Светилось на дисплее мотобайка, когда поднимались автоматические ворота гаража.
До квартиры Купа долетели быстро ― в шесть часов утра улицы только начинали заполняться транспортом.
Припарковали байки в подземном гараже.
– Не снимай шлем, пока не скажу, а то здесь везде камеры, – предупредил Куп и оттащил меня в какую-то нишу, закрывая собой, снял шлем, и мы слились в поцелуе.
Оторвавшись и снова нахлобучив на меня шлем, повел за руку в лифт.
– Здесь тоже камеры? – спросила, оглядывая холл.
– Все для нашей безопасности!
В квартиру ворвались, сбрасывая шлем, куртки, сапоги, ботинки. Расстёгивая на ходу брюки, ремни, джинсы. Стараясь не прерывать порыв, Куп вошёл в меня, едва я успела освободиться от брюк и трусиков. Хоть страсть и сносила голову, он был очень нежен. Несколько толчков ― я изогнулась и закричала от нахлынувших ощущений, а Куп, изливаясь, застонал от удовольствия. Одновременно откинулись на подушки, хватая ртом воздух.
– Какая же ты красивая. – Он оперся на локоть и, рассматривая меня, провёл кончиками пальцев по щеке вниз, по шее, к бретельке моего кружевного лифчика, который опять не имел значения, опустил бретельку по плечу. – И всё еще безбашенная…
Провел ладонью от плеча до бедра так, будто его пальцы гитариста сыграли на коже какие-то ноты. М-м-м, Зиль так не умеет. Выгнулась, подалась к нему. Мы обнялись, покрывая лица друг друга поцелуями. Куп, шепча какие-то ласковые слова, спустился поцелуями по шее, туда, где кусал много лет назад. Замер на мгновение и укусил, приникая к ранке и жадно зализывая ее.
– Я еще, наверное, вкусная?
– Не то слово, просто не оторваться.
– Ах, ты так!
И тоже укусила его.
Как два упыря, мы повисли друг на друге, наслаждаясь вкусом, постепенно переходя к ласкам в спокойном режиме. И, неторопливо овладевая друг другом раз за разом, заснули в блаженстве.
Проснулась уже днём оттого, что Куп пытался попасть в меня и при этом не разбудить.
– Ты такая… Как Зиль с тобой спит?
– Это пришло с опытом. Примерно перед свадьбой.
– Я понял теперь, почему он такой тощий.
– Это Зиль тощий? Ах ты! – Я стала его щекотать. – Это ты вон какой толстый. Весь в складках.
Я стала хватать его за кожу на ребрах. Естественно, оказалась под ним, в плену его тела. Утреннее тепло и утренний аромат тела. Мне нравится, как он пахнет. Не так, как Зиль, но запах Купа для меня тоже притягателен. Уткнулась носом в его шею под волосами и укусила. Вкус его крови подействовал возбуждающе. Тут же устремила свои бедра навстречу его паху, широко раскидывая ноги, и резко насадила себя на его член, вгоняя до основания. Куп застонал и начал энергично двигаться во мне, задавая свой темп. Обхватила его ногами и руками, приникла губами к его рту. Несколько глубоких толчков ― и Куп разряжается мощной струёй, как будто не было ночи близости.
***
Три дня и четыре ночи мы почти не вылезали из кровати, делая перерывы только на еду. А на второй день Купу пришлось выйти на улицу за продуктами и за новым гаджетом для меня, потому что предыдущий не пережил встречи с углом комода, когда летел к стене.
Зиль по-прежнему не звонил и был вне зоны доступа. Три дня.
В очередной раз, набрав его номер и услышав, что абонент не доступен, я бросила гаджет в стену, и тот неудачно стукнулся об угол комода, тонкая пластина разбилась на несколько частей.
Куп вошел в комнату как раз, когда я сидела возле разбитого прибора и лила слёзы.
