Девушка достала тяжёлый том и присела на перекладине, держа во второй руке гроздь рябины. Устроилась поудобнее и раскрыла его на коленях. Лестница была ветхая и слишком уж длинная, в раскрытую дверцу чердака задувал ветер и летели мелкие капли дождя, и колени мёрзли, но любопытство, конечно, было сильнее. А рябину просто жалко было выкинуть: ягоды были крепкие и почти красные, очень красивые.
Когда заметно стемнело, она опомнилась, стащила несколько книг вниз, убрала лестницу на место и в несколько заходов спустилась. В кафе была смена Талины, худенькой молчаливой девушки с грустными глазами, а дом был, как водится, пуст, так что Юмилла была предоставлена сама себе.
За своим столом она устроилась более чем уютно: чашка чая с коричными печеньями, кисти рябины, четыре огромные книги с чердака, плед. Девушка подвинула кресло к столу, забралась в него с ногами и принялась за чтение.
В название первой она влюбилась, ещё стоя на шаткой лесенке и увлечённо потроша залежи интересного, покрытого древней паутиной. «Книга заклятий Голубой страны Северных эрлангов». Она открыла том на первой попавшейся странице, прочитала первый абзац:
«Когда рак на Кардиффской горе, плотоядно ухмыляясь, три раза свистнет, засунув в рот два пальца, остерегайтесь: по древнешотландским верованиям, если вы в этот момент стоите левым боком к обнажённой блондинке, теребящей в руке спелый трилистник, и почёсыватесь правой рукой за левым ухом, а из кармана у вас торчит паспорт образца 1963 года, то обязательно либо горячую воду отключат, либо лунное затмение над Канадой будет. Или дождь пойдёт во время свидания. На всякий случай носите с собой кусок чёрного хлеба, натёртый чесноком, и порванную пополам фотографию Дженнифер Лопес, тогда все несчастья вас обойдут стороной».
Девушка отложила книгу на сладкое и сейчас открыла её снова. Оторваться оказалось невозможно, пока в прихожей не застучали по полу когти радостного Нарумы. Юмилла взглянула на полупустую чашку холодного чая, улыбнулась тому, что так увлеклась, и отправилась встречать домашних.
Её ждала приятная неожиданность: вместе с родителями домой зашла и старшая сестра Юнитта, которая в этом году заканчивала Эминарскую школу декоративных мастеров.
Мокрая, но весёлая Юнитта расцеловала сестрёнку, вручила ей зонт, сумку, этюдник и папку с набросками, всё мокрое и блестящее.
– Ты разрушитель уюта, – сообщила ей Юмилла, улыбаясь. Она не видела сестру три недели, но уже соскучилась.
– Кому-то же надо его разрушать, – пояснила Юнитта. – Кто придумал занятия в октябре, неясно. Если я узнаю, то он разочаруется в жизни. – Она аккуратно, двумя пальцами, стащила тяжёлые от сырости сапоги и поставила их в тёмный уголок.
– Воинственная. Я на чердаке такие книжки нашла! Тебе понравятся.
– Сейчас, я хотя бы умоюсь, ладно?
– Разрешаю.
После ужина Юмилла показала сестре свои сокровища, а потом стала разбирать наброски, которые та привезла с собой на выходные. Среди прочих был вид на Нум-Хет сверху: вода, внешне спокойная, неширокой полоской лежала глубоко внизу, и акварельный набросок вызвал в сердце Юмиллы какое-то странное щемящее чувство. На мгновение ей показалось, словно она опять сидит на уступе, а под ногами пустота, куда летят обломки моста. Юнитта заметила, что девушка остановилась глазами на акварели, и сказала:
– Я чуть с ума не сошла, когда узнала. Я понимаю, что ты искатель приключений, но не до такой же степени.
Она принесла по куску пирога и вручила один сестре. Юмилла тут же откусила добрую треть и счастливо улыбнулась.
– Как хорошо сидеть дома, – невнятно сказала она. – Когда твёрдая почва под ногами.
– Это да. – Юнитта достала из сумки пакет и протянула сестре. – Это тебе. От меня.
– Ой. – Юмилла тут же отложила пирог, раскрыла пакет и вынула оттуда бумажный свёрток. Развернула и достала оттуда ещё один пакет, расписанный цветами. А из него – небольшую коробку. В ней оказалась завёрнутая в подарочную бумагу ещё одна коробка поменьше. – Ты издеваешься?
– Конечно, – кивнула Юнитта.
Юмилла раскрыла коробку, достала оттуда что-то тяжёлое, умещавшееся на ладони и туго затянутое в цветастый кусок ткани.
– Юни, ты с ума сошла. – Она прекрасно поняла, что внутри, и бережно развернула свёрток. Внутри оказалась безумно дорогая чернильница из набора для каллиграфии, о котором девушка мечтала последние полгода. Юмилла села на колени, рассматривая сокровище на свет, а сестра с улыбкой вручила ей остальное – длинное перо и коробочку с мелочами: сменными пёрышками, камнем для заточки, тканью для рук, подставками для запястий и бог весть чем ещё.
