…Тому, кто совершенен, место в музее.
Э.М. Ремарк.
Сказать, что я был раздражен – ничего не сказать! Мои копуши даже после двух телефонных звонков не торопились выйти. Я уже намеревался звонить в третий раз, когда, наконец, они вышли из подъезда. Идут, хохочут, на ходу поправляют наспех накинутую одежду – в общем, всё, как всегда. Вылезаю из машины, что пристегнуть дочку на заднем сиденье в кресле.
– Марусь! (так я зову жену) Что это за лохмотья на дочке? Ты почему её так некрасиво одела? Юбка какая-то плохо простиранная, футболка невнятная. Она же девочка!
– Не дуйся, Олежка! Нормально ребенок одет. Просто они весь день на улице, к вечеру твоя дочурка похожа на чудо – юдо огородное! Так что – уж лучше в сереньком, чем в грязненьком…
– Мне это не нравится! Я хочу, чтобы моя дочь ходила в красивой одежде. Бери тогда ей сменную одежду! Но жена, усердно кивая в знак согласия, меня уже не слышала – она на ходу убирала в жгут распущенные волосы и подмазывала губы, разглядывая себя в салонное зеркало.
– Как я, ничего? – жена, улыбаясь, послала мне в знак примирения воздушный поцелуй.
Я кивнул, думая про себя: ничего…и есть ничего. С кого я спрашиваю относительно внешнего вида дочери? Она сама – то в незаменимых джинсах и маечке с распродажи. Даже причесывается в машине… Ладно. Проехали. Вернее, поехали.
– Вот торопишь нас вечно, а тебе ещё целых полчаса до работы! – сказала на прощанье беспечная жёнушка, вылезая из машины. Она работала недалеко от детского сада дочки, и дальше я уже ехал один.
Всё, обязательная программа выполнена, начинается свободное плаванье. Теперь уже я заглядываю в обзорное зеркало и оцениваю свой внешний вид, после чего рулю к знакомому мне дому и терпеливо жду. Здесь уже не позвонишь – это не приветствуется. Моя женщина выходит, и я тут же делаю «стойку» – а как иначе при такой женщине? Невольно сравниваю её и жену. Небо и земля. Никакого намека на пошлость или плохой вкус. Шелковая блузка кремового цвета рубашечного покроя, прямая юбка чуть выше колен, волосы убраны в высокий хвост. Идет спокойно, неторопливо, с чувством собственного достоинства. Высокий каблук не мешает ей быть естественной и грациозной, будто он – продолжение ноги. Дыхание перехватывает! Садиться в машину, и мягко улыбаясь, говорит:
– Привет! – И всё, я поплыл. Мне уже ничего не надо, только бы вот тут же, в кабине машины, обнять её.… Но сделать этого не могу – вокруг бурлит жизнь, и нас могут увидеть.
…Наваждение быстро улетучивается, так как в машину, на заднее сиденье, протискивается её дочура Ника, премерзкая девчонка самого противного подросткового возраста, тут же засыпав заднее сиденье то ли чипсами, то ли ещё какой гадостью.
– Миш, довезешь? Я в школу опаздываю. Проспала.
Скрипя зубами (Была бы моя, я бы ей сказал. Миша, твою мать! Ничего себе, панибратство!), соглашаюсь. Инга (моя женщина) мягко, на мгновение кладет руку мне на колено. Взглядом она показывает:
– Что поделаешь! Возраст!
Остановившись у школы, и, не выдержав внутреннего сарказма, прорываю его наружу:
– Ты из "Greenpeace" что ли? Челку в зеленый цвет покрасила? – ехидно спрашиваю я уже открывшую дверь девчонку. Это тебе за чипсы и Мишу!
– Ширинку застегни, оратор! – мгновенно реагирует Ника и захлопывает дверь.
Я машинально смотрю на ширинку, и понимаю, что меня обвели как лоха. Инга, наклонив голову вниз, беззвучно смеётся. Говорить что-то – глупо, я молча трогаю и до её работы мы едем молча.
– Заеду в пять? – спрашиваю я подругу. Она кивает, я смотрю ей вслед, думая, почему такой красоте выдан довесок в виде такого противного дитяти. Если бы не она, я, наверное, уже давно сделал бы свой выбор.… Хотя нет, вру: лукавлю.… Всё сложнее и запутанней. Одна из главных причин, всё-таки – моя собственная дочь. Я очень её люблю и не хочу, чтобы она выросла вот такой…. И в этом многое зависит от меня. Да-с, дилемма…
В пять встречаемся. Она свежа и прекрасна, будто бы и не было длинного дня. Мы едем на пляж, купаемся, потом долго любим друг друга в машине. Подвожу её домой. Перед своим домом долго придирчиво рассматриваю себя в зеркало и только потом иду домой.
– Что долго? – приветливо спрашивает жена (блажен, кто верует!).
– Ехал с объекта, да заехал искупнуться, жарко ведь очень! Май, а жара как в июле.
– Молодец! Правильно сделал! Я тоже, едва вошла, душ холодный приняла, – сказала жена.
– Папа! Папа! Смотри, что мне мама купила! – выскочила дочка в нарядном новом сарафанчике и кокетливо прокрутилась вокруг себя.
– Исправляюсь! – примирительно сказала жена.
– Молодец! – расплылся я в улыбке и долго кружил доченьку, которая радостно завизжала от удовольствия.
…Я ещё неспешно ужинал на кухне, когда раздался звонок. Инга! Что-то случилось! Она никогда раньше не звонила в вечернее время. Я взял трубку.
– Ника ушла из дому! Мы разругались, она сказала, что ненавидит меня и никогда домой не вернется! Я не знаю, что делать… – Инга тихо скулила в трубку. Моя Инга! Я этого вытерпеть не мог.
– Жди. Еду, – коротко бросил я и кинулся собираться.
– Что случилось? – спросила встревоженная Маруся.
– Мне надо, – не стал вдаваться я в подробности и выскочил из дома.
…Мы долго рыскали в окрестностях, пока не нашли её в одном из сквериков. Она спала, свернувшись клубочком под деревом. Рядом стоял пустой «мерзавчик»* из-под водки. Инга принялась её тормошить, она открыла глаза и сказала, окинув нас мутным взглядом:
– Вы! Как же я вас обоих ненавижу! – и снова их закрыла. Я взвалил её на плечи и понес домой. Инга уложила её в постель. Был уже час ночи, но я не мог удержаться, принялся гладить и успокаивать любимую женщину, и чем это закончилось – догадайтесь.
Вернувшись, домой, я застал уже виденную сегодня похожую картину. Жена сидела на полу в коридоре, свернувшись калачиком, а рядом стояла недопитая бутылка.
– Ты был у неё? – спросила абсолютно трезвым голосом Маруся.
– У кого? – обороняясь, резко, спросил я, и тут заметил рядом с ней телефон. Мой телефон. Я забыл его дома в спешке.
