Эпизод первый, в котором спасают сатану
Митенька пришел домой поздно.
– Не надо было ждать! – раздраженно бросил он маме. – Я уже взрослый!
Мама посмотрела на его розовые щеки, на которых кое-где пробивался черный пух, но промолчала и принялась разогревать обед.
Между тем Митенька посмотрелся в зеркало, потрогал круглый, еще детский животик и отказался обедать.
Мама только развела руками:
– Сынок, я же старалась… Очень трудно полноценно есть на мою пенсию.
Но Митенька был непреклонен. Тогда мама использовала последнее средство, которое всегда срабатывало:
– Но надо же спасать еду! – заметила она тихо.
Она вообще была тихой. Когда-то у нее был командный голос – давно, когда мама еще работала, и она легко управлялась с подрастающим ребенком. Но с тех пор, как она вышла на инвалидность, голос ее становился все тише и тише: пенсия словно придавливала к земле. А Митя все рос. И правда, очень трудно становилось обеспечить ему полноценное питание.
– Есть что спасать? – хмыкнул Митенька.
И мама поняла, что она его уже почти уговорила.
– Пюрешечка с маслицем, котлетки куриные, огурчик свежий – с дачи! – радостно засуетилась она.
Митя сел кушать, но нашел новый повод для недовольства:
– Чего ты смотришь на меня в упор? – сердито сказал он. – Это неприлично – смотреть, как я пережевываю пищу!
– Смотрю, какой у меня хороший сынок вырос, – солгала мама и отвела взгляд.
На самом деле она давно уже жила впроголодь. Пенсия не располагала. А Митенька не понимал – маленький еще.
«Ну, и слава богу, – думала мама, – что не понимает! Рано ему еще что-то понимать в нашей паршивой жизни!»
Но, видимо, Митя уже кое-что понимал, потому что на шее у него багровел засос. Мама провела по нему рукой, но ничего не сказала.
– Девчонки в школе соревнуются, кто больше засосов поставит, – смущенно буркнул Митенька. – Я уворачивался, но ничего не получилось.
И тут мамина рука наткнулась на какую-то цепочку на Митиной шее. У них дома давно не было никаких украшений, только крестики. Митин крестильный и ее были привязаны на веревочке.
Митенька отвел ее руку и одним махом доел пюрешку.
– Вкусненько было? – заискивающе спросила мама.
Митя снисходительно кивнул.
***
Они уже давно «спасали еду». Рожденная до Перестройки мама помнила то чувство, когда дома нечего есть. Она вообще не переносила, когда выбрасывали хлеб. Это въелось в сердце вместе с рассказами прабабушки о блокаде Ленинграда.
Они – мама и Митя – не страдали никакой дистрофией. Наоборот, у обоих было немного лишнего веса от калорийного питания – точнее, от привычки заменять мясное мучным.
Но Митенька вдруг озаботился своим весом. С каждым днем заставить его «спасать еду» становилось все труднее.
«У мальчика появилась своя жизнь, – соображала мама. – Возможно, девушка…»
Однажды Митя попросил у нее абонемент в фитнес-клуб.
– Мама, ну Ксюша же ходит на фитнес, как я ее оставлю? – вполне резонно заметил он.
И мама сделала то, чего никогда не делала, – позвонила папе. Они купили ему абонемент пополам.
Так, наконец, мама узнала, что существует Ксюша, и цепочка на шее – видимо, Ксюшин подарок.
***
У них никогда не закрывали дверь в ванной. Занавеска – этого было достаточно. И в этот раз Митенька мылся с незапертой дверью.
Мама зашла по хозяйству и замерла: на полочке у ванны лежала дареная цепочка – Митенька снял ее, пока мылся. Мама протянула руку, чтобы рассмотреть, и обмерла: на витой серебряной цепочке красовалась подвеска – перевернутая пентаграмма и маленький пистолетик.
Она осторожно положила цепочку на место и вышла из ванной.
«Не с кем посоветоваться, – думала она. – Это же знак сатаны! Может, его девушка – сатанистка?»
Весь день мама места себе не находила. Наконец она позвонила своей подруге – такой же старой, такой же никчемной.
– Застрелится сын, как пить дать! – вещала подруга. – Это неспроста – такое ярмо на шее!
