Все события в книге являются вымышленными. Любые совпадения с реальными персонажами невозможны.
Изображение на обложке создано автором книги.
Андрей Павлович Кусков с самого рождения, как казалось ему, слышал от своего отца Павла Устиновича Кускова историю об отнятой в далекие годы корове. Сильно сокрушался об этом батюшка, еще сильнее, если верить батюшке, сокрушался дедушка Устин Апанасьевич Кусков, хотя, вроде, была у него другая фамилия. Но то ли звучала она плохо, то ли слишком насолила тем самым людям, которые отняли злополучную корову. Только годы затеряли в своих мусорных карманах заветную отметку, засечку, когда случилось страшное событие.
Батюшка Павел Устинович, напиваясь тоскливыми вечерами, окидывая взглядом свое убогое хозяйство с вечной грязью и сыростью под ногами, начинал сыпать проклятия в адрес власти узурпаторов. Поначалу делал он это тихо, как бы бурча себе под нос, но с каждой выпитой дозой спирта бурчание начинало принимать более яркую и громкую тональность. Двадцать пятый год сменялся двадцатым. Откуда-то затем появлялся пресловутый тридцать седьмой. Точной даты или хотя бы года не знал батюшка, откуда его было знать Андрею. Если бы дедушка Устин Апанасьевич оставил какую-нибудь записку, тогда все было бы ясно, но он ничего не оставил и вообще было ему не до этого. С трудом выживал, фамилию менял, то в родном колхозе, то, где на стройках.
Если дедушка по матери Андрея был жив. Хлебал свой извечный самогон, затем крутя рукой орден ‘’Отечественной войны второй степени’’, начинал извечный рассказ о немецких оккупантах, которым он со своими однополчанами, под руководством самого Сталина, накостыляли по самое не могу, то заветного дедулю Устина Апанасьевича, Андрей никогда живым и не видел. Были две фотографии, и те батюшка прятал где-то у себя.
Тестя же батюшка ненавидел именно за рассказы о его подвигах. Из-за этого Андрей очень давно, точнее, в октябрятском возрасте, сделал вывод, что Устин Апанасьевич не воевал с оккупантами, видимо случилось это, как раз из-за злополучной коровы.
Душой тянуло Андрея к батюшке, любил он его по сыновей преданно, от этого и пропитался трагической историей о пропавшей корове. Спился в конец, не выдержав тягот развитого социализма батюшка, а после и вовсе сошел с ума. Начал он в годы ветра перемен проклинать эти самые перемены крепким словом, позабыв о родовой обиде, не вспоминая больше утерянную корову. Только Андрей уже созрел, поразила его в сердце давняя обида. Принял он к этому времени крест на себя. Твердо решив добиться справедливости, тем более что все и так скатывалось в его руки. Казалось, первой в этом списке будет корова, а потом вероятно еще много чего. Не зря же его дедуля менял фамилию прадеда Апанаса, неизвестного по настоящей фамилии. Не отпускала больше эта мысль Андрея, – текло время. Превращался Андрей в своего батюшку прежней выдержки – так же сидел за самогоном. Пока не лопнуло в один прекрасный день терпение, тогда он и понял, что нужно своего добиваться самому. Новые власти хороши, но и они ничего на подносе не поднесут.
Эдуард Арсеньевич проснулся рано утром в будний день по наименованию среда. Самая середина недели, к черту ее, а поделать нечего. Голова гудела, превратившись в треснутый глобус, рот сильно обосрали неуловимые чайки. Эдуард Арсеньевич преодолев мутившиеся сознание, с трудом добрался до стакана с холодным кофе, который заботливо приготовил сам себе, видимо вчера вечером. Очень не хотелось ехать на службу, делать там все одно нечего, только Дмитрий Кириллович приедет, ему видимо и вовсе нечем заняться. Привык он с утра сидеть, похрапывая. В обед выпить винца, а вечером, бодрячком в ресторацию.
Эдуард Арсеньевич хлебал коричневую жидкость, трясущиеся рука завязывала галстук, а мозги думали о начальнике, – настоящем делегате от ‘’Грядущего общества’’. Сам Эдуард Арсеньевич всего лишь первый заместитель левого отдела, для Дмитрия Кирилловича и вовсе – Эдя. Не дослужился еще даже до автомобиля с личным водителем. Любит Дмитрий Кириллович пошутить; – Эдя, Эдичка, у тебя еще все впереди, а мне некуда расти, так и останусь на этом месте. Нет роста, заняли все проходимцы по родственной линии. Тебе Эдичка хорошо молодой, всего сорок лет, будешь стараться далеко пойдешь.
Затем Дмитрий Кириллович просил Эдю прикрепить к стене портрет главного окружного делегата по ‘’Затыринскому району’’. После чего Дмитрий Кириллович, удобно расположившись в кресле, начинал бросать в физиономию ответственного лица, липкий шарик похожий на сгусток соплей, а Эдя в течение отведенного на это времени бегал, отлепляя шарик с грозного лица делегата или со стены рядом, если Дмитрий Кириллович совершал промах. Еще приходилось поползать по полу в поисках отлетевшего шарика, правда, случалось это редко, так как шарик имел завидную липучесть. Это была одна из самых ответственных работ для Эдуарда Арсеньевича. Один раз ему и вовсе посчастливилось, Дмитрий Кириллович ездил к лицу, к которому прилеплялся слюнявый шарик, и тогда Эдуарду было доверено нести большую коричневую папку с огромным флагом, над ним потрясающий воображение, своей позолотой герб, выше корона. Звездный час предвещал место первого зама правого отдела, но не сложилось.
Вообще-то у Эдуарда Арсеньевича имелся и свой кабинет, были две папки с флагами и коронами, только маленькие невзрачные. Кабинет располагался на первом этаже, соответствуя статусу Эдуарда Арсеньевича. Возле кабинета размещался турникет с охранником в форме очередного Чопа. Через него все время проникали бесконечные бабульки с какими-то непонятными бумажками, просьбами, которые и должен был регистрировать Эдуард Арсеньевич. Ничего сложного: принял, записал, долбанул, заветной печатью с размытой короной и все, но опять же, начинают они что-то говорить, частенько воняет чесноком, особенно если появится вместо бабки, какой-нибудь трехногий дед. Ужас и хорошо, что есть Лера, она берет на свою грудь третьего размера много работы, и даже лучше умеет долбануть заветной печатью.
Вчера было хорошо, сегодня ехать неохота. Эдуард Арсеньевич немного придя в себя, попытался вспомнить, почему Лера не ночевала у него, память отравленная дорогими ядами не слушалась его, напрягать голову было слишком тяжело. Часы тикали, по-прежнему мутило, и Эдуард Арсеньевич думал теперь об одном, стоит ли ему рискнуть. Бутылка дорогого вермута, дружелюбно подмигивала ему со стола, большой портрет смотрел безразлично, но вот маленький, щуплый находившийся ниже большего, смотрел с подозрением. Дмитрий Кириллович был необъясним. Если посмотреть на него слева, то он категорически запрещал альянс с вермутом, а если глянуть справа, то вроде бы, вполне определенно, давал добро на благое дело. Эдуард Арсеньевич попытался смотреть посередине, но снова было ничего непонятно
– К черту – сказал сам себе Эдуард Арсеньевич, жадно присосался к бутылке, жидкость двигалась вместе с его большим кадыком.
Эдуард Арсеньевич помолодел на год за минуту, весь побочный эффект заключался, только в аромате из-за рта. Если сегодня Дмитрий Кириллович не будет бросать сопливый шар, то все обойдется хорошо. Теперь и вести автомобиль будет заметно веселее. Оживший Эдуард Арсеньевич пулей вылетел из своего коттеджа величиной в четырнадцать комнат. Через минуту он уже подпевал себе под нос.
– ‘’О боже, какой мужчина, и я хочу от тебя сына’’
Динамики в белом ‘’Круйзере’’, поднимали настроение
– ‘’И я хочу, от тебя дочку, и точка’’
Эдуард Арсеньевич вальяжно откозырял, обозначая приветствие дежурному полицейскому, на въезде в губернский квартал
– ‘’Лера должна сейчас потерпеть, даже если ей не хочется’’ – Эдуард Арсеньевич буквально летел по лестнице крыльца, успевая здороваться с немногими коллегами из местного отделения ‘’Грядущей общества’’
Залетев в свой кабинет, по дороге отпихнув двух старух, которые караулили его, держа в руках листочки похожие на надоевшие до боли квитанции.
– Это он стервец, – прошипела одна из бабулек, вслед Эдуарду.
Вторая бросилась следом, но Эдуард Арсеньевич успел перед ее носом захлопнуть дверь. Еще, не зная внутри ли Лера, он с огромной скоростью закрыл оборот защелки, чтобы обнаглевшие бабки не прорвались внутрь. Лера была на месте, от ее привлекательных форм у Эдуарда Арсеньевича сдавило дыхание. Лера же улыбалась, наблюдая затем, как Эдуард заскочил в собственный кабинет. Под глазами женщины немножко обозначались темноватые круги, напоминая, по всей видимости, о проведенной без сна ночи.
– Ты где ночевала, дорогая, я не понял? – Эдуард Арсеньевич старался делать строгий вид, но возбужденные глаза выдавали горящее в нем желание.
