Татьяна Тронина На отмели

* * *

– Димка, Димка, Димка! – доносился из окна пронзительный Наташкин крик.

Я молчал, не отзывался. Надоела.

Не удовлетворившись рысканьем по пляжу, она решила заглянуть к нам в домик, так что я едва успел юркнуть за приоткрытую дверь.

– Димка! – услышал я рядом с собой ее раздраженный, умоляющий голос. Слава богу, в доме она обыска не устроила, только попыхтела немного и тут же затопала обратно. Я выглянул в окно – она бежала в сторону столовой. По ее сердитым движениям я догадался, что она будет искать меня у молоденьких поварих-стажерок. Хм, нужны они мне, эти крикливые пэтэушницы.

Я быстро схватил полотенце, плеер с кассетами и был таков. Свобода плеснулась мне в лицо свежим морским ветром. Минут двадцать я шел по берегу, пока не набрел наконец на старый, заброшенный пляж. Вдали темнели унылые рыбацкие домики, людей не было. Это местечко меня вполне устраивало.

Я надел наушники и лег на полотенце. Слушал свой любимый «Пинк Флойд», смотрел в невероятно синее небо и думал о том, что в нынешнее время, пожалуй, самой большой роскошью является одиночество.

Я сибаритствовал таким образом около часа, пока наконец не заметил, что на пляже уже не один. Метрах в двадцати от меня загорала какая-то девица, такая красивая, что она сначала показалась мне миражем. Она читала какую-то книгу, не обращая ни на что внимания, и, таким образом, мне удалось ее хорошенько разглядеть. Настоящая кошечка – изгибы, формы и все такое. Роскошные каштановые волосы. Мысленно я назвал ее Гала, Галарина – так звали жену Сальвадора Дали, на которую сильно смахивала моя незнакомка. В Москве у меня над кроватью висел календарь с рисунками Дали, и эту Галарину я знал как облупленную.

Словом, я уже всерьез собирался познакомиться с этой девушкой, когда вдали вдруг показалась знакомая фигура – худая как смерть, со стрижеными и крашенными под морковь волосами. Наташка. Она неслась ко мне на всех парах, поднимая тучи песка своими конечностями, и орала:

– Ты где это шляешься, урод!

Конечно, после всех этих воплей Галарина и смотреть на меня не захочет, не то что знакомиться. Я с безнадежным вздохом улегся на спину и закрыл глаза. Руки я сложил на груди.

– Уйди, дура, – сказал я Наташке спокойненько, не открывая глаз. Господи, а Галарина была так близко, совсем рядом…

– Что значит «уйди, дура»?! – опять заорала Наташка. – Твоя мать тебя ищет, с ума сходит!

Как же, ври. Моя мама, всегда придерживавшаяся спартанских принципов воспитания, не могла сходить с ума. Меня-то и не было всего час. Обронила небось случайно: «Где это мой охламон носится?» – а Наташка и рада все с ног на голову перевернуть. Я догадывался, чего это она сейчас так орет: мою Галарину заметила и, конечно, хочет выставить меня перед ней в самом невыгодном свете. Испортила мне все, дрянь такая.

Я встал, подхватил полотенце и спортивным шагом направился к дому. Наташка, растянув губы в злорадной улыбке, торопливо засеменила за мной. Минут десять мы шли молча – меня переполняла ненависть, а Наташка, я знал, торжествовала втихомолку. Как она могла мне нравиться раньше? Впрочем, нет, она никогда особо мне не нравилась. После того единственного поцелуя она решила, что имеет какие-то права на меня.

Нет, правда, один поцелуй еще ничего не значит. Просто тогда был особенный день, такой красивый – светлый, легкий, только последний дурак не восхитился бы им. Мы с ней были так близко, Наташкины волосы пахли морем, солнцем – ну, я ее и поцеловал. На самом-то деле я поцеловал этот день, но женщины так глупы…

Загрузка...