Мама была в отчаянии. Как же? Сын – крещеный, здоровый ребенок! Да, он никогда не интересовался церковной жизнью. Но чтобы сатанист…
– Может, он не знает, что это знак сатаны? – растерянно спросила она у подруг.
– Может, и не знает, – подтвердила подруга. – Надо к гадалке сходить, я знаю одну – православная гадалка.
Про православных гадалок мама слышала, что таких не бывает. Но тем не менее…
– Она все знает! – уверяла ее подруга. – Она на полене гадает.
***
Утром мама проводила сына в школу, как-то странно, по-особому перекрестив его. Митенька решил, что на маму «нашло очередное затмение», и только хмыкнул.
«Только бы не застрелился, пока я к гадалке хожу! – думала мама, торопливо собираясь. – Времени очень мало».
Она решительно опустошила маленький узелок с деньгами – «на подаяние», как сказала ей подруга, и поехала за город.
«Ее избу ты найдешь сразу, – вертелись у нее в голове слова подруги. – Она живет в самом конце деревни, за стогами…»
Стога в конце деревни действительно имелись. За ними стояла покосившаяся избушка на курьих ножках, где вместо стекол красовались подушки.
Мама осторожно постучала в дверь. На порог вышла неопрятная старуха: нос крючком, седые патлы торчат из-под платка вверх, развеваясь на осеннем ветру.
– Знаю твою беду, – проскрипела старуха, принимая «подаяние». – Позвоночник пришла лечить…
– Нет, – растерялась мама, расстроенная прозорливостью «ясновидящей».
– А зачем тогда? – баба Яга прищурилась.
– Сынок у меня – сатанист, – поведала свое горе мама.
Тут старуха своей костяной ногой выбила из-под мамы табурет и завизжала:
– Вон пошла! То-то я чувствую: нечистым духом воняет!
Мама с размаху села на пол, но твердо решила не уходить, пока не добьется от старухи чего-нибудь… Чего? Старуха явно была не в своем уме.
Между тем баба Яга зажгла лампаду и взяла полено. С этим поленом она обошла вокруг мамы, постукивая им по свободной ладони.
«Сейчас огреет меня, – подумала мама. – Только искры посыпятся!»
Старуха же ходила вокруг, пританцовывая на кривых ногах, и нашептывала:
– Изыди, сатана!
Потом заявила, прищурив левый глаз:
– Уходи! Нечистого народила! Ничего сделать не могу!
Мама поняла, что больше ждать нечего, и покинула избу.
***
«Может, в полицию заявить? – размышляла мама. Потом отбросила эту мысль: – А если он там уже кошек мучает и жертвы приносит?»
Но в ней утвердилось твердое мнение, что сына надо спасать.
Она пошла в храм – единственное место, где она была бы сейчас спокойна. Подошла к исповеди, но не знала, как рассказать батюшке свое горе. Опять же, сзади подпирали церковные старухи, сетуя, что она их задерживает. А мама все придумывала и придумывала себе новые грехи, не в силах сказать батюшке страшное.
Наконец батюшкино терпение лопнуло:
– Есть еще что сказать?
Из маминых глаз градом покатились слезы:
– К ведьме ходила… – выдавила она из себя самый страшный свой грех.
– К ведьме-то зачем? – не понял батюшка, но грех отпустил.
***
– Если старуха не помогла, надо к прозорливому старцу! – шептала в трубку всезнающая подруга. – Секта там!
– А деньги берет? – уточнила мама.
– Нет, бесплатно, – отвечала та. – За подаяние.
– На подаяние больше нет! – сердито ответила мама. – Я за бесплатно в полицию схожу!
«А какие у меня доказательства – про секту-то? – размышляла она. – Опять же, сын меня не простит».
***
Митенька опять пришел поздно, но в хорошем настроении.
– Дай-ка я еду спасу, – пошутил он. – Что у нас сегодня?
– Пироги с капустой, – вздохнула мама.
Когда нечего было есть из мясного, она всегда пекла пироги с капустой.
– Мить, а Мить, – вдруг пискнула она, – а что это у тебя на шее?
– Ксюшин подарок! – важно надулся Митенька.
– Девушки твоей? – тупо переспросила мама, боясь отвернуть его от разговора.
– Да. На годовщину со дня знакомства мы обменялись цепочками, – снова надулся Митенька.
– А ты какую подвеску подарил? – холодея, спросила мама.
