скорее, познавая приоткрыть. Великие алхимики были выдающимися умами, с помощью собственных наработок, и свыше данного им права, они подошли к запретным зонам головного мозга, что позволило им в каких-то случаях заглянуть в будущее. Кстати, не всегда понятное. Как известно, Нострадамус многое напутал в своих катренах, но многое и предугадал пусть и в отвлеченной форме. Не в этом суть. Фокус состоит не только в преодолении запретных зон мозга, а в перепрограммировании, или как теперь принято говорить – перезагрузке, то есть дело в корректировке программы жизни, ее событийного хода. Исаак Ньютон, вплотную подошел к биохимическому решению этих задач. Не все удалось. Ему не хватило времени, да и общий уровень научных представлений эпохи был недостаточен. Но у Ньютона был могучий ум. В оставленной рукописи весь процесс раскрытия запретных зон мозга описывается, конечно, в шифрованном виде на языке алхимиков, в средневековых традициях. Кстати, Вы могли заметить, многие откровения приходят разным людям нередко одновременно, в совершенно разных местах. Вам это ни о чем не говорит? Получив информацию, они передавали факел знания от одного гения – другому, не позволяя ему погаснуть. Все они были вестники, или пророки, которым было позволено заглянуть в будущее. Несомненно, они избранные. Вы понимаете, кем и для чего? Однако, знаете, мой молодой друг, давайте-ка лучше посвятим остаток времени еде, которая все еще ждет общения с желудком.
Он нажал на кнопку в подлокотнике кресла, и из раздаточного окна в стене, вращаясь на круглом столе, мимо поплыли в серебряных супницах на огромных подносах, горячие блюда из речной и морской рыбы, разных видов мяса, включая баранину, говядину, и птицу. Возникший рядом темнокожий помощник безмолвно застыл в ожидании указаний. Но Марлин не спешил.
– Я вижу здесь приготовлено на целый полк! – Несколько театрально воскликнул Корнев, указывая на все это великолепие. – Я столько не съем.
– Этого от Вас и не требуется. Нужно только выбрать несколько блюд для тестирования. Вот и все. – И старик оживленно потер руками. – Советую вам начать вот с этого. – Он указал на изящно выложенные кусочки утки, политые завораживающе пахнущим соусом. – В истории Старой Англии сохранилось много секретов приготовления утки. Но фокус блюда всегда в его соусе, с которым оно подается. Как известно, люди больше ценят не что, а как им подано. Соус создает вкус, но также и придает облик всему блюду, украшая его внешний вид. Соусы составляются из разных компонентов, включая запахи. Для соуса это наиважнейший момент. Бюдо без соусов все равно, что женщина без украшений, без ароматных кремов, теней, других незаметных деталей ее обаяния. Наш древний предок, знаменитый Homo sapiens, или человек разумный, никогда не доверял своим глазам в отличие от современного человека. И был совершенно прав. Гораздо больше ему говорило его обоняние.
– Надеюсь, сегодня я могу доверять не только своим глазам, но и чувствам? – У Андрея вдруг от всех разговоров разыгрался зверский аппетит. В поданном к утке соусе он чувствовал аромат душистого португальского портвейна, с добавлением красной смородины, черного перца и лимонной цедры.
– Главное, – продолжил старик с самодовольным видом, – это минимальное использование огня при изготовлении соусов. В Средние века вообще предпочитали, делая соус, не доводить до кипения перемешанный с мукой бульон. Вся хитрость в том, чтобы максимально сохранить природные вкусовые качества составляющих его ингредиентов. Да, кстати, к этому стремились и алхимики, и лишь в отдельных случаях они добивались результата, используя сильный огонь.
Произнося слово огонь, Марлин делал усиление звука, как бы акцентируя внимание. В глазах его и без того горели огоньки пламени, как нельзя кстати и огонь разгорелся в печи камина. Чувствовалось, что старик испытывал прилив сил от соприкосновения с духом времени, когда в науке царствовала алхимия.
– К примеру, валлийцы предпочитали жирную пищу, где соус подавался к бараньей ноге. В этом случае, соус обязательно готовился на большом огне с добавлением бараньей косточки, что делало его более густым и тягучим, словно засахарившийся сироп при варке сливового варенья. Конечно, и все остальное, включая соль, перец, лук, вино, желе смородины, или крыжовника, добавлялось по вкусу. Сегодня используют апельсиновый и другие соки. Но в средние века апельсиновый сок был крайне редким гостем на столе валлийца. На его столе царили настойки, изготовленные из местных плодов.
