– Меня зовут Люминиция, – сказала первая девушка.
– А меня Архелия, – сообщила вторая.
– Меня Радосвета, – улыбнулась третья.
– А меня Франческа, – развела руками четвёртая.
Таус почесал затылок. Он немного освоился и уже не так смущался при виде четырёх девушек в полупрозрачных одеяниях и с ужасающе светящейся зеленоватым кожей. Правда, ноги всё равно немного тряслись. Имена русалок тоже немного привели его в замешательство. Он тут же половину забыл, а половину перепутал, но утешал себя тем, что любой на его месте поступил бы так же: забыл и перепутал бы.
Ноги, собственно, тряслись не от испуга и даже не от неожиданности, хотя повстречать за углом Мрачной Таверны четырёх русалок – событие не совсем обыденное. Но забираться на крутую гору с велосипедом на плече оказалось трудновато. Путь до Чудесной горы и первая половина крутой тропинки вверх были терпимы. Потом пришлось спешиться: показывать, какой он сильный, было некому.
Таус поднялся на гору, напевая сбитым голосом песенку про четырнадцать французских морячков, собрался было заглянуть в таверну, но тут где-то за углом раздался смех, любопытство пересилило, он оседлал велосипед и выехал на задний двор строения. И остановился как вкопанный. На пустынной вечерней площадке четыре зелёные девушки ловили кота и звонко смеялись.
Тихо-тихо, чтобы не разрушить очарования благородного безумия ситуации, Таус спешился, прислонил велосипед к неровной стене и присел в тени, любуясь русалками. Одежды их были потрясающе притягательными: почти полностью прозрачными, но тем не менее не дающими никакого намёка на то, что под ними скрывается. Распущенные тёмные волосы, венки из диковинных цветов, ожерелья и браслеты, развевающиеся ленты в волосах, матовые сандалии и тонкие цветочные узоры на лицах – праздник Томария был в самом разгаре. Семь тёплых дней, которые осень отпускала жителям городка, всегда праздновались с большим размахом. Жгли костры, запускали птиц с привязанными записками, пекли фрукты на огне и выбирали женихов и невест с завязанными глазами, танцевали в полночь при свете бумажных фонариков, а смелые купались, потому что вода в эти дни снова становилась чуть теплее, а главное – дарила силу любви, поэтому кое-кто из молодёжи старался провести в заводях Нум-Хет побольше времени. Что, правда, чаще приводило не к победам в постели, а к постельному режиму и компрессам.
Об этом Таус старался не вспоминать: как-то он с разбегу нырнул в реку, а выскочил как ошпаренный под смех приятелей: вода показалась обжигающе ледяной. Да ещё какая-то мелкая рыбёшка, очевидно, с испуга царапнула его зубастой пастью за ногу. След кровавый тянулся по сырой траве до тех пор, пока одна из подруг не увидела и не бросилась на помощь.
Девушки, переодетые русалками, вскоре заметили молодого человека, впятером они быстро изловили кота, привязали ему голубой и розовый банты на шею, а потом как-то само собой произошло знакомство. Таус гадал, как русалок зовут на самом деле: голоса как минимум двоих были ему очень знакомы, но девушки так разукрасились, что узнать их было невозможно.
Минут через пять, ведя бедного кота на поводке, они одновременно с весёлым шумом протиснулись в двери таверны, причём как молодой человек ни старался проявить галантность, пропуская девушек вперёд, ему не дали, и он очутился в самом центре, со шляпой на одно ухо и с намотанным вокруг запястья поводком. Хозяин с приклеенным носом размером с баклажан (и такого же цвета) провёл их к только что освободившемуся столику, принёс дымящуюся картошку с грибами и пенящийся «аламур», солоноватый бодрящий напиток, который отлично утолял жажду, но которым нельзя было напиться. И ещё официантка в костюме феи с Кельских озёр принесла зелени, сладкой редьки и целый горшок сочных ягод. Она тут же убежала к другим посетителям, а Таус проводил её стройную фигуру в струящемся платье долгим взглядом, за что получил веером по уху от одной из соседок-русалок, которая наставительно произнесла:
– Мне кажется, и тут есть на кого полюбоваться.