– Там же у Сиротина и ночевала. Ты уехал, забыв обо мне, дорогой. Тебе безразлично, а меня могли принять за одну из девочек по вызову – Лера игриво улыбалась.
– Не приняли бы, возраст не тот – произнес Эдуард Арсеньевич, расстегивая пиджак и не имея силы скрыть свои намерения.
– Смотри мне, дошутишься на эту тему. – Лера села на край стола, задрав немного юбку, порядочно оголив привлекательные ноги в темных колготках.
У Эдуарда Арсеньевича остановилось дыхание, ширинка на брюках приняла контур небольшой, но отчетливо вздыбленной горочки. Он начал, путая пальцы расстегивать ремень на брюках. Брюки упали вниз, официальная сорочка закрывала трусы, но не могла скрыть достигший максимального размера бугорок.
– Наш двух вершковый шалунишка, хочет получить удовлетворение.
Засмеялась Лера, наигранной, жеманной улыбкой, наблюдая за стараниями Эдуарда Арсеньевича.
– Не издевайся надо мной – пыхтел Эдуард Арсеньевич, схватив Леру за ноги, стаскивая тонкую ткань колготок.
– Порвешь идиот – прошипела Лера.
В это время раздался сильный стук в дверь. Реакции со стороны обитателей кабинета не последовало. Лера отошла в сторону к ряду стульев, приподняла платье, посмотрела лукаво на Эдуарда Арсеньевича, который застыл на месте, не имея возможности оторваться от волнующего зрелища. Темные колготки с такими же трусиками, покинули стройные ноги, оказались на одном из стульев.
– Ну, я готова – засмеялась Лера.
Стук повторился настойчиво. Эдуард Арсеньевич в этот момент уже находился в боевой готовности, по-прежнему пожирая глазами свою соблазнительную секретарку.
– Что нужно! – закричал Эдуард Арсеньевич.
– Открывайте уже девять часов – старческий голос, воинственно прорывался через тонкую дверь.
Эдуард Арсеньевич хорошо соображал, что времени у него нет. Он набросился на Леру, начал жадно мять через платье ее груди, завлек ее обратно на тот же край стола, после чего пыхтел и потел в течение тридцати секунд, потом его чувствительная антенна стала быстро обвисать. Лера после этого, от чего-то приобрела стеснительность.
–Не смотри – сказала она, натягивая свою интимную амуницию.
Через десять минут Эдуард Арсеньевич наконец-то начал прием посетителей, засунув в уши затычки. Лера заслуженно покинула кабинет, отправившись сначала болтать в соседний отдел с подругой, а затем в близлежащий супермаркет. Время подходило к обеду. Эдуард Арсеньевич вздохнул облегченно, контрольная отметка была пройдена, теперь он практически не опасался внимания со стороны Дмитрия Кирилловича и его сопливого шарика. Перед обедом, если точнее перед самым обедом, настроение было испорчено в первый раз. Какой-то плешивый мужичонка, не умеющий разговаривать человеческим языком, лишь мычащий звуками похожими на – Я, и, н, в, п. па. с. к. д, настойчиво требовал что-то, тряся какой-то бумагой. В конце, всех итогов Эдуард Арсеньевич понял, что тужится сказать ему убогий гражданин – Я инвалид.
Как будто это что-то могло изменить.
Эдуард Арсеньевич выскочил из-за своего стола, превратившись в регулировщика ГИБДД, указывающего рукой направление для выхода инвалида. Но тот и не собирался оставить Эдуарда Арсеньевича в покое, к тому же перенапрягся, отчаянно жестикулируя и громко пернув, продолжал настаивать на чем-то своем. Запах убивал Эдуарда Арсеньевича, только этот ущербный по-прежнему оставался на своем месте, выдавливая из себя все новые звукосочетания. Эдуард Арсеньевич боялся момента, когда раздастся повторное ‘’пры…’ ’. Нервы были на пределе, но помогла Лера. Она явилась, чтобы взять что-то из своего стола, увидела в какое затруднение, попал Эдуард Арсеньевич
–Мужчина у нас начинается учет. Вы знаете, слово учет? Вот он и начался с тринадцати часов – лицо Леры было убедительным, очаровательные груди закрытые тонкой тканью платья и просвечивающимися кружевами лифчика, обольстительны настолько, что видимо до несознательного инвалида, что-то наконец-то начало доходить. Он еще пытался мычать – А…у…я….за…, но Лера подошла к нему очень близко, она была изысканно настойчива. Инвалид смутился от того, что подобное уже никогда не посетит его еще ближе, чем сейчас, и жадно рассматривая формы Леры, потихоньку шаг за шагом покинул кабинет.
Время было десять минут второго, Эдуард Арсеньевич не поблагодарив Леру, выскочил из кабинета, он и без того потерял немного немало десять минут своего драгоценного времени. Теперь нужно их списать на конец рабочего дня, закончив его не в шесть часов вечера, как положено, и не без десяти шесть, а используя собственную формулу – получалось десять минут шестого.
Коридор был набит посетителями, среди которых попадались помощники слуг народа, попадались хоть и очень редко сами слуги. Когда они появлялись в коридоре, то нужно было расступаться по стенкам. Слуга помимо огромного значка в виде флага, еще, как правило, имеет соответствующие габариты и, не дай бог, попасть под движение его каркаса. Еще мелькала разная мелочь, типа его ненаглядной Леры, имеется в виду, конечно должность, а не форма внешнего содержания. Все они не имели титула помощников и определялись неважными по своей сути наименованиями. Если присутствие многочисленных женщин было понятно Эдуарду Арсеньевичу, то мелькавшие с бумагами в руках смазливые молодые парни, не входили в обиход Эдуарда Арсеньевича никоим образом.
Эдуард Арсеньевич летел быстро, вот уже ступеньки к выходу, но здесь случилось неожиданное. Мрачный тип похожий на музейный экспонат в черном мешковатом костюме с большими усами и натруженными большими кистями рук, перегородил Эдуарду Арсеньевичу дорогу
–Куда спешишь? – грубо спросил он.
Эдуард Арсеньевич не мог ничего выдавить из себя, оказавшись в неожиданной ситуации. Мрачный субъект, не хотел пропустить Эдуарда Арсеньевича мимо себя. Эдуард пытался его обойти, но невоспитанный гражданин перегораживал все попытки, сдвигаясь вслед за Эдуардом Арсеньевичем.
– Пустите, я помощник делегата государственного совета – завопил Эдуард Арсеньевич.
–Не нравишься ты мне слизняк – произнес незнакомец, его рука потянулась к отвороту пиджака Эдуарда Арсеньевича.
В этот момент Эдуард Арсеньевич начал крутить головой в надежде, позвать кого на помощь. Еще меньше минуты назад здесь кишмя кишил народ, но сейчас от чего-то все было пусто, и как-то мрачно выглядела обстановка. Незнакомец уже подтягивал Эдуарда Арсеньевича к себе, когда кто-то ударил Эдуарда в спину, он пролетел насквозь незнакомца, дыхание оборвалось от испуга, после чего он остановился с выпученными глазами. Снова туда-сюда в коридоре передвигались люди, а перед ним стоял делегат Коровякин, пожирая Эдуарда глазами.
–Ты что оглох козявка сранная. Я тебе, что еще должен объяснять, где ты должен находиться, когда идет делегат, да еще и с полицмейстером – голос Коровякина, оглушал Эдуарда Арсеньевича.
Сбоку от Коровякина, улыбаясь скабрёзной улыбочкой, стоял полицмейстер по фамилии Законников, который был каким-то замом, какого-то зама по экспертной криминалистике, или чего-то подобного, что нужно для различных судебных дел. Эдуард Арсеньевич частенько видел Законникова в обществе ‘’своего’’ делегата – Дмитрия Кирилловича.
–Да это же Калакакин. Он в подмастерьях у Перепрыгова обтирается – захохотал Законников.
Это спасало Эдуарда Арсеньевича от возможной служебной записки, которую мог оформить Коровякин, точнее, конечно, не он, но он мог поставить значок в табели всеобщего взыскания напротив фамилии Калакакин, и тогда премия в пятьдесят тысяч рублей, под графой за присутствие, растворится где-то на подходе к портмоне Эдуарда Арсеньевича. Коровякин улыбнулся на смех Законникова, Эдуард Арсеньевич улыбался идиотическим лицом, заглядывая в глаза обоим.
–Ну, тогда ладно, ускоряйся.
Коровякин всадил в задницу Эдуарда Арсеньевича смачный пинок, от которого Эдуард, подобно реактивной ракете, вылетел на крыльцо, протаранив двух смазливых секретарок, затем отбежал в сторону, оказывая почтение Коровякину и Законникову. Спины Коровякина и Законникова скрылись на отдельной стоянке с дорогущими автомобилями, куда вход Эдуарду Арсеньевичу и вовсе был запрещен. Он выдохнул с облегчением – ‘’Вот попал’’ – подумал он о встрече с Коровякиным – А этот, то кто был?’’– в голове Эдуарда Арсеньевича что-то плавало, переливалось из одного полушария мозга в другое – ‘’Нужно бросать нюхать эту гадость у Сиротина’’ – резюмировал сам себе Эдуард Арсеньевич.
В кафе за ланчом Эдуард Арсеньевич был грустен, дежурный бифштекс плохо лез в рот. Официант Митрошка налил ему, как обычно хорошую порцию ‘’мартини’’ в виде апельсинового сока.