Хозяин незаметно подал знак своему помощнику и тот предложил Андрею шотландский виски со льдом. Получить глоток крепкого напитка было не лишним.
– Вы говорили, что пить алкоголь мне нельзя? – Не без иронии проговорил Андрей.
– Немного можно. – Коротко бросил Марлин и чему-то добродушно рассмеялся. – Разговоры о вреде алкоголя несколько преувеличены. Также вредно много употреблять сладкого, или жирного, или соленого. Везде нужна мера. Но человеку все необходимо. Гораздо больше причиняют люди себе вред от неумеренности потребления всякого продукта, а не только алкоголя.
Далее он пространно начал рассуждать о секрете живой и мертвой воды. На вопрос, в чем же состоит её секрет, Марлин только усмехнулся.
– Думаю, эта информация пока еще закрыта. В будущем молодежь с её научной смелостью сможет решить проблему. Нам, старикам, хорошо бы осмыслить уже познанное.
Марлин с удовольствием потягивал переливающийся всеми красками напиток, напомнивший Корневу золотистые пилюли, но в жидком состоянии.
– Избранные, это не те, у кого набитый кошелек с деньгами. Совсем нет! Хитрость не есть проявление ума. Хитрость – это комбинаторика, а вовсе не ум.
Марлин резко отбросил тело в глубину кресла. Казалось, что он пытался вывернуть все мысли Корнева наизнанку, впрочем, никаких особых мыслей у него не было.
– Хорошо. Поверю Вам на слово. – Корнев окончательно почувствовал усталость. – В отношении Исаака Ньютона Вы меня смутили, и сомнения не покидают меня. В конце концов, почему люди сейчас не живут, например, по двести и более лет?
– Ну, это просто. Я же вам говорил, что близость первых людей к Высшей Субстанции, сотворившей мир, назовем ее традиционно, к Создателю, к Всевышнему, давала человеку преимущества. Многое еще было открыто для него в собственной природе, и он мог влиять на процессы старения. Дорога обратно у человечества занимает несоизмеримо большее усилий и времени, чем период потерь контактов с колыбелью, Alma mater, включая восстановление первичной памяти. Сохранилась, конечно, какая-то часть генетической информации, но она крайне обеднена при естественной ротации человеческих сообществ. И потом, не забывайте еще об одном грехе человека. В какой-то исторический момент Homo-sapiens, собственно человек разумный, созданный Богом, перемешался по недомыслию, с кем не бывает, с другой ветвью человеческого подвида, предназначавшегося для иных целей, а именно с бедолагой неандертальцем. Чистоты эксперимента не получилось. Обычная история! О принципиальном различии этих двух типов развития человеческого рода сегодня пишут все, кто имеет хотя бы малейшее отношение к антропологии. Неандерталец, добродушное существо, экспериментального типа, обитал предпочтительно в Европе и явно уступал своему более ловкому сородичу. Последний не только вытеснил неандертальца, но и не побрезговал пользоваться женской половиной своего сородича. Отсюда, как результат, потеря многих первоначально полученных свойств, утерянных на генетическом уровне. Как известно, люди всегда были крайне неразборчивы в своих связях. Удивительно небрезгливая особь. Кстати, благородные эллины ставили памятники фаллосу в виде золотого осла. Вот, Вам и великая античная культура!
Довольный своему очередному, едкому замечанию, Марлин снова изобразил нечто в виде ухмылки. Корнев был обескуражен.
– Значит, у многих из нас присутствует духовное начало или, можно сказать, Божественное, и более примитивное, животное?
– Ну, не совсем так. Вопрос гораздо сложнее. Не надо было грешить.
– А как же быть с теорией Дарвина? – Андрей попытался защититься от неумолимой логики изложенного материала, тем самым сохранить хоть какие-то остатки своих познаний о происхождении человека.
– Здесь все просто. Человек не произошел от обезьяны. Глупости и еще раз глупости.
Марлин был явно раздражен вопросом.
– Чарльз Дарвин был глубоко верующий человек. Главным его достижением была не обезьяна с ее длинным хвостом, а систематизация всех видов, как подтверждение единства природы. Это разумная, даже блестящая мысль была с успехом им доказана. Теория естественного отбора скорее отражает вероятностный характер программы развития форм жизни на Земле. Почитайте его Автобиографию. Представить, что для Дарвина наша Вселенная, как и человек, есть результат слепого случая, было бы крайне опрометчиво.
