Шёл 1979 год. В этом году X исполнилось восемнадцать лет, и по действующим на тот момент советским законам он был призван в ряды Вооружённых сил СССР. Так как X проживал в Ленинграде, то и служить его направили в учебный центр, находящийся неподалёку, в Ленинградской области. У X рано скончался отец, и он привык, что за себя нужно постоять самому. Он с детства был волевым и своенравным мальчиком, поэтому часто дрался и даже состоял на учёте в детской комнате милиции. Мама X работала в две смены, чтобы прокормить и поставить на ноги трёх сыновей, двое из которых – двойняшки Сергей и Михаил – были младше X на семь лет. Поэтому особого родительского контроля за X не было, и он большую часть времени проводил на улице. Там он попал далеко не в лучшую компанию таких же, можно сказать, беспризорных детей. X воровал, дрался и считал, что такой образ жизни, когда он не зависел ни от кого в таком раннем возрасте, делал его взрослым. Каждый день он ходил по острию ножа, не представляя себе другой жизни. Так прошли последние четыре года, прежде чем X призвали в армию. Не случись этого, X в ближайшее время оказался бы за решёткой, так как он уже стал совершеннолетним, и спуску бы ему уже никто не дал.
Василий Викторович Соболев – майор милиции, таких, как он, называли с усмешкой «эдакий карьерист», уже двадцать лет работал участковым и знал всех, кто жил в районе, который он по долгу своей службы курировал. X давно попал в поле его зрения и в очередной раз, когда на X поступила жалоба от матери одного из избитых в ходе потасовки мальчишек, пришёл в квартиру, где жил X с матерью и братьями. Участковый, видя, с каким трудом Мария Андреевна, мать Х, старается заработать хоть какие-то деньги и прокормить своих сыновей, в душе сострадал ей. Он пережил войну и знал не понаслышке о трудностях и бедности. Всегда выполнял свою работу по совести, и когда от его решения зависела судьба человека, старался помочь, если это было возможно.
Войдя в квартиру и поздоровавшись, участковый обратился к матери Х: «Мария Андреевна, если вы хотите своему сыну добра, то постарайтесь, чтобы он побыстрее попал в армию! Это убережёт его от проблем с правоохранительными структурами. И я надеюсь, что служба в армии благотворно повлияет на него. Со своей стороны могу Вам помочь и обещаю, что если Вы прислушаетесь к моим рекомендациям, то я придержу жалобы до его ухода в армию. А уж после того как он станет призывником и пополнит ряды нашей доблестной советской армии, прекращу проверки, связанные с его похождениями». Мария Андреевна, уставшая после рабочего дня, изнурённая тяжёлым физическим трудом, подошла к участковому и, взяв его за руку, сказала: «Василий Викторович! Дорогой! Спасибо Вам за всё, что Вы делаете для нас. Я знаю, что он не ангел, но он добрый мальчик! И я сделаю всё, чтобы он не попал в тюрьму!»
– Мальчик уже вырос! И стал совершеннолетним. Так что теперь он будет уже отвечать за свои поступки по всей строгости закона. И Вы должны ему всё правильно объяснить, иначе я уже помочь не смогу.
– Да, конечно, Василий Викторович! Спасибо Вам!
– Ну а вы, – обратился он к Сергею и Михаилу, младшим братьям Х, – не берите с него пример, помогайте своей матери, ей и так трудно!
Участковый направился к входной двери и, уже выходя в подъезд, полушёпотом сказал: «Мария Андреевна, я знаю, что X дома, и надеюсь, что он слышал наш разговор. Жду от Вас новостей. Повестка из военкомата в Вашем почтовом ящике. Это всё, чем я могу помочь. До свидания».
– Всего Вам доброго, Василий Викторович! Спасибо! – провожая участкового, сказала она.
Когда входная дверь за участковым закрылась, из спальни вышел Х, его лицо было красным от стыда, он слышал весь разговор, и ему было досадно, что из-за него, уже взрослого и на его взгляд состоявшегося как мужчину человека, приходится оправдываться его матери. Он принял решение уже тогда, когда стоял за дверью, отделявшей его от комнаты, в которой проходил разговор участкового с его матерью. «Если это будет во благо, то немедля я отправлюсь в армию и непременно стану лучшим!» – думал про себя Х, слыша, как участковый рассказывает о его похождениях.