– А я ничего не замечала. Ни-че-го! А ты, оказывается, мастер – многостаночник… – Она помолчала и продолжила:
– И как она, жизнь на два лагеря? Не напрягает?
– Давай завтра поговорим. Я устал. – К разговору я оказался явно не готов.
– И чем она лучше, чем я? Твоя Инга?
– Чем? – взорвался я, – да она – женщина, понимаешь? Настоящая женщина! А ты до этого звания не дотягиваешь! Так, особь женского роду… Я понял, что сказал лишнего, но было уже поздно – слово не воробей… Она побледнела, медленно встала и ударила меня по лицу. Я схватил её за руку:
– Давай отложим разговор. Завтра обсудим всё…
– А что обсуждать? Ты объяснился предельно ясно. Но подумать всё-таки надо. Не каждый день ты узнаешь о любимом муже и о себе так много.
Спали мы в разных комнатах, она – у дочки. Когда я проснулся – их уже не было, они ушли без меня, и это было в первый раз! Я деланно бодрился, хотя на душе было тревожно. Заехал за Ингой.
– Миша! Ника через два дня улетает с бывшим мужем в Испанию на две недели. Извини, но дни до отъезда мы не сможем встречаться.
Я пожал плечами. Пожалуй, это даже хорошо, ведь выяснение отношений с женой неизбежно, да и самому надо хоть как-то определиться…
Жена не пришла вечером, не пришла и назавтра. Звонить её родителям? Лучше этого не делать – неизвестно, что они знают. Позвонил сестре, Наташке, объяснил, что поругались, и попросил позвонить Марусе и узнать, где они. Через некоторое время она перезвонила и сказала, что они на даче с родителями. Что ж, знание лучше, чем незнание. Ехать туда и посыпать голову пеплом я не торопился, тем более – никаких конкретных решений я не принял. Вскоре Инга оказалась свободной и больше десяти дней мы наслаждались друг другом по полной программе. Рестораны, пляжи, парки, бессонные ночи.… За день до приезда Ники, она сказала мне:
– Знаешь, я, наверное, тоже поеду в Испанию – сменю там мужа. Ника просит.
– Езжай, – сказал я, думая про себя, что пора бы и мне навестить дочь.
…Дача бурлила своей загородной жизнью. Теща варила варенье из первой клубники, тесть копался в огороде, а жена с дочкой и соседскими детишками играла в «вышибалы» прямо за воротами дачи, на дороге. Увидев меня, дочка обрадованно кинулась мне на шею, а жена, что-то сказав детям, ушла в дом. Тесть и теща смотрели неприязненно, из чего я понял, что они всё знают. Общения не получилось, но обедом меня все-таки накормили, и я уехал. Находиться дома совершенно не хотелось, и я созвонился с другом. Он был разведен, так что сам себе хозяин. Посидели на открытой веранде кафе, попили пиво.
– Дурак, ты, Миня, – сказал друг, – окажешься один, помяни мое слово. И не думай, что баб полно. Для жизни их очень мало. Я вот один, и так мне это осточертело! Ладно, моя-то стерва была ещё та, а твоя, Маруська? Хорошая ведь баба!
– Не люблю я её, понимаешь? И не любил никогда.
– Вот это ты врешь, друг! Любил, и ещё как! Забыл, как с записками меня посылал? А как на балкон к ней лазил? И глаза у вас обоих горели – будь здоров!
– Когда это было, – отмахнулся я, – всё прошло и мохом поросло…
– А с Ингой что? Серьезно?
– Здесь это слово не подходит, – поморщился я, – это моя женщина, я её люблю… но не так всё просто. Там дочь – звереныш, мы с ней на ножах, да и бывший её там крутится постоянно… и с Марусей я не определился – у нас ведь дочь, и я её очень люблю…
– А моя сына против меня настроила, стерва, одним словом…– заныл друг. Вот так, муторно, и прошел вечер.
…Жена все-таки вернулась домой – у неё закончился отпуск. Дочка осталась с бабушкой и дедушкой до конца лета. Я пытался поговорить, но она была сдержанно – холодна, и разговора не получилось. Жили под одной крышей, практически не общаясь. Вернулась Инга, возобновились встречи, но было уже не так ярко и чувственно, я даже не успел понять, когда все пошло на убыль.… Однажды, когда я заехал за ней утром, она сказала:
– Миша! Я возвращаюсь к мужу. У нас дочь. И чувства, как оказалось, не прошли. Извини.
Я оторопел. Совершенно не был к этому готов…. Вечером напился, еле смог открыть ключом дверь. Жена не отреагировала никак. Да и кто я ей? Никто. Сосед по жилплощади. Подъехал как-то к дому Инги с утра. Смотрю – вышли с дочкой. Идут, смеются, поправляют что-то на ходу. Ника похорошела, челки зеленой и этих вечных её фенечек и прочих прибамбасов нет. Инга как всегда, роскошна, в глазах счастье… Мне тут места нет…
…К концу лета жена сказала:
– Съезжаю от тебя. К родителям. С дочкой можешь видеться, когда захочешь.
– Значит, не простила?
– Когда-нибудь прощу. Когда-то все прощают. Но семьи нет. Лопнул наш семейный пузырь. Теперь каждый – сам по себе. Извини.
Я молчал. Сказать-то было нечего. Если бы любил, если бы просто ошибся…. А то – сам не знаю, чего хочу. Пустота одна на душе.
Она уехала. Я развалился на диване и включил телевизор. По иронии, шел какой-то ретро-концерт и артисты пели:
Тебя окликнуть можно,
Ещё окликнуть можно,
Но возвратить уже нельзя….
*мерзавчик (разговорн.) – маленькая (100гр) бутылочка спиртного
Свет мой, зеркальце…
Вроде полон дом, только счастья нет.
И душа к душе потеряла путь.
(Из песни)
За окном тихо шелестел дождь. Я стоял у приоткрытого окна и мял в руке незажженную сигарету. Дождь был теплый, «шуршащий», весенний. Когда-то под таким вот дождем мы часами бродили, промокшие до нитки, счастливые, молодые…
…Надо все-таки идти на кухню. Страшно хочется курить. Я обернулся и посмотрел на спящую жену. Даже во сне она была удивительно красива, и даже поза была отрепетировано – правильной, элегантной.
– Всё у тебя рассчитано, просчитано, – с раздражением подумал я, прикуривая сигарету на кухне, – врасплох тебя, уж точно, не застанешь! Красивая, умная, правильная…, а скулы аж сводит от неприязни, которую все труднее становится скрывать.
Надо расходиться. Сын взрослый, самостоятельный, и, уверен, поймет меня.
Дом пустой. Дизайнерски обустроенный, красивый, но холодный, бездушный. Возвращаться в него не хочется. На пороге старость. Время собирать камни. C чем (и с кем) я её встречаю? С человеком, которого давно не люблю и не хочу. Эта книга давно прочитана, и она была неинтересной.
