– Что везем?

– Да так, сувениры, одежду, как всегда, – растерялись Максим с Натальей.

– На какую сумму?

– А что, вернулись советские времена? – спросил с улыбкой Максим.

Но улыбкой такую закостеневшую черствость было не пробить.

– Отвечайте, – взвизгнула она.

– Ну, где-то на девятьсот евро, – смущенно ответил Максим, чувствуя себя без вины виноватым.

– Часы, драгоценности приобретали? – не отставала тетка.

– Нет, – блеющим голосом ответила Наталья.

– Следующий, – гаркнула тетка, как подачку швырнув Максиму с Натальей многострадальные паспорта.

Повторно досмотренный чемодан, наконец, вернули. Правда, без колес. Но это такие пустяки, на которые в нашей стране едва ли стоит обращать внимание. Убрались подобру-поздорову и уже счастливы.

Наталью с Максимом, волоком тащивших лишенный колес чемодан, взяли в оборот ушлые таксисты, наперебой предлагая «машинку до города».

В общем, к тому моменту, когда они добрались до дома, силы были на исходе. Бросив калеку-чемодан в коридоре и приняв душ, они без задних ног упали на кровать и провалились в глубокий сон.

Утро было хмурым, под стать настроению. Пощелкав пультом, Максим, тяжело вздохнув, выключил телевизор. По большинству каналов вещали продажные политиканы, потрясая с экрана кулаками и давая лживые обещания, в которые отчаявшийся народ давно перестал верить.

Как утопающие за соломинку, Максим с Натальей цеплялись за воспоминания об их последнем дне в Мюнхене, словно отматывая назад пленку.

Позавтракав в отеле, они отправились гулять, впитывая в себя атмосферу вечного праздника и беззаботности. В этот день все казалось еще притягательней – люди были еще приветливее, краски – еще ярче, еда – еще вкуснее. Наталье не давал покоя один единственный вопрос – почему? Почему у них все сделано для людей? Почему у них не приходится краснеть за стыдливо отводящих глаза пенсионеров, протягивающих руку в метро? Почему у них не рыскают по городу несчастные измученные животные в поисках пропитания? Почему у них можно быть спокойными за оставленных в садике или школе детей? Почему у них не кричат с экрана политики о том, как много было сделано в этом году, а просто делают? Почему у них, при малейшем недовольстве народа на улицы стекаются митингующие с плакатами наперевес? И еще сотни таких почему.

От такого неравного сравнения на глаза наворачивались слезы обиды за наш многострадальный народ, за нашу прекрасную страну, растаскиваемую по кускам алчущими «слугами народа». Несмотря на всю окружающую красоту, сердце сжималось от боли за родину-мать, за наших стариков, считающих копейки до следующей пенсии, за наших сирот, оставленных без жилья и средств к существованию, за нашу русскую глубинку, некогда воспеваемую поэтами и прозаиками, а теперь содрогающуюся в пароксизме боли, за наших врачей и учителей, превратившихся из уважаемых людей в объект насмешек, за наших деградирующих в погоне за Западом детей.

Максим, словно почувствовав настроение Натальи, обнял ее за плечи. Слезы щипали глаза, душили рыдания.

– Не плачь, котенок, – гладил ее по спине Максим. – Мы еще вернемся, я обещаю. Пойдем, я хочу тебе кое-что показать – заговорщически шепнул он Наталье, сжимая ее руку.

– Пойдем, – слабо прошептала Наталья.

Они свернули на великолепную Максимилианштрассе, пестрящую витринами всех мировых брендов. «Вот, где рождаются желания», – размышляла Наталья, обозревая со вкусом оформленные витрины Prado, Dolce and Gabbana, Chanel и многие другие. От этого парада показной роскоши рябило в глазах. Пройдя улицу до конца, они вышли к величественному зданию в классическом стиле, с увенчанным колоннами фасадом. Перед зданием стоял памятник, окруженный четырьмя львами.

– Пришли, – Максим загадочно улыбался. – Это здание Национального театра Мюнхена.

– И что? – недоуменно ответила Наталья.

– Если с контрактом выгорит, то я буду здесь выступать. А когда-нибудь… когда-нибудь, – глаза Максима загорелись, – в этом самом здании оркестр будет играть мою музыку.