– Ну, подумаешь, упал и разбился. Меньше будет соблазна дозваниваться до Ванкувера.
– Зильберович должен сегодня звонить. Он в лагере, а не прячется на другом конце мира.
– Не реви. – Куп взял моё лицо в ладони и стал покрывать поцелуями. – Пожалуйста, сейчас пойду куплю самый новый и дорогой. Для самой лучшей женщины самый лучший гаджет.
– Не нужно самый лучший, купи такой же. Не хочу, чтобы они знали, что я опять разбила… А я пока что-нибудь приготовлю.
И Куп действительно нашел такой же гаджет. Пока настраивали и вставляли симку и карты памяти, наступил вечер.
Зиль-младший позвонил, как мы и договаривались, в девять вечера, у них там уже скоро отбой.
– Мам, ты почему такая расстроенная? Потому что папа не звонит и трубку не берет?
– А ты откуда знаешь, что трубку не берет?
– Я ему тоже пытался дозвониться.
– Зачем? Я же тебя предупреждала, что папа далеко и для твоего тарифа туда звонить дорого.
– Я не мог до тебя дозвониться. У тебя что-то было с телефоном. Говорили, вне зоны доступа.
– Да? – переспросила рассеянно.
– Ты опять разбила? Из-за того, что папой не получается связаться?
– Сынок, всё ты знаешь. Так зачем же ты нам звонил, так безрезультатно?
– Не безрезультатно, до тебя я дозвонился. Мам, мне предложили стать солистом в ансамбле.
– Что? – у меня вырвалось какое-то сиплое шипение.
– Мам, говорят, что у меня хорошо получается.
– Так, давай не будем сейчас принимать решение. Приедешь домой, папа тоже приедет, мы все вместе это обсудим и решим.
– Ты против?
– Просто в нашей семье есть очень трудный, мягко говоря, пример. Это твой папа и Куп. Кстати, Куп тебе передает привет.
В кухню вошёл Куп и помахал племяннику в камеру.
– Ой, мама, ты у Купа?
– Да. Он мне помогал гаджет покупать.
– Куп! – возбужденно закричал Зилька. – Меня приглашают солистом в ансамбль. Скажи маме, что это не страшно!
– Так, сын, Куп мне может ничего не говорить. Я все сама отлично видела. Да ты знаешь, что они школу едва закончили? Я с ними на пересдачи ходила! Я уже защитила диплом бакалавра, а они никак не могли школу окончить.
– Мам, зато они были самой крутой юношеской группой! О них до сих пор пишут в интернете.
– Зильбе, я понимаю, что вы поющие драконы. Не давать тебе петь – всё равно что запретить летать. Это тебя искалечит. Но отпускать тебя одного в шоу-бизнес в десять лет я не буду. Подрасти хотя бы до пятнадцати, хорошо бы школу закончить, потом уже занимайся музыкой. Я понимаю, что это твоя судьба.
– Мам, я не один, я с Гюнтером-младшим.
– Вот и с родителями Гюнтера поговорим. Всё оставляем до твоего возвращения.
– Куп, ну скажи ей!
– Куп, скажи ему, во сколько вы закончили школу? Ну, ответь быстро!
– В двадцать, – нехотя признался дядя Куп.
– Сынок, в двадцать!
Зилька сидел, насупив мордашку. Так похож на отца и дядьку в одном флаконе.
– Мам, я возвращаюсь послезавтра.
– Вот это приятная новость! Где и во сколько тебя забирать?
– Сказали, что они пришлют родителям сообщения. Я завтра постараюсь узнать, если что, вечером скажу.
– До завтра. Целую.
– Пока, мам! Пока, Куп!
Отключила картинку. Подняла глаза на Купа.
– Я не запрещаю. Мне просто в этой жизни хватило неучей.
Он засмеялся.
– Снова эта сербская фамилия! Ты о ком? А, наверное, ты имеешь в виду двух профессоров?
