Суровые пустынные ветра вновь разбушевались. Огромные облака пыли катились по безжизненной земле, постепенно собираясь в один большой шторм. Этот шторм с каждым часом принимал все более угрожающее очертания и все ближе подбирался к последнему уцелевшему городу в этом мире.
Поселение Качиз находилось посреди океана мелкого песка, открытое всем встречным ветрам. Однако сам город при этом был надежно защищен от непогоды. Как так вышло? Ну, благодарить стоило огромный ров, опоясавший поселение. Бездонная пропасть шириной около полукилометра служила надежной преградой от постоянно подступающего песка. Никто не знал, как много его уже утекло в бездну, но, честно говоря, никто всерьез и не пытался считать. Жителей Качиза полностью устраивала их благополучная жизнь, а угроза, исходящая от пустыни, мало кого волновала.
В числе немногих обеспокоенных был капитан Рэви, который каждый день уже на протяжении почти двадцати лет всматривался в текучие пески, ожидая увидеть там заклятых врагов своего народа – ужасающих энрийцев – людей, связанных одним общим проклятием, что передавалось по наследству.
Среди качизцев бытовало немало историй о том периоде, когда весь мир был подмят под себя великой Энрийской Империей. В те времена каждый, в чьих жилах не текла оскверненная кровь, считался человеком второго сорта. Энрийцы использовали таких в качестве рабов, а также отправляли на убой в бесконечных войнах против других народов. Однако так не могло продолжаться вечно, и однажды рабы восстали против своих хозяев.
Дед Рэви нередко рассказывал перед сном своему маленькому внуку, как появились первые гардьеры. Самые сильные и отчаянные люди искали любые способы, чтобы бороться с энрийцами. На их мольбы откликнулась сущность по имени Арген-тал, которая преподнесла избранникам особые артефакты, названные гардами, похожие на оружейные рукояти без клинков. Эти артефакты вступали в связь с душами воинов и постепенно меняли свою форму. Так продолжалось до тех пор, пока у рукояти не появлялась уникальная гарда под стать духу владельца. Это было знаком, что связь полностью установлена и оружие готово исполнить свое предназначение.
Когда же наконец десятки гардьеров решились выступить против энрийцев, те сперва не приняли их всерьез. Еще бы, с ними вышли сражаться какие-то оборванцы, разве они могли хоть как-то навредить высшему народу? Энрийцы встретили мятежников с присущим им высокомерием и жестоко поплатились за это. Из пустых рукоятей в руках у бунтовщиков внезапно выросли могучие клинки, которые обладали сверхъестественной силой, сравнимой с мощью кровавого проклятия энрийцев.
Первое сражение между восставшими и Энрийской Империей закончилось полным разгромом для последних. Мятежники отбили город, превратив его в бастион. Этим городом оказался Качиз, и освобожденному поселению уже вскоре предстояло прочувствовать на себе всю мощь имперского гнева. Всего за несколько недель энрийцы собрали огромное войско, которое двинулось к Качизу с целью сровнять город с землей. Но к тому моменту, как они подошли, уже практически половина жителей города примкнула к гардьерам, овладев новым необычным оружием.
Начавшаяся осада продлилась три месяца, не принеся значительных результатов. Энрийцы не смогли взять город, но и мятежники не приблизились к победе над своими угнетателями. Тогда-то и появилась идея создать вокруг города такое препятствие, которое даже энрийцы не смогут преодолеть.
Первой мыслью было возвести стену колоссальных размеров. Но в Качизе не было материалов для столь грандиозного строительства, да и создать стену в условиях непрекращающейся осады казалось абсолютно невозможным. Тогда родилось совершенно иное предложение: вместо стены вырыть гигантский ров, уходящий глубоко в земную толщь. Этот план казался более выполнимым, и защитники города принялись за дело.
Воины с самыми разрушительными гардами сутками крошили земную твердь вокруг Качиза, пока остальные сдерживали энрийцев. Имперцы оказались достаточно умны, чтобы понять замысел бунтовщиков, а потому удвоили свои нападки в отчаянной попытке сломить сопротивление. За следующий месяц непрекращающихся боев энрийцы истребили почти треть жителей города, однако, несмотря на все усилия, им так и не удалось остановить строительство рва.