… Я тогда «звездил» в институте. Мастер спорта по боксу, чемпион. Девчонки заглядывались, парни уважали. Была девчонка. Машка с параллельного потока. Хорошая такая девчонка. Веселая. Курносая, в ямочках. Это с ней мы гуляли под весенним дожем, с ней целовались до одури в подъездах, с ней «зажигали» в шумных компаниях и на танцах, с ней сбегали с последней пары в киношку.
Всё изменилось именно из-за «звездности» и повышенного внимания противоположного пола. Слаб и тщеславен оказался.
Однажды, на институтском вечере меня пригласила на белый танец «королева» курса Ленка Пименова, она же Елена Прекрасная – так мы её называли. Я даже опешил от неожиданности.
– Улыбнувшись, она царственным голосом спросила:
– Машка – твой идеал?
Не знаю, почему, но я подленько засмеялся, и промямлил что-то вроде того, что с ней прикольно.
– Это не показатель, – снисходительно полуулыбнулась она (как я потом понял, улыбаться она вообще не умела), – она не соответствует твоему статусу, ты хоть это понимаешь?
Я покрылся испариной от её слов. Девчонка моя превратилась вдруг, в нечто недостойное меня, примитивное и ненужное. Перспектива же обладать королевой курса так затуманила мозги, что предыдущие отношения показались мусором, далеким и забытым прошлым. Так бывает. Не осуждайте!
Сразу после танца я кинулся искать лучшего друга Ваську, попросил его проводить Машку, и ненавязчиво сказать ей, что между нами все кончено.
– Я сейчас уйду с Ленкой. Понял? Выручай! – умоляюще проговорил я.
– А с Машкой, что, всё? – не понял друг.
– Да пошла она…, надоела! – огрызнулся я, и ожесточенно сплюнул сквозь зубы, пытаясь скрыть перед другом своё смятение.
– Ленка, конечно, признанная звезда! – ответил Васёк задумчиво, – значит, Машка тебе больше не нужна…, и я могу за ней приударить…
– Бога ради! Сделай одолжение! – безмятежно попытался ответить я (все-таки кошки-то на душе поскребывали…).
…Я улизнул с вечера с Ленкой. Потом мы всюду появлялись вместе. На курсе это произвело фурор. Две звезды местного значения объединились! Недосягаемые!
…Машка не подошла ко мне ни разу. Выяснения отношений не было. При встречах я пытался «держать марку», хотя, в общем, это было и не нужно, так как держалась она естественно и независимо. Васька всё время кружил возле неё, и через какое-то время они начали встречаться.
А у меня вот друзья начали убывать. Сначала Васька, потом другие. Меня это поначалу не волновало, так как я был полностью занят предметом своего обожания, и было не до друзей. Елена Прекрасная, как настоящая царица, своей блистательной красотой, загадочностью, держала меня на крючке, который я заглатывал всё глубже и глубже. Так легко и многообещающе начавшиеся отношения, в близость (ни в интимную, ни в духовную) так и не перерастали. Мы были вместе, я сгорал от страсти, Елена же была удовлетворена тем, что я в её власти, не более. Я делал то, что хотела она, ходили мы только туда, где хотелось быть ей, и всё в этом духе. Подруг у неё не было, были лишь «приятельницы», как она их называла, и то, нужны они ей были лишь затем, чтобы слышать от них нескончаемые дифирамбы о её неземной красоте, уме, элегантности.
…И все-таки мы поженились. На свадьбе она была неотразима, я глядел на неё и думал: за что же мне такое счастье? Оправдывает меня только то, что был молод и глуп. В постели она была холодна и так же высокомерна, как и в жизни. Она, будто снисходила до того, что позволяла себя любить. Я обнимал каменную Галатею. В жизни она железной хваткой контролировала ситуацию, мне было предписано делать то-то, говорить то-то и далее, по списку. И я, мастер спорта, чемпион города по боксу… подчинялся. …Её ум и красота делали многое: сначала мы получили однушку, затем, когда родился сын – двушку, и это была только её заслуга. Это уже потом, когда я «раскрутил» своё дело, мы построили дом, из которого сейчас я твердо решил уйти.
Понадобилось несколько лет, чтобы я понял, что нахожусь в постоянном напряжении рядом с женой. Что наши разговоры – это сплошь решение бытовых проблем, а наши интимные отношения и вовсе – фикция. То, что сначала притягивало: загадочность и непонятность, при сближении оказалось тем, что буквально на всё мы смотрели диаметрально противоположно и консенсуса просто не наблюдалось. Жена могла удостоить меня подобием улыбки лишь тогда, когда я оценивал её новый наряд, прическу, маникюр. …О руках надо сказать отдельно. Руки были её несчастьем. При стройных ногах, статной фигуре и красивом лице, у неё были совершенно рабоче-крестьянские, крупные, некрасивые ладони, будто она всю жизнь работала техничкой, либо овощеводом. Когда я охладел к ней, мне доставляло садистское удовольствие невинным голосом спросить:
– Лена, извини, я нечаянно надел твои перчатки. Они тоже черные. И тоже десятого размера. (Или что-то в том же духе).
Она просто стервенела от таких подколок, и, что самое главное, бешенство своё она не могла выразить словами – ведь она считалась признанным совершенством, и обидеться – означало признать изъян. Кроме того, у неё напрочь отсутствовало чувство юмора, и даже самые невинные шутки (не саркастические, как предыдущая), она не принимала, более того, считала неуместными.
…И все-таки, мы жили. Сначала я её любил, и мечтал добиться взаимности. Потом родился сын, которого я полюбил всей душой. Мы постоянно что-то с ним делали: лепили, рисовали; катались на лыжах, санках, коньках; плавали в бассейне; собирали из конструкторов танки, самолеты, крейсеры. Когда он немного подрос – по моим стопам пошел в секцию бокса, где делал большие успехи. Мы пропадали на рыбалке и охоте, благо дело, мне хватило ума не растерять последних друзей. Именно там, на охоте, в мужской компании, сын задал мне свой недетский вопрос:
– Пап, а ты маму любишь?
Я кивнул головой, а он, подумав немного, спросил:
– А почему же тогда вы никогда не смеетесь вместе и не целуетесь?
Что я мог ему ответить? Сказал честно, глаголом прошедшего времени:
– Любил…
– Понял, ответил сын, – кода я вырасту и женюсь, у меня будет по-другому.
Вот такой простой и такой наивный вопрос, ответить на который было нелегко, но именно тогда мне пришла в голову мысль: надо что-то менять…
…Возникает резонный вопрос: на чем же продержался так долго наш брак? Ответ будет парадоксальным и шокирующим для многих: на нелюбви. На равнодушии. Жизнь каждого из нас протекала изолированно от жизни другого и каждого это устраивало. Да, мы ели за одним столом, спали в одной постели, жили в одном замкнутом пространстве дома…, и были совсем чужими. Иногда мы могли неделями не разговаривать друг с другом – и не потому, что поругались, а потому, что нам нечего было сказать. При этом все считали нас идеальной парой. Потому как главное у нас было – показуха. Если надо было куда-то идти вместе, мы и были вместе: статные, красивые, элегантные. Вот только, что за этим стояло, одному богу известно. Она, впрочем, всем была довольна: её жизненные приоритеты были соблюдены.