Здесь Марлин быстро схватил одну из лежавших на соседнем столе раскрытых книг.
– Вот послушайте: «Есть величие в этом воззрении на жизнь с ее различными силами, изначально вложенными Творцом в одну или незначительное число форм». Не правда ли, чудесные слова! – На лице Марлина играла улыбка триумфатора. Он закрыл книгу. На обложке было название: «Происхождение видов». Чарльз Дарвин.
– Творцом! – Повторил он. – Но, конечно, сформулировать, что на нашей планете были «запущены» биологические программы в их современном понимании, было сложно. Хотя, как сказать?
Старик начинал опять заводиться и говорил с все большим напором, продолжая сверлить Корнева своими покрасневшими от напряжения глазами.
– Ваш русский ученый Дмитрий Менделеев блестяще сформулировал свою знаменитую периодическую таблицу, которая, кстати, пришла ему в голову во сне. Но он не пытался утверждать, что один элемент природы с прибавлением его атомарного веса происходит от другого. Хотя почему нет? Если человек, по-вашему, произошел от обезьяны, почему бы атому хлора не произойти от атома фтора? Или наоборот. Близость их атомарного строения также не велика, или даже допустима, как и природная близость обезьяны и человека.
Довольный своей шутке, Конклифф, наконец, расслабился и в приступе беззвучного смеха откинулся спиной назад в кресло так глубоко, что при слабом свете был почти не различим.
От всего услышанного Андрею стало как-то не по себе. Картина, которую нарисовал Марлин, казалась скорее безумной, чем правдоподобной. Впрочем, старик и не просил сказанному верить.
Мысленно Корнев согласился. Его мозг устал от рассуждений Марлина, и он чувствовал, что пора завершать визит. Расстались они уже за полночь. Уходя, Андрей без лишних слов выложил на край стола перед Марлином кругленькую сумму. Старик сладко улыбнулся и смахнул деньги со стола жестом опытного шулера. Настроение Конклиффа передалось и Корневу. Теперь осталось лишь ждать. Только, вот, чего? Это пока было совершенно не понятно. Машина стояла вымытая, словно только что сошла с витрины магазина. Кто отчистил ее от уличной грязи, так и осталось загадкой. Улица оставалась, как и по приезде, совершенно безлюдной. За руль сел темнокожий парень и отвез Андрея до самого крыльца его дома. Расставаясь, он пожелал Корневу спокойной ночи. На улице было темно. Единственный фонарь давал возможность видеть только силуэт парня, укутанного в длинный, в складках плащ.
– Сейчас уже около двух часов ночи. Как Вы доберетесь? Хотите, я вызову такси? – Предложил Андрей.
– Нет, нет. Не беспокойтесь. – Сверкнув своими огромными белками глаз, впервые заговорил помощник Марлина. Его низкий баритон немного грассировал. – Доберусь домой раньше, чем Вы подниметесь к себе на четвертый этаж.
Было удивительно слышать такой ответ, и к тому же, откуда он знает, на каком этаже жил Корнев? Слова о быстром возвращении домой показались бахвальством или шуткой. Поднявшись на свой этаж, Андрей подошел к окну и попытался увидеть уходящую фигуру провожатого. На улице никого уже не было. Только где-то вдалеке, над домами мелькнула странная птица, размах крыльев которой казался неправдоподобно большим, если не сказать огромным. По всей вероятности, ночные тени на фоне яркой луны, и доза алкоголя были истинной причиной видения.
Ночью Корневу снился Марлин с темнокожим парнем, и Николь, которая почему-то просила Марлина играть на своем инструменте. Альт в руках старика звучал по-человечески, удивительно теплым и глубоким звуком. Казалось, что сам Маэстро разговаривает приятным, мягким баритоном. Постепенно старик преобразился и стал похож на Маэстро. Слушая волшебные звуки инструмента, Андрей подумал, что Николь права, когда говорит, что он лучший альтист мира. Неожиданно над головой Маэстро возникла фигура в длинном, темном плаще с капюшоном, из-под которого поблескивали красноватые огоньки, напоминавшие глаза старика. «Так вот, чью фигуру я видел на сцене!» – Просыпаясь, подумал Корнев. Была глубокая ночь. Выпив успокоительные капли, он вновь лег спать.
