Осознание пришло сразу. Не нужно было этого делать. Зачем я здесь, зачем так легко отказалась от спокойной жизни жены военного врача, где я? Нас встретили родители, но совсем недавно в семье произошла трагедия, рассказывать о которой тяжело. Я не узнаю маму, у нее никогда не было такого лица. Нас ставят перед фактом – жить придется вместе, и мы остаемся. За три месяца отношения с родителями рассыпаются и больше никогда не будут прежними. Потом они уехали в Кирьят Ям, а мы сняли квартиру в Кирьят Элейзере. Чтобы прекратить поскорее повествование, которое меня тяготит, скажу одно. Родственники, которые толкнули нас к этому шагу – приехать в Израиль быстренько засобирались обратно, как то вышло так, что им было куда вернуться, а нам нет. Но забегаю вперед. Приехали, получили документы, пошли учиться ивриту. Муж в школу для ученых и врачей, я, в обычный ульпан. Младшему сыну Вове год, он не спит по ночам и ученица из меня никакая. А еще мне не нравится окружающая действительность, у меня на душе скребут коты и раздирают ее в клочья. Но мы здесь и нужно жить, как то привыкать. Поэтому учимся, муж в первую смену, а я во вторую, Вовку передаем с рук на руки. Появляются новые знакомые, намечаются друзья. Со мной за партой в ульпане Клара, почти ровесница мне, в России она работала учительницей, ей все нравится, она сионистка, знала куда ехала и зачем. Серьезно и старательно учится, к тому же встретила человека, порхает от счастья, он тоже новый репатриант, программист. Они упорно учились, боролись за свой социальный статус, за хорошую жизнь на своей исторической Родине. У Клары уже была девочка, чудесная, красивая и веселая и она приходила к нам в гости с дочкой, и мы разговаривали, пили чай, и нам всем, становилось легче от общения и казалось, что все наладится. Потом как то в карусели последующих лет мы не встречались с Кларой. И перед нашим возвращением в 2013 году оказалось, что ее вторая дочка и мой третий ребенок Матвей учатся в одной школе. Мы разговорились, и я поняла, что, несмотря на то, что Клара работает учительницей, а муж программистом семья не сводит концы с концами. «Каждый раз, когда приходит зарплата, я плачу» сказала она. Чтобы хоть как то облегчить финансовое положение семьи они моют подъезды и тут же, я увидела ее мужа – программиста, который направлялся к нам, стоящим возле школы на тротуаре. Пожилой уже мужик шел с ведром в одной руке и шваброй в другой. А еще, рассказала Клара, что ее старшая дочка, та самая красивая и веселая девчушка в страшной депрессии никуда не ходит, бросила школу и лежит целыми днями. Иногда я читаю на форумах о сладкой жизни программистов в Израиле. Может, кто и устроился удачно, но поверьте, везет не всем. Все в основном топчутся возле обычного минимума. А этого ни на что не хватает.
Моя первая работа – горничная в гостинице Дан – Панорама. Восемнадцатиэтажная свечка на вершине горы Кармель. Оформляют на работу, дают подписать документ, где я обязуюсь не домогаться клиентов-постояльцев, наряжают в голубое платье, красивый белый передник и шапочку. В восемь утра начинается смена. Нас много молодых женщин, ждущих распоряжений. Ко мне подходит самая настоящая красотка, и говорит: « Нет работы и это не работа». Это моя будущая подруга Галка. А тогда я подумала, что это конкурентка хочет меня напугать. Впрочем, вскоре все стало ясно. Это была не работа. Это была каторга. Я вообще не подозревала, что такое может быть. Первый же день поверг меня в шок. Тебе дают объем работы, который невозможно выполнить. Поэтому, несмотря на то, что смена с восьми утра до трех дня, никто раньше девяти вечера оттуда не уходил. Да, мы проводили карточку, но там как то было устроено, что, во сколько бы мы не уходили, приборчик сообщал, что уходим, не перерабатывая, в три часа дня. Каждой из нас давалось количество номеров, которые нужно убрать. Среди них были номера, где люди уже проживают и были такие, которые нужно подготовить к заселению. Их называли чеки. Допустим, дается тебе на чек сорок минут. Но какой объем работы! Прежде чем пылесосить кровать, ставь на попа, а вы можете представить, какая кровать в пятизвездочном отеле! Заправка кровати это отдельная история, уборка санузла. Я убираю, иду в следующий номер, а следом заходят две проверяющие. Вдвоем поднимают кровать, смотрят как пропылесосила, чтобы проверить как вымыта ванна и кафель, включают душ и направляют струю на кафельные стены – хоть одна капелька задержалась на плитке – возвращайся все переделывай. И это без конца- возвращайся, переделывай. Помню, собрали нас на пятиминутку, я на девок смотрю, Бог мой! Загнанные лошади