– Ты, конечно, не догадываешься, – произнесла Юмилла тихим голосом, – но я тебя люблю.
Юнитта поцеловала сестру в макушку и сказала:
– А теперь пойдём ужинать.
Через пару дней Юнитта снова уехала в Эминар. Юмилла с утра пораньше проводила её и сразу отправилась на работу: утренние смены она любила не меньше вечерних.
Пышная Эмегильда уже пекла пироги. Кафе было наполнено потрясающими запахами – девушка почувствовала их уже у рощи.
– Привет, Юми!
– Привет, Эме! Как дела?
– Дела вкусно. Попробуй.
– С удовольствием.
Юмилла никогда не боялась поправиться, работая в кафе, поэтому никогда не поправлялась. Из работающих в кафе девушек и женщин ей не завидовала только Талина, которая, если чего и боялась, так это ещё больше похудеть, а потому тоже любила компанию Эмегильды.
Девушка налила чёрного чаю со вкусом земляники и сливок, с удовольствием потянулась, глядя в единственное огромное окно в кафе, и с аппетитом позавтракала. Вскоре пришёл традиционный дядюшка Иэн, приподнял шляпу, основательно сел на место и тут же заполонил стол газетами. Юмилла принесла ему кофе и пирог с клубничным джемом. Шляпа дядюшки Иэна, которая была знакома девушке вот уже года четыре, покоилась на спинке соседнего стула. Она тоже излучала основательность и верность традициям. Газеты были, как заметила Юмилла, сразу на нескольких языках, но те, что на английском и на арабском, дядюшка Иэн просматривал скорее для солидности, не особо вникая в текст. Иначе бы он не держал арабскую газету вверх ногами.
Девушка взглянула на часы: ещё две минуты. И действительно, прошла всего пара минут, раздался характерный деревянный стук, и в кафе, потирая ушибленный лоб и на ходу изящно распрямляясь, вошёл Райдо, длинный и нескладный, в клетчатом костюме и с портфелем. Он тоже был носителем традиций. Он сложно поздоровался с Юмиллой, поклонился дядюшке Иэну, в ответ на что тот привстал и дружелюбно помахал куском пирога. Наконец, подобравшись, Райдо добрался до своего места, аккуратно сел, поднял упавший стул и на время затих.
– Традиционно? – спросила его девушка с улыбкой.
Райдо, рдея, кивнул. Юмилла принесла ему яблочное желе, плетёные пирожки с капустой, несколько пончиков и большую чашку горячего шоколада. Глаза посетителя излучали вселенскую благодарность.
В кафе с утра пораньше также забежали две школьницы, явно прогуливающие физкультуру, краснощёкие от прохладного воздуха. Они тоже заказали по чашке шоколада и по сдобной пышке. Юмилла положила им на поднос по освежающему леденцу и насыпала маленьких марципановых печений за счёт заведения. Девочки с благодарностью улыбнулись.
Юмилла налила в графины свежей воды и поставила на столы дядюшке Иэну, долговязому Райдо и школьницам, принесла узкие длинные стаканы и поставила новые салфетки. Ей всегда нравилось, что такие мелочи создают уют и ощущение дома.
Солнце тем временем поднималось всё выше и уже начало заглядывать в окно. Девушка спустила несколько полосок расписных занавесок «тансан», так что часть рисунка – озеро, горы и летящие птицы – показалась, а остальная часть осталась скрытой на полосках, свёрнутых сверху. Солнце перестало с таким напором ломиться в кафе, с сожалением разбросав по полу только несколько пятен. Хозяин кафе каждые два-три месяца заказывал «тансан» с новым рисунком, поэтому они не успевали надоесть.
Колокольчик снова зазвенел, дверь растворилась, и проход заполнил собой масштабный мужчина в тёмной хламиде, огромных сапогах и с мешком, в котором едва распознавался дорожный саквояж. Он ещё некоторое время деловито топтался на пороге, сбивая грязь с сапог, потом осторожно, по стеночке, едва не смахнув картину, прокрался на место в уголке, устроил саквояж у ног, а широкополую шляпу, вытянутую вверх настолько, что она стала напоминать вязаный носок, приладил на соседний стул. Юмилла обожала наблюдать за посетителями, которых только «персонажами» и можно было назвать. Она снова пообещала себе заняться зарисовками, чтобы не забывать таких забавных посетителей. Захватив кувшин с водой, она принесла новому посетителю меню. Он долго листал вощёные страницы гигантскими пальцами, ерошил волосы, вздыхал и искоса поглядывал на Юмиллу. Она снова подошла к нему:
– Вам помочь, руми?