Утром Андрей встал с совершенно ясной и чистой головой. В памяти из того, о чем вчера толковал старик, практически ничего не сохранилось.
«Дождь никогда не кончится». – Не без раздражения подумал Божидар. – «Хорошо, что Ивица не стала дожидаться. Мокнуть ей было бы совсем ни к чему».
Пора было собираться.
Последнее время, как ему показалось, Ивице нездоровилось. У Божидара в голове мелькнула мысль. – «В горах слишком сырой климат. У моря ей будет значительно лучше». Впрочем, об этом не то, что говорить, но и думать было рано. Он и для себя самого пока ничего не решил. Приезжая, Божидар всегда что-нибудь привозил Ивице в подарок. Вот и сейчас он подарил ей красивую бижутерию. Вещь была не дорогой, но изысканной и произвела на нее впечатление. Как всякая молодая женщина, Ивица искренне радовалась этой блестящей побрякушке, но особенно ей было приятно, что он вспомнил о ней, находясь далеко от нее, от их гор, от их селения. «Надо бы в России купить теплый платок». – Решил про себя он, аккуратно закрывая входную дверь дома.
Видавший виды, довольно потрепанный, 1968 года выпуска джип Crauzer, стояла поодаль, метрах в пятидесяти между домом Ивицы и церковью. Сразу за дорогой начинались густые кусты, затем молодняк и только потом, вверх по склону горы рос настоящий хвойный лес. Божидар бросил взгляд в сторону леса. Ему показалось, что там, впереди, в кустах что-то блеснуло, отражая бледный, только нарождающийся рассвет. «Наверно, какой-то лесной зверь в поисках пищи вышел поближе к домам». – Подумал он и неспешно направился к автомобилю. В этот момент дождь почти стих, утро обещало хороший день.
Подойдя к автомобилю, Божидар открыл дверцу джипа и забросил на сидение свою сумку. Потом еще раз повернулся посмотреть на окна дома. Света не было видно. «Значит, она спит». – Подумал он. Ему вдруг захотелось вернуться обратно к Ивице, лечь рядом с ней в теплую постель, ощутить запах ее кожи, погладить разбросанные на подушке черные волосы, а потом целовать ее смуглые щеки, едва открывающиеся, после сна глаза, и горячие, чувственные губы. Однако надо было ехать. Божидар медлил, и прежде чем садиться в машину, рукой ощупал образок со святым Георгием, который Ивица одела ему на грудь. «Конечно, я должен, как и обещал, вернуться». – Решил он и, привычным движением взявшись рукой за открытую дверь автомобиля, сделал резкое движение вверх, чтобы подняться на подножку джипа, а затем уехать, увозя с собой отснятые документальные материалы. В этот миг, одновременно с его движением, раздался хлопок.
«Снайпер» – Последнее, что пронеслось в его угасающем от боли сознании. От удара пули тело Божидара бесшумно рухнуло со ступеньки джипа на каменистую, мокрую почву.
Звук хлопка оказался настолько слабым, что даже все еще с ночи дремавшие на крыше церкви черные вороны, лишь слегка обеспокоившись, сначала прыжками стали передвигаться по наклонной черепице и только потом уже поднявшись в воздух, громко закаркали. В этот момент отец Гойко, находясь в своей маленькой спальне, которую он с улыбкой называл кельей, лежа в постели услышал хлопок. К старости у многих людей непонятно по каким причинам обостряется слух. Однако старик решил, что это звук от надломившегося под дождем старого дерева, которое, наконец, обрело покой на холодной, поросшей мхом, каменистой земле. До начала утренней службы еще было время. Священник не спал по привычке. Побаливала спина, давало о себе знать ушибленное в начале лета правое колено, да и воспоминания о прошедших годах, словно растревоженные пчелы, бередили душу, не давая спать в этот утренний час. Отец Гойко повернулся на правый бок и, чтобы снова уснуть, стал про себя читать молитву. За окном начинало сереть.
Все последующие дни продолжали течь без особых изменений. В связи с работой на разные издательства Корневу приходилось часто проводить дни и ночи в поездах, ночевать прямо в редакциях, на угловом диване. Николь не звонила. «Слишком занята», – успокаивая себя, старался думать он, хотя на душе почему-то было не спокойно. В тот день, ранним утром, Андрей еще спал, когда раздался долгожданный звонок. Однако это была не Николь.
