– Олеся, пойми, нам надо использовать здесь другие слова, – полчаса спустя стою я рядом с тренажёром, где Алекс Стар, а в жизни – просто Олеся Иванова, усиленно крутит педали, не отводя взгляда от экрана своего планшета, пристроенного тут же, прямо на руле.
Я невольно рассматриваю идеальную попку, обтянутую яркими леггинсами цвета фуксии, и сразу же мой язвительный внутренний наг шепчет мне на ухо: «Ты только посмотри на эту задницу. Разве с такой задницей вообще могут быть хорошие мозги?», и я, конечно же, с ним полностью соглашаюсь.
Это объясняет многое: все эти «садят», «лижут», «увлажняют» и «сладко ноют». Видимо, центр творческого мышления у моей дорогой Алекс-Олеси сосредоточен всё-таки не в мозгах, а где-то в другом месте.
И теперь мне надо уговорить эту дуболомку от литературы согласиться на приемлемые правки, чтобы хотя бы с первых страниц на несчастных читателей не обрушивался весь этот словесный дурнопахнущий мусор.
– Прости, дописываю главу, – лучезарно улыбается мне Алекс, и до меня только сейчас доходит, что пока я ей что-то втолковываю, а её и без того идеальные ягодичные мышцы становятся ещё более идеальными, она пишет!
– Ты что, надиктовываешь текст? – не могу поверить я в такую халатность. Безответственность. Плебейство, в конце концов!
– Да, здорово, правда? – смотрит она на меня своими широко распахнутыми миру глазами в густо наращённых ресницах.
Которые, стоит признаться, тоже сидят на ней идеально, так же, как и леггинсы.
– Представляешь, как это удобно, – тараторит она, закрывая файл своего очередного шедевра.
– Представляю, – соглашаюсь я, вложив в свой голос весь тонкий ироничный сарказм, на который только способна. – Вот бы Пушкину с Толстым такие гаджеты в их время!
– Вот именно! – подхватывает Алекс, слезая со своего тренажёра и направляясь к какому-то гамаку, и я послушной семеню за ней, как овечка за пастушком. – Я когда попробовала и поняла, как это удобно, сразу же перешла на такой способ написания текстов!
– Это просто прелестно, – бурчу я. Как бы я ни старалась, Алекс не способна различать сарказм. Это не её конёк.
Как и написание хороших качественных и грамотных текстов.
Но моя литературная дива тем временем залезает в свисающие с потолка лямки, и, растянувшись грудью вперёд, прямо как Ника Самофракийская, продолжает:
– Извини, мне нужно сделать растяжку. Ты знаешь, я поняла, что писатель – очень опасная профессия. Ты всё время сидишь, сгорбившись, за монитором, портишь глаза.
– Ага, садишь зрение, – вставляю я, и Алекс, скользнув по мне незамутнённым интеллектом взглядом, кивает в ответ.
– Именно. Портишь позвоночник. Ходишь в растянутых трениках и футболках, потому что тебя никто не видит. Ну ты понимаешь, – внимательно смотрит она мне в глаза, и на долю секунды мне кажется, что она прочитала мои мысли и описывает сейчас именно то, как я живу и работаю. Но вот лёгкая тень мысли снова убегает со светлого лица Алекс, и она продолжает:
– И я решила всё изменить. Поменять представление о стереотипных писателях. Точнее, о писательницах, – увлечённо объясняет она, продолжая выделывать невообразимые кульбиты в воздухе.
Ладно хоть текст ещё параллельно не надиктовывает, – мелькает у меня злорадная мысль.
– Вот смотри, например, Э.Л. Джеймс – обычная домохозяйка с виду, сложно поверить, что она на самом деле разбирается во всех этих садо-мазо штучках, которые она описала в своих «Пятидесяти оттенках».
– Ну вот зато Бланка Лепински, например, очень хорошо работает над своим имиджем, —язвительно вставляю я свои пять копеек.
– Бланка Лепински – молодец, – пристально смотрит на меня Алекс, и мне кажется, что её ресницы сейчас взлетят двумя ночными бабочками к потолку. – Она тоже ломает стереотипы.