– С сердечком, конечно! – Митя с аппетитом «спасал» восьмой пирожок.
– А у тебя что?
Тут Митенька замялся и покраснел. И маму обожгло: «Знает, что это такое!»
– Ну, это пистолетик и перевернутая пентаграмма, – заявил Митя и снова покраснел.
– Это знак сатаны! – неожиданно взвизгнула мама. – Ты что, сатанист?!
Митю взяла оторопь, и он отложил последний пирожок.
– Ты что, мама? – насупился он. – Это же из сериала!
Тут оторопь взяла маму:
– Из какого сериала? Про что он?
– Ты не понимаешь, мама! – разгорячился Митенька. – Про сатану сериал.
– Где ты его видел?! – снова завизжала мама с явным намерением все это прекратить. – В Телеграм-канале?!
– Не, на центральном телеканале! – обиделся Митенька. – Ты что, не понимаешь? Не смотрела? Там Бог обидел сатану…
Мама присела и растеряно повторила:
– Бог обидел сатану?
– Да! – Митя на глазах обретал уверенность. – Сатана был самый умный, а Бог его обидел и прогнал…
Мама начала тихонько смеяться.
– А знак его зачем носить на себе?
– Ну, это просто модно, мам! – Митя притянул маму к себе и поцеловал в макушку. – И вообще, я считаю, что сатану надо спасать! Чем больше людей носит его знак, тем больше у него веса там, в потустороннем мире, – и Митенька ткнул рукой с пирожком в потолок.
– Давай-ка снимем его, сынок…, – сквозь истерический смех проговорила мама. – Не хочу ничего объяснять, просто ради меня.
– Но это Ксюшин подарок! – пытался упрямиться Митенька, но мама уже аккуратно снимала с него цепочку.
– Пироги спасай! – шикнула она на него.
***
Цепочка с подвеской лежала, как самая большая драгоценность, на дне маминой шкатулки. Она ее спрятала от Митеньки там, где он никогда не найдет, пока сын не опомнился и опять не заупрямился.
– Что с цепочкой-то делать? – спрашивала она у подруги.
– Я-то почем знаю! – блеяла та в трубку, и мама, казалось, видела, как она разводит руками.
– Может, в церковь отнести? – размышляла мама. – Там-то знают, как с ней поступить.
– Вот еще – в церковь! – раздражалась подруга. – Слишком много чести!
Тогда мама, оставшись как-то дома одна, разобрала цепочку по звеньям и оторвала подвеску. Потом отнесла на помойку и выбросила на самое дно бачка.
Но Митенька не прекратил спасать… как минимум, пирожки.
Эпизод второй, в котором спасают говядину
С красным лицом, отдуваясь, Митенька тащил кадку с фикусом, чтобы погрузить ее в «Газель».
– Мам, фикус-то зачем с собой везти?
– Засохнет он, пока на мы на даче, – жалела цветок мама. – Все ж живая душа!
– Мам, переведи мне двести рублей.
– А на что тебе? – прищурилась мама, доставая старенький немодный смартфон.
– На парикмахерскую, – отвечал Митя. – Побриться хочу налысо.
– Зачем? – изумилась мама.
– Чтобы не жарко на даче было и голова не потела.
***
У них был старый, сырой дом в деревне, которая держалась за свой колхоз и молокозавод. В общем, у этой деревни в чем только душа держалась в нынешних условиях. Жили там, в основном, крепкие бабы с крутыми бедрами, которые и сено на вилы могли поднять, и скотину обиходить.
Мама казалась соседкам мягкотелой.
– Какая инвалидность? – спрашивали они. – Вон у Мишки инвалидность, ему в конвейер обе ноги затянуло – не ходит, за ним дохаживать надо.
В их доме постоянно жила бабушка – простая женщина без образования, всю жизнь проработавшая на молокозаводе. А мама с Митенькой приезжали к ней каждый год на лето.
Когда Митенька прибыл в деревню, он уже сверкал на солнце розовой бритой лысиной. Но этого оказалось мало.
– Мам, баб, у нас есть трикотажная ткань? – спросил он на второй день.
– Есть небольшой отрез, – подтвердила бабушка. – А что?
– Да мне штаны надо пошить…
– Тебе что, мама штаны купить не может? – бабушка кинула уничижительный взгляд на маму.
