Глава 13

Наутро в Городище внезапно явились бояре Ставр и Гюрята Рогович, оба в нарядных долгих кафтанах с высоким воротом: Ставр – в синем бархатном, Гюрята – в красном, с золотой оторочкой в три ряда. Золотом сверкали перстни, гривны, пояса; серебряные обручи перехватывали длинные рукава; высокие горлатные шапки покрывали головы.

Мстислав, в алой суконной свите, встретил их в горнице за крытым белой фландрской скатертью широким столом.

– Здравы будьте, бояре. Ну, сказывайте, с чем пришли? – с усмешкой спросил он, глядя на самоуверенные, полные надменности их лица.

– Старцы градские нас к тебе послали, – хрипло вымолвил Гюрята. – Мыслим, негоже нам боле дань в Переяславль отсылать. Новгород – град великий, вольный, негоже данниками нам слыти. Товары возим в Готланд, в Данию, к мурманам, ко свеям, ляхам, немцам, на югру[90] ходим, на чудь, в Заволочье. Отец же твой, князь Владимир, двести гривен каждое лето с нас берёт. Не довольно ли?

– Да и тебе, князюшко, пора бы показать себя, – вступил в разговор Ставр. – Хватит в отцовой узде ходить. И Павла, посадника, князем Владимиром ставленного, убери. Мы Новгороду иного посадника дадим – своего, новгородского. Токмо слово молви супротив отца – весь град воедино встанет.

– Гляжу я, бояре, и дивлюсь, – спокойно выслушав их речи, ответил Мстислав. – Нешто[91] не разумеете, что аще б не отец мой, сидел бы ныне в Новгороде Святополков сын? Ведь не меня, не вас, дураков, испугался великий князь – испугался он князя Владимира. Ибо отец мой – обо всей земле Русской радетель. Кликнул бы раз – вся Русь на Святополка поднялась бы. Так уже было единожды, после ослепленья Василька Ростиславича. Вот и помыслите, что с вами будет, аще крамольничать вознамеритесь. Тут уж князья киевский, черниговский, переяславский все вместе на град ваш вольный рати пошлют. И тогда, окромя разора, ничему не бысть на земле Новгородской.

– Поганые помешают князьям, – нетерпеливо перебил Мстислава Ставр. – Нечего нам бояться. Да и сами Святополк, Владимир да Ольг друг друга перегрызут, прежде чем на наш град глянут.

– Нет, боярин, не бывать тому, – рассмеялся Мстислав. – Не думай. Глядят, и Святополк, и отец мой на Новгород, очей не спускают. Иначе б не ездил я с тобой в Киев. – Он указал на Гюряту. – А поганые – они не помеха. Ну, пожгут село, другое, смердов в полон угонят, так ведь то всякое лето случается. Смирят князья поганых – слыхали, как прошлым летом сговаривались в Сакове[92].

– Ну вот что, князь! – хлопнул ладонью по столу Гюрята. – Не дашь Новгороду воли – сгоним тебя! Не надобен нам здесь холоп Мономахов!

– И кого посадите? – По лицу Мстислава пробежала полная нескрываемого презрения усмешка. – Святополкова сына? Он ещё крепче вас скрутит и вовсе воли не даст.

– А никого не посадим, сами княжить будем. «Республика» – слыхал про такое? – прищурил око Ставр.

– Да вашу республику князья как червяка раздавят. Соберутся воедино да возьмут Новгород копьём.

Бояре промолчали, глянули друг на друга, поднялись со скамьи и отвесили Мстиславу поклоны.

– Передадим вечу слова твои, – молвил Гюрята. – Пущай народ решает, как быти.

– Вече?! Какое вече?! Я вот вам покажу вече! – крикнул охваченный внезапным гневом Мстислав. – Мыслите, князь Владимир гривны ваши в сундуки складывает, как Святополк?! Нет, он на них кольчуги велит кузнецам ковать, копья, мечи булатные, он соборы на них возводит, грады сторожевые строит! То вы мошну свою набить хощете! Но не бывать, не бывать сему! Народу голову морочите, бояре! И се не выйдет! Я на вече сам всё людям скажу. Берегитесь тогда!

– Да ты не кипятись, княже, – поспешил успокоить его Гюрята (Мстислав заметил, что глаза боярина опасливо забегали, а чело озабоченно нахмурилось). – Мы слова твои передадим, а далее как будет, – кто ж ведает?

– А далее, боярин! – грозно сказал Мстислав. – Будет по-моему, не по-вашему!

…Как только бояре уехали, князь вызвал к себе посадника Павла и отрывистым голосом коротко приказал:

– Следить вели за боярами сими. И за людом в Новгороде присмотри. Смутьянов хватать – и в порубы!

– Сделаем, княже, – кивнул Павел.

«Вот они, бояре, каковы! – подумал после Мстислав. – Воли для Новгорода добиваются. Не для меня – для себя у Святополка стол княжой выспорили. А меня, что ж, в холопы свои зачислили? Нет, не позволю. Не буду под их дудку плясать, своя голова на плечах. Оно, может, и неплохо бы – дань отцу не платить, да только что тогда? В боярской воле буду. Окрутят, как тура[93] на охоте, затравят, задавят. Нет, нельзя им потакать. На отца надобно опираться и давить, давить сих Ставров, Гюрят, Дмитров, Славят! Иначе величия не достичь».

Так князь Мстислав впервые показал боярам свою волю и, пожалуй, окончательно определил свой путь в жизни – путь к власти, возвышению, славе.

Загрузка...