– ‘’Как все хорошо сегодня начиналось’’ – подумал Эдуард Арсеньевич, вспоминая Леру снимающую трусики с колготками, возле ряда безразличных к этому стульев.
С трудом справившись с подкреплением из бифштекса, Эдуард Арсеньевич направился к своему рабочему месту. Приятно отрыгалось мартини и, войдя в свой кабинет, Эдуард Арсеньевич хотел обычным делом подремать минут тридцать, сидя в своем мягком кресле, но день уже изменил своему хорошему началу. В кармане зазвонил телефон. Вытащив нарушителя спокойствия из кармана, Эдуард Арсеньевич скривил физиономию, экран горел огромной короной и флагом, проигнорировать данный вызов было невозможно. Трясущийся рукой, поднеся громадный прямоугольник к уху, он ответил – Да.
– Бегом ко мне, работа есть – голос Дмитрия Кирилловича пригвоздил Эдуарда Арсеньевича к креслу.
– ‘’Вот попал снова ‘’– подумал Эдя.
Через несколько секунд, закрыв кабинет, распихав голосящих посетителей, он бежал по лестнице на третий этаж. Можно было на лифте, но Эдуард хорошо знал, что это будет дольше на целых тридцать секунд, а то и на минуту.
– Разрешите – он робко, втиснулся в кабинет Перепрыгова.
– Заходи, заждался тебя. Сейчас отнесешь бумаги Процентову (это – первый зам правого отдела). Он даст тебе задание по месячному отсчету, по нашим презираемым. Там детали есть важные, смотри не обосрись, а то место первого зама третьего отдела у меня свободно. Хотя у тебя самого в отделе второй зам отсутствует. Махом переведу на эту вакансию.
– А кто будет первым замом в моем отделе? – зачем-то спросил Эдуард Арсеньевич.
– Ты и будешь идиот, только получать будешь, как второй зам, пока не переведу на первого зама – засмеялся Перепрыгов.
Эдуард Арсеньевич утвердительно кивнул головой, поясняя шефу, что все понял.
– Потом ко мне, я пока подремлю. Затем поработаем. Все иди – Перепрыгов махнул рукой Эдуарду Арсеньевичу, тот развернулся и пошел, но в дверях услышал.
– Эдя – Эдуард Арсеньевич остановился, развернулся, вновь представ перед Дмитрием Кирилловичем.
– Забыл совсем, после Процентова, зайди к нам в буфет и купи мне пачку сигарет. Теперь пошел вон – ласково произнес Дмитрий Кириллович.
Это была хорошая новость. Если Перепрыгов курил, значит, он выпил, а это значит, что Дмитрий Кириллович не обратит внимания на то, что выпил сам Эдя.
Процентов развалился в кресле, после чего занял огромным телом половину стола, который, в общем-то, был совсем немаленьким. С наигранным презрением он оглядел худосочную и длинную фигуру первого зама левого отдела. Эдуард Арсеньевич сдерживался, как мог, но неприятно было Эдуарду, как встречал каждый раз его Процентов. А Процентову нравилось издеваться над Эдей по любому поводу. Разница между ними была большая, вдуматься только, первый зам правого отдела против первого зама левого отдела, да второй зам правого отдела выше первого зама левого отдела. Это тебе не шутки, а генеральная линия ‘’Грядущего общества’’, здесь ничего не поделаешь.
– Ну, что Эдя в штанишки накакал – отвисают. Молодец соответствуешь фамилии. Это – вдуматься Калакакин, нарочно не придумаешь! Твой папаша, кажется, четвертым секретарем был в отделе совкового собеса. Ты его уже переплюнул. Гордится он тобой на старости лет – Процентов удовлетворённо, потянулся в кресле.
Эдуард Арсеньевич терпеливо молчал. Нужно терпеть. Один раз он уже осмелился ответить Процентову, плохо это кончилось. Была у него секретарка Людочка, толстая немного, но вполне рабочая, страстная, если подметить. Так Процентов ее забрал к себе. Если он сейчас узнает, увидит Леру, то беды не миновать. Эдуард Арсеньевич стоически терпел подшучивания Процентова, пока тот смешивал серьезные наставления со своими колкостями, объясняя Эдуарду его будущую работу. Вдруг без стука открылась дверь, через нее заглянул мужик похожий на того, что не пускал Эдю к ланчу.
– Войду – произнес он нагло, сам он был невысок ростом в грубых рабочих штанах, измазанных на коленях каким-то солидолом.
Эдуард Арсеньевич поперхнулся, повернув голову в сторону посетителя. Процентов, не меняя выражения лица, крикнул.
– Пошел вон!!! – Эдуард Арсеньевич с интересом посмотрел на Процентова.
– Ты чего так смотришь? – спросил Процентов у Эдуарда Арсеньевича.
– Странный какой тип – произнес Эдя
– Какой еще странный тип? Ты что перепил засранец. Это Фомин, – мать его. Председатель Зареченского ТСЖ. Им выставили счет, за пломбу на один из домов. Ходит теперь ноет, как будто мы должны оплатить это. Закон есть закон. Сорвал пломбу, плати каналья, собирай деньги со своих недоумков в размере десять тысяч с квартиры.
– Совсем недорого – поддакнул Эдуард Арсеньевич.
– Тебе Эдя недорого. Ты, как первый зам левого отдела получаешь, если мне не изменяет память, четыреста семьдесят тысяч рублей, а эти за тридцать тысяч работают, поэтому и скулят, отирают тут коридоры.
– Нужно тогда меньше брать с квартиры – усомнился Эдуард Арсеньевич.
– Нет Эдя! Пломбы нечего срывать – поправил в нужное русло Эдю Процентов.
Эдуард Арсеньевич дослушав Процентова, собрался откланяться. Дверь снова приоткрылась все тот же неприятной наружности мужичок просунул в щель небритую морду. Эдуард открыл рот, а мужичок подмигнул ему по-свойски. В спасительной надежде повернулся Эдя в сторону Процентова, но тот не обращал на появившуюся физиономию никакого внимания.
– Что встал Эдя, иди. Правда, что ли в штаны накалакакал – засмеялся Процентов, глядя на Эдю.
Эдуард Арсеньевич стоял на своем месте, не понимая, что происходит. С одной стороны он видел недоумение на обвисших щеках Процентова, с другой стороны ему нагло подмигивал мерзкий, грязный мужичонка. Ноги вросли в плоскость дорогого паркета.
– Эдя ты, что не слышишь? Тебе доктора позвать нужно, или сдриснишь наконец-то отсюда – Процентов начал выражать недовольство, его объёмные черты лица в такие моменты начинали ходить ходуном, а поросячьи глазки поблескивали мелочной искоркой.
– Иду – пробубнил Эдуард Арсеньевич ватными ногами двинулся навстречу незнакомцу. Когда они поравнялись, то тот отошел учтиво в сторону, немного поклонился, пропуская Эдю на все четыре стороны. Пройдя несколько шагов, Эдуард Арсеньевич обернулся, возле кабинета Процентова было пусто.
– Что за черт. Что со мной? – со страхом вопрошал сам себя Эдуард Арсеньевич, дойдя до кабинета Перепрыгова, он уже хотел робко постучать, как вдруг вспомнил о том, что забыл купить пачку сигарет. Стремглав бросился Эдя к буфету.
– Американ суперлюкс – вымолвил он, запыхавшись. Толстая буфетчица оглядела Эдуарда брезгливо, демонстративно сморщилась от запаха перегара, исходившего из-за рта Эди. Схватив пачку с изображением звездно-полосатого флага, Эдуард Арсеньевич, не теряя ни секунды, бросился к кабинету Перепрыгова. На этот раз у него хватило мужества, чтобы перевести дух, поправить костюм и только после этого постучать в дверь. В нарушении заведенного этикета никто не ответил на стук Эдуарда Арсеньевича. Он несмело протиснулся внутрь хорошо знакомого кабинета Перепрыгова. Улыбка сама собой появилась на лице Эди, ожидая увидеть Настю, но ее не было на рабочем месте. Эдуард Арсеньевич остановился в нерешительности, он никогда не попадал на аудиенцию с шефом без формального приема со стороны Насти, до этого Лены, а еще раньше Регины.
– ‘’Что делать? Что делать?’’– крутилось в мозгу.
Ситуация была необычной и Эдуард Арсеньевич действительно растерялся, пот намочил противной липкостью подмышки, а вместе с ними и ткань белой сорочки. Нерешительно по сантиметру Эдуард Арсеньевич двинулся по приемной делегата, подойдя к внутренней двери, он услышал хрипение Перепрыгова, которое могло означать только одно. Сомневаться было ненужно, да и знакомый голос Насти подтвердил догадку издав волнующее…ай…у…ай…еще… Эдуард Арсеньевич, было, двинулся назад, чтобы поскорее спастись от свалившегося на него конфуза, в виде оставленной без запора двери в приемную Перепрыгова. Только паскудное любопытство сыграло с ним злую шутку. Сделав два шага назад, он проделал их обратно. В двери не было, как таковой замочной скважины, только изощрённый мозг Эди мгновенно предположил, что интересное событие должно происходить так, что лица совокупляющихся партнеров должны находиться противоположно двери, – это исходило из расстановки кабинета Перепрыгова.