– Да вы с ней обе просто огнище, – поддакиваю я.
Боже мой, ну сколько можно расхваливать саму себя?!
– Вот я и поставила себе цель стать русской Джеймс или Лепински, – делится своими планами на дальнейшие жизнь и творчество Олеся, грациозно, как лесная козочка, соскакивая на пол возле своего шибари-гамака. Да уж, она-то наверняка преуспела в любовных играх, – вдруг мелькает у меня мелкая завистливая мыслишка. – Хочу, чтобы мою «Куколку для мужа» экранизировал Netflix, – мечтательно тянет она.
А мне вдруг становится безумно жаль и Netflix, и всех его зрителей. Но я не подаю вида:
– Это чудесные планы, Олеся. И я уверена, что с твоей работоспособностью это просто вопрос времени.
Ага, по два миллионов знаков в месяц, которые она гонит сейчас, это никаких лесов не хватит на её тиражи! Донцова от эротики, мать её.
– Ну хорошо, что там с «Боссом»? – наконец-то снисходит она до обсуждения финальных правок её очередного романа. Который завтра уже уходит в печать. Десятитысячным тиражом. По современным меркам – просто заоблачным. Почти как и «Пятьдесят оттенков», который, кстати, я так и не смогла дочитать до конца…
– Я тебе высылала файл с правками, но ты его, наверное, не успела просмотреть, —хотя я уверена, что эта бумагомарака просто не захотела ничего править.
– Да, я всё просмотрела, – отвечает Алекс. – Просто я не буду ничего менять. Мы оставляем текст, как есть. Он безупречен. Это мой авторский стиль, – отрезает она, и у меня всё закипает внутри от злости.
Да она просто сейчас дала пощёчину всему русскому языку в моём лице! Великому и могучему!
– Подай полотенце, если тебе не сложно, – сладко улыбается Алекс всеми своими тридцатью двумя белоснежными винирами.
Я нагибаюсь и чувствую, как предательски трещит по швам моя юбка. Как хорошо, что её не видно под пиджаком!
– Ой, у тебя, кажется, пуговка отлетела, – невинно хлопает ресницами Алекс, обтирая своё идеальное загорелое тело полотенцем, пока мой пиджак подло трещит на мне в самый неподходящий момент.
Злая, всклокоченная и в невыносимо жмущей мне в области талии юбке я мчусь в редакцию на встречу со своим шефом.
– Егор, ты обещал мне дать нового автора! – с разбегу начинаю разговор с боссом с требования.
Хотя и младенец знает, что так поступать нельзя ни в коем случае. Знаем-знаем все эти правила бизнес-психологии: сначала предложи решение проблемы, а потом уже проси. Но мне уже столько раз обещали повышение, а точнее, избавление от этой ненавистной мне любовно-эротической темы, что я считаю, что вправе наконец-то требовать.
– Что опять стряслось, Инга? – смотрит на меня своим проницательным взглядом босс. Такой профессионально-уютный в модной вязаной жилетке поверх дорогой итальянской рубашки. Улыбается, но я-то знаю, что на самом деле внешность домашнего котика обманчива, и в этом глубоком кожаном кресле сейчас сидит на самом деле самая настоящая акула.
Акула издательского бизнеса.
Это именно Егор почуял, буквально почувствовал запах скандинавских триллеров, когда всё население нашей страны упивалось Дарьей Донцовой и Марининой, и начал продвигать и продавать любовные романы с нестандартными установками, как только «Пятьдесят оттенков серого» замаячили где-то там на далёком горизонте.
К слову, с этих самых оттенков и началось моё стремительное падение вниз: люди перестали читать что-то прекрасное и вечное, и все скатились к свальному греху эротического чтива.
Или я совсем не разбираюсь в людях…
– Ты понимаешь, что я устала продавать нашим читателям это… Это… – я пытаюсь отыскать в своей голове хоть одно приличное слово, которым я могла бы обозначить все эти жалкие писульки Алекс Стар, и мой босс помогает мне:
– Говно на лопате? – с улыбкой отпивает он из своей большой кружки кофе и ставит на стол.