На одной из таких «обязаловок» – встрече выпускников нашего ВУЗа мы в очередной раз «блистали»: у жены был умопомрачительный наряд, вокруг неё вились несостоявшиеся поклонники, она была в своей тарелке, и, естественно, цвела. Я же смотрел на восторженных ухажеров и думал со злобой:
– Почему я? Почему именно я попался в эти сети? Почему не кто-нибудь из вас?
…На вечере же я пообщался с Машей и Василием (жена не снизошла), и уже белой завистью позавидовал их счастливым и абсолютно довольным лицам.
– Рад за вас, ребята, – совершенно искренне сказал я им.
– Знаешь, я тебе очень благодарна за Васю, – засмеялась Машка, – за то, что отправил его тогда вместо себя…
…У меня были женщины. У жены, наверное, тоже были любовники, ведь ей было жизненно необходимо, чтобы кто-то ей восхищался, боготворил – это было её кредо.
…Что было главным для меня? Поэтапно: сначала она, потом сын. Интимно-личное пространство последние годы было незаполнено (случайные связи не считаю), пока…
…Мы допоздна засиделись за годовыми сверками с главным бухгалтером фирмы Дарьей Викторовной, женщиной средних лет, полненькой и миловидной.
Было уже темно, и я предложил подвезти её до дома. В машине у неё зазвонил телефон, звонила видимо, подруга, и Дарья пригласила ту в гости на пельмени.
От слова «пельмени» у меня засосало под ложечкой (дома меня кормят исключительно чем-то безвкусным, диетическим), и когда мы подъехали к её дому, не удержался:
– А пельменей-то много налепили, Дарья Викторовна?
– Много, – засмеялась она, – хотите?
– Очень! – обрадовался я приглашению.
Дома у неё было до того уютно, что я почувствовал умиротворение – именно таким в моем представлении должен быть дом.
– Кушать будем в гостиной. Сейчас футбол начинается – не хочу пропустить.
– Вы что, футбол смотрите? – я обалдел, причем сразу по двум причинам: во-первых, потому, что мы можем ужинать в гостиной, что в моём доме категорически запрещалось; а во-вторых, потому, что коллега по работе увлекалась мужским видом спорта.
– Да, – смутилась она, – я страстный болельщик. Муж научил, Серенька…, а потом взял, да и сбежал к другой…
– Бывает, – постарался нейтрально ответить я, – а за кого болеете?
– За Зенит, а вы?
– И я! Поболеем! Ещё ни разу не встречал болельщика – женщину!
…Пельмени были вкусными, футбол – динамичным. Где-то в конце второго тайма (наши выигрывали с крупным счетом), к адреналину добавился тестостерон, и я, пройдя за хозяйкой на кухню (она разливала чай), обнял её, и выжидательно посмотрел в глаза.
– Не уволишь? – засмеялась она…
…Обыкновенная женщина. Милая, жизнерадостная, добрая. Я полюбил её всеми своими нерастраченными чувствами. Я словно выбрался на свет божий после затяжного пребывания в ледяном царстве Елены Прекрасной.
…Такого у меня не было никогда. Почти в сорок лет я открыл для себя всю силу счастья от безумных соприкосновений тел и слияния близких душ. Я даже и не знал, что так бывает. Днем я постоянно видел её на работе, мы перекидывались несколькими фразами, взглядами – это вселяло в душу радость и удовлетворение жизнью. Её глаза были то грустными, то серьезными, задумчивыми, веселыми, иногда смешливыми, но всегда – настоящими. В них была жизнь. Холода в них я не видел никогда!
После работы я, презрев условности, вез её домой и оставался допоздна. Друг, любовница, любимая женщина – я даже не мог представить, что всё это может быть один человек. Все пазлы сошлись! Чего ещё желать от жизни?
Но я что-то медлил. Рутина прежних отношений гирями лежала на плечах, да и выяснить отношения с властной супругой никак не мог решиться (мужики поймут). Нужен был какой-то толчок, ускорение. И я его получил, в лице Сереньки, бывшего мужа моей женщины, который однажды вечером, подкараулив у подъезда, не говоря ни слова, полез на меня с кулаками. Он был пьян и агрессивен. Я схватил его за шиворот (все-таки, – боксер, силенка-то есть) и, приставив к стене, грубо спросил:
– Тебе что надо, мужик? Не с тем связался. По стенке размажу!
– Что тебе от Дашки надо? Это я тебе за неё шею сверну!
– Постой…, ты Сергей, что-ли?
– Да, я муж Даши, а ты кто?
– Ты – бывший муж Даши! Ты – её прошлое, – категорично и жестко отчеканил я, – а вот её мужчина нынешний – я! И я – её настоящее и будущее!!! Понял?
Серенька сразу сник. И вроде даже протрезвел слегка.
– Не обижай её! Лучше не найдешь! Это я по себе знаю.
– Я тоже кое-что знаю. По себе. И своего счастья не упущу! – мне даже стало жаль Серегу: вот такие, мы мужики, дураки бываем…. «Накозлим», а локоток-то потом не укусишь…, – я пожал Сереге руку, и мы разошлись.
…Сумка была собрана. Я ждал пробуждения жены. Когда она, умытая и причесанная, в красивом халате вошла на кухню, мне даже не пришлось ничего говорить. Она вдруг как-то сникла (что ей совсем несвойственно), и сказала:
– Уходишь…, ну извини. Не получилось…
…Дождь всё шел, но это были его последние потуги. На горизонте уже поблескивало солнце, и россыпи капель блистали на обновленной листве. Дождик то ускорялся, то затихал. Будто какая-то невидимая рука выжимала из туч последнее, и создавалось впечатление, что дождь то опускал, то приподнимал свой занавес, приглашая в своё зазеркалье. Я глубоко вздохнул полной грудью, бросил сумку на заднее сиденье машины и отправился… в новую жизнь.
Про баб, мужиков и «Виагру».
Мы сидели у Петровича в гараже. Потихоньку «квасили» и «балакали за жизнь».
– Атас, Сема, твоя идет, – крикнул походящий мимо открытой двери Лева, сосед по гаражу.
– Спасибо, друг, сто граммов за мной, – мгновенно отреагировал Петрович, и, когда жена вошла, никаких следов выпивки не было, а мы копались в моторе.
– А, это ты! Привет, дорогая! Мне вот Александр Ильич помогает, что-то мотор барахлит…, садись, посиди, надеюсь, мы не долго.
Жена растерянно осмотрелась («спалил», видно кто-то, она ожидала увидеть другое), присела, но через несколько минут ретировалась (мы все это время усердно копались в моторе, не поднимая головы) со словами:
– Я пошла. Жду дома!