Он с облегчением кивнул. Девушка предложила ему крепкий кофе со сливками (работницы кафе называли его крестьянским, потому что он очень бодрил и обладал простым, но привлекательным вкусом), рогалики с яблочным вареньем, пирог с грибами и луком и пару греттингентских колбасок. Очевидно, он согласился бы со всем, что ему предложили; через несколько минут Юмилла принесла ему большой поднос с приземистыми чашечками, на которые он взглянул с явным одобрением. Специально для него вместо стакана для воды девушка поставила на поднос большую прозрачную чашку. Мистер Гора немного расслабился, в честь чего чуть не опрокинул кувшин, поймал его на лету, водрузил на место и, затаившись, быстро взглянул на девушку, которая сделала вид, что ничего не заметила. Школьницы исподволь наблюдали за ним и сдержанно хихикали. Дядюшка Иэн улыбался в усы, но это можно было принять за добродушную улыбку по поводу очередной утки в газете.
Юмилла ещё раз оглядела посетителей, вышла на улицу и улыбнулась солнцу, которое, несмотря на прохладную погоду, делало всё возможное, чтобы обогреть окрестности. Было ужасно приятно стоять, подставив лицо лучам солнца, ощущать, как под короткие рукава заползают мурашки, и от этого контраста ещё больше любить мир вокруг. Девушка вернулась в кафе, подала счёт и пару спелых яблок мистеру Горе, записала на счета постоянных посетителей (они обычно расплачивались раза два в месяц) и приняла горку монет от девочек. Через несколько минут кафе опустело: последним его покинул массивный посетитель, рассыпающийся в невнятных благодарностях и с тайным обожанием поглядывающий из-под шляпы на Юмиллу.
Она прибрала столики, села и развернула свежие газеты, которые часто оставлял после себя дядюшка Иэн. В одной из них прочитала, что строительство Эминарской высшей школы уже начато. Это её порадовало, хотя она к школе не имела уже никакого отношения. Словно услышав её мысли, прислала сообщение однокурсница Танука, поздравила с первым понедельником на этой неделе, пожелала семнадцать миллионов улыбок и задала пару вопросов по грамматике родного языка: готовилась поступать в Школу дипломатии. В её головке всегда витали улыбки, лепестки роз, хороводы мальчиков и модная музыка, так что её выбор всех удивил. Юмилла подробно написала ответ и приложила фотографию цветов, стоявших на столе.
Всё очарование утра разрушил следующий посетитель, молодой человек с тонкими красными губами и нарочито аккуратным воротничком. Юмилла сдержанно пожелала ему доброго утра, принесла меню, он выбрал чуть ли не первое попавшееся, развалился на стуле, сев так, чтобы глядеть на девушку, и стал лениво поглощать мороженое. Не доев, он повёл целенаправленную атаку, отпустив не слишком скромный комплимент по поводу груди Юмиллы. Девушка и сама прекрасно знала о своих достоинствах, но комплимент прозвучал уж слишком липко, и она лишь улыбнулась с показным равнодушием. Потом последовали похвалы причёске и ногам девушки. Когда и это не подействовало, молодой человек стал рассуждать о последних веяниях моды и новых автомобилях, вскользь упомянув, что собирается купить «Аквамарию» этого года выпуска и небесного цвета. В каждом слове его звучало бескорыстное восхищение самим собой, безграничное уважение к своей персоне и трепетное осознание собственной неотразимости. Девушке захотелось на свежий воздух: так бывает, когда начинает тошнить.
Ситуацию спас хозяин, неожиданно нагрянувший и внёсший с собой аромат мокрой земли, свежего воздуха и осенних яблок. Джалан-руми прямо направился к молодому человеку, упёр могучие руки в его столик и доброжелательно посмотрел тому в глаза. Посетитель понимающе кивнул и, забыв одну перчатку, испарился.
– Спасибо, – произнесла Юмилла. – Думала, не дождусь, пока он исчезнет.
– Есть здесь такие, да. Добрейшего дня тебе, Юми.
– И вам не хворать, Джалан-руми, хотя вам это ещё лет сто не грозит.
– Уж чего, а льстить ты умеешь, – хозяин всё же расплылся в улыбке, став похожим одновременно и на Мартовского, и на Чеширского котов. Он придирчиво подошёл к «тансан», протянул было руку к шнуру, опускающему полоски занавесок, но передумал. Всё и так было хорошо. Потирая руки и нос одновременно (Юмилла только за ним знала такое умение), он бегло проверил счета, осмотрел запасы продуктов, поскрёб в затылке и вдумчиво опорожнил кувшин с водой.
– Неси вахту дальше, – наконец, сказал он и покинул кафе.
Девушка улыбнулась, подошла к окну и долго-долго любовалась мягким красно-жёлтым ожерельем деревьев рощицы.
Вскоре пришла Талина, деликатный звук каблуков которой напомнил пустынные коридоры осенней школы, когда было так приятно прогуливать пары вместе с подругами. Талина принесла венок из скрупулёзно чередующихся разноцветных листьев, и не меняя задумчивого выражения лица, водрузила его на голову Юмилле.
– Поздравляю тебя с успешным окончанием смены, – невыразимо серьёзно сказала она.
Виновница торжества рассмеялась. У Талины тоже дрогнули уголки губ: это бывало редко и по значимости приравнивалось к выпадению снега в Сахаре. Подруги посидели немного вдвоём за столиком, обсудив новости мирового масштаба, и Юмилла отправилась домой, разбрасывая носками туфлей листья.
6 октября 2009