Он искренне любил свою мать и всячески старался ей помочь. Не раз, раздобыв денег, он подбрасывал их матери. Зная приблизительное время, когда Мария Андреевна возвращалась домой после работы, X сминал денежные купюры так, как будто бы их кто-то случайно выронил, и раскладывал их перед входом в подъезд. А сам из-за угла следил, чтобы никто другой случайно не поднял их. Каждый раз, когда Мария Андреевна находила деньги, она осматривалась по сторонам, пытаясь найти человека, потерявшего их. Но так как таковых не находилось, то она со словами: «Спасибо, Господи, что помогаешь мне!» брала их себе, и уже на следующий день у братьев появлялись разные вкусности и обновки. Дом, в котором жила семья Х, располагался неподалёку от центрального рынка, а подъезд был первый при входе во двор. Воры-карманники, промышлявшие на рынке, часто потрошили свою добычу, забежав именно в их подъезд. Как правило, забрав деньги, бросали здесь кошельки и дамские сумочки. Поэтому особого подозрения у Марии Андреевны не вызвал и тот случай, когда X перед новым годом принёс домой женскую сумочку с деньгами, сказав, что нашёл её в подъезде. Мария Андреевна сразу же решила отнести сумочку в милицию и написать заявление о том, что X нашёл её в подъезде, однако X сказал, что ей не поверят и свалят кражу на него, он ведь у них и так на особом контроле, а оставив сумочку с деньгами себе, они смогут закрыть долги, которые скопились, купить подарки и продукты к новогоднему столу. Марии Андреевне пришлось согласиться с доводами сына, хотя на следующий день она всё-таки расспрашивала соседей о том, терял ли кто-нибудь из них сумочку с деньгами.
Не прошло и недели, как X уже стоял в сборном пункте, наголо побритый, примеряющий на себя военную форму новобранца. После того как всем новобранцам, пришедшим в этот день на сборный пункт, были оформлены необходимые документы и выдана амуниция, офицер, отвечавший за доставку призывников из военкомата в учебную воинскую часть, скомандовал: «Всем построиться!». И ещё недавно разношёрстная публика вдруг превратилась в серую единообразную группу людей, внешне практически не отличавшихся друг от друга. Однако нельзя забывать о том, что в любом коллективе всегда есть лидер. В воинском коллективе есть формальный лидер, это командир, которого назначают. А есть ещё и неформальный лидер, это, как правило, человек, который выделяется из общей массы сверстников своими внешними данными и рядом специфических качеств, а если быть кратким, то это сильный и смелый человек, имеющий характер. Таковым и оказался Х. Он быстро освоился среди своих сверстников, которые в отличие от X не имели опыта дворовой жизни и в армию шли, чтобы отдать долг своей Родине, а не для того, чтобы уйти от ответственности за совершённые ими проступки. В учебном центре, куда их привезли, всех призывников распределили по разным ротам. X был зачислен в 1-ый взвод 5-ой учебной роты. Для всех вновь прибывших, в том числе и для Х, начались армейские будни.
В роте помимо офицеров были и сержанты, военнослужащие срочной службы, уже отслужившие 6 и более месяцев, которые в основном и занимались обучением новобранцев. X не привык подчиняться приказам. Ему было сложно совладать со своим внутренним я, когда человек ничем, на его взгляд, не лучше его самого требует от него повиновения лишь потому, что он, видите ли, сержант. Поэтому X не отличался исполнительностью, а наоборот, был проблемным солдатом. Он нехотя выполнял те или иные приказы своих командиров, а зачастую вообще игнорировал их. Заместитель командира взвода сержант Игорь Турлов, по прозвищу «Бурый», видя, как X ведёт себя с командиром отделения – младшим сержантом Алексеем Гончаром, задумал проучить его. Бурый прослужил уже почти год и считал себя опытным, авторитетным командиром, но, к сожалению, прозвище Бурый, которое он не любил, присвоили ему за упрямство и драчливый норов. И вот в один из дней, когда офицерский состав роты ушёл домой, сержанты решили проучить новобранца.
