Три часа ночи, а сна ни в одном глазу. Боль в ноге не дает покоя, встать же и принять меры – лень. А если не лень, тогда что? Неосознанное желание вернуться в прошлое и побередить раны? Ну да, и обидами для особого кайфа сдобрить.
Софья поворачивается на бок, ища спасения в перемене позы, с губ невольно срываются непотребные слова: «Чтоб ты сдох!» И тут же: «Помилуй меня, Господи! Хоть и от души сказала, беру свои слова назад». Или нет? Это кто решил, что о мертвых либо хорошо, либо никак? А может, его еще простить да пожелать царствия небесного? Не дождется!
Ну вот, теперь и вовсе не уснуть. Коварной памяти только намекни, и она тут же разворачивает яркую картинку недалекого прошлого.
Чуть больше полутора лет назад Софья привезла из «около горячей точки» беременную племянницу, у которой и родни-то лишь она, двоюродная тетка. Совсем недавно Настя похоронила бабушку, которая ее воспитала, а на пороге новая беда – подорвался на растяжке муж, совсем еще молоденький сержант, оставшийся на службе по контракту.
Софья забрала племянницу к себе и определила в Энский роддом под присмотр врачей. Через месяц Настя родила здоровенького малыша весом в пять килограмм. И обстоятельства складывались более-менее нормально, пока Степан, третий по счету муж Софьи, все не испортил.
Для него этот брак был вторым. В первом судьба наградила его отцовством. Но счастье немедленно уступило место отчаянию и нервным срывам из-за неистового плача младенца дни и ночи напролет. Мало того, так еще жена повадилась «ходить налево». И Степан решил: а на фига ему это нужно – бессонные ночи, неверная жена!
О том, что сам не дурак «полевачить», он не думал, будучи уверенным, что мужчины – существа от природы полигамные, потому у них на роду написано не пропускать ни одну лань, идущую добровольно в сети.
Ведь мужчина – это кто? Человек с большой буквы! А что такое женщина? Всего лишь некое лишнее ребро, без которого мужчина вполне обходится. Бесплатное приложение к образцу конгениальности. Своего рода «мутатис мутандис», то есть подлежащее замене. Поэтому стоит ли с ней чикаться?
Подобные псевдофилософские аргументы, которые Степан приводил жене после каждого своего «захода», выбивали у нее – как ему казалось – почву из-под ног и раскрывали перед ним неограниченные возможности. Однако земля перед женой из-за столь циничных заумностей мужа не разверзлась, а слова так словами и остались.
Решив, что их дальнейшее совместное существование приведет из-за жениных гулянок и его взрывного характера к неминуемому смертоубийству, Степан собрал чемоданы – и был таков. Для сына нанял сиделку, навещал регулярно и алименты платил, но с женой-нимфоманкой развелся категорически.
Нагулявшись досыта, Степан снова решил жениться. На этот раз «выбирал долго и тщательно», как он поведал другу. Остановился на Софье: относительно молодая, так как ей уже тридцать шесть (что сам пятый десяток разменял, так это ерунда, ведь старый конь бороздит не хуже молодого), образованная, занимает уважаемую должность, в меру красивая, а потому довольно скромная. И все же самое главное – «роскошный вид сзади».
Ох и пошляки эти мужики, когда говорят о женщинах! Сама виновата: нечего было подслушивать. И чем она тогда думала, когда за него собралась?
Умел-таки, шельмец, нравиться: и видный, и работящий, к тому же балагур и весельчак. А как ухаживал – Софья порой сама себе завидовала. В общем, знал, как пустить пыль в глаза. Да и женихов в их провинциальном городке, куда она совсем недавно перебралась после очередного развода, особо не наблюдалось. А замуж-то снова хочется аж невтерпеж: как же без хомута на шее?
Вот и решилась на этот полубезумный шаг, надеясь, что ей ужасно повезло, так как женщины вокруг тут же воспылали к ней самой черной завистью, а потому вывод напрашивался сам: на этот раз она не ошиблась.
Однако как ни ужасно это признавать, но общество в лице оставшихся за бортом отвергнутых дамочек тоже может попасть пальцем в небо: человек-праздник на людях, Степан оказался в быту тем еще самодуром. И Софья быстро осознала, что снова прогадала в выборе очередного спутника жизни.
Но самым его, как потом оказалось, возмутительным недостатком, с которым не смирится ни одна нормальная женщина, было стойкое нежелание иметь детей, что шло вразрез с планами Софьи.
