Время порою летит так, что едва успеваешь рассмотреть десятую часть мелькающих перед глазами картинок, но весна 1989 года тянулась долго.
Аркадий собирал бильярдный стол. Восемь ног и подстолье смонтированы, рядом аккуратно сложены шесть уже перетянутых бортов, на каркасе лежали пять каменных плит. Аркадий шпаклевал их автомобильной шпатлевкой.
Бильярдная еще не работала, но в пыльном, в побелке зале уже шла серьезная игра. Катали крупно, соперники одного возраста, за пятьдесят: Шатров, солидный мужчина, начальник крупного строительного треста, и Профессор – практически бомж, живущий в цирке. Бог дал ему необыкновенный бильярдный талант и, видимо, для равновесия, зависимость от алкоголя. Профессор мог за несколько дней выиграть четырехкомнатную квартиру в центре Москвы и через полгода проиграть ее в одну ночь.
Шатров всегда начинал в галстуке, заправляя его под рубашку, но, если начинались проблемы, снимал и бросал его куда попало.
На застеленном газетой стуле сидел Гнида, мерзкий тип, ничего не понимающий в бильярде. Казалось, основным предначертанием Гниды было сделать этот мир еще хуже. Перед Гнидой письменный стол, накрытый «Комсомольской правдой», бутылка армянского коньяка с тремя звездочками и нарезанный подсохший лимон на носовом платке. Профессор играл на деньги Гниды.
– Сколько играем? – спросил Шатров, снимая галстук.
Профессор посмотрел на часы через очки с толстенными круглыми линзами, похожими на увеличительные стекла от лупы.
– Так… Мы играем с десяти вечера, сейчас почти пять утра. Семь часов. Ну давай удвоим, пошел по пятьсот?
Шатров достал из портфеля почти пустую бутылку водки, допил из горла.
– Три партии по пятьсот и заканчиваем. Я сейчас имею полторы.
– Василич, иди выпей коньяка, – позвал Гнида.
– Не хочу коньяк, у меня водка есть еще.
На самом деле Шатров отказался, потому что хватало свидетелей того, как после угощения Гниды у играющего через полчаса начинали отказывать ноги, переставала соображать голова и напрочь пустел кошелек.
Через несколько месяцев Гниду убьет дезертир, сбежавший из Советской Армии и скрывавшийся полгода у него дома. Убьет зверски, с какой-то необъяснимой жестокостью и пытками.
Они играли, а Аркадий продолжал собирать стол.
В десять утра Аркадий закончил и подошел к играющим.
Профессор расставлял пирамиду.
– Играйте последнюю партию и пошли.
Шатров вновь сунулся в портфель за бутылкой, сделал пару глотков, достал кусок черного хлеба с салом, завернутый в салфетку и занюхал.
– Ну, тогда надо укрупнить и сыграть последние две партии.
– Нет, Василич, хорош, я спать.
– Аркадий, дай сыграть две партии – и всё. Я обещаю, что последние.
Аркадий только отмахнулся.
Они сыграли еще несколько «последних» партий. В два часа дня, когда последняя бутылка была допита, все собрались на выход.
– Василич, вы должны прислать мне кое-какую сумму.
Шатров доставал кием галстук из-под бильярдного стола.
– Аркаш, ну ты сам видел, Профессор отбился, у нас вышло по нулям, что я тебе могу прислать?
– Меня мало волнует, кто у вас отбился, я у тебя в займы не прошу. Вы играли на моем столе пятнадцать часов – гоните хотя бы двадцать рублей.
– Аркадий, ну ты же нас знаешь, занесем, когда откроешься.
– Знаю, конечно. Ну ладно, оставлю я вас еще хоть раз. Пошли.
Аркадий ждал, когда из бильярдной выйдет пьяный Гнида.
– Ну, ты не прав, парень.
Аркадий ему не ответил, а только зло посмотрел.