После ужина как ни в чём не бывало Х, вернувшись в расположение своей роты, пошёл тренироваться в спортивную комнату. Его сверстники за день настолько уставали, занимаясь уборкой территории и занятиями по строевой, физической подготовке, что к вечеру думали лишь о том, как бы поскорей лечь спать, не говоря уже о дополнительных занятиях спортом. Поэтому, сидя в казарме в ожидании проведения вечерней прогулки и вечерней поверки, после которых следовал долгожданный отбой, солдаты-новобранцы коротали время, разговаривая друг с другом. Но X не разделял их интересы, ему было не интересно разговаривать о вещах, которые, на его взгляд, не имели значения. Он принял для себя решение, что с пользой постарается провести время службы в армии. Одна из задач, которую себе поставил Х, была повысить уровень своего физического развития. В спортивной комнате никого не было, и X начал тренировку. В тот момент, когда X лёг на лежак и взял в руки штангу, дверь в комнату открылась, и вошло четверо сержантов во главе с Бурым.
– Ну что, малыш, – сказал Бурый, – будем тебя воспитывать! – X встал и сгруппировался. Началась драка…
Несмотря на то что X был хорошо физически развит, он не смог противостоять своим обидчикам. Они вчетвером лупили X до тех пор, пока он не перестал сопротивляться и, съёжившись, лежал на полу.
– Ну вот видишь, какой ты смирный?! – обращаясь к X с насмешкой, сказал Бурый, вытирая с лица выступивший в ходе драки пот.
– Если ещё раз не выполнишь приказ, сделаем калекой! И никто тебе не поможет! Заруби это себе на носу! – продолжал свой монолог Бурый.
После того как сержанты вышли из спортивной комнаты, X ещё некоторое время лежал на полу, скорчившись от боли, не в силах разогнуться. Ему было обидно, и злость распирала его. «Я должен отомстить им за унижение!» – это была первая мысль, которая появилась в его голове. Он не ожидал такого поворота событий, тем более не мог предположить, что его цинично изобьют.
По лицу X из разбитой во время драки губы сочилась кровь, всё тело было покрыто ссадинами и синяками. Сильно болела грудь. Он медленно, превозмогая боль, поднялся с пола, опираясь на тренажёр. Никто из его сослуживцев не пришёл к нему на выручку, и даже после избиения никто не зашёл в спортивную комнату, чтобы оказать ему хоть какую-то помощь. Этот факт лишний раз утвердил X в убеждении того, что все они трусы. Пройдя из спорткомнаты в комнату для умывания, находившуюся напротив, X умыл лицо от запёкшейся крови и медленно, пытаясь не показывать, как ему больно передвигаться, прошёл к своей кровати, разделся и лёг спать, не дожидаясь отбоя. Наутро синяки стали ещё более заметны, и на это, конечно, обратил внимание пришедший на подъём дежурный офицер. Он пригласил X в канцелярию, где учинил ему допрос о том, что с ним приключилось. Х, воспитанный «улицей», не мог себе позволить рассказать истинную причину появления у него на лице побоев.
– Я упал с лестницы! – объяснил он. И, несмотря на то что офицер с усмешкой на лице дал ему понять, что не верит в эту историю, X всё равно настоял на этом, и в конечном итоге офицер сказал, что раз уж он не хочет говорить, то это его проблемы, и, взяв с него письменное объяснение, отпустил.
Через две недели всё постепенно прошло, и X смог вновь вернуться к занятиям спортом. За эти две недели Бурый смог выяснить, что X не стал жаловаться и не рассказал офицерам о том, что произошло. Бурый расценил это как трусость, но он сильно ошибался. И вот в субботу после учебных занятий был объявлен парково-хозяйственный день. Старшина роты, старший прапорщик Нуждин Михаил Иванович, распределил всех по командам для выполнения хозяйственных работ. Этот человек имел большой опыт службы и хорошо разбирался в людях. В X он видел задатки лидера, да и в целом X ему был симпатичен.