Наталья с визгом бросилась мужу на шею, и он радостно ее закружил.

– Я буду держать пальцы скрещенными. У тебя все получится, дорогой. Я в тебя верю, – Наталья радостно поцеловала Максима.

– Спасибо, любимая, – благодарно улыбнулся он.

– А что это за памятник? – Наталья с интересом рассматривала позеленевший от времени монумент.

– Это памятник Максу первому Йозефу – первому королю Баварии. – Именно он заложил традицию проведения Октоберфеста5, организовав праздник в честь свадьбы своего сына.

– Как интересно, – отозвалась Наталья, – только я есть уже хочу.

Максим рассмеялся.

– Ах, ты ж чревоугодница. Я тут распинаюсь, а она только о еде думает.

Наталья изобразила притворное смущение.

Пообедав и передохнув в ближайшем кафе, они отправились в Английский сад.

Здесь ощущение праздника только усилилось – рождественский базар, официальное закрытие которого должно было состояться на следующий день, добрался и сюда, расцветив и оживив холодную зимнюю сказку. Все тот же аромат корицы, цедры, глинтвейна и Бог знает чего еще, плотным облаком окутавший город, проник и сюда, навязчиво забиваясь в замерзшие носы горожан и гостей Баварской столицы. Чуть поодаль, в обрамлении заснеженных деревьев, лежало зеркало озера, превращенное стараниями падких до развлечений мюнхенцев в каток, по ледяной глади которого скользили взрослые и дети.

Наталья тут же схватила Максима за руку и потащила его к катку.

– Давай прокатимся, – с энтузиазмом предложила она.

– Давай, – посмеиваясь, согласился Максим.

Они сели на лавочку и, дружно натянув взятые на прокат коньки, с опаской ступили на голубой лед. Наталья раскинула руки и устремилась вперед, рассекая наточенными лезвиями гладкую поверхность замерзшего озера. Максим не был так проворен, как легкая жена, но тоже старался не ударить в грязь лицом.

– Догоняй, – озорно кричала Наталья, разгоняясь.

– Ну, заяц, погоди, – отвечал Максим, пытаясь хотя бы не отставать, не то, что догнать.

Наталья заливисто смеялась, останавливаясь в ожидании Максима, а потом выскальзывая чуть ли не у него из рук.

Запыхавшиеся, раскрасневшиеся и ужасно счастливые, они сдали коньки и, уставшие, отправились в отель.

***

Наталья лежала, прижавшись к теплому боку мужа. Так, наверное, чувствуют себя младенцы, когда их грубо вырывают из теплой и надежной утробы матери в суровую действительность. Хотелось, свернувшись калачиком укрыться в надежных стенах.

– Только мне так хреново? – спросила Наталья мужа.

– Не только, – откликнулся Максим.

Шумно выдохнув, словно ныряльщик перед прыжком, Наталья неохотно встала и поплелась в ванную.

Приняв душ и позавтракав, она уютно устроилась на диване и, накрывшись пледом, принялась штудировать контракт. Из соседней комнаты раздавались «Времена года». «Плохой знак», – подумала Наталья, поднимаясь и разминая затекшие от долгого сидения мышцы.

– Есть будешь? – спросила она, подождав, пока он закончит играть.

– Буду, – буркнул Максим.

Сварганив на скорую руку салат из так называемых свежих овощей с восковым видом и водянистым вкусом и разогрев в микроволновке рыбу с гарниром из риса, предусмотрительно оставленные в холодильнике помощницей по хозяйству (слова «домработница» Наталья всегда сознательно избегала), Наталья крикнула:

– Максим, иди есть.

Понурые и невеселые, они сели за стол, вяло пережевывая пищу.

– Кстати, я просмотрела контракт, – вспомнила Наталья.

– И что скажешь? – отозвался Максим.

– Все нормально, пару пунктов я немного изменила, но, если немцы не согласятся с изменениями, можешь оставить как есть.

– Угу, – проговорил Максим, задумчиво поглаживая подбородок.

– Что-то не так? – обеспокоено поинтересовалась Наталья.

– Да все Володя из головы не идет. Странно, что он мог делать в Мюнхене?