…– Фу, пронесло! – облегченно вздохнул Петрович, и его «скатерть-самобранка» снова появилась на свет.
– Уважаю! – с пиететом придохнул я, – вот что значит конструктивный ум, я бы не додумался! Как это у тебя здорово продумано.
– Приходится страховаться …, на такие вот случаи, да, в общем-то, ничего такого, обыкновенный шарнир, принцип известный…
– Не скажи! Я бы не додумался! – продолжал восторгаться я.
– Да тебе и не надо, твоя по гаражам никогда не шастает, это моя грымза…. Достала уже!
– Мужики! Свои сто грамм я честно заслужил! – в проеме появился добродушный и громогласный Лева.
– Кто бы спорил? Проходи, дорогой, здесь тебе всегда рады!
– Пошутил! Всё своё всегда ношу с собой, – Лева вытащил бутылку и пару плавленых сырков, – нужна только джентльменская компания.
-« Ви хочете компании? Их есть у меня!» – сказал на еврейский манер Петрович. Стало веcело. «Атака» была отбита, и мы расслабились. Разговор пошел о них же, бабах.
– Моя такая же, как и твоя, каждый шаг контролирует: шаг влево, шаг вправо – расстрел. А ведь, если разобраться: зачем ей это? Когда ни приду, она все по телефону «трындит», или по скайпу по интернету может обсуждать какую-нибудь ерунду: в клеточку или в горошек; два яйца положить в пирог или три. А однажды я просто случайно услышал, как она битый час обсуждала с подругой про то, что лучше: манка или песок? Нет, вы поняли что-нибудь? Вот то-то! А это, чтобы вы знали: это про маникюр!
– У нас всё проще и понятней, – сказал Петрович: рыбалка, охота, футбол, баня.
– Да уж, – не удержался я,– если уж рыбину поймали, так на размах рук, если кабанчика завалили, так не меньше, чем на тонну…
– Конечно, для красного словца иногда что-нибудь и приукрасишь, так это для души, – мечтательно сказал Петрович, и тут же со злостью, и, не преминув плюнуть в конце, завершил, – а у них – тьфу, треп один ни о чем.
– Но все-таки, «есть женщины в русских селеньях»…, – мечтательно подал голос Лева, проведя воздухе очертания в форме гитары, – Мужики! А не пойти ли нам в ресторан? Да бабешек не снять?
– Отстрелялись мы уже, – грустно засмеялся захмелевший Петрович, – «снималки» наши давно уже работают только на «пописать».
– Ладно прибедняться! Не такие вы еще и старые. Есть еще порох в пороховницах! А на худой конец можно и по «Виагрине» прикупить. Слабо?
– Хотите анекдот? – вспомнил я прикол по теме:
«– Наум Лазаревич, я слышал, вы недавно попробовали "Виагру". Ну, и как, это понравилось вашей Саре?
– Думаю, скорее всего, нет – она в этот день как раз ночевала у своей мамы».
Мы заржали, и в этот момент в гараж разъяренной фурией ворвалась жена Петровича, видимо, не поверившая в нашу гаражную идиллию.
– Ага! Попались! Дуру из меня сделать захотели! Алкоголики!!! А ну, марш домой! – сверкнула она глазами на мужа.
Петрович побагровел. Такого унижения в присутствии товарищей он стерпеть не мог.
– Пошла вон отсюда! Раскомандовалась! Что хочу, то и делаю! И ты мне – не указ! Он с силой стукнул кулаком по столу, да так, что вся наша легонькая закусочка разлетелась по сторонам (а вот бутылка чудом устояла!). Не ожидавшая такого отпора жена, с минуту растерянно смотрела на Петровича, а когда он сделал шаг в ее сторону, быстро ретировалась, прошипев:
– Ты еще пожалеешь! Сегодня я ночую у сына. Можешь упиться хоть до смерти.
…Воцарилось неловкое молчание – согласитесь, не очень-то приятно быть свидетелем чужой семейной распри. Лева дипломатично разлил, и, приготовив бутерброд с сыром, протянул его Петровичу. Тот тупо уставился на него, бутерброд не взял, залпом выпил водку и занюхал «рукавом». После чего встал и принялся шарить по карманам рабочей одежды, висевшей неподалеку. Мы недоуменно переглянулись.
– Ага, нашел, – Петрович помахал перед нами мятой пятитысячной купюрой, – Заначка! Приглашаю в ресторан! И в аптеку за Виагрой зайдем!
– Да ладно ты, Петрович, ишь, как разошелся! Я пошутил. На черта нам все это? Мы и так уже выпили порядочно, – Лева, напуганный неадекватным состоянием Петровича, дал обратный ход.
– Значит, не пойдете? – Петрович встал во весь свой небольшой рост и не худенький объем, и грозно посмотрел на нас, – значит, я пойду один!
Товарища в беде мы бросить не могли и, стряхнув с себя крошки, отправились искать приключения на свою ж…
Перед аптекой нас словно заклинило: никто не хотел идти «позориться».
– Да, ладно уж, я пойду. Я молодой, мне плевать, что обо мне подумают, – сказал Лева, и наигранно засвистев, ушел. Вернулся он слегка покрасневший и самодовольно улыбающийся.
– Мужики! А мне уже никуда идти не надо. Меня медичка молоденькая уже готова подлечить и без «Виагры». Ха-ха-ха!!! Нет, друзей я не бросаю. Держите! И он выдал нам по «Виагре» и паре «изделий № 2».
– Это для профилактики! А то мало ли что! Вы ведь мужики семейные! – прокомментировал Лева, глядя на наши растерянные лица.
Про ресторан это я, конечно, громко сказал, денег на солидное заведение у нас не было, так что развлекаться мы пришли в знакомую полу-кафе – полу-забегаловку, шумную и недорогую. Заказали по шашлычку, выпивки и, для того, чтобы запить «Виагру» – минералки. Лева, наш живчик, внедрился в «бабскую» компанию, праздновавшую какой-то «междусобойчик», и вскоре был там своим.
Мы же с Петровичем сидели и тупо ждали, когда подействует «Виагра»
– У тебя как? – спросил Петрович.
– Никак, – отвечал ему я, прислушиваясь к своему телу.
– И у меня – никак. Выпьем?
– Выпьем. Мы выпили, потом ещё, и ещё, и когда довольный жизнью, раскрасневшийся Лева с масляными глазками подкатил к столу, мы были уже почти в «дрова».
– Ни черта твоя таблетка не действует, только деньги на ветер выкинули, лучше бы водки купили!
– Мужики! И чего это вы так напились? Всё ведь только начинается: смотрите, сколько девчонок желает с вами познакомиться! – он махнул в сторону женского стола и те весело помахали нам, приглашая к себе.
– Ты как хочешь, а я пошел домой, – пошатываясь, поднялся Петрович, – даже Виагра моему органу не поможет.