– Сынок, у тебя шорты есть и джинсы, – жалко проблеяла та.
– Нет, мне шаровары надо, – Митенька скосил глаза в сторону. – Широкие, и чтобы снизу резинки были…
Мама хотела спросить, зачем ему шаровары, но при бабушке не посмела.
– Сошью, маленький! – радостно засуетилась старуха. – В лучшем виде будет! – И задумчиво добавила: – Какая мода, однако, странная!
– Спасибо, бабуля! – Митенька чмокнул ее в морщинистую щеку.
А маму никто и не спрашивал, хотя она уже подозревала неладное.
***
Митя ходил по деревне в коричневых, цвета перепрелого навоза, шароварах и майке-тельняшке.
– Чудят городские! – переговаривались старые бабы и крутили у виска: – Все потому, что в храм не ходят.
В храм ходила только мама. Бабушка была старой советской закалки, поэтому молитве предпочитала почистить курятник.
А Митенька повадился каждый вечер запираться в комнате на чердаке.
«Что он там делает?» – размышляла мама.
Но щеки у Митеньки стали круглыми и красными от свежего молока, лицо загорело и обветрилось. А пока ребенок выглядит здоровым и хорошо кушает, родители спокойны.
Но скоро Митенька перестал хорошо кушать.
– Говядинка тушеная в горшочке! – как-то раз предложила мама Митеньке, радуясь, что ей удалось раздобыть парное мясо.
– Что-то не хочется, – уклончиво ответил Митенька.
– Живот болит?
– Да, болит немного, – снова уклончиво ответил Митя.
– Молоко было несвежее, наверное! – озабоченно вмешалась бабушка.
– Пойду но-шпу принесу, – расстроилась мама.
– Не надо, – снова туманно ответил Митя и отправился на чердак.
***
«Что он там делает по вечерам? – размышляла мама. – Даже телефон оставляет в кухне».
Однажды она прокралась в верхнюю комнату и приоткрыла щелочку двери.
Ее глазам предстала удручающая картина. Митя, в своих коричневых шароварах и тельняшке, сидел на сене в невероятной позе – прижав пятку одной ноги к уху и подогнув другую. И тут мама отчетливо услышала:
– Омм бен са…
Она распахнула дверь и вскричала:
– Сынок, ты что буддист?!
Митенька не пошевелился, но приоткрыл глаза и строго ответил:
– Мама, я йог.
– А в чем разница? – растерянно спросила мама. – Йога – это буддистское учение, так ведь?
– Йога – это для здоровья, – пояснил Митя. – Внерелигиозное учение.
– Сынок, а ты что, нездоров?
– Так я буду еще здоровее.
– А мне казалось, что йоги – это буддистские воины, – не унималась мама.
– В далеком прошлом. – Митя наконец-то оторвал розовую пятку от уха. – Не мешай!
Мама не нашла что сказать, потопталась и вышла.
***
Митя отказывался есть мясо, потому что он – йог. В русской печке портилась мамина парная говядина.
– Йоги этично относятся к животным, – разглагольствовал Митенька. – Нам запрещено есть трупы, это тамасичная пища!
– Какая? – услышала незнакомое слово бабушка.
– Необразованная ты женщина! – попрекнул ее Митя. – Тамас – это тьма, смерть, разрушение, невежество, лень и безумие. Читать надо больше!
– Особенно интернет, – притворно поддакнула мама.
– А хорошая пища – это какая? – изумленно спросила бабушка.
– Злаки, бобовые, фрукты, овощи, молочные продукты, – важно ответил Митенька.
– Спасибо, что молочные продукты можно, – снова съязвила мама.
– Пожалуйста! – съязвил в ответ Митя.
– Внучок, но ты же так ноги протянешь… Мама специально привезла тебя в деревню, потому что хотела, чтобы ты был здоровым. Говядину надо кушать!
– Да?! – разъярился Митя. – Я не хочу быть ленивым и безумным, как вы! Не хочу вашу говядину! Коров надо спасать от таких живодеров! – он ткнул пальцем в мамину сторону и снова вскричал: – Фикус ей жалко, а корову не жалко!
И вихрем выскочил из дома на улицу.
***
– Мой сын – буддист, – мама покатала слово «буддист» на языке и снова повторила, только громче: – Мой сын – буддист!