Второй раз за день Эдуард Арсеньевич решился пойти на риск. Первый раз утром с вермутом и вот сейчас. Слишком сильно хотелось ему увидеть надменную Настю обслуживающей мужика, и еще произносящей такие притягательные звуки. Эдуард Арсеньевич тихонько нажал на позолоченную ручку, дверь бесшумно поддалась, освободив необходимую щель. Картина, представшая перед Эдей, была настолько потрясающей, что он онемевший слился с действом. Настя и Дмитрий Кириллович, как он и предполагал, находились спиной к нему. Перепрыгов смачно хрипел от удовольствия, его огромный живот колыхался боковинами. Эдуард Арсеньевич старался как можно лучше разглядеть все возможные прелести Насти, она же томно стонала, продолжала произносить ‘’еще, ай, еще’’. Перепрыгов неистово урчал, а Эдуард Арсеньевич потерялся в пространстве, мысленно оказавшись на месте шефа, чувствуя, что сам сейчас слился одним целым с Настей, которая ему сильно нравилась, именно от того, что была для него совершенно недоступна.
Гром среди ясного неба, грянул не со стороны забывших обо всем партнеров, это произошло с другой стороны. Кто-то оттянул обомлевшего от созерцания Эдю за рукав пиджака. Не успев что-либо сообразить Эдуард Арсеньевич, увидел расплывшееся в пакостной улыбочке пухлое лицо Процентова.
– Так-то Эдя. Сильно вижу интересно наблюдать за делегатом, когда он не знает об этом.
– Я не хотел – промычал Эдя, превысив шепот Процентова.
Тот прижал указательный палец к губам, показывая Эде: ’’тише, тише…’’ Эдуард Арсеньевич покраснел. Штаны, вздыбленные в районе ширинки, позорили его окончательно. Процентов, не стесняясь, указал на возбуждение Эди пальцем.
– Прибор, ничего работает.
Эдуард Арсеньевич ничего не мог ответить. Процентов для сущего убеждения заглянул в кабинет, очень аккуратно отстранив Эдю.
– Ничего себе. Есть на что посмотреть.
Перепрыгов находился сейчас в другой из областей реальности. Настя тем более, потому что ей еще приходилось удерживать давление сильных тычков Перепрыгова. Тот, изнемогая от удовольствия, все одно не мог кончить, тратил силы на все более страстные движения, Настя продолжала издавать чарующие звуки, а Процентов жестом поманил Эдуарда Арсеньевича за собой, когда они оказались в коридоре, он тихо произнёс.
– Ну, давай Эдя до встречи еще увидимся – при этом его гадкое лицо сияло всем имеющимся в мире лукавством.
Эдуард Арсеньевич остался стоять в коридоре, после того, как удалился Процентов. Перед этим он еще показал Эдуарду папку, которую тот забыл в кабинете Процентова. Это было совсем неприятно, забыть папку, которую нужно было предоставить Перепрыгову. У Эдуарда Арсеньевича все поплыло перед глазами, но вновь появился Процентов.
– Держи Эдя – сказал он, протягивая Эдуарду папку, улыбочка на его лице при этом не изменила своего облика.
– Спасибо – промямлил Эдуард Арсеньевич. Теперь Процентов исчез окончательно.
Эдуард Арсеньевич ощущая остатки эрекции, хотел броситься бегом к своему кабинету, чтобы застать там Леру и, несмотря на истраченный лимит, уговорить ее за любые коврижки, занять позу, что может и сейчас занимает Настя. Он дернулся в сторону, но остановился, потеряв последние признаки будоражащей его эрекции. В том месте, где только что скрылся Процентов стояли двое черно-белых мужиков из музея. Они разговаривали о своем, не обращая никакого внимания на Эдуарда Арсеньевича, при этом оба, как ни в чем не бывало, курили папиросы. Эдуард Арсеньевич закрыл глаза, облокотившись об стену. Сколько он так простоял, он не помнил. Покрасневшая от смущения Настя вернула его в реальность. К тому же она, скорее всего, поняла, что Эдя видел или мог видеть происходившее с ней недавно. Незапертая дверь, и странный вид Калакакина, говорили ей об этом. Краска на лице Насти смутила Эдуарда Арсеньевича, убедив Настю теперь на все сто.
– Хорошо выглядели, даже очень хорошо выглядите, зачем-то произнес Эдуард Арсеньевич.
Ему хотелось сделать комплимент, но получилось это чем-то обратным. Настя хотела ударить Эдю, но сдержалась, лишь прошипев.
– Проходите, шеф вас ждет – после чего демонстративно дернула плечом, обозначая этим свою неприязнь к подглядывающему извращенцу.
Перепрыгов блаженно утомленный расплылся в кресле подобно сытому коту.
– Ну, вот и Эдя. Наверное, заждался? Дело у меня было – Перепрыгов улыбался, испытывая долгожданное облегчение. Наконец-то он заставил себя заняться Настей. В последнее время это стало некоторой проблемой. В воскресение вечером после часов девяти, он каждый раз горел желанием, но потом наступал понедельник, и все шло иначе. Кто-то постоянно мешал, лезли изо всех щелей бесконечные заботы, проблемы. Настя оставалась необъезженной, потом наступал обед, после которого хотелось спать, за ним опять дела государственной важности. На самое главное не хватало времени, помимо Насти оставался без внимания сопливый шар, от этого портилось настроение. Дома и вовсе было невесело. Благоверная супруга, покоя совсем не дает, что только не приходит в ее пустую голову. Слава богу, но сегодня он взял себя в руки.
– ‘’Три раза в неделю нужно, а не три раза в месяц’’– думал сейчас Перепрыгов, глядя на Эдю. Хороший день для Перепрыгова состоялся не только в удовлетворении сексуального желания, но и в том, что ехать в верховное управление ненужно. Позвонили, сказали: совещания нет, готовьтесь к пятнице.
– В коридоре ждал Дмитрий Кириллович – произнес Эдуард Арсеньевич.
– Ничего бывает – довольно улыбнулся Перепрыгов.
В голове Эдуарда маячила противная рожа Процентова, за ней просвечивались цифры четыреста семьдесят тысяч рублей, далее цифры начинали смываться под гадкий смех Процентова. Теперь Процентов крепко будет держать его за одно место, и ничего с этим не сделаешь. Перепрыгов всегда поверит Процентову, супротив его Эди. Настя шлюха спалила его, в дополнение на ее румяном личике все было написано: ‘’Что насладился видом моей прелести, извращенец’’.
– Начнем Эдя – произнес Перепрыгов, пробудив Эдуарда Арсеньевича от проклятия размышлений.
Инстинкт ‘’собаки Павлова’’ сработал мгновенно, и Эдичка махом разместил на стене портрет важного сановника. Отойдя в сторону, стал ожидать первого броска от Дмитрия Кирилловича, тот достал заветный шарик сопливого свойства. Зеленый цвет переходил в желтый, делая харчок реальным. Перепрыгов урчал от удовольствия, разминая свою любимую игрушку.
– Ставлю десять против одного, что три броска из пяти попадут в рожу. Записывай Эдя.
Эдуард Арсеньевич подхватил специальный бланк на гербовой бумаге, сделал нужные пометки. Дмитрий Кириллович делал ставки сам с собой, у себя выигрывал, себе же и проигрывал. Сколько раз Эдуарду Арсеньевичу хотелось упасть в ноги могущественному сановнику, покаяться в грехе, и, конечно, выведя на чистую воду Перепрыгова, рассчитывать на место первого зама правого отдела. Только, опять же, кто ему поверит. Если рискнуть, скорее всего, окажешься в какой-нибудь социальной конторе, но это в лучшем случае, а в худшем лучше не думать.
– Первый есть. Эдя быстрее, у меня сегодня вдохновение – закричал Перепрыгов.
– Бегу – ответил Эдуард Арсеньевич.
Сопливый шарик снова полетел в лицо на стене, и вновь удача посетила Перепрыгова. Эдуард Арсеньевич соответствуя вдохновению шефа, быстро отлепил соплю от губ несчастного сановника, чтобы не сбить прицел в глазах Перепрыгова. Оббежал его со спины, после чего подал наизготовку патрон – соплю. Перепрыгов выдохнул со свистом.
– Пошел!!! – раздался вопль, и шарик поразил цель, прилипнув к переносице портрета.
– Три из трех!!! Эдя. Три из трех!!! Такого не было уже три месяца, Эдя!!! – на бешеные крики Перепрыгова заглянула Настя.
– Иди лапуля, я тебя расцелую – прокричал Перепрыгов, увидев Настю.
– Вы не один Дмитрий Кириллович – произнесла Настя, злобно посмотрев на Эдуарда Арсеньевича.
– Да это же Эдя, не стесняйся моя лапочка – настаивал Перепрыгов…
Выбив полный Джек-пот, Дмитрий Кириллович не будет больше бросать шарик, и это Эдуард Арсеньевич знал точно, знала это и Настя. Если для Эди это было радостное событие, то для Насти напротив, ей предстояло, по всей видимости, еще один раз удовлетворять делегата. Конечно, будет дорогой подарок и хорошо бы все закончить миньетом, так легче и гораздо быстрее.