– Подойди сюда, парень! – сказал Михаил Иванович, обращаясь к Х. – Ты пойдёшь старшим команды в автопарк, возьмите с собой мётлы. На всё про всё вам три часа. Как закончите, доложишь мне.
Х принял под командование пять человек и направился в парк, где хранилась техника воинской части. По субботам механики занимались обслуживанием автомобилей, а X и его команде предстояла уборка территории, закреплённой за ротой. Организовав процесс, X решил обойти парк, ему было интересно. Он в первый раз здесь очутился, и, как любому человеку, ему стало любопытно, что и как здесь устроено. X направился к большим железным ангарам, находившимся в правом углу огромной территории автопарка. Ворота этих ангаров были открыты, и X подумал, что в таких больших помещениях может храниться что-то интересное. Подойдя ближе, X увидел идущего в том же направлении переодетого в гражданскую одежду Бурого, который в свою очередь не обратил внимание на X и быстрым шагом шёл к забору. X замедлил шаг и стал наблюдать за Бурым. Бурый подошёл к металлическому забору, посмотрел по сторонам, отодвинул лист металла и пролез наружу через образовавшееся отверстие. X сразу понял, что Бурый ушёл в «самоволку». В следующую секунду у него созрел план отмщения. Так как через три часа по распорядку дня должен был быть обед, то все обязаны были присутствовать на построении роты. Поэтому, по логике вещей, Бурый должен был возвратиться до построения роты на обед. X вернулся к своей команде, ещё раз объяснил каждому, что нужно сделать, а сам отлучился, сказав, что ему нужно сходить в казарму за ещё одной метлой. И, выйдя за пределы воинской части через отверстие в заборе, в том же месте, где и Бурый, затаился в ожидании возвращения своего обидчика.
Не прошло и часа, как X увидел возвращавшегося в часть Бурого. Он дал возможность Бурому пройти мимо него, спрятавшись за дерево. X понимал, что если Бурый узнает его, то в дальнейшем сможет на нём отыграться уже не просто по-мужски, но и с помощью власти, а ещё чего хуже сдать его с потрохами офицерам, и тогда его ждёт дисциплинарный батальон. Поэтому X дал Бурому возможность пройти мимо, и как только Бурый уже наклонился, чтобы просунуть голову в отверстие в заборе, ударил его по голове заранее подготовленным поленом. Бурый потерял сознание и рухнул на землю, а X не щадя принялся бить его ногами так же яростно и безжалостно, как и в тот вечер в спорткомнате, когда избивали его.
После акта возмездия X как ни в чём не бывало вернулся в автопарк, подошёл к уже заканчивающим свою работу сослуживцам и сказал: «Заканчивайте, нам уже пора идти на обед». Вернувшись в расположение роты и доложив старшине о выполнении работ в автопарке, он услышал команду строиться на обед, и все дружно направились на построение. При проверке личного состава на построении роты выяснилось, что отсутствует сержант Турлов. Его отсутствие вызвало негодование командира роты, так как Бурый никогда до этого случая не терялся, а если и отсутствовал на общих построениях роты, то заранее отпрашивался.
Ротный подозвал к себе сержантов и поинтересовался у них о том, где может находиться Бурый и кто из них видел его. Конечно же, все сержанты были в курсе, что Бурый ушёл в самоволку, но предположить, что с ним что-либо могло произойти, конечно же, не могли. «Немного опаздывает или не успел переодеться», – так они между собой и решили. Но для подстраховки младший сержант Гончаров вызвался сходить за Бурым. Он знал потайной путь, которым часто пользовался Бурый, когда бегал к своей возлюбленной. Гончаров быстрым шагом направился в сторону парка. Подошёл к забору в том месте, где и была замаскированная дыра, и отодвинул лист железа. Протиснувшись сквозь узкую щель, Гончаров увидел лежащего на земле Бурого, из головы которого сочилась кровь, а сам он лежал без движения и бессознательно стонал.
Так как Бурый был за пределами воинской части и находился в гражданской одежде, что свидетельствовало о нахождении его в самовольной отлучке, то по окончании лечения в госпитале он был наказан и помещён на гауптвахту. Ему было вдвойне неприятно быть избитым, да ещё за это наказанным. Лечение в госпитале продлилось почти два месяца, так как побои были очень серьёзными и нанесли немалый ущерб здоровью. А после отсидки на гауптвахте Бурому выдали документы о демобилизации, и Бурый с «поджатым хвостом» сбежал домой.