В последней, самой страшной битве Империя послала в бой абсолютно все свои силы. Уцелевшие гардьеры тем временем убирали оставшиеся участки земли, соединявшие их с Империей. Когда в бездну рухнули обломки последнего перешейка, город был окончательно изолирован, и в нем обосновались немногочисленные выжившие. Так появился свободный народ Качиза, который более ничто не связывало с Империей.
В последующие месяцы мир постигла череда катаклизмов непонятного происхождения. Ранее плодородные земли начали иссыхать под лучами беспощадного солнца. Всего за один год большая часть территорий превратилась в пустыню. Уцелел только Качиз, который каким-то чудом миновали бедствия и засуха.
Энрийская Империя на фоне катаклизма распалась на мелкие кланы, представлявшие из себя довольно жалкое зрелище. Некогда великие, тешимые своей гордыней и воспоминаниями о прежней славе, они были вынуждены скитаться по пустыне, грызясь друг с другом за последние остатки воды и пищи. Самые отчаявшиеся шли к пропасти вокруг Качиза, чтобы там умолять своих бывших рабов принять их в последний уцелевший город.
К их удивлению, жители Качиза действительно приняли некоторых к себе. Правда, лишь для того чтобы обратить угнетателей в невольников и возложить на их плечи самые тяжелые работы по восстановлению города.
Многие бродячие кланы энрийцев, услышав об этом, поступились своей гордостью и тоже выдвинулись в сторону Качиза. Один за другим энрийцы сдавались в рабство, лишь бы спастись от голодной смерти в пустыне. За пределами пропасти осталась лишь горстка кланов, приспособившаяся к суровым условиям. Но даже спустя десятки лет все еще находятся беглецы, что приходят к пропасти в поисках приюта.
Именно таких беглецов и высматривал Рэви целыми днями. Многие его товарищи считали капитана странным чудаком, который слишком много внимания уделяет энрийскому мусору. Подавляющее число качизцев соглашались воспринимать проклятых только в качестве вещей или, на худой конец, в виде животных, которым можно поручать тяжелую работу. Энрийцы жили в изолированном квартале, а на лбу у каждого из них несмываемой краской была выведена капля крови. Для изгоев даже построили отдельные проходы, по которым они каждый день шли на работу, не пересекаясь со свободными гражданами.
Внезапно кто-то осторожно дернул Рэви за плечо, и капитан отвел взгляд от пустыни, залитой солнцем.
– Еще не устал? – весело усмехнулся лейтенант Себас. – Я думаю, сегодня никого не будет. Вернись к остальным. Им уже не терпится поприветствовать новичков. Все надеются, что в этом году в нашем отряде все-таки будет пополнение.
– Пришло время нового отбора? – Рэви проморгался, прогоняя въевшиеся в роговицу желтые блики.
– В каких облаках ты витаешь? – похлопал капитана по спине Себас. – В жизни стражей пропасти происходит не так много событий, чтобы забыть про день отбора. Проклятье, да ведь твой сын сегодня будет вступать в ряды гардьеров! Я думал, ты наоборот не будешь себе покоя находить. Вдруг Жана перехватит себе другой капитан, и у тебя больше не будет возможности командовать собственным сыном?
Себас задорно рассмеялся и встал рядом с Рэви, пытаясь загородить собой неприветливый вид пустыни.
– Может, я старею, – тряхнул головой капитан. – Не знаю, в последнее время я много думаю о прошлом. Думаю о том, чем вообще здесь занимаюсь.
– Много думать вредно, – многозначительно поднял палец лейтенант. – Будь проще. Вот наши ребята, как только им становится грустно, расчехляют бутылочку-другую, и все посторонние мысли мигом уходят. Тебе стоит взять пример со своих подчиненных. Голова болеть точно перестанет. Вернее, болеть будет совсем по другому поводу, если понимаешь, о чем я, – Себас вновь звонко рассмеялся.
Рэви же перевел внимание на панораму Качиза, и его глаза остановились на небольшом районе, возведенном из красного кирпича.
– Как думаешь, это правильно – то, как мы поступили? – спросил капитан.