– Это Андрей Корнев? – Слышимость была очень хорошей. Голос был совершенно чужой. – Я директор оркестра, в котором Николь работает. Мы сейчас на гастролях в Южной Корее. Уже три дня, как Николь исчезла. Не приложим ума, что могло с ней произойти? Обращение в полицию пока никаких результатов не дало. Есть сведения, что похожая женщина по ее паспорту вылетела из Сеула в Европу. Точнее в Париж. Мы решили позвонить Вам, потому как в номере она оставила записку. Сейчас я Вам ее прочту. – В трубке возникла пауза, было слышно шуршание бумаги. – Вы меня слушаете? Написано наспех. «Меня искать не надо». Все. В номере на столике лежала раскрытая записная книжка Николь. Там было написано: «Позвонить Андрею». Как нам известно, другого Андрея у нее среди знакомых нет. К тому же в книжке есть Ваш номер телефона. – Абонент замолчал, видимо, ожидая реакции. Несколько успокоившись, добавил. – Может быть, она Вам звонила? Вы извините, я, наверное, звоню очень рано. Сколько у Вас сейчас времени?
На часах стрелки показывали половину шестого.
– У нас уже утро. – Андрей старался осмыслить полученную информацию. Но, ничего не придумав, только сказал. – Нет, в эти дни Николь мне не звонила. Она уехала с вещами?
– Практически нет. Отсутствуют лишь паспорт и альт, может быть еще какие-то мелочи. Видимо, собиралась спешно. Основные вещи на месте, в номере. Мы привезем с собой.
– Спасибо. – Сказал Андрей.
Они попрощались.
Самолет уверенно набирал высоту. За окном пейзаж Пулковских возвышенностей казался игрушечным макетом, где дома и машины смотрелись не больше спичечных коробков. Вечером того же дня, когда раздался звонок из Сеула, в гости заявился сам Конклифф, вид у него был крайне встревоженный, если не сказать, сильно нервозный. Он смотрел красными от бессонницы глазами, но голос был тверд и ровен.
– Я вынужден обратиться к Вам, хотя знаю, что процессы в Вашем организме еще не совсем завершены. Однако обстоятельства изменились.
После чего он коротко поведал историю своей семьи, в которую входила, как оказалось, и Николь. Теперь многое Андрею стало понятно.
– Я родился в 1725 году, незадолго до кончины моего отца Исаака Ньютона. Моя мать была еще совсем девочкой и брала у старого лорда уроки математики. Живя последние годы в уединении, отец мало с кем общался. Но все же не чурался своих наивно простодушных соседей. Девочка попала к нему совершенно случайно, по просьбе родителей. Никто не предполагал, чем все может закончиться. У нее рано проявились способности, она оказалась талантливой ученицей и смогла по достоинству оценить гения.
Старик говорил, почти не глядя на Корнева.
– Между ними случилось то, что нередко бывает между стареющим мужчиной и юной, молодой женщиной, когда, подобно могучей птице, природа делает магические взмахи крыла. Вспомним хотя бы историю с Гете. Как говорится, любви все возрасты покорны. – Старик неожиданно ухмыльнулся. – Это, кажется, у Пушкина было написано. Но мысль далеко не новая. Отец стеснялся возникшего чувства. Мать была гораздо решительнее. Она рассказывала, что ей было абсолютно наплевать, что скажут родители, или подумают соседи. Но продление духа Ньютона должно было получить дальнейшее земное воплощение. По уговору между семьей Конклифф и Ньютоном все было скрыто от окружения. Общество никогда не было посвящено в эту тайну. Ни одни историк великого ученого не пронюхал и не написал об этом ни строчки. После кончины Исаака Ньютона мать продолжила его опыты и получила обнадеживающие результаты. Это помогло ей предвидеть и устроить не только свою жизнь, но дать мне шанс на практике реализовать достижения родителей.
Марлин откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Показалось, что он погрузился в пучину воспоминаний. Но то, что продолжало его тревожить, отражалось на углубившихся складках его лица. На память пришли примеры вспыхнувших отношений между стареющими мужчинами и юными девицами, готовыми пожертвовать общественным положением, и даже жизнью. Гений немецкой поэзии Гете, русский писатель Иван Бунин, великий Чарли Чаплин, в конце концов, – всё разные эпохи и другие времена, но ситуации схожие. Он – стареющий лев, она – юное очарование. Молодых женщин увлекала неповторимая красота «уходящей натуры». Банальная история.