так не выглядят. Красные, пот бежит по лицам, изможденные, страшные. Это и есть лучшая жизнь, за которой мы приехали? Именно тогда я впервые задала себе этот вопрос. Я приходила домой, у мужа тогда еще продолжалась студенческая жизнь, дома товарищи – Слава и Олег, понимала, что знаю уже больше, чем они. Через две недели мы с Галкой ушли из гостиницы. И пошли по Хайфе, искать работу. К слову о Галке. Золотая медалистка, до приезда в Израиль работала в налоговой. Муж уже удрал в Россию, на ней огромные долги. Когда нас с Галкой взяли в Дом престарелых уборщицами мы не поверили своему счастью. Сначала она устроилась, звонит: « Работа такая халява!». Халява заключалась в том, что уходили вовремя, делай свое дело добросовестно и будешь в порядке. Потом нас вдруг разделяют – меня оставляют в отделении где беспомощные старики, а ее переводят к самостоятельным. Там ее и начала домогаться начальница – пожилая лесбиянка. Стоило Галке пойти переодеваться эта Дафна тут как тут – какие у тебя сиськи, да какие губки, лезет руки тянет. Спасу никакого. Галка опять ищет работу. Пока не увольняясь. У нее есть жених – америкос. Она не любит его, но собирается использовать, чтобы свалить из Израиля. Едет к нему в гости по невестиной визе. Края, где она побывала? похожи на Пермь. «Дорога и лес. Зачем я здесь, если там, в Перми у меня точно такая же дорога и такой же лес?» – рассказывает Галка свои впечатления от посещения Канады. Жених жадной американской ментальности, подруга сделала все возможное, чтобы использовать этот шанс, уехать, но нет, не смогла. Она останется в Израиле, уцепится за какой – то дом для детей – аутистов, замуж не выйдет, детей не родит. Но хоть не надрывается, живет на съеме. «Я только собиралась уезжать в Израиль, а мое место уже заняли» – рассказывала как то подруга. Почему же уехала? И почему не вернулась? Почему ты и многие другие позволили прочно зацементировать в своих мозгах мысль, что здесь другой уровень жизни. Намного выше, чем в Союзе (в Израиле до сих пор можно услышать, как Россию называют Союзом), что здесь продвинутая и прогрессивная страна, а Россия это бесперспективная и отсталая, и всегда таковой останется, что там жить невозможно, а тут, конечно, возможно, что только ради Израильской медицины стоит стерпеть многое. Ведь в России понятное дело никто тебя не вылечит, а здесь все наоборот. «Да как она смеет! Да кто она такая!». Уже слышу крики. И кто кричит? Да знаю кто. Из своих съемных, промозглых квартир кричат москвичи, питерцы, продавшие в девяностые за гроши свои отличные капитальные жилища, потерявшие в жизни все: нормальную работу, социальный статус, они не желают знать, что их Родина, настоящая, которая родила и вырастила их, медленно, но уверенно развивается и движется вперед. И что жить здесь не только можно, но и лучше, спокойней и радостней. Я слышу вопли владельцев счетов в банках, перед которыми красуется знак минуса, и проклятья тех, кто ничего не может изменить в своей жизни, до основанья разрушив ее. Медицина. Здесь нечего возразить. Красиво выглядит медицина в Израиле. Современные больницы, похожие на межгалактические станции, такие огромные, чистые, с автоматами готовой еды, напитками, кафэшками. Поликлиники, оборудованные по последнему слову техники, встречающие в самую невозможную жару прохладой огромных помещений. В конце девяностых, для нас это была просто другая планета. И казалось, что эта медицина может все. Однако это не так. И здесь умирают люди от болезней, так же, как и во всем мире. Самое главное, что я поняла относительно медицины того, или другого государства. Нет медицины, хорошей, или плохой. Только врач может быть хорошим или плохим. И в сверкающей, чистой больнице, выздоровеете вы, или нет, зависит не от качества и красоты мрамора в больничном коридоре, а от врача, который пришел вас лечить. А врачи, хорошие, или плохие, есть в любой системе. Но конечно, хорошо, когда вокруг заболевшего человека красиво, чисто, когда хватает лекарств и оборудования. Россия, надеюсь, тоже, когда – ни будь, поднимется, в плане нарядности медицинской действительности. Но сейчас, пока этого не произошло, у Российской медицины есть плюс, который перевесит любую сверкающую красоту больниц, развитых и успешных стран. У нас можно бесплатно вызвать скорую помощь. У нас врач приезжает к больному человеку на дом. Я намерена рассказать про то, как может поступить с человеком Система, в которой мы прожили почти четырнадцать лет, постараюсь все разложить по полочкам, может, кому и сгодится мой труд. Читайте, для этого и пишу. А пока вернемся в дом престарелых, где я мою полы.