Себас проследил за взглядом товарища и ответил:
– Конечно. Энрийский мусор получил по заслугам. Ты знаешь историю не хуже меня: их грязная империя владела рабами целыми столетиями. Нет ничего страшного в том, что теперь они сами оказались по другую сторону. А тебе что, жалко их? Похоже, ты действительно стареешь. В твои годы многие начинают становиться сентиментальными. Хотя ты должен помнить, как мало нас осталось после осады. Я вот не застал то время, но отец рассказывал, что выжило лишь несколько сотен. Из них лишь около полусотни были гардьерами. Как дань уважения, гарды тех, кто возвел ров, не были отданы новому поколению воинов, а вместо этого навечно разместились в зале Славы и Доблести. Я иногда прихожу посмотреть на гарду своего отца. Ее вид заряжает меня… не знаю – энтузиазмом, что ли.
– Оружие моего отца тоже в этом зале, – кивнул Рэви. – Но я ни разу не приходил на него посмотреть.
– Эх, странный ты, – вздохнул Себас. – И как тебя угораздило дослужиться до капитана?
– Я один из девяти человек за последние двадцать лет, кто побывал за пределами города и выжил, – беззастенчиво ответил капитан. – А еще я один из тех, кто сражался против энрийцев в бою и победил.
– Так я тоже сражался, – возразил лейтенант. – В нашу программу подготовки входят поединки с проклятыми. Буквально в прошлом году нам приводили группу рабов, с которыми мы сражались. Между прочим, не так эти энрийцы и сильны. Мы с другими офицерами едва сдерживали смех, пока рвали их в клочья.
– Это не то, – покачал головой Рэви. – Они не настоящие энрийцы. Между ними и теми проклятыми, что остались жить в пустошах, практически нет ничего общего. Они не молятся своему темному божеству и не приносят ему жертвы. А многие из них – рабы уже во втором поколении и понятия не имеют, насколько сильна кровь, текущая по их жилам.
– Не думаю, что пустынники настолько…
– Со мной было трое опытных гардьеров, и никто из них не выжил, – оборвал капитан. – До вылазки наружу я думал, что уже давно поборол в себе страх. Но это оказалось неправдой. Настоящий страх я почувствовал именно тогда, в бою с энрийцами.
– Ну, если ты так говоришь, то, конечно, – наконец сдался Себас, разводя руки.
На несколько секунд после этих слов воцарилось молчание, которое, однако, вскоре было прервано капитаном:
– Ладно, не будем об этом, – сменил тему Рэви. – Мне действительно пора возвращаться. Как раз планировал набрать в этом году пару новичков.
– Главное, Жана возьми, – подмигнул лейтенант. – Нормальный парень, да и не такой скучный, как его отец.
– Обязательно, – отмахнулся капитан.
Вдвоем они спустились с обломка стены, который остался еще с тех времен, когда Качизу требовалось защищаться от врагов без помощи рва. Путь офицеров лежал в сторону центральной площади города, где уже собрались толпы людей в ожидании ежегодного праздника в честь дня освобождения от энрийского гнета. К этой же дате был приурочен набор новых гардьеров.
Отбор проходили далеко не все кандидаты. После суровых тренировок лишь некоторые могли все еще стоять на ногах. Однако ходили упорные слухи, что потомкам первых гардьеров делали поблажки, чтобы они непременно прошли испытание и пополнили ряды защитников Качиза. Сам Рэви никогда не нуждался в подобных уступках, но некоторые курсанты из его выпуска ни за что не прошли бы отбор, не имей они нужного происхождения.
В других обстоятельствах, возможно, стоило бы переживать, что на защиту города встают не самые лучшие из лучших. Однако Качиз был абсолютно неприступен, и офицеры по большей части весело проводили время, пропивая жалование и развлекаясь в злачных местах. В целом на это предпочитали закрывать глаза, ведь предки этих раздолбаев спасли город от уничтожения. Никто в здравом уме не хотел портить память о тех славных днях триумфа, а потому все продолжало идти своим чередом.