Мне кажется, или я явственно ощущаю аромат коньяка?
– Именно, – плюхаюсь я в глубокое тёплое кресло напротив. Такое уютное и большое, что хочется забраться в него с ногами и попросить и себе глоточек кофе. С коньяком.
На то и расчёт: все писатели, раз угодившие в недра этого волшебного кресла, остаются с нами надолго, пока мой гениальный босс не высосет из них всё до последней капельки. До последней фразы из их творческих головок. До последней копеечки, которую они способны заработать для нашего издательства Indigo Publishing.
– Ты же знаешь, как я ненавижу такой сорт литературы, – плаксиво начинаю я. – Почему именно мне ты поручил этим заниматься? В конце концов, я бы отлично вела направление научпопа! Или триллеров, в конце концов, – опять завожу я свою шарманку.
– Потому что ты лучшая, моя дорогая Инга, – тонко улыбается мой самый хитрый на свете начальник, и встаёт, направляясь к своей шикарной кофе-машине, которая стоит на отдельном столике. – Тебе как обычно? – уточняет он на всякий случай, пока начинает колдовать на своём инструменте.
– Да, и капельку коньяка, – хмыкаю я, пока волшебный инструмент не начинает издавать свою кофейную музыку перемалывающихся зерен, шипения пара под давлением, а весь кабинет не наполняет бесподобный аромат летнего кафе где-нибудь во Флоренции.
Потому что это только в дешёвых унитазных книжонках Алекс Стар кофе какому-нибудь боссу обязательно готовит и приносит секретарша. И, конечно же, всенепременно спотыкаясь на своих высоченных каблуках и судорожно прижимая к груди какую-нибудь огромную мать-её-драную папку с документами. А босс грозно рыкает и даже не говорит спасибо в ответ. Потому что все властные боссы в любовных романах – какие-то невоспитанные неандертальцы с уровнем интеллекта с горошинку. С маковую росинку.
В то время как все современные и очень даже успешные мужчины сами любят сварить себе отличный кофе. И даже приготовить какой-нибудь вкусный гурманский ужин.
– Прошу, – протягивает мне белоснежную кружку из костяного фарфора Егор, и я с упоением вдыхаю аромат лучшей арабики средней обжарки и лучшего коньяка с нотками дубовой древесины, напитанной виноградным спиртом, южным солнцем и роскошью.
– Егор, сколько ты ещё будешь держать меня в заложниках у этой дуры? – не выдержав, выливаю я на него своё недовольство.
– Тише, тише, моя девочка, зачем ты так о нашей курочке, несущей золотые яйца? – снова садится напротив меня мой царственный начальник. – Ведь всё, что нас окружает, – обводит небрежно он мягкой ладошкой свой кабинет, набитый сокровищами, – это в том числе и заслуга таких прекрасных и талантливых авторов, как Олеся, – внимательно смотрит он на меня. – Сколько, как ты думаешь, мы заработали в прошлом году на переиздании Стейнбека? – продолжает Бельский. – Или, допустим, твоего любимого Достоевского, – пристально смотрит он на меня, – ты ведь любишь перечитывать Достоевского, правда? – и я вижу искры смеха, притаившиеся в его глазах.
– А как же, вот только на днях перечитывала. «Униженных и оскорблённых», – бурчу я в ответ, уткнувшись в свой кофе, правда, не уточняя, что просто переставляла собрание сочинений Фёдора Михайловича на другую полку. Куда подальше.
– Ну так вот, отдел переиздания классики за весь прошлый год заработал двести миллионов. Долларов, – смотрит на меня Егор. – И твой горячо любимый Достоевский как раз на третьем месте. Был бы рядом со Стивеном Кингом. Если бы тот всё ещё остался с нами.
– Это правда? – с изумлением смотрю я на Бельского.
– Ну конечно, Инга, зачем мне тебе врать? – откидывается в кресле Егор, прикрывая глаза.
– И что бы это значило? – бормочу я в ответ.