Эдуард Арсеньевич, облегченно выдохнув, покинул кабинет Перепрыгова, напоследок с грустью взглянув на портрет хозяина под которым размещался флаг, еще ниже герб. Перепрыгов не дождавшись ухода Эди начал лапать Настю, которая жеманно отпихивалась от его огромных ручищ, ожидая, когда мозгляк Эдя наконец-то уйдет. Как только Эдуард Арсеньевич вышел в коридор за его спиной раздался щелчок закрывшегося замка, обозначающий, что повторного просмотра не будет. Желание обладать Лерой угасло окончательно, наглаженные в стрелки брюки отвисали, блестящие туфли хорошей кожи выглядели от чего-то отвратительно. Эдуард Арсеньевич плелся по широкому, длинному коридору в одиночестве.
Дело в том, что на третьем этаже народу не бывало, можно сказать вовсе. Чем выше этаж, тем важнее делегат. Третий был самым высоким в здании постройки времен ‘’царя – гороха’’, поэтому здесь никто без надобности и не топтал шикарные дорожки. Не обтирался об позолоченные панели отделки своими грязными рукавами. Не было здесь и стульев возле стен, где можно сидеть, вонять чесноком, иногда попердывать, и еще много чего делать.
Был здесь только один столик. За ним кресло, на кресле важного вида старичок в специальном одеянии. Он сидел на своем месте весь день, абсолютно ничего не делая. Иногда подозрительно вглядывался в случайных незнакомцев и вскакивал, как штырь из шкатулки, когда в коридоре появлялся кто-то из делегатов первой статьи. Собственно, на третьем этаже другие бывали редко. Само здание старое, историческое, из-за этого его и выбрали. Когда-то заседали здесь далекие пращуры, делегаты времен убиенного большевиками императора. Потом и сами советы не брезговали здесь находиться, только длилось это не все время их правления. Во второй половине двадцатого века они перебрались в другие пенаты, а здесь разместился комитет по образованию.
Большие настенные часы показывали Эдуарду Арсеньевичу, что текущее время три часа дня. Только рабочее время для него было однозначно законченно, потому что Перепрыгов выбил Джек-пот, три из трех. Спускаясь по лестнице, Эдуард Арсеньевич представлял себе знакомую картинку с большой кучей людей, которые одеты кто, как может, еще толкают друг друга, что-то орут, занимают очередь, которая сегодня все равно никуда не двинется. Потому что, придя в свой кабинет, Эдуард Арсеньевич нажмет красную кнопку на щите в углу, а за дверью загорится табло с надписью ‘’приема нет‘’.
На площадке второго этажа Эдуард Арсеньевич остановился, вспомнив о том, что его ‘’хозяйство‘’ крепко находятся в руках Процентова, который сейчас вероятнее всего пускает на жирные щеки сладкие слюни, похрапывая за рабочим столом.
– ‘’Вот попал, надо же – подумал Эдуард Арсеньевич, спускаясь по лестнице на первый этаж.
Повернув вправо, пришлось остановиться, голова снова выдавала что-то не то. Похолодели руки, коленки подгибались от нахлынувшего страха. Коридор был не тот. Черно-белый, холодный и еще чем-то воняющий. По нему передвигались такие же обитатели, не обращавшие на Эдю никакого внимания. Одна баба курила прямо в коридоре, бросая пепел с аккуратной папироски себе под изящные штиблеты. Какой-то толстый мужик в нелепом костюме, в еще более непонятной кофте, что-то громко кричал двоим испуганным мужичкам в грязных кирзовых сапогах. То, что он кричал громко, Эдуард Арсеньевич понимал по широко открывающемуся рту и бешеной жестикуляции рук толстяка. Звука на этот раз не было. Пораженный видением из немого кинофильма Эдуард Арсеньевич понял, что движется возле этих людей, находится рядом и ничего не происходит. Через десять метров он подошел к двери собственного кабинета, на котором была табличка с надписью ‘’Второй секретарь городского комитета по общим вопросам благоустройства и прочего. Калакакин Э. А‘’. Эдуард Арсеньевич онемел в прямом смысле этого слова. Глаза его обманывали, он понял, что сходит с ума. Возле кабинета не было никого, он в течение минуты стоял напротив двери ни в силах что-то решить и, тем более что-то предпринять. Та самая барышня, что курила ароматную папироску, проходя мимо него со спокойной интонацией произнесла
– Здравствуйте Эдуард Арсеньевич, ездили в ревком…
Он кивнул головой в ответ, барышня похожая на секретарку одного из помощников делегата прошла дальше.
‘’И точно вылитая Райка’’ – изумился Эдуард. Осмотревшись по сторонам, он робко потянул грубую металлическую ручку на себя, но дверь оказалась закрытой.
– Что ключи забыли Эдуард Арсеньевич. Какой вы все-таки рассеянный. На вахту сдали, а забрать забыли. Весь день в работе, вас в пример тут многим товарищам нужно ставить – низенькая бабуля в синем фартуке с большим металлическим ведром и шваброй стояла возле Эдуарда.
– Сейчас принесу, ждите – бабулька удалилась, оставив ведро посередине коридора.
Эдуард Арсеньевич недоуменно посмотрел в след бабушки, как в этот момент, раздался возле него страшный звон, после него звук пролившейся воды, которая начала затекать в щели деревянного пола с облупленной краской.
– Расставила тут баба Фрося, черт ее подери – заревел толстяк, опрокинув ведро.
– Эдуард чуть не поперхнулся – ‘’Да это же Процентов’’ – ударило ему в голову.
– Здорово Эдик – дружелюбно произнес Процентов. – Некогда, потом расскажу – добавил он, скрывшись из глаз Эдуарда.
– Что расскажу? Как себя вести, после Настиной щелочки – тихо сам себе сказал Эдуард Арсеньевич, и тут же появилась баба Фрося.
– Господи что это! – она сделала жест, обращенный к высшим силам.
– Не успела отойти на две минуты, вы, что же это Эдуард Арсеньевич – баба Фрося укоризненно смотрела на Эдуарда.
– Это не я, честное слово не я. Это Процентов – произнес Эдуард.
– Какой еще Процентов? А…Проценко, но тот может – сказала баба Фрося, вручая Эдуарду Арсеньевичу два ключа с жетоном ‘’одиннадцать’’.
Посмотрев на ключи, а особенно на жетон с удивлением Эдуард, подняв голову к верху увидел, что над грязной табличкой с его инициалами красовался номер ‘’одиннадцать’’. Подождав еще немного, убедившись, что никто за ним не наблюдает Эдуард осторожно, всунул во врезной замок ключ. Повернул вправо, ключ легко преодолел первый оборот, затем второй. Дверь открылась, за ней была темнота, от того, что кто-то зашторил окна. Боясь, двинутся дальше Эдуард Арсеньевич, начал искать рукой выключатель. К его удивлению тот находился на месте, только вот уперся он в палец каким-то штырьком, вместо больших белых кнопок. Эдуард Арсеньевич третий раз за день рискнул, потянув штырек вверх.
…Кабинет осветился светом новомодных светильников. Лера рассматривала ногти. Прямо перед ним на своем законном месте находился большой портрет, ниже тот, что поменьше, флаг, герб. Эдуард Арсеньевич вытер рукой вспотевший лоб.
– Эдя ты что такой? Перепрыгов что ли тебя чересчур поимел – засмеялась Лера.
– Вроде того – прошептал Эдуард Арсеньевич.
…Город шумел бесконечным движением. Все к тому же светилось; фарами, стопами, поворотами, фонарями, рекламными щитами – все также несли свою вахту многочисленные оборванцы с протянутой рукой. Зорко наблюдали за ними, перетянутые ремнями полицейские. Горели окна домов, светились вывески ресторанов, где открывали сейчас его коллеги шампанское, подносили им официанты изысканные деликатесы, смеялись звонко красивые женщины. Манящий антураж дороговизны и легкости привлекал к себе…
Эдуард Арсеньевич начал поворачивать, чтобы остановиться у одного известного заведения под названием ‘’Русский крест’’, но передумав, вернулся обратно, вызвав неудовольствие сидящей рядом Леры.
– Эдя я что-то не поняла. Мы ужинать будем или поедим в другое место? Если в другое место, то давай в Элит-Асторию на улице Ельцина – первого.
– Второй Ельцин у нас, что ли был – произнёс себе под нос Эдя.
– Не тупи Эдя, прекрасно знаешь, что у нас их пять штук, этих Ельциных.
– Не Ельциных пять штук, а улиц, – Лера, улиц имени великого реформатора, у нас пять штук; Ельцина1, Ельцина2, Ельцина3…
– Эдя он мужик был пьяный и ущербный в речи. Он Ельцин, а не Ельцина. Ельцина его жена – Лера сверкала глазами, не уступая Эде.
– Слушай Лера, давай помолчи. Я имел в виду; улица Ельцина 1, Ельцина 2… и так далее до пяти. Еще шестую одобрили, от проспекта ‘’Демократии‘’, к району ‘’Борцов имени президента Буша – старшего‘’, – пояснил Эдуард Арсеньевич.
– Спасибо Эдя за то, что и без тебя знаю. Только вот что Эдя, ты мне с ужином не тяни, а то, как помыкаешь, так и потыкаешь свой двухвершковый – Лера говорила, слегка обиженно.
– Надоела ты с этим вершками. Пойду скоро в клинику доктора Шабанеуса. Вытяну, сколько надо будет – выпалил Эдуард Арсеньевич.
– Не получится сильно-то Эдя, может порваться – Лера захохотала, улыбаясь.