Рэви же тем временем добрался до площади, где другие капитаны уже давно заняли свои места. На самом деле он не торопился на праздник еще и потому, что ему было абсолютно не о чем говорить с другими офицерами. В основном их разговоры скатывались к обсуждению того, куда они пойдут развлекаться сегодня вечером, что будут пить, сколько подцепят женщин. Рэви являлся чужаком в их обществе. Он ни разу не посещал бар с тех пор, как побывал за пропастью. Каждый раз, когда он слышал разговоры о выпивке, перед его глазами вставали беззаботные гардьеры, которые когда-то давно вышли из города, будто на прогулку, и погибли первыми от рук энрийцев.
Поприветствовав капитанов, Рэви уселся у самого края стола, молча уставившись на праздничное шествие. Официальная часть уже потихоньку подходила к концу, а значит, скоро должна была начаться церемония вручения гард. Капитан искоса взглянул в сторону богато расшитой скатерти, на которой предварительно были разложены артефакты. Всего заготовили пять гард, четыре из которых еще были в стадии простых, ничем не примечательных рукоятей. Только одна гарда была полностью сформированной. Она принадлежала старику Жозелю, решившему в этом году оставить свой пост и перейти на должность инструктора в академии. Именно его гарда должна была достаться Жану. Такое желание изъявил Жозель, хоть на самом деле об этом попросил его лично Рэви, когда недавно встретился со своим старым наставником. Тот с пониманием отнесся к просьбе капитана и не стал возражать. Жозелю было не впервой хранить маленькие тайны, поэтому еще одна не то чтобы сильно его тяготила.
В этот момент музыка смолкла, но только для того, чтобы под протяжное гудение труб на площадь вышли кандидаты в гардьеры. Разумеется, их было пятеро – по числу заготовленных гард. В этом году все новички были потомками прошлых гардьеров, так что среди зевак в толпе нашлось мало тех, кто встретил их появление громкими овациями. Обычно толпа взрывалась тогда, когда среди гардьеров оказывался кто-то из простой семьи, привилегированная же каста по понятным причинам не вызывала у них заметного отклика.
Пятеро будущих гардьеров встали на колено в ожидании появления главнокомандующего. Старик Джулиан в этот раз задерживался дольше обычного. Неудивительно. Кому-кому, а вот ему действительно стоило бы уже давно уйти в отставку. Джулиан был ветераном великой войны против Энрийской Империи, и лет ему было уже так много, что никто из ныне живущих не мог сказать, сколько именно. Похоже, даже он сам этого не помнил. Что при этом не мешало Джулиану оставаться на посту главнокомандующего и «управлять» армией Качиза.
Если бы перед войском действительно стояли хоть какие-то серьезные вызовы, то старика давно бы уже прогнали куда подальше. Но если солдаты могли позволить себе сутками напролет пить и гулять, Джулиан вполне мог позволить себе и дальше занимать насиженное место. Его ресурсов и влияния вполне хватало на то, чтобы поддерживать в своем дряхлом теле жизнь, пусть годы постепенно и брали свое.
В последнее время, к слову, у главнокомандующего все чаще стали случаться провалы в памяти, а ходить без посторонней помощи он уже практически разучился. На секунду Рэви даже предположил, что Джулиан задерживается просто потому, что он забыл о посвящении курсантов, однако его подозрения развеялись, как только главнокомандующий наконец появился и занял свое почетное место.
Сегодня Джулиан выглядел особенно бледным. Он до сих пор не мог справиться с одышкой, которая появилась, пока он шел к месту церемонии. Несколько минут все собравшиеся на площади ждали, пока он вдоволь надышится, и лишь затем празднование продолжилось. Собрав все свои силы, главнокомандующий поднялся с места, чтобы начать сбивчивую речь, которую едва могли разобрать даже те, кто сидел подле него.
– Сегодня… значит… курсанты нашего Качиза получат… получат гарды. В этот знаменательный день… мы все… поздравляем их. Пусть они верой и правдой служат… Качизу.
Поняв, что Джулиан закончил свою речь, один из генералов армии поднялся и громко захлопал, давая сигнал остальным. Вскоре площадь заполнилась овациями, а главнокомандующий, в свою очередь, обессиленно опустился на свое место, пытаясь закрыть уши от нахлынувших аплодисментов.
