Мир любви обрести без терзаний нельзя,
Путь любви отвести по желанью нельзя.
И пока от страданья не станешь согбенным,
Суть его донести до сознанья – нельзя!
Омар Хайям
Я преследовал Калык хана четвертый день.
Великий Цезарь велел мне доставить голову этого смутьяна в день триумфального шествия в Самарканде.
Мы гнали мятежного хана по знойной пустыне Зерафшана, и у него не было возможности напоить водой своих нукеров.
В окрестные селения, рассеянные в пойме высохшей реки Зерафшан, он войти не мог – в каждом из них я оставил декаду фракийских лучников.
Я знал, что ведомый жаждой он придет к источнику Кучук арык, который затерялся в глухом ущелье, у подножья серой гранитной горы Аман-кутан.
Калык хан полагал, что мы не знаем дорогу к источнику, но у нас был проводник – старый, плешивый перс, сына которого мы держали в заложниках. Деваться хану было некуда, он должен был прийти к воде, чтобы не погибнуть в раскаленных песках с жалкими остатками своего отряда. Кучук Арык был единственным местом, где он мог запастись водой и выйти из ущелья потаенными горными тропами.
Хан отличался отчаянной смелостью и не раз доказывал свою доблесть в сражениях с непобедимым войском Александра Великого.
В яростной схватке под Самаркандом последний воинский оплот хана был разбит. Сам он с небольшим отрядом верных лучников бежал в горы, опоясывающие долину Зеравшана, и досаждал царю неожиданными набегами.
Александр предложил самаркандскому сатрапу мир при условии, что тот отдаст ему в жены свою дочь – прекрасную Асиян и подчинится повелителю Вселенной, но гордый хан предпочел смерть на поле брани.
Темной звездной ночью проводник привел нас к глухому ущелью. Мы укрылись за холодными скалами и стали ждать. Лишь только занялась заря, из-за склона горы в сером влажном тумане появились силуэты всадников Калык хана. Вид у лучников был изможденный и можно было покончить с ними внезапной стремительной атакой, но я решил подождать немного и ударить с флангов после того как нукеры напьются и отяжелеют от воды.
Люди хана напоили лошадей, затем сами припали к живительной воде и жадными глотками впитывали ее в себя. Казалось, никакая сила не может оторвать их от желанной, прохладной влаги.
Среди усталых воинов я приметил необыкновенной красоты девушку. Она была в доспехах, но без шлема с густыми распущенными волосами. Я догадался, что это дочь Хана – нежная Асиан, почитаемая в Персии за красоту, искусство в танцах и любовь к поэзии. В свете восходящего солнца меня поразили тонкие черты ее медного лица, большие карие глаза, иссиня черные волосы и бесстрашный взгляд орлицы. Все в ней дышало величием и благородством. Спокойная уверенность и гордая осанка внушали благоговение.
Ей подали воду в серебреном ковше. Она пила медленно, не проявляя жадности и нетерпения.
Я призвал Дисмоса широкоплечего наемного грека с опаленным от солнца лицом и приказал убить вождя смутьянов.
– Как только они напьются, сказал я, – ты поразишь стрелой Хана. Это послужит сигналом к атаке. Девушку оберегать, она наш подарок великому цезарю.
Дисмос бывалый ветеран и лучший стрелок в Македонии попадал в двух летящих в небе горлиц и успевал сразить птиц, даже если одна из них внезапно меняла угол полета.
Нукеры пили долго. Когда они погрузнели и безвольно отвалились от воды, Дисмос натянул лук и поразил Калыка в шею. Хан судорожно протянул руку к смертоносной стреле, но, не дотянувшись, грузно повалился с коня.
Все смешалось в жестокой яростной схватке: густая пыль, звон мечей, воинственный клич македонян и крики умирающих персов. Оставшиеся без предводителя, отяжелевшие от воды нукеры не смогли отразить неистовый натиск храбрых тессалийских всадников и мы порубали повстанцев до того как остыло тело Хана.
Я подошел к нему. Он был еще жив. Слабым движением губ хан просил пощадить его дочь. Я вытащил из ножен меч и осторожно, чтобы не забрызгать тунику отрезал ему голову. Он умер достойно с презрительной улыбкой на устах.
Едва я положил голову мятежного хана в мешок, как услышал громкие крики за спиной. Я повернулся. Прекрасная Асиан, отважная дочь хана, подняв лук убитого нукера, с грациозной прытью пантеры сразила трех моих воинов.
Критянин Дисмос, петлей заарканил ее. Он проволок девушку по земле, затем рывком могучих рук перекинул ее гибкое тело через седло гнедого коня. Извиваясь змеей, принцесса вцепилась зубами ему в чресла.
– Хо-хо-хо – разразился хриплым смехом Дисмос, – клянусь Гераклом, красавица хочет поиграть с моим весельчаком.
Левой рукой Дисмос приподнял за волосы головку Асиан. Грязными пальцами правой руки он вытащил из штанов крупный, толстый член и, ухмыляясь, предложил царевне поласкать его. Старый воин в порыве шутки, зазевался и недооценил коварство царевны. Не сопротивляясь, будто опьяненная запахом застоявшегося орудия, она взяла член в руки и неумело повела пальцами.
Дисмос сладостно застонал, откинул голову и блаженно закатил глаза.
В ту же секунду Асиан выхватила короткую пику из колчана притороченного к седлу и воткнула ее в набухшую сонную артерию македонца. Дисмос захрипел, тяжело повалился с коня, забился в агонии, схватившись почему-то не за горло, а за член, из которого обильно брызнула сперма. Через мгновение «весельчак» также как и его незадачливый хозяин затих навеки.
Хлестко стегнув испуганного коня, покрытого войлочным потником, царевна пыталась скрыться за серой громадой скал.
Я знал, что дочь хана искусная наездница и легионерам не нагнать ее.
– Теодаки, – приказал я легионеру со сплющенным носом и рваным ухом, – останови коня. Теодаки мощным броском метнул дротик, и ноги животного подломились. На полном скаку верный конь Дисмоса ткнулся мордой в сухой колючий кустарник, выбросив на скалы непокорную Асиан. Подоспевшие легионеры окружили ее. Теодаки неспешно подошел к девушке, снял с нее медную кольчугу. Под тонким защитным металлом затрепетал на ветру легкий шелк платья. Воин сорвал тонкую ткань, оголив белую грудь принцессы. Мгновение грубый варвар любовался сосками девушки – чистыми, как две капли утренней росы, затем он сжал заскорузлыми пальцами нежный левый сосок. Пленница вскрикнула от боли.