Как только Степан узнал, что из роддома Софья собирается привезти Настю с младенцем не в съемную квартиру, как договаривались, а к ним в дом, взбеленился до безумия и кинулся с разборками на жену. Нет, бить не стал. Просто сцепил на шее руки, а когда Софья пнула его в живот, схватил за ногу выше щиколотки и так крутанул, что ей небо с овчинку показалось.
Как она тогда вырвалась из крепких рук озверевшего супружника, одному Богу известно. Отсидевшись в саду за сараюшком и немного придя в себя от пережитого ужаса, осознала: как же сильно болит нога! Видимо, Степану удалось повредить кость.
Тот потом долго оправдывался, клялся, что это было лишь недоразумение, внезапное помутнение рассудка. Вернее, животный страх перед бессонными ночами, которые ему вновь предстоят из-за рева младенца. Чувствуя, что Софья только делает вид, что простила, настоял официально удочерить Настю и считать Ванечку внуком.
Так Настена обзавелась родителями: Степан удостоился почетного звания приемного отца, которым ужасно гордился на работе и перед соседями, считающими его чуть ли не героем, а Софья – приемной матери.
Три месяца Настя и Ванечка жили в доме. За это время Софья ни разу не слышала, как плачет малыш. Если ему что-то не нравилось, он лишь терпеливо кряхтел и сердито озирался по сторонам.
«Настоящие богатыри не плачут, – радовалась на сына Настя. – Настоящие богатыри терпят до поры до времени. А потом как возьмут дубинку, да как начнут крушить врагов направо-налево. Правда, сына?»
Ванечка только улыбался и пускал пузыри, пытаясь что-то выразить словесно, но издавал лишь нечленораздельные звуки. Даже сейчас было ясно, что говорун из него получится хоть куда.
Как Степан ни уговаривал, через три месяца Настя перебралась в съемную квартиру, решив жить самостоятельно.
Нога все чаще напоминала о случившемся, а врачи ничем не могли помочь. Да, в кости обнаружена микротрещина, но она уже заросла, и теперь время от времени, особенно в непогоду и по ночам, будет напоминать о себе болью. И Софья поняла, что простить и забыть выходку Степана она не сможет никогда – нога не позволит. А потому собрала чемоданы и поселилась с новоявленной дочерью и внуком в съемной квартире.
Сначала подала на развод, затем последовал скандальный раздел имущества, от которого отказываться не собиралась, так как за три года супружества они с мужем умудрились и двухэтажный дом построить, и две машины купить. Машины поделили, свою половину дома Софья продала бывшему, себе же купила четырехкомнатную квартиру с отличным ремонтом.
А чтоб поскорее забыть о третьей неудачной попытке обустройства личного счастья, вернула себе девичью фамилию и заставила Степана отказаться от отцовства: поигрался в благородство – и будет с него.
Очень скоро Настя вышла замуж за хорошего парня и уехала с семейством в столицу, так как в их заштатном городке работы на всех желающих катастрофически не хватало. И теперь Софья одна кукует в просторной квартире, а в гараже пылится необъезженная «десятка».
Через год после развода Степан снова женился. На совсем юной горячей штучке, которая годилась ему разве что во внучки. Только спустя несколько месяцев неожиданно для всех помер. То ли сам, от инфаркта, то ли молодая женушка подсуетилась, пытаясь с помощью заморских чудо-таблеток сделать своего «не первой свежести» муженька суперсамцом. Переборщила, наверное, с «любовным зельем», вот сердчишко-то у благоверного и не выдержало.
В общем, разное болтали. Однако полиция даже разбираться с подобными домыслами не стала. У нее, видимо, нашлись дела поважнее.
И чего эта зараза так разболелась? Терпения не осталось ни капли.
Софья спустила ноги с кровати, пальцы на ощупь отыскали тапочки с опушкой. Включать лампу без надобности не пришлось: молочный свет полной луны, по-хозяйски отражаясь в огромном зеркале шкафа-купе, заглядывал куда ни по́падя, прятался между складками роскошного постельного белья, зависал лучиками на золотистых рожках люстры, заставляя переливаться хрусталь подвесок всеми цветами радуги.
Перед тем как подняться, Софья втянула живот, чтобы своим видом не испортить столь живописную картинку. Вот теперь можно дефилировать мимо беспощадных зеркальных отражений, позволяющих себе не совсем приличные намеки на начавшую полнеть фигуру.
В конце концов, она делает, что может, чтобы победить стрессы, но те, как назло, продолжают откладываться на боках и уже заметном животике. А вот от всяческой боли у нее припрятана в дверце холодильника заветная бутылка из зеленого стекла.