Генерал, который ранее перехватил инициативу, решил также взять на себя остальные обязанности по проведению церемонии, чтобы не обременять Джулиана. Он шумно прочистил горло и объявил:
– Честь принять курсантов в ряды гардьеров достается полковнику Жозелю. Это его последний день на текущем посту, и уже с завтрашнего дня он посвятит себя подготовке нового поколения защитников Качиза в качестве инструктора.
Раздался новый шквал аплодисментов. На этот раз более искренних, чем предыдущие. Жозель вышел на площадь и окинул взглядом склонившихся курсантов. Усмехнувшись только ему понятной шутке, он взял в руки первую гарду и встал напротив самого правого из кандидатов.
– Встань, гардьер, – торжественно произнес Жозель. – Отныне ты часть священного братства, когда-то добывшего нам свободу от энрийцев. Сегодня ты примешь безымянную рукоять, однако уже скоро она наполнится мощью твоей души и превратится в несокрушимое оружие. Когда этот день настанет, ты по-настоящему сможешь зваться полноправным защитником Качиза.
Курсант с благоговением принял гарду из рук Жозеля, а полковник взял новую и повторил обряд уже с другим претендентом. Так продолжалось вплоть до момента, пока Жозель не дошел до последнего. Этим последним оказался Жан, сын капитана Рэви. Старый вояка подобрал свою гарду и в последний раз проверил, как оружие лежит в руке. Для Жозеля гарда была идеальной. Еще бы, ведь на протяжении десятков лет она пыталась всячески подстроиться под владельца.
С долей сожаления он передал гарду Жану, сказав при этом:
– Твое оружие не безлико, оно является прямым отражением моего духа. Однако постепенно гарда изменится под тебя. Также изменятся и ее возможности. Я буду надеяться, что в твоих руках мое бывшее оружие станет еще сильнее, чем я мог когда-либо мечтать. А пока что… можешь пользоваться моей силой.
Жан почтительно принял гарду и поклонился. Подобная честь выпадала немногим, и молодой гардьер не сомневался, что этому поспособствовал отец. Отношения с ним, надо сказать, у Жана были странными. Отец редко общался с сыном, но при этом его незримая рука постоянно присутствовала в его жизни. По правде, Жана это очень раздражало. Ему казалось, что сам он абсолютно ничего не достиг, а лишь пришел на все готовое. С другой стороны, в отличие от остальных курсантов, с Жаном обращались в академии суровее всего. Его подвергали наиболее жестким тренировкам, какие не снились даже самым безродным из курсантов. Однажды Жану удалось подслушать, что это именно капитан Рэви настоял на столь интенсивной подготовке.
В общем, отношения у них были действительно сложными. Сколько Жан себя помнил, отец всегда сторонился его. Но не из-за какого-то отвращения или ненависти – скорее по причине некой вины перед сыном, о чем Рэви предпочитал сильно не распространяться. Свою мать Жан никогда не видел, но вроде как она была очень красивой. Ее жизнь унесло восстание энрийцев, случившееся почти двадцать лет назад. Рабы устроили погромы по всему городу, и мать Жана погребло под завалами. Ее ребенку же на тот момент было всего пару недель. Рэви после этой трагедии пришлось с трудом совмещать свои офицерские обязанности и воспитание сына. Получалось у него с переменным успехом. Первые годы он вовсе не мог обойтись без сиделки и только по вечерам уделял немного времени ребенку.
Однако теперь пришла пора, когда Жан, наконец, сможет выскочить из-под родительского контроля. Теперь, когда он настоящий гардьер, ему не составит труда самостоятельно построить свою карьеру. Быть может, он даже сумеет занять более высокий пост, нежели его отец, который не сильно-то и стремился продвигаться по службе.
Внезапно от мечтаний о светлом будущем Жана отвлекло гудение труб, ознаменовавшее завершение церемонии. Толпа начала медленно покидать площадь, чтобы разбрестись по ярмаркам, где продолжится празднование. Свежепосвященным же гардьерам теперь предстояло выбрать себе отряд, в котором они будут нести службу. Хотя, по правде, выбирать будут вовсе не они. Капитаны решат между собой, кто из них получит пополнение.
Всего отрядов было шесть. Именно столько отрядов уцелело после осады, и с тех пор число не увеличивалось. Могло показаться, что между отрядами должна быть какая-то конкуренция, но ее не наблюдалось. Отсутствие реальных угроз и тут давало о себе знать. Гардьерам просто не было нужды соперничать между собой, ведь у них уже было все, о чем они могли мечтать.