Эдуард Арсеньевич скривился, замахнулся, от этого машина чуть не влетела в столб. Эдуард Арсеньевич спохватившись, выровнял автомобиль. Они проехали совсем чуть– чуть, как громкоговоритель автомобиля полиции, заставил их остановиться. Эдуард вышел нервной походкой. Незадачливый инспектор уже стоял навытяжку, видя на пиджаке Эди грозный значок, и только сейчас разглядел через грязь специальную символику на номерном знаке автомобиля.
– Чего ты орешь в свою дуду!!! – закричал Эдуард, видимо желая выместить свой гнев на постороннем человеке.
– Виноват господин помощник делегата государственного совета – громко прокричал инспектор в звании старшего сержанта. Эдуард Арсеньевич хотел записать данные инспектора, чтобы того поставили на вид за неуважение к помощнику делегата, но Лера не утерпев задержки, закричала из окошка ‘’круйзера’’.
– Эдя поехали уже. С голоду меня хочешь уморить!
Эдуард Арсеньевич махнул рукой в сторону инспектора, тот перевел дух, затем перекрестился возле своей полосатой машины.
Через десять минут они, вернувшись в обратном направлении, занимали столик в ресторане ‘’Русский крест‘’.
Вернувшись, домой Эдуард Арсеньевич, к радости Леры, не помышлял о точении своего двухвершкового. Лера, пощелкав программы на двухметровом телевизоре, отправилась принимать ванну, нежась в обилии белоснежной пены. Эдуард долго и нервно искал нужную ему визитку, когда нашел, успокоился, лег на диван, закрыв глаза и повторяя про себя.
– ‘’Смышляев Иннокентий Иванович ‘’.
Утро пробудило в Эдуарде страх, который проснулся вместе с первым глотком капучино. Дома все было хорошо. Прошедший вечер успокоил нервы, но нужно ехать на службу, там то и обитает неизвестно откуда взявшийся страх в виде черно-белых, мрачных людей. Еще и Процентов – сучий потрох. Но этот, ладно, бог с ним, пока что. Хотя сегодня точно вызовет, чтобы как следует покрутить…
Эдуард вошел в спальню, там возле огромного зеркала одевалась Лера. Ее облик резанул измученный мозг, была она облечена в белье матово белого цвета с прозрачными вставками на сосках и части лобка. Внимательно подбирала нужные на сегодня колготки. Эдуард представил себе жирную рожу Процентова разглядывающего его секретарку.
– ‘’Заберет сука, обязательно заберет‘’.
Эдуарду захотелось заплакать от бессилия. Он на какое-то время забыл о черно-белых людях, и о том, что хотел записаться сегодня к доктору Смышляеву, приблизительно на субботу.
‘’Нужно к Шабанеусу сходить. Пусть посмеются один-два раза. Зато потом все будет в норме. Если сантиметров пять-шесть вытянуть. Ладно, это на той неделе, сейчас ни до этого’’.
Лера уже нарядилась в вызывающе сексуальное платье. Улыбнувшись, посмотрела на Эдуарда.
– У тебя поскромнее ничего нет? – спросил он.
– Эдя что не так? Ты меня иногда удивляешь. Не нравится, значит, сегодня потерпишь – снова засмеялась Лера, нарочно приподняв платье до самых трусиков, со стороны правой ляжки.
– Пошли уже – прорычал Эдуард, стараясь не смотреть на свою искусительницу
Здание государственного значения встретило его и Леру обычным образом. Первая половина дня прошла без происшествий. Все те же людишки, все те же проблемы. После обеда появился первый вестник неприятностей. Вчерашний инвалид заглянул в кабинет, затем, не дождавшись реакции со стороны хозяев, оказался внутри. Его глаза пожирали Леру. Эдуард Арсеньевич хотел сплюнуть, от того, что такая образина и та зарится на формы его помощницы. Лера же провоцировала Эдю, специально выйдя навстречу озабоченному инвалиду, чтобы тот разглядел ее поближе, почувствовал аромат ее духов, флюидов недоступной для него женщины. Инвалид снова потерял дар речи, а Лера от этого начала сильно хохотать, ее груди поднимались выше, затем опускались ниже. На лице небритого инвалида вот-вот должна была появиться свисающая слюна, а в мешковатых штанах уже обозначился контур нетерпимости. Эдуард Арсеньевич понял, что наблюдает, как раз за ширинкой инвалида. Глаза не могли обмануть и, ко всем известным чертям, там торчал огромный пик демократии. Этот пик оттягивал ткань и готовился порвать ее, чтобы оказаться на свободе под противный смех Леры, и крайнее бешенство Эдуарда Арсеньевича: – ‘’Хватит к черту с этим озабоченным’’ – подумал Эдя, выскочив из-за своего стола.
Но в этот момент синхронно с ним, без стука, нагло и широко отварилась дверь. Вскочивший с места Эдя встретился взглядом с вошедшим Процентовым. Процентов сразу впялился в соблазнительные формы Леры.
– Вот это да. Что ты Эдя молчал об этом – Процентов взял Леру за руку, поднял ее руку верх, как будто собирался сделать движение из какого-то танца.
Он восхищенно рассматривал Леру, та смущенно улыбалась, давая жирному хряку оценить свои достоинства, пока что облаченные в тонкую ткань платья, больше похожего на нижнее белье типа ‘’комбинации ‘’. Инвалид с изумлением так и стоял рядом, не уступая в процессе осматривания Процентову. Эдуард Арсеньевич стряхнул голову глядя на инвалида. Он надеялся, что пик ‘’демократии’’ пропадет от этого, но нет, он также торчал и еще очень хорошо, что наглый инвалид не делал ‘’пры…’’ Видимо он, все-таки стеснялся присутствия соблазнительной женщины. Наконец-то Процентов заметил или скорее почувствовал присутствие инвалида.
– Ты кто? – спросил он, отпустив руку Леры.
–Я…и…н…в…д…я…ту…за… – начал, мычать инвалид. Процентов не собирался это долго слушать, огромная туша с невероятной резкостью схватила инвалида за шиворот. Через несколько мгновений инвалид, отворив собою, дверь врезался в противоположную стену коридора.
– Черт знает что у тебя, здесь происходит!!!
– Я зашел к тебе поговорить по поводу твоего вчерашнего поведения. Но на данный момент вопрос закрыт, хотя и не полностью. Сам понимаешь, слишком большой за тобой косяк. Ты понимаешь, о чем я говорю и, конечно, понимаешь, что сейчас тебя спасает.
Процентов смотрел на Леру, та расплылась в улыбке: Перейти на второй этаж, значит в два раза больше получать и, конечно, для Леры несложно будет сохранить за собой остальные бонусы. Тем более Процентов, несмотря на свою фамилию, слыл мужиком щедрым в отношении своих избранниц. Так что Лера была совсем не против обмена ее на заезженную Лизу. Хватит и без того не первый год у Процентова, пора бы и на понижение, а если не нравится, то и вовсе за ворота. Хотя это перебор, поплачет и пойдет к Эдечке.
Процентов удалился. Эдя сидел за столом, закрыв лицо руками. Лера безразлично рассматривала свое отражение в зеркальце.
– Нажми кнопку – простонал Эдуард.
Лера с демонстративным негодованием поднялась из-за стола, нажала кнопку ‘’приема нет‘’, вернулась молча за свой стол. Они помолчали еще минут пять, за это время расстроенные граждане притихли в надежде, что надпись на электронном табло скоро все-таки потухнет.
– Не горюй Эдичка, так бывает. Я не знаю, какой у тебя косяк. Но это жизнь, пожелай лучше мне удачи – проговорила с иронией в голосе Лера.
– Желаю удачи – загробным голосом произнес Эдуард Арсеньевич.
– ‘’Завтра же к Шабанеусу, потом буду отыгрываться на этой толстозадой Лизе‘’ – со злостью думал Эдуард.
– А ты рано обрадовалась, пока Процентов тебя заберет, пока определит тебе квартиру, ты ласточка еще моей побудешь – Эдуард Арсеньевич не мог перебороть в себе досаду. Захотелось испортить Лере цветущее настроение.
– Ну и ладно Эдичка, утешу твой маленький свисточек напоследок. Потом вспоминать будешь с тоской неразделенной, и думать о том, как тебе повезло – кокетливо растягивая слова, говорила Лера.
К раздражению Эдуарда случилось то, чего он и боялся. Процентов был предсказуем и прогнозируемо жесток.
Не имея больше сил оставаться в своем кабинете, Эдуард Арсеньевич покинул его молча. Все вопросы, чаяния граждан из скопившейся очереди не вызвали у него сочувствия: ‘’ совещание, совещание ‘’, говорил он грубым голосом, отдаляясь от народной массы. Выйдя на крыльцо, Эдуард Арсеньевич положил в рот сигарету начал искать зажигалку, но ее не было в карманах.
– Можно прикурить – обратился он к мужчине стоящему рядом.
– Можно, конечно – ответил тот дружелюбным смехом.
Эдуард Арсеньевич поднял глаза перед ним стоял черно-белый человек и, улыбаясь, протягивал ему коробок спичек. Руки Эдуарда тряслись, пока он прикуривал.
– С вами все хорошо? – спросил, улыбчивый мужчина.
– Не совсем, перебрал вчера немного – ответил Эдуард.