– Да, мало ли, – пожала плечами Наталья. – Забудь.

– Может, ты и права, – все так же задумчиво отозвался Максим.

***

Примостившись на светлом диване в углу погруженного в полумрак кафе, Наталья медленно тянула через соломинку разноцветный коктейль, время от времени бросая взгляд на часы. Лика опаздывала уже на пятнадцать минут. Наталья вздохнула. Скоро Новый Год, а праздничное настроение безвозвратно осталось в Мюнхене.

– Наташа, – услышала Наталья голос приближавшейся Лики.

– Как я рада тебя видеть, – обняла Лика Наталью. – Рассказывай, как съездили? Какие впечатления?

– Ой, съездили отлично. Слов нет, – развела руками Наталья.

– Представляю, – завистливо сказала Лика. – Фотки принесла?

– Ах, да, конечно, – спохватилась Наталья, доставая из сумочки альбом. – И подарки тоже.

Лика внимательно рассматривала фотографии, приговаривая: «Красота-то какая», «Просто сказка». Покончив с фотографиями, она принялась за подарки, доставая из пакета различные рождественские сувениры, елочные украшения, пряники.

– Спасибо, подруга, – обрадовалась Лика подаркам.

– Да, совсем забыла. Представляешь, мы Владимира в Мюнхене встретили.

– Владимира? – недоуменно переспросила Лика.

– Ну, да, помнишь, я тебе про него рассказывала – сводного брата Евы.

– Напомни-ка, – попросила Лика, удивленно подняв бровь.

– Когда бабушка Максима вышла замуж за деда, он уже был в разводе, – терпеливо начала свой рассказ Наталья. – Деда по партийной работе перевели в Россию, а жена с сыном Володей остались жить в небольшом городке в нескольких часах езды от Киева. Максим видел его всего несколько раз, якобы бывшая жена деда вскоре выскочила замуж и не поощряла общения мальчика с отцом. Первый раз, когда Владимир приехал по приглашению деда, Максиму было где-то лет пять, и он очень пугался большого деревенского увальня, прячась за спиной смеющейся Евы. Второй раз Володя приехал уже с молодой женой Аллой – скромной и застенчивой провинциалкой. Максиму было лет десять-двенадцать. Максим с Евой тогда уже жили отдельно – в деревянной халупе. Приезжали ли они еще, Максим не помнит, не отложилось в памяти. Он знал, что бабушка часто получала от Владимира письма. После ее смерти связь с ними прервалась.

– Надо же, какая встреча, – удивилась Лика. – Бывает же. Так Ева с Владимиром не общались?

– Нет, Максим рассказывал, что уже после смерти Евы, во время переезда он разбирал вещи и наткнулся на деревянную резную шкатулку с письмами.

– И что было в письмах? – заинтересованно спросила Лика.

– Да, вроде бы, по словам Максима, ничего особенного. Они же деревенские, что особенного они могли написать. Про урожай, да про хозяйство, – пожала плечами Наталья.

– А что он в Мюнхене делал? – поинтересовалась Лика.

– Сказал, что по делам, – задумалась Наталья, вспомнив обеспокоенность Максима. – Ой, да что я все о себе, да о себе. Ты рассказывай – что у нас тут нового произошло? Как дома дела?

– Да нечего особо рассказывать. Все как всегда, родители тьфу… тьфу… тьфу здоровы, на работе, как всегда, завал, даже рассказывать не хочется, – вздохнула Лика.

Наталья отметила, что Лика ни словом не обмолвилась о Сергее. Теперь в разговорах с Натальей она всегда умышленно даже имени брата не упоминала.

– Ну и, слава Богу, – улыбнулась Наталья. – Ах, вот еще, мы там с замечательным молодым человеком познакомились. Тоже из Москвы. Врач-гинеколог.

– А вот здесь, пожалуйста, поподробнее, – оживилась Лика, никогда не упускавшая случая наладить свою личную жизнь.

– Да, вся проблема в том, что он с женой был. Редкостная стерва, – вздохнула Наталья.

– Ой, ну с этого и надо было начинать, – разочарованно махнула рукой Лика. – Женатики для меня, как ты знаешь, с некоторых пор – табу.

– Ну что, отстал он, наконец, от тебя? – осторожно спросила Наталья.