Существовала всего одна причина, по которой они окончательно не забрасывали тренировки, и этой причиной была разведка. Раз в несколько лет один из отрядов отправляли по другую сторону пропасти с целью проверить окрестности. Как правило, их там уже поджидали энрийцы, которые были готовы пожертвовать всем, чтобы разжиться вещами с тел убитых гардьеров.
Разумеется, при таком раскладе никто не хотел покидать город, поэтому спор уже неоднократно решался посредством жребия. Судя по последним новостям, командование готовилось к очередной разведывательной вылазке. Капитаны еще не проводили жеребьевку, но гардьеры уже начинали нервничать. Однако больше всего стоило нервничать именно новичкам. Если они попадут в неудачный отряд, то отправятся по другую сторону пропасти без необходимых навыков, да еще и без сформированной гарды.
Именно такие мысли читались в глазах бывших курсантов, когда они смотрели на своих потенциальных капитанов. Каждый пытался прикинуть, какой из них окажется наиболее везучим, но по факту это было бессмысленным занятием, служившим лишь для того, чтобы занять чем-то голову во время ожидания.
Капитаны тем временем успели оценить новичков и даже начали указывать пальцем в сторону некоторых из них. Один из капитанов указал на Жана, но был мгновенно прерван настойчивым возгласом со стороны Рэви:
– Этот новобранец мой, – категорично заявил он. – Можете как угодно делить остальных, но этого я беру себе.
– Эй, не строй из себя самого главного! – вспылил капитан, у которого перехватили новобранца. – Я первый его выбрал.
– А теперь выбери другого, – бесстрастно ответил Рэви. – Я не изменю свое решение.
– Я тоже! – оскорбленный капитан сделал шаг вперед. – Чем ты подтвердишь свое право на этого гардьера? Тем, что он твой сын? Это кажется крайне мелочным с твоей стороны!
Рэви на несколько секунд задумался, а затем, набрав воздуха в грудь, выдал:
– В следующую разведку отправится мой отряд. Жеребьевку проводить не нужно. Взамен я беру себе этого гардьера.
Капитаны опешили от слов Рэви. Некоторое время им понадобилось, чтобы прийти в себя, а затем они вновь обратили взгляд на безумного капитана. Только что Рэви собственноручно подписал смертный приговор доброй половине своего отряда. С большой вероятностью в эту половину попадет и его собственный сын. Однако предложение было слишком заманчивым, чтобы от него отказываться. Капитаны молча расступились, более не строя никаких препятствий на пути у неугомонного офицера.
Однако сильнее всего оказался шокирован Жан. Он отчаянно оглядывался по сторонам, ища хоть какую-то поддержку. Последнее, чего ему хотелось, так это отправиться в пустыню, откуда мало кто возвращается. Жан, конечно, подозревал, что отец попытается забрать его в свой отряд, но он надеялся хотя бы на то, что на разведку отправится кто-нибудь другой.
Рэви поманил сына рукой к себе, и тот неохотно шагнул навстречу. Остальные гардьеры смотрели на него с искренним сочувствием. Парень только что пролетел мимо легкой и беззаботной жизни, вместо этого подписавшись на самоубийственную миссию.
Зато вот остальные новобранцы вздохнули с искренним облегчением. Мысленно они уже представляли, как отпразднуют свое посвящение, закатив самую громкую пирушку в своей жизни. По крайней мере, на ближайшие несколько лет они точно могли успокоиться и никак не опасаться за свою безопасность.
Но внезапно с той стороны, где располагались места высшего командования, донесся какой-то шум. Капитаны обернулись на переполох и увидели, как множество людей суетливо бегают вокруг главнокомандующего. Признаться, капитаны не ожидали, что высшие чины станут так долго задерживаться на церемонии. Обычно они покидали площадь задолго до того, как отряды успевали принять к себе пополнение. Видимо, дело было в Джулиане. Он был так плох, что просто не мог быстро вернуться обратно в свои покои.