– Бывает – засмеялся незнакомец, выкинув папиросу в урну, после чего скрылся в старомодных дверях здания.
Сквозь дым сигареты Эдуард Арсеньевич впервые видел черно-белый мир в полном объеме. Его мозги по-прежнему не хотели воспринимать то, что беспощадно показывали глаза. Мрачные граждане, жуткие повозки на конной тяге. Старый музейный трамвай, остановившийся на остановке. Реальные люди, которые, не подозревая о существовании Эдуарда, отталкивая друг друга, лезут в узкие двери вагона. С боку чуть в стороне трое военных, на головах которых остроконечные шлемы с большими красными звездами. Эдуард Арсеньевич спохватившись, осмотрел сам себя. Холодный пот выступил под чужой одеждой. Он ничем не отличался от всех них, такой же, как они все. Вместо дорогой сигареты ‘’супер-евро‘’, у него во рту дымилась папироса, и только сейчас, он почувствовал неприятный привкус непривычного табака. Не соображая, что делать, он решил вернуться в свой кабинет, лелея маленькую надежду на то, что все это пропадет, как случилось вчера. Нужно будет только дернуть ярлычок старинного выключателя. К изумлению Эдуарда Арсеньевича на его пути была не одна дверь, как раньше, а две разделенные небольшим простенком.
– ‘’Видимо потом из них одну сделали‘’ – подумал Эдуард.
Открыв дверь, он очутился в привычной для себя обстановке, где толпились просители, горели электронные табло, отсвет их букв и цифр отражался в почти зеркальной поверхности натяжных потолков. У Эдуарда начала кружиться голова. Постояв немного, он смело двинулся наверх. Испытав перед дверью все же привычное волнение, он постучался в дверь Перепрыгова.
– Войдите – раздался голос Насти. Эдуард Арсеньевич робко поздоровался с Настей.
– Доложите Дмитрию Кирилловичу, что у меня важное дело – сказал он, Насте.
Та уже успела остыть от вчерашнего происшествия и прореагировала с обычным безразличием.
– Ждите – сказала она, указав Эдуарду на мягкий кожаный диван напротив себя.
Настя не собиралась докладывать, Эдуард сидел молча, испытывая приливы возбуждения, от присутствия Насти рядом. Память не спрашивая разрешения, рисовала Настю в другом ракурсе. Эдуард понимал, что Перепрыгов, по всей видимости, спит, поэтому сидеть придётся долго. Правда, через несколько минут Настя неожиданно поднялась, как будто получила откуда-то беззвучный сигнал. Зашла без стука в дверь к Перепрыгову, появилась через минуту.
– Одну минуту – прошипела она в сторону Эдуарда, посмотрев на него вчерашним взглядом.
Эдуард Арсеньевич вошел робко, сконфузившись.
– Что у тебя Эдя – заспанная рожа Дмитрия Кирилловича, не излучала и намека на хорошее настроение.
– Дмитрий Кириллович я хочу вас попросить, меня завтра отпустить. Мне нужно к врачу – промямлил Эдуард Арсеньевич.
– Все же решился вытягивать – засмеялся Перепрыгов.
Эдуард покраснел: – ‘’Проклятые бабы, что Света, что Люда, что Лера‘’ – подумал он, про себя.
– Нет, это потом нужно будет обязательно – с жалким выражением лица пробубнил Эдя себе под нос.
– Правильно Эдя, то знаешь, как тебя промеж себя наши бабы называют? – Дмитрий Кириллович заметно повеселел.
– Догадываюсь – сказал Эдуард Арсеньевич.
– Ну как? – все больше веселел Дмитрий Кириллович.
– Двухвершковый – еле слышно произнес, красный, как рак, Эдя.
По запаху изысканных духов, он понял, что сбоку от него находится Настя. Эдя посмотрел в ее сторону. Полная торжества, с папкой в руках, она смотрела на Эдю, как будто он был полностью голый, и, к тому же не мог, по какой-то причине прикрыть свой двухвершковый приборчик, а Настя со смехом рассматривала его достоинство.
– Почти угадал, только наши бабы мыслят по изысканней ‘’двухвершковый Калакакин’’, вот твое наименование Эдя. Это мы мужики тебя ласково зовем Эдя или уважительно Калакакин, а эти, они в корень зрят – расхохотался Дмитрий Кириллович.
Настя расплылась в улыбке, ее взгляд нагло опустился в район хозяйства Эди, слава богу, закрытого штанами.
– Правда, Настюха – Перепрыгов произнес с лукавой ухмылкой.
– Правда, правда – засмеялась Настя, Эдуард Арсеньевич стоял покрытый жгучей краской, проглотив язык.
– Так что ты хотел? – спросил Перепрыгов с той же веселой интонацией.
– Выходной на завтра, к врачу мне нужно – выдавил из себя Эдя.
– Ну ладно, валяй. Малявкину дела передашь, если на больничный пойдешь. Да еще, чуть не забыл Эдя. Процентов бумагу на подпись приносил, что он с тобой меняется секретарками – уточнил Перепрыгов.
– Да меняемся – мрачно ответил Эдя.
– И что блядь за люди. Я свою Настю ни в жизнь не поменяю – при этом он обнял Настю за задницу, сильно прижав к себе, она завизжала, то ли от испуга, то ли от радости.
– Ладно, иди Эдя – сказал Перепрыгов.
Домой ехали молча: ‘’шлюха‘’ – думал Эдуард Арсеньевич, бросая взгляды на Леру. Лера, ничего не замечая, мурлыкала под нос какую-то песенку, подпевая, очень тихо играющему в салоне автомобиля радио: – ‘’Все до одной шлюхи‘’– сокрушался Эдуард Арсеньевич: – ‘’Зачем живешь постоянно с секретаркой, нормальные люди имеют жену, а помощница само собой в довесок для полного удовлетворения ‘’– неоднократно говорил ему, первый зам правого отдела, делегата Хватайкина, Сиротин.
Вернувшись в дом, Эдуард Арсеньевич весь оставшийся вечер находился на кухне, глотая большими порциями виски с апельсиновым соком. Иногда, он со страхом поглядывал в окно, очень боясь увидеть там вторгающийся в его сознание черно-белый мир.
– ‘’Нет, здесь не будет. Не может быть, поселок новый построен недавно, точнее заложен в девяносто пятом, так что этих тут не будет. Хотя черт его знает, что здесь было до этого. Может, какое захоронение или место, где они мучеников убивали скопом ‘’ – Эдуард Арсеньевич чуть не поперхнулся, представив какой вид может открыться из его окна, если галлюцинации доберутся сюда.
– ‘’И все же странно, что черно-белые, появляются, пока что только там. Если бы они были только в моей несчастной голове, то были бы они везде, а так непонятно’’– отхлебнув порцию, закусив ее куском мясного рулета, подумал Эдуард.
Только он собрался посмотреть, что делает, пока что его Лера, как она появилась сама, наряженная в красивый шелковый халат. Эдуард сглотнул набежавшую слюну, отогнал неприятную мысль о Процентове. Лера налила себе стакан холодного вишневого сока. После чего разместилась у огромного холодильника, наблюдая за страданиями Эдуарда Арсеньевича.
– Бедный Эдя, бедняжка моя Эдичка – ироничным умиленным голосом прошептала Лера.
– Хватит, иди, раздевайся, и в ванну, там будем. Учти сегодня я тебе спать не дам – со злостью произнес Эдуард.
– Неблагодарный ты Эдя – прошипела Лера.
– Я неблагодарный, скажи мне, чего я не сделал для тебя – подскочил Эдя.
– И скажу, надо было в жены брать, вот и все, дорогой – произнесла Лера.
Ее слова ударили Эдуарда молнией по голове, а действительно, что может быть проще. Посмеются, конечно, малость, но ему что привыкать к этому: ‘’Двухвершковый Калакакин ‘’.
– А если сейчас в жены позову, пойдешь? – сказал он, глядя Лере прямо в изумрудно сверкающие глаза.
– Подумаю Эдя, если, конечно, Процентов не позовет – Лера смеялась, слова Эди ей нравились.
Это был самый заветный билетик счастья, и она могла вытянуть его очень легко. Конечно, фамилию она не возьмёт, а вот остальное. Пока что Эдя имеет в совокупности тысяч пятьсот-шестьсот в месяц, но и это неплохо. Зато жена, это статус, не то, что какая-то секретарка.
Эдя мгновенно почувствовал прилив сил.
– Давай быстрее – он буквально выпихивал Леру из кухни в ванную комнату, сгорая от нетерпения.
– Поласкаешь меня, как надо Эдя – смеялась Лера.
– Мысленно, это уже делаю, терпения нет – прохрипел Эдя.
В зеркально шикарной ванной Эдуард не мог оторваться от упругого тела будущей жены. Это он решил, теперь точно, лишь бы она не передумала. Лера тем временем всхлипывала от неподдельного удовольствия – Еще, еще, так очень хорошо. Еще Эдя, поработай, сделай своей девочке приятно – шептала Лера, перебирая руками волосы Эди.
Эдя весь пылал, не справляясь со страстным возбуждением, тяжело дышал
– Пойдем в спальню Эдичка, отдохнем немножко, потом продолжим – ласково проворковала Лера.
– Подожди выпить хочу – выпалил Эдя и голый помчался на кухню, один раз оглянувшись, боясь видимо, что Лера куда-нибудь испарится.