– Это значит, мой миленький маленький снобик, что место в этом мире найдётся для всех. И для Кинга. И для Алекс. И для Фёдора Михайловича, – задумчиво смотрит на набережную Фонтанки в окне мой босс.
Ещё чуть-чуть, и её тёмные антрацитовые воды сожрут только недавно родившийся слабый ноябрьский денёк.
И мой Питер снова накроет колпаком его вечная предзимняя дремота.
Как ни странно, кофе с коньяком делают своё дело: я тоже расслабляюсь и умиротворённо слушаю рассуждения мудрого начальника, уже не требуя от него немедленных перестановок и повышений.
– У меня есть для тебя новый прекрасный автор, – наконец-то произносит Егор, и я с надеждой внемлю ему. – Ты же в курсе, что некоторые наши любимые авторы прекратили своё сотрудничество с российским книжным рынком, – поясняет он мне то, что и так все знают. – Но вот, свято место пусто не бывает. Я продолжаю открывать для нас всё новые имена, – делает он глоток и внимательно смотрит на меня.
И я замечаю жёлтые крапинки на радужке его глаз. Как-будто кто-то брызнул волшебной пыльцой на них, когда он был ещё маленьким мальчиком.
– Прекрасный новый американский автор. Между прочим, простоял в топе продаж Amazon несколько месяцев подряд, – улыбается он мне.
– О боже, неужели всё-таки ты меня услышал?! – не верю я своим ушам. Я же на самом деле даже и не рассчитывала ни на что в этот раз. Так, поныть как обычно! – Ну так кто же это?! – чуть ли не выпрыгиваю я из своего уютного гнёздышка.
И чувствую, как ещё одна пуговица отлетает от моего пиджачка…
– Талантливая писательница. Саша Шу, – торжествующе заключает Егор, словно от только что заполучил к нам в издательство лауреата Пулицеровской премии и Букера одновременно.
– Так. Подожди, – ставлю я на стол свою чашку с таким звонким стуком, что наверняка она треснула. – Это та самая Саша Шу, которая написала «Двести дней у мафии»?! – вспоминаю я нашумевший хит сезона.
Банальную. Глупую. Претенциозную дешёвку.
Впрочем, как и все книги про принуждение, бандитов и неземную любовь жертвы к своему абьюзеру.
– Так ты наслышана? Отлично, я рад, – улыбается во все свои тридцать два отбеленных зуба Егор. – Согласись, это будет просто прекрасно: две звёздочки на нашем небосклоне? Алекс Стар и Саша Шу в нашем издательском портфолио! Устроишь им обеим презентацию в регионах. Как раз до нового года управитесь, – не даёт мне и слова вставить мой начальник, уже твёрдым голосом отдавая мне приказы. Распоряжения. И теперь его взгляд становится жёстким и холодным.
И я даже не успеваю перевести дух.
– То есть ты хочешь сказать, что теперь вместо одной одиозной Алекс-Ивановой с её боссами я ещё буду вести и Сашу Шу с её главарями мафии?! – переспрашиваю я у Егора.
– Именно, – допивает свой коньяк с кофе мой неповторимый начальник. – И если ты справишься на отлично, то так и быть, после Нового года переведу тебя в отдел научпопа или триллеров. Выбирай, – щедро предлагает он.
– Ясно, – устало встаю я, подбирая свою сумку. И мне уже плевать, что пиджак теперь держится на одной последней пуговице, стыдливо прикрывая треснувшую на мне юбку.
– И ещё, Инга, – напоследок бросает мне босс.
Я оборачиваюсь, надеясь услышать хоть что-то обнадёживающее, но нет, мой начальник сегодня в ударе:
– Инга, не пора ли тебе… Скажем, выйти замуж? Или хотя бы начать встречаться с кем-нибудь для начала?
– Егор, ты серьёзно? – в раздражении переспрашиваю я. – Вот ты был сколько раз женат? Два? Три? И как? Помогло тебе?
– А как же! Три, – гордо подмигивает мне босс. – И не откажусь сделать это снова.