– Да не ори ты так! – одернула ее бабушка. – Соседи услышат, позора не оберешься!
Они сидели у дома на завалинке и разговаривали.
– Ну и что, что буддист, – рассуждала бабушка. – Главное, чтобы человек был хороший: работал, зарплату в дом приносил, а не сидел целыми днями пяткой к уху.
Но для мамы главное было, чтобы Митенька хорошо ел.
– Как же он без мяса будет? – вопрошала она. – Гемоглобин упадет, не сможет нормально учиться!
– Да он у тебя здоров как бык! – махнула рукой бабушка. – У него только зрение слабое.
– Да, но это результат моей кропотливой работы и заботы на протяжении многих лет! – рассерженно зашипела мама. – Это не просто руками на завалинке помахать! – И прибавила: – А теперь все прахом пойдет!
Так они ни в чем и не сошлись.
***
– Митенька, иди, я тебе молока с хлебом поставила! – крикнула мама.
– Мам, отстань, у меня занятие! – Митя уткнулся в телефон.
– Какое занятие, сынок?
– Мы сегодня изучаем прану, – важно надулся Митя.
– Вот что! – рассерженно вскричала мама. – Я это прекращу! Ты у меня уже месяц одной праной питаешься!
– Я тебе что, жить мешаю?! – азартно вступил в скандал Митенька. – Живи и мне дай жить!
– А то я тебе не даю!
– Мама! – Митенька возмущенно закатил глаза. – Я не буду есть мясо! Я все сказал!
– Да какого черта?! – помянула нечистого мама. – Всё интернет поганый! Больше не буду твой телефон оплачивать!
Митя присмирел и нашел нужным объясниться:
– Мама, мы же на вершине пищевой цепочки. От нас все зависят. И коровы тоже. А мы их жизни лишаем!
Мама подбоченилась:
– Вот именно, что мы на вершине пищевой цепочки! А у тебя получается, что как раз там – коровы!
– Но если я мясо буду есть, то не смогу выполнять некоторые асаны, как ты не понимаешь! А я хочу стать хорошим йогом!
– В цирке будешь выступать? – снова съязвила мама.
– Может, и в цирке! – набычился Митя.
Мама села за стол, наклонила голову, чтобы снять платок, и устало сказала:
– Разве в этом дело, сынок? Я тебя родила здоровым, крестила в православие. Господь наш Иисус Христос всех спас, а ты говядину спасаешь…
– Где в твоем Новом Завете написано, что я не могу йогой заниматься?! – Митя начал вредничать. – Покажи мне эту строчку!
– Написано, – спокойно ответила мама. – Но ты сам должен прочитать и найти.
– Давай его сюда!
Мама достала из сумки Новый Завет и положила перед Митей.
***
К бабушке пришли соседки-подруги и устроились на завалинке. Там же Митя читал Новый Завет. Он хотел уйти, но бабушка задержала его:
– Что ты, внучок, глаза портишь? Тебя не для этого в деревню привезли. Сходил бы на речку, пескарика бы поймал…
– Ищу, где в Евангелиях написано, что йогой заниматься нельзя, – хмуро ответил Митя.
– Так ты йог? – шамкнула беззубая баба Клава и поддала бабушке локтем в бок.
– Я – православный йог, – снова нахмурился Митя.
– Так православный или йог? – вытаращила глаза бабушка.
– А штаны-то такие зачем надел? – залились смехом старухи.
– Мода такая! – попыталась защитить внука бабушка. – Сами-то, небось, бабетты носили!
Митя понуро пошел на чердак.
***
Так Митя стал читать Евангелие, и однажды у них с мамой состоялся разговор.
– Мам, – мамкнул Митенька, – я не нашел в Новом Завете место, где запрещено заниматься йогой.
– Нет такого места, – вздохнула мама. – Просто вера, сынок, предполагает, что надо быть верным.
– Ну, так я верен своим принципам, – ответил Митя. – Я – православный йог.
– Йок-йок! – пошутила мама и поставила на стол свинину: – Если сейчас скажешь, что ты – мусульманин и не ешь свинину, то я, кажется, не очень удивлюсь.
– Какой бардак у них в голове из-за интернета! – поддержала бабушка. – Полный ералаш!
– Нарушение национальной и религиозной идентификации, – тихо ввернула мама незнакомое, где-то вычитанное ранее словечко.