Неожиданно главнокомандующий покачнулся и повалился на землю, хватаясь за грудь. Выглядело так, будто у него начался очередной приступ. Такое уже случалось раньше, поэтому паники среди собравшихся почти не наблюдалось. Все ждали появления личного врача Джулиана, который непременно поставит того на ноги.
Медик появился быстро. Сквозь толпу пробился высокий худощавый человек с саквояжем. Это был Рюкен – лучший врач во всем Качизе. Но известен он был больше благодаря тому, что являлся энрийцем. На его лбу горела алая капля, недвусмысленно отмечавшая его происхождение. Это, однако, нисколько не смущало Рюкена. Напротив, он всегда высоко держал голову и постоянно излучал некую царственную ауру, отчего многим качизцам с трудом удавалось смотреть ему в глаза.
Присев рядом с главнокомандующим, Рюкен раскрыл саквояж и быстро взболтал содержимое одной из маленьких склянок. После секундного разглядывания мутноватой жидкости он быстро кивнул сам себе и влил лекарство в рот корчащемуся Джулиану. Как по волшебству, главнокомандующему полегчало уже буквально через несколько минут. Он даже смог самостоятельно сесть, пусть это и стоило ему почти всех оставшихся сил.
– Хорошо… что ты успел… Рюкен, – пытаясь взять под контроль дыхание, произнес главнокомандующий. – Только… благодаря тебе… я еще жив.
– Не перехваливайте меня, – ответил врач, стряхивая со лба длинную прядь седеющих волос. – Я всего лишь выполняю свою работу.
– Вот бы все так ее выполняли, – вздохнул Джулиан. – Мне больно оттого, что мои соотечественники до сих не достигли уровня мастерства энрийцев. Не за это я сражался в той жуткой войне!
Рюкен тактично промолчал и, убедившись, что с главнокомандующим все в порядке, принялся собирать саквояж обратно.
К этому моменту подтянулись капитаны, обеспокоенные состоянием Джулиана. Рюкен, воспользовавшись моментом, отошел в сторону, однако уже через несколько шагов его остановила рука Рэви. Не привлекая лишнего внимания, капитан отвел медика подальше ото всех и шепотом спросил:
– Каково реальное состояние главнокомандующего? Его приступы начинают случаться все чаще.
Рюкен быстро осмотрелся кругом и так же тихо прошептал в ответ:
– Дела хуже некуда. По-хорошему, он уже давно должен был умереть. Но я ему этого не позволю. Пока…
– Если бы он только знал, какой ценой поддерживается его жизнь, – пробормотал Рэви.
– Но он не знает, и это к лучшему, – обрезал Рюкен. – Ты и сам понимаешь, насколько мне невыгодна его смерть.
– Понимаю, – кивнул капитан.
– К слову, это там твой сын стоит на площади, я прав?
– Да, – не сразу ответил Рэви.
– Он похож на мать. Так сказал бы любой, кто знал ее.
– Осторожнее, Рюкен, – пригрозил капитан. – Я не хочу, чтобы ты подходил к моему сыну. Ему не нужно иметь дело с энрийцами.
– Ты ведь понимаешь, насколько абсурдно звучат твои слова, – иронично улыбнулся врач. – Но… как знаешь. Я не буду вмешиваться. Моя кровь подсказывает, что наши пути пересекутся вне зависимости от обстоятельств.
Рэви более не захотел продолжать разговор и отпустил Рюкена. Беседа с энрийцем еще сильнее испортила его настроение. Капитан последний раз окинул взглядом площадь, остановившись ненадолго на Жане. После этого он в одиночестве зашагал в сторону казарм своего отряда. Надо было объявить гардьерам о скорой вылазке наружу. Разумеется, никто из них этому не обрадуется, а в спину капитану отныне будет устремлено еще больше ненавистных взглядов. Волновало ли это Рэви? Не особо. Все равно во время вылазки все гардьеры будут держаться подле него, так как это будет самым верным способом выжить. Им так или иначе придется следовать его приказам, в противном случае они станут легкой добычей для энрийцев.
Главнокомандующий тем временем наконец смог подняться на ноги, и с чужой помощью он покинул площадь. На этом непримечательном событии и закончилась церемония, посвященная триумфальной победе жителей Качиза над ненавистной Энрийской Империей.