Включив в коридоре свет, Софья заскользила мимо зеркал во весь рост – беспринципных свидетелей поедания вкусностей, – придерживая за спиной фалды модного пеньюара и отмечая пока еще сохранившуюся талию и густую русую шевелюру. Даже про ногу на мгновение забыла. Но резкая боль тут же исказила отражение, до неузнаваемости перекосив лицо гримасой страдания и вынудив Софью поторопиться к спасительному зелью.
Зеркала в кухне – дурной знак, потому и отсутствуют: нечего зря красоту заедать да запивать.
Софья расслабила уставший от напряжения живот и подошла к холодильнику.
Достав бутылку, налила в рюмку тягучую, словно ликер, рубиновую жидкость. Обмакнув указательный палец и страхуя безымянным и средним, чтобы не капнуть на пол, мазнула кожу на ноге, поставленной для удобства на стул. Затем принялась растирать охваченное дикой ломотой место выше щиколотки. Уже через секунды почувствовала приятное тепло, словно в пространстве растворяющее боль, и с облегчением вздохнула.
Вернувшись в спальню, растянулась на слишком просторном для одной персоны ложе и ощутила радость избавившегося от страданий тела. Вспомнила добрым словом массажистку из санатория, которая не только средством чудодейственным поделилась, но и рецепт его изготовления не утаила.
Теперь Софья через каждые два года в начале лета идет на рынок, покупает у бабулек три букета золотистого зверобоя и несет домой. Дома срезает цветки в трехлитровую банку, заполняя до самого горлышка, заливает сие медово-пахучее ароматное роскошество растительным маслом, закрывает слоем марли и ставит на самый теплый и солнечный подоконник. Сорок дней волшебная смесь освещается и прогревается на солнцепеке, набирая целебную силушку, затем процеживается через несколько слоев марли, разливается по бутылкам из темного стекла и прячется от света. Чрезвычайно действенное и годами проверенное целительное средство.
Однако использует его Софья не только для растирки проблемной ноги и болящей от длительного сидения за документами поясницы. Она добавляет немного этого чуда в маску из сметаны с лимонным соком и наносит на лицо, изо всех сил пытающееся состариться – не столько по законам природы, сколько по недосмотру. А еще на не менее коварную шею, которая не только норовит выдать истинный возраст, но и прибавить к нему несколько лишних лет.
И мгновенно кожа расслабляется, разглаживается от удовольствия. Про ручки свои золотые Софья тоже не забывает и делает им такой же царский подарок, потому как именно им и доверено столь важное дело, как забота о себе, любимой и ненаглядной.
Да-да, непременно любимой! Иначе к чему все эти хлопоты? За нелюбимой и ухаживать нет смысла, потому как овчинка выделки не стоит.
И все-таки Софья никак в толк не возьмет: как можно так не любить собственную персону, чтобы опускаться до старения, сдаваясь без боя за себя, единственную и неповторимую? Ведь другого-то лица и тела нет и уже не будет! Можно, конечно, под нож хирурга лечь, если денег куры не клюют, а мозгов кот наплакал. Однако это не про нее: Софья себя уродовать не позволит никому.
Вот ей сейчас сорок, а выглядит она лишь на тридцать. Именно такие метаморфозы может сотворить зверобойное масло, изготовленное собственноручно. И приготовить его можно самостоятельно, на обычной кухне.
«Если, конечно, руки из того места растут, из которого нужно», – сделала приятный для себя вывод Софья.
Это она к чему про руки-то вспомнила? Не к тому ли, что рукам не дает покоя дурная голова? А голова при чем? Да хватит уже юлить!
Как ни пытается Софья уйти от раздираемого страха, который даже под кожу забрался, покрыв тело пупырышками, а отвечать за содеянное придется. Чем угодно старается загрузить сознание, лишь бы о главном не думать. Это о чем же?
Да о том же! Про детективное агентство, которое умудрилась открыть, уже забыла? Или делает вид, что ничего ужасного не произошло? А ведь завтра первый рабочий день.
Нет, это же надо было до такого додуматься: дамочка с большим приветом от недалекого ума возомнила себя великим сыщиком! Только сыщик из нее – ни богу свечка ни черту кочерга.
Сколько самомнения! Просто до бесстыдства и наглости. Ну не дура ли она после этого? Так бы и треснула… Но-но, только без рук!
И все же, как она могла вляпаться в эту аферу? Не иначе как черт попутал. Завтра она с ним точно разберется. И что – закроет детективное агентство?
Еще чего! Наоборот, покажет всем кузькину мать. Софья, не дрейфь! Нижнюю челюсть и губу надменно вперед – и в бой. И ни одна собака на тебя ни тявкнуть не посмеет, ни ногу задрать.
Но это завтра. А теперь спать… спать…