– Слушай, отведи его, и возвращайся, – прошептал мне Лева на ухо, – здесь работы – непочатый край, я один не справлюсь. Я кивнул головой и повел, а вернее, потащил совсем захмелевшего Петровича домой.
…Обратно я не пошел. Когда-то, в молодости, я разок изменил жене, причем чисто из любопытства. Хотя…, может быть ещё и для того, чтобы при случае многозначительно молчать в мужской компании. Это произошло в другом городе, где я был в командировке. Никакого особого восторга я не испытал, зато потом долгое время боялся, как бы кто меня не «слил», ездил-то я не один.
…Вот так закончилась наша история с Виагрой. Петровича я потом долго не видел, уже беспокоится начал – не заболел ли? А когда увидел в добром здравии – обрадовался и даже приобнял при встрече.
Мы прикупили пару плавленых сырков (лучшая закусь всех времен и народов!), конечно, же, бутылочку, и с удовольствием обосновались в гараже.
– Галь, я задержусь ненадолго…, да по чуть-чуть, ну, ты же знаешь…, целую. Я не верил своим ушам: что это с Петровичем случилось? С каких это пор он спрашивает разрешения у жены?!?
– У нас с ней мир, – как-то неловко принялся оправдываться Петрович.
…Мы немного выпили, и он рассказал мне невероятную историю. В тот день, когда я еле допер его до дома, жена никуда, как грозилась, не ушла. Она, разобиженная в пух и прах, читала книгу в спальне. Петрович, демонстративно молча, разделся и лег, отвернувшись к стене. И в этот момент «Виагра» заработала!!! Все обиды у обоих вскоре были забыты, на следующий день всё получилось без «Виагры», в общем, «эректильная дисфункция» пропала, а вместе с ней и постоянное и изматывающее раздражение жены. Теперь у них тишь, да гладь, да божья благодать. За это мы и выпили.
Прибить полку.
…Познакомились мы случайно. Я работал начальником охраны большого концертного зала. В тот день выступала популярная столичная группа. Народу было очень много, а, значит, и работы у нас соответственно. Когда концерт начался, я вышел на улицу покурить. У входа одиноко стояла женщина, вытирающая по лицу струящиеся слезы. Не знаю, почему, но я подошёл к ней и спросил:
– Билет потеряли?
От неожиданности женщина встрепенулась и удивленно посмотрела на меня. Потом, потерянно отведя глаза в сторону, сказала:
– Если бы только билет…
Сам не ожидая от себя, я взял женщину за руку и провёл сначала к себе – снять пальто, а потом и в зал, на концерт.
После концерта она зашла уже повеселее. Однако веселье её мне не понравилось – оно было каким-то наигранным, граничащим с отчаяньем.
– Чаю не хотите? – предложил я.
– А покрепче ничего не найдется? – женщина зябко передернула плечами.
– Выпейте чай, – я налил ей чаю из термоса, – сейчас закончу основную работу и вернусь. Не уходите.
Через час здание опустело. Я выполнил соответствующий моменту функционал и вернулся в свой кабинет. Женщина не ушла. Она сидела за столом, на том же самом месте, где я её оставил, и смотрела отрешенным взглядом куда-то в сторону. Вытащил из шкафа бутылку коньяка, порезал лимон и по-братски разделил пополам припасенные на ужин бутерброды (картошку и мясо разогревать постеснялся).
– Ал-л-л-л-о-о! – постучал я перед её носом рюмкой о бутылку, – фуршет готов!
Она непонимающе посмотрела на меня, потом, словно очнувшись, полезла в сумку, вытащила оттуда одноразовые салфетки и шоколадку, разломила её на дольки и положила на фольгу.
– Яна! – представилась она.
Я улыбнулся:
– Алексей Иванович! Нарушаю инструкции, но что поделать…,– я налил ей целую рюмку, себе же – только чуточку плеснул. Она выпила залпом, шумно вдохнула воздух, съела кружочек лимона, а потом сказала:
– Так и должно было закончиться. Он женат. Развестись никогда не обещал. Восемь лет эту лямку тяну…. Вот, говорят, что любовницей быть одно удовольствие! Сплошной праздник! Какой? Никогда не знаешь, когда он придет, насколько вырвется. Всё урывками, тайно. Ни с друзьями познакомить, ни праздник провести вместе. Ни ребёнка родить. А я баба. Обыкновенная баба. Ребеночка хочу, а лучше – двух: мальчика и девочку. И ещё хочу, чтобы любили не только раскрашенную и на шпильках, а простоволосую и в домашних тапочках.… И только меня! Потом… такая незащищенность во всем, в любой мелочи: заболела ли, проблема ли какая возникла – рассчитывать не на кого. Милому мои проблемы не нужны – он ко мне от проблем отдыхать приезжает, для этого любовницы и нужны. У меня в спальне полочка на одном гвозде висит, и кран месяц течет, только он этого не замечает, зачем ему?
– Что ж не бросила-то его? – поинтересовался я.
– Бросила? Да это я всё время боялась, что он меня бросит. Любила его сильно. Надеялась на что-то. Сама не знаю, на что.
– А сегодня-то что произошло?
– Билеты он купил давно. Это в первый раз – вместе куда-то в публичное место. Моя любимая группа, я ему все уши прожужжала, вот он и купил. Сказал, правда, что в зал будем заходить по-отдельности, будто просто места рядом. Я и этому рада была. Стою, жду его. Смотрю – идёт. С женой. Я обомлела. Прошел мимо, будто и не знает вовсе. Правда, незадолго до этого позвонил, сказал одно слово: «облом» и отключился. Я стала перезванивать – телефон недоступен. Я всё же пришла, – она заплакала.
– Так…, видимо, жена обнаружила каким-то образом билеты, – попытался рассуждать я, – вот он и сказал, что для них двоих… сюрприз…
– Точно! – заблестели у неё глаза, – налейте ещё!
Я налил. Она выпила, отщипнула от бутерброда и засобиралась домой.
– Да посиди ещё чуть-чуть, Яна. Я потом такси тебе закажу.
–Ой, и вправду, куда мне торопиться? – осадила себя женщина, – посижу, пообщаюсь с приятным человеком. Вот расскажите мне, Алексей Иванович, как вы жён выбираете, а как – любовниц? И как вы всё это совмещаете?
– Не знаю, Яночка, я не ходок. Однолюб я. У меня жена, дети, внуки, дом, дача, гараж, машина, футбол, хоккей, рыбалка и ещё много чего. Приоритеты другие, понимаешь? Скажу тебе одно: если в течение года мужичок твой не определился с кем ему быть – не жди приятных сюрпризов.
– Не жду давно. И отношения давно… не романтические. Чувствую – тяготится он мной, а бросить жалеет, – она криво усмехнулась.
– Сама брось! Найди другого.
– Легко сказать – найди…
– А хочешь, я тебя с мужиком нормальным познакомлю? У нас, в охране работает. Не ангел, конечно, но вредные привычки – в допустимых пределах. Овдовел он недавно. Сын в военном училище учится в другом городе. Лет ему – в районе сорока – сорока двух. Подойдет?