Проведённая проверка по этому случаю не дала должных результатов, да и со временем ажиотаж вокруг этого происшествия поутих. Однако, когда офицер, которому было поручено проведение расследования этого инцидента, опрашивал всех, кто имел возможность что-либо видеть, то выяснилась одна очень интересная ситуация, о которой смог поведать часовой, находившийся в тот момент на посту. Его постом была вышка, располагавшаяся в автомобильном парке, и он видел, как незадолго до происшествия человек в форме направлялся в сторону забора, в котором и был проделан лаз. А через приблизительно сорок минут этот же человек возвращался по тому же маршруту. Этот факт дал возможность сделать вывод о том, что предполагаемый преступник, который имел возможность совершить избиение Бурого, был военнослужащим этой воинской части или как минимум этот человек должен был видеть того, кто мог это сделать. Однако часовой не смог хорошо разглядеть этого таинственного защитника Отечества. Параллельно с официальной проверкой, проводимой офицером-дознавателем, Гончаров пытался разобраться в этой ситуации самостоятельно. Он побеседовал с часовым, и часовой в приватной беседе, не боясь наказания, так как это была неформальная беседа с таким же солдатом, как и он сам, рассказал, что этот лаз через забор знают все, кто прослужил уже не первый месяц, да и сам он нередко пользовался этой дырой в заборе, как билетом на свободу. Поэтому он спокойно отреагировал, когда через лаз в заборе пролезали люди. Но обратил он пристальное внимание на того человека, который был в форме потому, что в самоволку в форме не ходят. Очень уж это опасно. И ещё что бросилось в глаза часовому – это сапоги, которые были, на его взгляд, ниже, чем выдавали ему в своё время. Партия сапог, которую выдавали призывникам, была экспериментальной, и голенища были ниже, чем у обычных кирзовых сапог. Гончаров был смышлёным парнем и, сопоставив эти факты, пришёл к выводу, что это кто-то из вновь прибывших солдат. Но так как Бурый не отличался миролюбием и у него было много недоброжелателей, то вычислить человека, который это сделал, имея столь скудные доказательства, было сложно.
Подозрения в первую очередь, конечно же, пали на Х. Так как одним из последних избитых был именно он и по своим физическим данным и волевым качествам мог это сделать. Гончаров принялся уточнять, где был X в этот день. Он выяснил, что X работал в парке в тот злополучный субботний день. Узнать, кто ещё вместе с X работал в парке, было несложно, так как все военнослужащие, распределённые на работы, заносились в список рабочих команд. Гончаров подошёл к старшине роты и попросил список команд, работавших во время проведения парково-хозяйственного дня, якобы для выявления не задействованных на работы людей. Получив необходимые данные, Гончаров выписал фамилии военнослужащих, работавших в тот день под началом X в автомобильном парке, и поочерёдно побеседовал с ними. Дабы не вызывать лишних подозрений, Гончаров начинал разговор с вопроса о том, где во время парково-хозяйственного дня они трудились, и, получив ответ о том, что работали в автопарке, уже начинал расспрашивать о том, что они видели, а уже в разговоре попутно интересовался, где всё время находился X и другие члены рабочей команды. А если они отлучались, то кто и примерно на какое время. Ни один солдат не смог однозначно сказать, что кто-либо из их рабочей команды отсутствовал или вёл себя как-то подозрительно. Наоборот, все вспоминали, что работали дружно и практически всё время находились на виду друг у друга, а что касается Х, то он если и отлучался, то всего один раз и то ходил в казарму за уборочным инвентарём. Попытки продолжить расследование были тщетными и ни к чему не привели.
