Ранним утром, когда первые лучи солнца едва пробивались сквозь пыль воздуха, у входа в Некрополь вдруг зазвучали мощные двигатели. Караванщики, занятые утренними приготовлениями, поспешно подняли головы, пытаясь рассмотреть источник шума. На горизонте показались очертания двух ЗИЛов и одного БТРа, медленно приближающихся к базару. Все машины были оборудованы для передвижения по бездорожью и наполнены военными, одетыми в пыльные, изношенные униформы.
Караванщики мгновенно обменялись взглядами, полными беспокойства. Хотя с ними редко кто связывался из-за их репутации и ресурсов, появление военных всегда предвещало неприятности. Они быстро собрались вокруг старшего по имени Халим, который с суровым видом наблюдал за приближающимися машинами.
Как только массивные военные машины приземлились на твердь у входа в базар, из них с ревом выпрыгнули солдаты. Они, не тратя ни секунды на раздумья, быстро сформировались в группы и, не предупреждая никого о своих намерениях, начали бурный рейд. Тяжелые боевые ботинки с силой ударяли по пыльной земле, отчего пыль взлетала облаками, загораживая видимость. Звук их шагов напоминал грохот грозы, нагнетая атмосферу тревоги и предвещая неминуемую беду. Эти моменты тишины перед бурей, когда воздух дрожит в предчувствии хаоса, были мгновенно разорваны на части криками и командами, отдаваемыми жесткими и безжалостными голосами командиров. Военные, облаченные в пыльные камуфляжные униформы, были как неумолимая сила стихии, невозмутимо и методично разрушающая всё на своем пути.
Первая группа солдат, каждый облачённый в полный боевой арсенал, без колебаний направилась к самым крупным торговым точкам базара. Сразу, без всякого предисловия и без тени вежливости, они агрессивно нахлынули на продавцов. "Где мужик с младенцем? Выдайте его сейчас, или последует кровь!" – орал один из них, махая прикладом автомата над головами испуганных торговцев. Войска действовали с беспощадной эффективностью: столы взлетали в воздух, товары разлетались во все стороны, как будто невидимый торнадо пронёсся по рынку. Осколки разбитой посуды и перевёрнутые ящики с овощами быстро превратились в мусор, покрывая землю. От натиска железной стали и холодного страха в воздухе веяло сыростью забытых казематов, а каждое движение солдат подчёркивало неизбежность насилия и разрушения.
В другой части базара, сцена была ещё более мрачной. Вторая группа военных, как звери на охоте, бесшумно и мгновенно ворвалась в палатки, где сталкеры пытались укрыться от утреннего холода. Шатры, сколоченные из старых брезентов и пластиков, не выдерживали бурного натиска. Солдаты, взрываясь криками и руганью, набрасывались на спящих, срывали одеяла и мгновенно сковывали любое движение. Жестокость была безудержной: те, кто пытались сопротивляться, получали удары прикладами по рёбрам, а пытающихся убежать догоняли, наручниками скручивали запястья, выворачивали руки за спину с такой силой, что слышны были трески суставов. Другие, кто пытался бежать, чувствовали под своими телами тяжесть боевых ботинок, которые придавливали их к пыльному полу, заставляя глотать пыль и камни. Крики боли и страха сливались с гулом моторов и грохотом сбитых столиков, наполняя утро ощущением хаоса и отчаяния. Это было нападение без прелюдии, каждый столкновение – демонстрация силы и угрозы.
Командир отряда, крупный мужчина с бесстрастным взглядом холодных глаз, проводил допросы с жестокой решительностью. Он и его бойцы подходили к каждому из опытных сталкеров, сверкая сталью наручников и не оставляя ни единого шанса на отказ. "Не заставляйте нас повторять вопрос! Где парень, что с новорожденным?" – его голос резал воздух как лезвие, а в его глазах не было ни тени сочувствия.
С каждым, кто казался ему подозрительным, обращались с особенной жестокостью. Если сталкеры не отвечали сразу, они становились объектами изощренных методов допроса. Командир лично демонстрировал примеры: он мог медленно вывинчивать пальцы, применяя столько силы, что слышался хруст костей, заставляя жертв кричать от боли. Жестокие методы подчёркивались его хладнокровным спокойствием, когда он слушал крики мучений, наблюдая за искаженными лицами страха и агонии.
Каждый акт жестокости становился всё более изощренным и зловещим, проявляя беспощадность и отсутствие человеческого сострадания у командира и его подчиненных. Их методы допроса не просто извлекали информацию – они сеяли террор среди сталкеров, заставляя каждого ощущать свою уязвимость и беспомощность перед лицом абсолютной власти и садизма военных.
Молодой солдат по имени Артём Васильев, с трепетом и неуверенностью в голосе, обратился к командиру. Он выделялся из группы своей молодостью и казалось, что жестокость допросов особенно сильно давила на его совесть.
"Товарищ командир," – начал он, пытаясь скрыть волнение, – "один из сталкеров сообщил, что видел Виктора с младенцем здесь, на базаре, ещё вчера."
Командир медленно повернул свой холодный взгляд на Артёма, оценивающе прищурившись. Он кивнул, словно уже предвкушая продолжение охоты, и его глаза на мгновение заблестели предвкушением новой жертвы.
"Проведи меня к этому сталкеру," – приказал он грубым тоном. "Соберите бойцов, мы устроим ему допрос, который он не забудет. Надо выяснить, куда девался Виктор."