– И напор же у вас, Алексей Иванович, я скажу, – засмеялась Яна, – я подумаю. А что, может, стоит попробовать? Клин клином, так сказать…
Яна засобиралась и ушла. Я остался один. Делать было нечего. До утра пара проверок постов – и всё. Решил вздремнуть. Не спалось. Что-то взбередило душу. Лет мне много и я счастлив в браке. Теплые отношения, полное взаимопонимание, дети, внуки, интересы…. В разговоре я искренне сказал, что однолюб и не ходок. Только вдруг вспомнилось нечто, давно стертое из памяти начисто. А ведь были в моей жизни одно короткое и одно очень короткое приключения, ничего в душе не оставившие. И то, и другое – на уровне физиологии.
Короткое длилось месяц. Было это очень давно. Работал я тогда телемастером. Пришёл к одной по вызову и обомлел: никогда такой фактуры не видел! Белая-белая, алебастровая кожа, огромные карие глаза и рыжие кудрявые волосы. Взыграло ретивое! Бес попутал! Ну, и она, конечно, спровоцировала неприкрытым флиртом, кокетством. Когда я, выполнив работу и затягивая с уходом, попросил воды, она, глядя мне прямо в глаза своими порочными глазами, сказала:
– Воды не дам, а чаем напою. Завтра. В это же время.
… Время посещений было рабочее, и страсть закипела нешуточная. Правда, почти сразу я понял, что эта женщина не моего поля ягода. Хамоватая, циничная, себялюбивая и властная, она почти сразу начала брать меня в оборот: разводись, женись на мне. Страсть всё еще кипела, и я отбрехивался, как мог, лишь бы её затащить в свои объятья. Оборвалось всё неожиданно. В один прекрасный день позвонила жена и попросила срочно приехать домой: одновременно свалились от гриппа и она, и сын. Я метался между ними, потом сам слёг, приехала теща, выхаживала нас, я как-то разом выздоровел и от гриппа, и от страсти. Стыдно так стало перед женой – но бог уберег – она даже насторожиться не успела. Рыжая, правда, пыталась шантажировать, обещала всё жене рассказать про наши отношения, но я сказал, что мне тоже есть чем её шантажировать: сообщу, куда следует, что шоколад с фабрики, где работает, таскает. Она отстала. Через месяц я уже и не помнил, что изменил. Чистая физиология.
Еще один случай, очень короткий, разовый, случился со мной на Севере, где я тогда работал вахтовым методом лет десять спустя после первого. И опять – клятая физиология! Тяжелехонько мужику долго без женщины! Выдался случай, выпили с мужиками, да и бабенок заказали, сами знаете, каких. Не помню ни экстерьера данной особы, ничего. И забыл бы тут же, да… разве такое забудешь? Болезнь, в народе называющаяся «три пера», муки физические, страх, что не успею пролечиться до конца вахты. Лечение у частника за бешеные деньги, мерзость…
Приехал тогда, у жены каждый пальчик обцеловал. Каждый сантиметр тела. Пошли с ней по магазинам, сам завел её в шубный, и «машинную» заначку с легкостью потратил на выбранный экземпляр. Так вот хотелось свой грешок замолить!
Всё! Больше ничего и никогда! Кому-то это в кайф, только не мне. Люблю жену. Берегу. Жалею. Она, слава Богу, живёт в полном неведении. Совсем недавно сказала мне:
– Лешка! Мне с тобой так хорошо. Всегда. По жизни. И даже если у тебя когда-то где-то что-то было, я никогда этого не чувствовала. Твою любовь и внимание я чувствовала всегда и всегда чувствовала себя защищенной. Спасибо тебе за это!
– Можешь не сомневаться! – совершенно искренне ответил я, – я весь твой! И ты у меня – одна!
И это – правда! А эти мелочи…, мужики и не помнят их совсем, ну, было и было. Тем более, не злоупотреблял я этим.
…Обошел посты, на одном сказал охраннику:
– Витя! У меня к тебе просьба. Женщине одной надо помочь. Полку повесить и кран починить. Ты ведь у нас рукастый. Записывай телефон.
Пить надо меньше!
Однажды летом в январе
слона увидел я в ведре,
слон закурил, пустив дымок,
и мне сказал: не пей, сынок.
Губерман.
Сегодня у меня с Петрухой – лучшим другом, состоится сабантуйчик. Время мы обговорили заранее – с утра; место – у меня дома. С утра – хитрое решение, потому как к вечеру мы будем трезвые как огурчики, и тайна нашего пьянства будет от жен скрыта. У меня – потому что я – Петькин должник. Выручил он меня здорово, просто спас!
По поводу встречи Петька взял отгул на работе, я же – работаю на себя, так что сам себе назначил выходной. Впрочем, жене об этом знать, сами понимаете, было не надо, и я встал, как обычно, в семь пятнадцать. Не спеша, выполнив гигиенические процедуры, сел есть утреннюю кашу (чтобы жена ничего не заподозрила, правда наложил чуть-чуть), которую услужливо нам приготовила мультиварка, поставленная с вечера на режим «отсроченный старт». Жена долго (так мне показалось) подкрашивалась и причесывалась в ванной, с удовольствием покушала кашку и выпила кофе. Наконец, поцеловав меня, она удалилась на работу. Только дверь за ней закрылась, я быстро снял джинсы и свитер и отправился на кухню – жарить картошку на закуску. Когда Петька пришёл, был уже накрыт шикарный стол: картошечка, селедка, соленые огурцы, сало. Ну и, конечно, она, родимая – водочка, запотевшая, только что из морозилочки. Уселись, потерли руки от удовольствия, наложили дымящейся картошечки и разлили по первой. Я встал. Петруха – тоже.
– Петр Викторович! – торжественно начал я, – Друг ты мой единственный, самый лучший и самый надежный! Этот бокал я хочу осушить в твою честь. За то, что ты у меня есть, за то, что надежный и за то, что выручил меня в практически безвыходной ситуации. Я – твой должник на всю оставшуюся жизнь!
– Да ладно, – засмущался Петруха, – ты, что ли меня не выручал? Разве без тебя я бы гараж достроил? А Димку, когда он сломал ногу, а я был командировке, кто по больницам возил?
И начались перечисления… «За что же не таясь греха, кукушка хвалит петуха…» – из этой оперы. Потом мы переключились на спорт, на предстоящий чемпионат по футболу, на нашу «туфтовую» команду и допинговые скандалы. Потом вспомнили прошлогоднюю рыбалку и планы на предстоящее лето… и так далее, и тому подобное. Про баб – ни-ни! Больная тема…
… Как я уже сказал, работаю я сам на себя. В шальные девяностые потерял работу и стал приторговывать. Втянулся, сейчас имею две небольшие точки по продаже товаров для ремонта. Имею небольшой, но стабильный доход и на жизнь не жалуюсь. За товаром, как правило, езжу в областной центр, там у меня проверенные поставщики.