До Х, конечно же, дошла информация о том, что Гончаров расспрашивает о нём и том дне, когда был покалечен Бурый. На протяжении всего этого времени X не раз ловил на себе пристальный взгляд этого человека. И чувствуя за собой вину, каждый раз думал, что его окончательно вычислили. Воистину говорят «на воре и шапка горит». В итоге всей этой бурной деятельности Гончарова у X сложилось устойчивое мнение, что Гончаров вскоре захочет с ним поквитаться за своего униженного и покалеченного друга. Но X ошибался. Когда Бурый уехал домой, Гончаров посчитал бесполезным дальнейшее выяснение обстоятельств и вычисление виновника. Он, как и многие в такой ситуации, принял позицию нейтралитета. Тем более что после досрочной демобилизации Бурого Гончаров был назначен на его должность. Он и предположить не мог, какой в голове у X зреет новый план отмщения и что план направлен против него.
Х не стал дожидаться, когда его застанут врасплох, и, основываясь на своём ложном мнении, что над ним сгущаются тучи, принялся усиленно готовиться к осуществлению коварного плана. Если в расправе с Бурым X преследовал цель отомстить за моральные и физические страдания, то с Гончаровым было всё гораздо сложнее. Задача состояла в том, чтобы Гончаров не успел обнародовать собранные им доказательства, свидетельствующие о причастности X к жестокому избиению Бурого. И если X не сможет препятствовать данному факту, то, вероятнее всего, угодит в дисциплинарный батальон и надолго. Такая перспектива не входила в планы Х, и мысли о возможном наказании не давали ему покоя. Он целиком оправдывал свой поступок, не он же начал эту войну. Он всего лишь отомстил за свои унижения. Как себя повести с Гончаровым? Что может заставить Гончарова молчать? Мысли об убийстве то и дело появлялись в голове у Х, но он всячески пытался гнать их подальше от себя.
Медлить было нельзя. В любой момент Гончаров мог заговорить, это была ложная тревога, но X был уверен в обратном. И в молодом, пытливом мозге родилась поистине зловещая идея. На днях, будучи в медицинском пункте, X наблюдал картину, когда солдат пришёл с жалобой на плохое самочувствие. Ему дали градусник для того, чтобы измерить температуру тела, это была обязательная процедура при обращении больного в лечебное учреждение. Но солдат оказался то ли неуклюжим, то ли он действительно был сильно болен и не смог удержать в руке переданный ему медицинской сестрой градусник. Градусник упал на покрытый кафельной плиткой пол и разбился вдребезги. Осколки стекла разлетелись в разные стороны, а ртуть мелкими шариками рассыпалась по поверхности пола. Медицинская сестра, возмущённая таким обстоятельством, начала журить солдата за его неосторожность, высказывая своё недовольство, она упомянула о сильной токсичности ртути. О том, что если хоть один шарик укатившейся ртути не будет обнаружен и убран, то его пары со временем могут очень пагубно повлиять на всех, кто находится в этом помещении. Конечно же, медсестра значительно преувеличивала вредоносность небольшого количества ртути, однако этот монолог навёл X на мысль о том, что если вдруг Гончаров почувствует себя плохо, то ему придётся лечиться и, вероятнее всего, у него не будет ни возможности, ни желания ходить и жаловаться на Х, а появится проблема, которая отвлечёт его на некоторое время. Таким образом, X нейтрализует Гончарова, который, пользуясь своим должностным положением, то и дело не оставлял попыток дисциплинировать Х, делая ему всевозможные замечания.