– Как звали Вашу мать? – Спросил Андрей, чтобы ускорить его рассказ.
– Маргарет. – Вздрогнув от неожиданности, ответил старик. Он поднял глаза и вопросительно посмотрел. – По линии бабушки семья была французского происхождения и имела бретонские корни. Они бежали от религиозных преследований. Старая история. А зачем Вам знать имя моей матери?
– Нет, нет. Просто так. Вы же знаете, что рассказывать Вашу историю я никому не буду.
– Знаю. – Марлин был уверен в порядочности Корнева. – Перед кончиной моя мать просила продолжить наш род уже в другой стране. Я выехал из Англии еще до окончания 18-го века. Влияя на программу собственной жизни, я регулярно продлевал свое существование, и собственную линию судьбы. Мой организм почти перестал стареть. Внешность в данном случае не играла большой роли. это даже в чем-то устраивало, к старикам всегда меньше вопросов.
Слушая историю бесконечных переездов по белу свету, из страны в страну, Андрей вдруг поймал себя на мысли, что ту же участь старик готовит и ему.
Предчувствуя возможные осложнения, Марлин заранее выстроил всю причинно-следственную связь событий. Появление Корнева и последующие алхимические опыты над его организмом, все делалось ради одной цели. Он понимал, что ему нужен будет новый помощник. При этом он еще содрал с Корнева кучу денег. Да, старик не прост. Являясь его прямой наследницей, точнее внучкой, Николь была в руках Конклиффа дорогой и бесконечно любимой игрушкой. Тогда, слушая его, Андрею стало страшно. Сейчас же, сидя в кресле самолета, Корнев не испытывал ни страха, ни гнева против старика. На его месте, наверное, он поступил бы также. Оставалось расслабиться и мысленно понять логику событий последних дней.
Что могло произойти? Собственно, о прежней жизни Ники он до сих пор ничего не знал. Со слов старика Корнев узнал, что до России она жила в Европе. Воспитывалась в школе знаменитого монастыря Teze недалеко от Парижа. Училась музыке во Франции, потом в Англии, немного в Италии, где-то еще. Почти везде учителями у нее были эмигранты из России. Сегодня многие молодые музыканты учатся, переезжая с места на место, от одного мастера к другому. У нее была своя жизнь, в которую она не посвящала никого. Но старик следил за ней, поддерживал материально. Они почти не были знакомы. Она только знала, что она сирота, но где-то есть человек, дальний родственник, или благодетель, друг ее погибших родителей, который заботится о ней. Подробности трагедии ее родителей не озвучивались перед ней никогда. Несчастный случай. И все. Николь в тот момент была в подростковом возрасте, вся поглощена надеждами на артистическую карьеру. От всех переживаний она стала еще более замкнутой, начала серьезно заниматься музыкой. После Парижской консерватории Николь стажировалась в различных учебных заведениях Европы, играла в оркестрах и однажды, неожиданно для многих взяла из сиротского дома малыша. Мальчик был чернокожим, его спасли миссионеры католической церкви, находившиеся в районе военных действий в одной из стран, расположенной в центральной Африке. Девочку же она сама привезла из гастрольной поездки по Юго-восточной Азии. Отдав малышей в пансионат хорошо знакомого ей монастыря Teze, она оформила свои отношения с теперь законными сыном и дочерью, и регулярно встречалась с ними, обеспечивала им материальную поддержку. Несомненно, что образование семьи, а, главное, моральная ответственность за детей, окончательно изменили характер Николь. Внутренняя сдержанность и сосредоточенность, которые Андрей сразу отметил в ней при первой встрече, стали, пожалуй, главными ее чертами. Практически он никогда не слышал, чтобы она громко и беззаботно хохотала, или в категоричной форме высказывала мысли. В Россию Николь стремилась попасть давно, чтобы поучиться у Маэстро, но удалось ей это сделать только тогда, когда об учебе пора было забыть. Что помешало осуществить ей это в свое время, Андрей так и не понял. Приемные малыши находились постоянно в монастырской школе, где они воспитывались едва ли не теми же самыми учителями, что и во времена ее молодости. Сейчас было непонятно, что могло с случиться. Корнев обратил внимание, что Конклифф ни разу не произнес имена детей. Видимо, у него было к ним свое отношение, и он давно не контролировал ситуацию.