Вот и в тот злополучный день, с утра пораньше я отправился за товаром. К обеду все дела решил, но уехать не получилось. Партнер-поставщик уговорил выпить – он только что отпраздновал сорока пятилетие, и хотел отметить это со мной – давним партнером.
– Я же за рулем! Как возвращаться буду? – пытался увильнуть я, на что партнер мне резонно ответил, что машину он загонит на свою территорию, а ночевать я могу или у него, или у сестры. Моя сестра, Лариска, и вправду, живет здесь, и я периодически остаюсь у неё, когда возникают проблемы, но сегодня оставаться я не планировал. И всё-таки напористость партнера победила. Или я не очень сопротивлялся?
Загнали машину, посидели в кафе, пообщались. Я изрядно захмелел, и, расставшись с партнером, отправился к сестре. Без звонка и предупреждения. Лариска открыла дверь – вся такая нарядная, с прической, макияжем и сладенькой улыбочкой на губах. Впрочем, улыбка сразу же слетела с её уст, и она растерянно посмотрела на меня.
– Сашка, ты? Откуда? Почему не позвонил? – спросила она, в квартиру не пропуская.
– Привет, Ларис, ночевать пустишь? Задержался я тут сегодня – сама понимаешь…
–Лариска нехотя пропустила меня, и я тут же уловил запах жареного мяса и увидел накрытый в гостиной столик на двоих.
– Ждешь кого? Я – лишний? – смекнул я.
– Ага, – виновато сказала Лариска и чмокнула меня в щеку, – понимаешь, мужик у меня появился, сегодня первая встреча на моей территории.… Даже не знаю, что с тобой делать…. Слушай, а давай, я тебя к соседке, Машке, отправлю ночевать. Она баба невредная, мы с ней поддруживаем слегка, думаю – выручит меня. Не дав мне опомниться, она вышла в коридор и позвонила соседке. Дверь открыла толстая, каракатистого вида бабенка – такая, знаете – среднестатистическая.
– Машунь, познакомься – это мой брат Александр. Понимаешь, ко мне сейчас гость придет, – сказала она, сделав акцент на двух последних словах, – а у меня брат неожиданно приехал. Не выручишь? Пусть у тебя переночует?
– Ради бога, – словно нехотя, медленно, проговорила она и посторонилась, чтобы пропустить в дом. Я нехотя вошел, с обидой посмотрев на Лариску.
– Завтра чай приходи пить с утра! Я – выходная! – радостно протараторила она и быстренько захлопнула дверь. Ну что с ней поделаешь? Это же не как в детстве – дал по заднице – и вопрос решен. Лариска – женщина свободная, в разводе состоит лет пять, сын – служит в армии, а лет-то ей всего сорок два, и личную жизнь никто не отменял…
Я прошёл в комнату и сел на диван.
– Выпить хочешь? – меланхолично спросила соседка.
– Хочу – в тон ей, вяло ответил я. А что ещё делать? Время – полвосьмого, скоротать время как-то надо?
Она позвала меня на кухню, шлепнула на тарелку кусок яичницы и разлила по стаканам вино. Всё! Больше ничего не помню!!! Ей-ей – не помню, развезло на старые-то дрожжи….
…Проснулся я от того, что задыхаюсь. Попытался встать – не могу. Когда огляделся – понял причину. На моём торсе возвышалась мощная, целлюлитная ножища Марии, а почти на шее возлежала её много килограммовая грудь.
– Боже ж ты мой, – ужаснулся я, – неужели? Сколько же я выпил вчера?
Немного успокоившись, я начал потихонечку освобождаться от прелестей Марии. Скажу прямо – это было не просто. Вспотевший от напряжения, я кое-как выбрался.
– Ты куда, зайчик? – сонно пробормотала Мария.
– Пописать, солнышко, – ласково прожурчал я.
Подруга угукнула, развернула на другой бок свои мощные оковалки и всхрапнула.
Я кинулся суматошно собираться. Осторожно прикрыв дверь, я перекрестился: свят, свят, свят, а потом плюнул через левое плечо по – язычески и сказал: чур меня! Ни а каком утреннем чае с сестренкой речи быть не могло – надо было улепетывать, не теряя ни секунды.
…Уже въезжая в свой городок, я немного пришёл в себя.
– Надеюсь, Люсенька моя об этом не узнает – вот о чем думал я всё это время.
– Да, конечно – не узнает! – решил я, когда успокоился – Лариска брата не сдаст, а больше об этом никто не знает…
Как я ошибался! Несколько дней спустя я получил СМС-ку. Сначала даже не понял, от кого. Текст был такой:
– Когда тебя ждать, дорогой? Соскучилась. Твоя Ласточка.
Я подумал, что кто-то ошибся и стер сообщение. Через пару дней пришло ещё одно сообщение:
– Когда приедешь? Маша.
Я уже понял, в чем дело, и быстренько занёс её телефон в черный список. Тогда мне пришло сообщение с другого телефона, к которому был приложен снимок. На нём моё бренное тело утопало в невинных прелестях стокилограммовой туши. А текст был такой:
– Если не приедешь в субботу – это фото получит твоя благоверная.
Вот тут я растерялся! Меня шантажировали! Что делать, я не знал. Полдня я ходил смурной как туча, а потом позвонил Петрухе. Мы встретились, и я всё честно ему рассказал.
– Дай подумать до утра, – просмеявшись (а мне было, ой, как не смешно!), он сказал:
– Напиши ей, что в субботу приедешь. Что-нибудь придумаем.
…В субботу мы с Петрухой поехали к «зазнобе». Действовали строго по разработанному плану. Я купил цветы (для усыпления бдительности), водку, бутылку вина, которую мы разбавили водкой – это на тот случай, если она откажется от сорокоградусной. И ещё – коробку конфет с ликером. Я очень боялся, что встречу сестру, но, позвонив в пятницу, узнал, что она с утра едет кататься на лыжах, и успокоился.
Мария была разряжена в пух и прах, отчего походила на бандершу. Я приторно улыбнулся и протянул ей букет.
– Теперь буду приезжать регулярно, ласточка! Соскучился – мочи нет! – сказал я и подумал – эх, придушить бы тебя, или хотя бы по жопе нахлестать!
Ласточка самодовольно ухмыльнулась и медленно пошла на кухню. Я – за ней. Там был накрыт стол, и спиртное там тоже присутствовало. Я выложил свои подарки и присовокупил их к угощению. Мы выпили. Она захотела вина. Моего вина. Мне и делать-то ничего не пришлось – я только успевал подливать, а закусывала она моими конфетками. Стало весело. Я включил музыку, налил водочки (вино было уже выпито) и пригласил её танцевать. Она уже еле стояла на ногах. Я шептал ей разные скабрезности, отчего она громко хохотала, и её смех казался мне похожим на раскаты грома.