Как известно, высокая температура усиливает процесс испарения жидкостей, но как это связано с замыслом Х? Всё оказалось довольно просто. X обратил внимание на то, что кровать Гончарова в спальном помещении находится рядом с батареей центрального отопления. В зимний период Гончаров, пользуясь тем, что он сержант, выбрал себе наиболее тёплое место. Причём у основания батареи был установлен вентиль, с помощью которого можно было регулировать подачу горячей воды, таким образом создавая комфортную температуру. Гончаров подкручивал вентиль, и батарея из раскалённой превращалась в грелку, подогревающую его перину. И если для человека, лежащего рядом с отоплением, было тепло и комфортно, то тёплая батарея не нагревала помещение, и остальным спящим в одном помещении с Гончаровым было не очень уж тепло. И никто не мог возразить всемогущему сержанту, не считающемуся ни с кем. Единственное, что могли сделать его подчинённые, это перебраться в другую комнату, где не было «царька» и тепло было всем одинаково. Таким образом, Гончаров оставался в комнате один, чем в свою очередь и кичился. Это обстоятельство помогло X принять для себя окончательное решение. Он раздобыл несколько ртутных градусников и, разбив их, собрал содержащуюся в них ртуть в стеклянный пузырёк из-под таблеток. Заступив в наряд дневальным по роте, после ухода солдат из расположения X прошёл в спальную комнату, где располагалась кровать Гончарова. Отопительная система была старая, и батарея красилась уже далеко не в первый раз, да ещё и наскоро, как это всегда бывало в нашей доблестной советской армии. Что привело к многослойной покраске, толщина которой в некоторых местах достигала нескольких миллиметров. А из-за несоблюдения правил покраски, так как работы выполняли «мастера на все руки», в толстом слое краски образовывались трещины. Этим и воспользовался Х. Он при помощи обычной пипетки закопал в трещины ртуть, при этом постарался разместить жидкую смерть в максимально большое количество трещин. Так как уборка помещений проводилась ежедневно, то положить ёмкость с ртутью под батарею или разлить по полу было бы опрометчиво, так как её уже на следующий день убрали бы, да ещё могли заинтересоваться, как она туда попала. А в таком исполнении своего коварного плана X мог быть спокоен и за максимальный результат, и за безнаказанность.
Уже через три дня X услышал, как Гончаров в разговоре со своим коллегой, сержантом из соседней роты, жаловался на непонятные головные боли и общую слабость. Тот в свою очередь не придал особого значения жалобам Гончарова, сказав, что со всеми бывает. Но уже через неделю в одно прекрасное утро Гончарова на носилках унесли в санчасть, а оттуда увезли в госпиталь. Он во время подъёма просто не смог встать с кровати. Как только это произошло и комната освободилась, то сослуживцы X поспешили вернуться в оставленную ими ранее комнату. X понимал, что подвергает теперь уже ни в чём не повинных людей опасности. Он, вооружившись молотком и стамеской, отбил куски краски, за которыми скрывались остатки недавно залитой туда ртути. После чего тщательно промыл батарею раствором хлора и моющих средств. Чтобы такая бурная деятельность не вызвала подозрения, ему вновь пришлось заступить в наряд по роте и провести все эти манипуляции в отсутствии сослуживцев. Цель была достигнута, и Гончаров больше не представлял опасности для Х.
Но не прошло и недели после того, как госпитализировали Гончарова, как в часть приехала группа врачей. Выяснилось, что Гончаров получил химическое отравление ртутью, причём очень сильное. В результате чего на четвёртые сутки лечения скончался. И пролить свет на данное обстоятельство должны были специально командированные в эту часть врачи. Вооружившись специальными приборами, они обследовали территорию части. Но ничего подозрительного так и не нашли. Официальное заключение звучало как пищевое отравление ртутью. Но точно сказать никто не мог, откуда в организме Гончарова почти каждый внутренний орган был поражён смертельным ядом. Только X знал истинную причину. Конечно же, он не думал о том, что его план приведёт к смерти Гончарова.
Так и произошло первое в жизни X убийство человека. Конечно же, знай он исход своих действий, X не стал бы этого делать, однако содеянного уже было не исправить, и угрызения совести ещё долгое время мучали его. Всю свою жизнь X помнил этот злополучный случай, это ужасное стечение обстоятельств, которое привело к трагедии.
После этих слов X замолчал. Он опустил свои глаза вниз и некоторое время сидел без движения. Грусть и глубокое сожаление от совершённого явно проступили на его лице. Уже немолодой и повидавший жизнь человек сидел перед Гордоном и не мог произнести ни слова, как будто бы ком застрял у него в горле. Всегда жизнерадостный и уверенный в себе X раскрылся в новом образе. Оказалось, что даже ему ничто человеческое не чуждо. Неподдельная внутренняя боль о содеянном в молодости нахлынула на Х. Он по-настоящему искренне переживал об этой ужасной трагедии, не в силах что-либо изменить. Смерть Гончарова на протяжении всей жизни преследовала его в воспоминаниях и не давала покоя.