Под взрывы смеха молодой человек пытался угадать, кто из них кто. Одна из девушек (кажется, Люминиция) уж слишком напоминала Талину молчаливой таинственностью и тонкими чертами разрисованного лица, а вот у второй (Архелия?) он заметил на тыльной стороне ладони крошечный шрам, вроде бы как у Юмиллы. Но вот голос был не её… Кажется. Её голос был у другой, у Радосветы. Сколько он ни вглядывался в лицо Франчески, так и не смог даже догадок построить, правда, за слишком пристальный взгляд получил меткое попадание ягодой прямо в лоб. Остальным девушкам эта затея понравилась, и Таус вынужден был спасаться под столом. Кот меж тем забрался на стол и вдумчиво поедал картошку с грибами, уже не обращая внимания на свои бантики.
После таверны все вместе отправились в Дворец Белых Облаков, огромное здание, в котором карнавал только начинался, но уже были сотни танцующих и веселящихся. Девушки уединились в своём углу, явно что-то замышляя, а Таус с котом под мышкой, сытым и поэтому послушным, прогуливался по внутреннему балкону третьего этажа, откуда хорошо просматривался этаж первый: перекрытия между этажами были построены не везде. Он углядел, что девушка, которая показалась ему похожей на Юмиллу, вынула телефон и стала писать кому-то сообщения. Это навело его на мысль тоже написать ей. Без особых изысков он, придерживая сонного и поэтому желеобразного кота, одной рукой напечатал: «Ты сегодня прекрасно выглядишь». И отправил Юмилле.
Юмилла, по случаю небольшой температуры решившая пропустить празднование первой ночи Томарии и сидевшая в этот момент дома, с некоторым удивлением прочитала послание, критично себя оглядела (толстый вязаный свитер, плед до подбородка, пуховый платок на шее, вязаные носочки и кружка чая), нашла себя и в самом деле недурной и в ответе поблагодарила молодого человека и спросила, как у него настроение.
Таус, наблюдая за наряженной девушкой, не расстающейся с телефоном, увлёкся и написал Юмилле не меньше дюжины проникновенных сообщений, на которые получил довольно тёплые ответы. Девушка дома скучала, и ласковые слова Тауса немного развлекли её. Довольно быстро она поняла, в чём дело, и написала сестре, нет ли где-то неподалёку Тауса. Юнитта тут же позвонила и, смеясь, рассказала, как молодой человек всеми правдами и неправдами пытался выяснить, кто есть кто, а потом сел рядом с Аймари, очевидно, приняв её за Юмиллу, и делал большие успехи в дипломатическом искусстве, а теперь вот стоит на балконе и кому-то пишет со сверхсветовой скоростью. Решено было пока ни в чём не признаваться Таусу: зачем разрушать сказку?
Внезапно молодой человек вспомнил, что велосипед он оставил ещё у таверны, а потом, слегка ослеплённый очарованием ночных русалок, совсем забыл про него. Он спустился на первый этаж, отпустил на волю кота, незаметно (как ему показалось) прокрался к выходу и припустил через площадь Акаций, освещённую малиновыми фонариками. По площади гуляли парочки и компании наряженных подростков, звучала музыка, но Таусу эта романтика почему-то не казалась близкой.
У таверны стоял старичок Хадоке и задумчиво тёр подбородок, глядя на велосипед – он вообще питал к ним страсть. Хадоке был очень честным человеком, но все знали, что если он где-то поблизости, велосипеды лучше не оставлять без присмотра. Он с некоторым разочарованием поглядел, как Таус седлает велосипед, и пояснил, что захотелось прогуляться, вот он и оказался у таверны. Таус же подозревал, что на самом деле старичка привлёк запах свежесмазанной цепи.
Минуты две Таус, откатившись на безопасное расстояние, раздумывал, поехать ли снова во Дворец или вернуться домой: глаза уже слипались, да и время было около трёх часов ночи. Разум возобладал, кинув спасительную мысль, что девушкам всё равно не до него, и через полчаса молодой человек уже смотрел седьмой сон.
Наутро он услышал за дверью требовательное мяуканье. Кот, кормленый им ночью досыта, каким-то чудом нашёл путь к дому Тауса и теперь сидел под дверью и внимательно глядел на изумлённого молодого человека. «Ничего себе, а говорят, коты не преданные животные», – неторопливо размышлял Таус, оценивая содержимое холодильника. Кот удостоился сосиски с хлебом, после чего благодарно лёг посреди комнаты, где было пятно осеннего солнца, и, зажмурившись, всем своим видом дал понять, что теперь это его законная обитель. Молодой человек, собственно, не возражал.