– Да, если бы. Опять звонил вчера, прохода не дает. Я трубку не брала, чтобы не нагрубить, – тихонько вздохнула Лика.

Вот уже без малого пятнадцать лет Лика мучилась с Виталием – однокурсником Натальи и Лики, то, уходя от него окончательно, то снова возвращаясь. Виталий жил на две семьи, разрываясь между женой и Ликой. Как это зачастую бывает, каждое его решение было окончательным, сменяясь месяца так через два – три на следующее окончательное. Вот так и бегали эти несчастные по замкнутому кругу годами, движимые противоречивыми чувствами – сомнениями, злобой, ненавистью, любовью. Наталья старалась в эти их противоестественные отношения не вмешиваться – без нее проблем хватало.

– Представляешь, какая сволочь, – у Виталия как раз был период пылкой любви к жене, – ну, скажи, вот чего ему не хватает, – завела заезженную пластинку Лика.

Наталья промолчала, не хотелось заводить по новой этот бессмысленный, осточертевший за пятнадцать лет разговор. Но, Лика, видимо, ждала ответа, выжидательно глядя на подругу.

– Лика, давай не будем, ну, сколько можно, – горестно посмотрела на нее Наталья.

Лика, явно обидевшись, поджала губы и отвернулась.

– Расскажи лучше, какие планы на Новый год.

– Ой, даже не знаю. Двадцать восьмого числа у нас корпоратив, – оживилась Лика. – А на сам Новый Год – еще не знаю. Дома, наверное, может, Сергей придет. – Она внимательно наблюдала за реакцией Натальи на имя брата. Но, к ее сожалению, реакции не последовало. – А вы что планируете?

– Да, только вернулись, еще не думали, – отозвалась Наталья.

Глава 5

Из кухни доносились аппетитные ароматы подходившей в духовке выпечки, щекоча ноздри расслабленно раскинувшегося на истерзанной кровати Максима. Не выдержав, он вскочил, оделся и пошел на запах. В солнечном свете, проникавшем в окно, Машенькины кудри пылали расплавленным золотом, вызвав восхищение благодушно настроенного Максима. Он тихо подкрался и, обняв Машеньку сзади, поцеловал бушевавшие локоны.

– Как пахнет, – потянул он наполненный ароматами воздух кухни. – Что ты там вкусненькое готовишь?

– Потерпи немного, сейчас увидишь, – улыбнулась Машенька.

Заварив крепкий чай и вынув томившиеся в духовке фирменные пирожки с разными начинками, Машенька села напротив Максима, рассеянно наблюдая за быстро исчезающей выпечкой. Ее мозг работал как компьютер, вычисляя различные комбинации завоевания Максима. Она прекрасно понимала, что, несмотря на максимум приложенных усилий, ее тщательно сработанный план не принес никаких результатов. Максим был так же далеко, как и в самом начале их отношений. Да, ему с ней было хорошо, она вытворяла акробатические трюки в постели, да, он с удовольствием поглощал приготовленные ее руками блюда, но о том, чтобы уйти от Натальи к ней, разговор еще ни разу не заходил, что приводило Машеньку в бешенство. Будучи натурой вспыльчивой и невыдержанной, Машенька осознавала, что ее терпения надолго не хватит, а Максима можно «взять» только терпением и покладистостью, которыми Машенька ни в коей мере не обладала.

– Как вкусно, – Максим щурился как сытый кот.

Машенька машинально улыбнулась, не прекращая напряженной умственной работы, так ей несвойственной.

– О чем задумался мой котенок? – засюсюкал Максим.

– Да так, ни о чем, – вздохнула Машенька.

– Что-то случилось? – напрягся Максим, мгновенно сменив тон.

– Да нет, ничего страшного, – отвернулась Машенька.

– Машенька, – повысил голос Максим. – Я хочу знать. Потупив тщательно подведенные глазки, она молчала.

– Маша, – Максим порывался встать. – Что-то не так с ним, да?

Максим избегал называть Ивана по имени, произнося исключительно «он». Он даже сам не смог бы объяснить почему, ни ревность, ни угрызения совести его никогда не посещали. Просто Максим считал, что так как-то деликатнее, что ли, чем называть соперника по имени.