– Да именно их я и имею в виду. Один вот уехал на конференцию, – показала пальцами кавычки, – вынул сердце, гад! Второй сидит смеётся. Я не реву. – Вынула из пачки сигарету, закурила.
– Лена, ну я же с тобой.
Обнял, притянул к себе, отобрал сигарету, и, видимо, в этот момент отключил гаджет. Подхватил на руки и взгромоздил на столешницу. А дальше? Дальше весь вечер мы пытались разными способами расшатать кухонную мебель. Обхватив Купа руками и ногами, я только успевала краем сознания фиксировать: о, это я на столешнице, хорошо, что на плиту не опустил, а это мы на столе, наконец моя спина ощутила мягкость дивана, а попе стало теплее и мягче.
Очнулась на кухонном диване в объятиях немыслимо изогнутого Купа. Потёрлась щекой о бороду.
– Пошли в кровать.
***
Поздняя ночь. Включив драконье зрение, любуюсь Леной. Нежная, хрупкая, тонкие черты лица и мерцающая звездочками кожа. А как она пахнет. Боже, я бы никогда не ушёл от этого запаха. Убираю прядку волос, упавшую на лицо. Осторожно, чтобы не разбудить, под одеялом провожу ладонью по атласной коже. Рука замирает внизу её живота. И вдруг перед внутренним взором встает картинка: маленькая пульсирующая точка двигается к другой пульсирующей точке. Двигающаяся точка проникает в статичную точку, они сливаются, замирают и начинают увеличиваться в размере. Я увидел зачатие своего ребёнка… Невероятно!
Вспомнил рассказ Зиля. Он тоже видел момент зачатия сына. Описывал примерно так же.
Я положил ладонь на низ живота Лены. Она сладко и безмятежно спит. Без всхлипов и рыданий. Пожалуй, впервые за эти четыре ночи. Посылаю тепло своему ребенку. Возможно это скопление клеток еще не ребенок, но мне нравится так думать. Мысленно даю ему силы для формирования и роста. Поддаюсь порыву, раздвигаю ноги Лены и припадаю ртом к её влагалищу, вдувая в него свою силу и пожелание роста и крепости младенцу. Младенцам. Там уже есть кто-то, чуть старше и уже в матке, но еще слишком маленький для определения пола. Прошу первого младенца быть заботливым к младшему.
Лена улыбается во сне, но не просыпается. Обнимаю, окутываю собой. Милая, любимая… Дракон во мне страшно доволен. Ему удалось соединиться со своей единственной и зародить в ней потомство. Драконы не связаны моралью человека европейского общества. У них слишком мало самок. Слишком мало совместимых пар, способных зачать потомство. Поэтому нам с братом повезло. Лена оказалась совместима не только с ним, но и со мной. Но я об этом пока никому не буду говорить. Человек во мне сильнее. Он не стал отбивать Лену у брата сорок с лишним лет назад, хотя мог бы. Он знал, что с Леной Зиль станет сильным.
Так и вышло. В решительном и волевом манипуляторе, каким стал Зиль, теперь никто не узнает нервного, задерганного мальчишку ― болезненного и неуверенного в себе истерика. Если бы мы тогда, на гастролях в Санкт-Петербурге, не встретили Лену, то давно бы спились или скололись, потому что никто не мог рассказать нам, как управлять имеющейся силой драконов. Нас использовали все: от музыкального директора Оста, до «любящей» матушки. Всем от нас нужны были музыкальные результаты и деньги. И если Ост научил нас работать и сам вкалывал с нами, то мама… а многочисленные подружки…
Лена стала нашей силой, энергией, мотиватором. Научила летать, пользоваться драконьими умениями, доверять друг другу.
Я уткнулся носом в её волосы. Спи, родная, мы все тебя очень любим.
– Я тоже тебя люблю, – прошептала Лена, – Ку-у-уп…