Позавтракав сам, он отправился по магазинам и едва ли не столкнулся нос к носу с Юмиллой, спешившей с письмами на почту.
– Привет, – сказала она ему, чуть смущённо улыбнувшись. – Спасибо за вчерашние слова, было очень приятно, и совершенно ничего страшного, что в третьем часу ночи. Я всё равно сидела дома и скучала, так что было очень мило с твоей стороны.
– Как сидела дома? Привет, – сглотнув, после паузы опомнился Таус.
Девушка рассмеялась:
– Ну я не виновата, что мы с Аймари так похожи.
Таус залился краской и в полном смущении потёр лоб ладонью.
– Прости. Я думал, это ты…
– Ничего страшного, – сказала Юмилла. – Я же говорю: мне было очень приятно. Проводишь меня до почты?
– Конечно! – воскликнул Таус чуть громче, чем хотел, снова смутился, и чтобы этого не показать, крепко взял девушку за руку, и они пошли рядом.
– Дальше я сама, это надолго, – сказала Юмилла у здания почтамта и испарилась.
Таус вздохнул, зашёл в магазин, набрал еды себе, коту и ещё на всякий случай, обнаружил, что оставил деньги дома, бережно разложил продукты по местам и пошёл за деньгами. На второй раз поход оказался удачнее; наконец, ближе к обеду Таус отправился на работу. Ещё полмесяца назад он твёрдо решил уехать из городка в столицу, но добрый рок помешал этому: молодой человек встретил своего друга, Ормана, который пригласил его работать к себе в студию. Таким образом была найдена совершенно уважительная причина не терять Юмиллу из поля зрения.
Девушка отправила письма и прислушалась к себе. Организм вынужден был признаться, что уже почти здоров: Юмилла предпочитала не затягивать с болезнями, и на простуду отводила себе от силы дня три, потому что жалко было времени, приведённого в обнимку с градусником и лимонным настоями.
Она зашла в «Мелодии ветра», где её с радостью встретила вся женская часть персонала и, перебивая друг друга, начала рассказывать о первой ночи Томарии. Особое внимание, конечно, было уделено молодому человеку с велосипедом и котом.
Девушки рассказали Юмилле, что на завтрашний день планируется увеселительное мероприятие «Бал глиняных горшочков»: Джалан-руми приглашает всех официанток и работниц кафе как почётных гостей, а сам будет приносить заказы и вообще исполнять обязанности девушек.
– Надо обязательно попросить его надеть кружевной передничек, – серьёзно сказала Талина.
– А я ему ленточки в волосах заплету, – мечтательно произнесла Аймари, розовея от смеха.
– Аймари! – укоризненно сказала Эмегильда. – Ты же собиралась со своим кавалером прийти. Какие уж тут ленточки?
– Как какие, розовые, конечно, – поддержала подруг Юмилла.
…Через час она неторопливо шла по аллее Осеннего цветения, подбрасывая носком туфель обесцвеченные листья, улыбалась сама себе и думала, как здорово, когда от смеха болят щёки. Где-то в заводях мыслей пушистыми снежинками падали воспоминания о ночных посланиях, об уютном пледе; вспоминались приятные фразы на разных языках – в качестве упражнений девушке нравилось придумывать комплименты на разных языках.
Юмилла увидела фиолетовый лист, наклонилась и подняла его. Цвет был необычный, а лист – словно вырезанный из ветхой бумаги. По черенку листа полз крошечный жук с синеватой спинкой. Девушка подумала, что видела таких много раз, но до сих пор не знает, как они называются. Жук обиделся, взмахнул крылышками и исчез. Тогда Юмилла набрала целый букет разноцветных листьев, стараясь, чтобы оттенки не повторялись. Короткое пальто в разноцветную клетку, тёмно-зелёные брюки, радужный букет и символический зелёный берет – посреди океана осени девушка казалась островком хорошего настроения и радости. Хотелось улыбаться, подарить кому-то своё настроение в цветной упаковке, смотреть, как этот кто-то развязывает ленты, разворачивает хрустящую упаковочную бумагу слой за слоем, а внутри сияет что-то очень-очень радостное.
Девушка достала телефон, подумала пару мгновений и отправила Таусу сообщение: согласен ли он принять участие в празднике, который готовится завтра в «Мелодиях ветра». И если да, то она торжественно приглашает его на «Бал глиняных горшочков».
Ответ был коротким: «Да». И семнадцать восклицательных знаков.
3 ноября 2009