Продолжение последовало через минут двадцать на мягкой кровати. Все повторилось, примерно в той же последовательности и с не меньшим ощущением счастья, которое так и пожирало Эдуарда, затягивало собою… После этого Эдуард жадно покурил, затем отрубился сном мертвеца. Лера засыпала по-настоящему счастливой.
– ‘’Завтра возьму Эдичку под ручку, и все будет сделано. Правда придется, пока суть да дело, потерпеть этого толстяка, хотя нужно в поликлинику, и на больничный’ ‘’ – c этими мыслями Лера сладко заснула.
Утром Лера все же отправилась на работу. Эдуард, скрипя сердцем, упросил ее это сделать, ему было отчаянно неприятно и очень муторно, но без Леры, Малявкин окажется в труднейшей ситуации. Хотелось подумать, что черт с ним, но это все-таки отдел самого Эдуарда Арсеньевича. Практичность разума победила сосущую боль, от воспоминания о гадкой роже Процентова. Сама Лера, конечно, высказала возмущение, но обещанное заявление в загс, в придачу с тем, что Эдя сам отправил ее в прогнозируемые объятия Процентова, успокоили. Эдуард довез будущую жену до места работы, а сам отправился дальше.
…В душе Эдуарда творился разлад, с одной стороны он принял революционное решение жениться на Лере, с другой, понимал, что это вызовет слишком много разговоров, плюс к этому страшное неудовольствие Процентова. Еще нельзя откладывать визит к уважаемому профессору психологии, а рот снова обосрали чайки и в голове сплошные опилки, так и шуршат там постоянно. Винни-пух, по всей видимости, чувствовал себя постоянно так, и если был бы настоящим, то долго не выдержал такого чудесного состояния: ‘’– Нельзя тянуть с регистрацией, решился, значит, решился‘’ – думал Эдуард Арсеньевич, подъехав к клинике психологии. Все-таки очень хотелось выпить, нервы умоляли об этом, но именно этого было нельзя категорически. Неизвестно, как отреагирует профессор на запах спиртного. Пусть, он и величина всероссийского масштаба, но чего доброго спишет серьезное дело на банальный алкоголь.
Через десять минут размышлений в автомобиле, Эдуард вошел в апартаменты известнейшей частной клиники с креативным лозунгом ‘’Правильное мышление залог процветания Грядущего общества ‘’. Эдуард рассматривал таблички с фамилиями докторов, чтобы успокоиться окончательно. Он знал, что ему нужен только сам профессор Смышляев Иннокентий Иванович. Девушка регистратор, в свою очередь, рассматривала посетителя с заветным значком из чистого золота с бриллиантовыми планками по краям. Не часто бывают здесь такие люди, без всякой комиссии из управления по делам ‘’общественно-демократического здоровья‘’.
– Мне нужно попасть к господину Смышляеву – произнес Эдуард Арсеньевич, скромно улыбнувшись девушке регистраторше.
– Подождите минуточку, я позвоню Иннокентию Ивановичу. Как вас представить? – сказала немного полноватая с румяными щечками девушка.
– Помощник делегата первой статьи, первый заместитель правого отдела. Фамилию, пока что необязательно – гордо ответил Эдуард Арсеньевич.
Пока девушка набирала номер на белом телефоне, Эдуард отошел к информационному стенду, где красовался большой плакат с анонсом предстоящей лекции некого Верстова – Заельценского на тему ‘’Страшные песни и сказы, о мертвом Ленине и зайцах‘’.
– Здорово, интересная видимо тема. Жалко, что государственная работа занимает все время, и совсем нет его на нравственное развитие, образование – шепотом сказал сам себе Эдуард Арсеньевич.
– Господин помощник делегата, подымитесь на пятый этаж, центральный холл. Господин профессор вас ожидает – девушка высунулась из окошечка, обращаясь к Эдуарду.
Эдуард Арсеньевич с важным видом двинулся к лифту. Двое ожидавших лифт посетителей почтительно отошли в сторону, посмотрев на значок. Выйдя из лифта, он не торопясь осмотрелся в большое зеркало, после чего подошел к огромным двухстворчатым дверям с позолоченной табличкой ‘’Профессор академии нового общества. Смышляев Иннокентий Иванович '' ''Психолог по коммуникации, новому мышлению демократических основ и побочных базисов‘’. Под большой табличкой размещались, еще две поменьше с уточнениями заслуг и достоинств господина Смышляева. И. И. Правда, Эдуард Арсеньевич оставил ознакомление с этим до следующего раза. Он размеренно постучал, затем открыл дверь, произнеся.
– Можно?
– Войдите господин помощник делегата – раздался, ласково елейный голос.
Эдуард Арсеньевич в силу сложившихся стереотипов ожидал увидеть богообразного, лысенького старичка с небольшой бородкой и обязательными очками в тонкой металлической оправе. Только Смышляев выглядел иначе. Это был крупный мужчина, возрастом примерно пятидесяти лет с аккуратной стрижкой и гладко выбритым лицом. Очки совпали с представлениями Эдуарда, но и их профессор держал в руках, не спеша одевать на свою переносицу. Неясного цвета глаза и очень тонкие маленькие ресницы. Волосатые руки были слишком массивны для статуса утонченного профессора психологии, они скорее относили воображение к грубому мяснику из грязной, засранной мухами мясной лавки.
Эдуард Арсеньевич скромно поздоровался с профессором за руку, после чего присел в удобное кожаное кресло.
– Откиньтесь немного назад, вам нужно расслабиться – произнес Смышляев, сам поднявшись, нажал сбоку кресла кнопочку и Эдуард Арсеньевич оказался в положении полулежа.
– Вам удобно? – спросил профессор.
– Да спасибо – ответил Эдуард Арсеньевич.
– Простите за нескромный вопрос. Вы представляете наш ‘’Затыринский округ‘’ – начал тихонько Смышляев.
– Да Иннокентий Иванович. Работаю в отделах Дмитрия Кирилловича Перепрыгова – гордо ответил Эдуард Арсеньевич.
– Прекрасно, сам Дмитрий Кириллович, очень прекрасно – проворковал Иннокентий Иванович.
– Позвольте в силу формальности, узнать вашу фамилию – спросил Иннокентий Иванович после коротенькой паузы.
– Калакакин Эдуард Арсеньевич
– Очень интересная фамилия. Ваши корни, вероятнее всего происходят из южной Румынии – сказал Смышляев.
– Не знаю – сконфуженно ответил Эдуард.
– Ладно, это потом, давайте перейдем к сути дела.
Эдуард Арсеньевич не заметил смеха, ни в голосе, ни в выражение лица профессора Смышляева, после того, как тот услышал фамилию Калакакин. Напротив лицо профессора выражало искрений интерес без всякой иронии.
Сам Эдуард про себя с затаенной обидой, частенько думал о том, что его фамилия, без сомнения является, по меньшей мере, графской. Хотя происходит, скорее всего, из мест не российских.
– Понимаете профессор, я не знаю с чего начать, и как начать
– Расслабьтесь Эдуард Арсеньевич, говорите просто, так как вы думаете, что держите внутри себя. Мне нужно именно это, чтобы понять вас.
Смышляев вертел в руках очки, ласково глядя на Эдуарда.
– В общем, меня начали посещать страшные галлюцинации. Я вижу непонятных черно-белых людей возле себя и даже несколько раз разговаривал с ними.
Эдуард Арсеньевич рисковал, вся его жизнь в последние несколько дней превратилась в риск. До этого он не имел и тени представления о подобных вещах. Профессор мог направить официальное письмо о рассмотрение вменяемости Эдуарда. Конечно, это все же из области фантастики, но чем черт не шутит. Сейчас становиться все непонятным, пугающим.
– Успокойтесь Эдуард Арсеньевич, что вы видите, скорее всего, является банальным переутомлением. Ваша служба очень трудна физически, эмоциональна, как бы сказать, тонкая душевная организация соприкасается с железобетоном. Это требуется от вас ежедневно, на благо родины, нашего счастья, да и что греха таить, мирового уклада. Многие из наших любимых делегатов прибегают к разным излишествам, в виде алкоголя, кокаина. Их можно понять, исходя из того, что я сказал до этого, но все же. Эдуард Арсеньевич, надеюсь, вы не сталкиваетесь с подобными излишествами, скажем так, слишком часто.
Смышляев улыбался, и к Эдуарду начало возвращаться самообладание.
– Я стараюсь не злоупотреблять Иннокентий Иванович, но вы сами сказали, что понимаете какие нагрузки, выпадают ежедневно на нашу долю.
– Да, конечно, Эдуард Арсеньевич. Скажите, как вы сами определяете этих людей, и меняется ли вместе с ними окружающая обстановка или они появляются на фоне нормальной действительности.
– Ну, я почему-то со страхом думаю, что эти люди из двадцатых годов прошлого века, а обстановка возле них меняется. Она становится их ней, а я попадаю, как будто к ним. Точнее не как будто, а натурально.
Эдуард ждал реакции Смышляева, тот о чем-то задумался, перед тем, как спросить.
– Эти люди – большевики? – с изменившейся интонацией, в которой присутствовала доля затаенного страха, произнес свой вопрос профессор.
– Да, несомненно, это именно эти страшные люди, Иннокентий Иванович. Мне очень нехорошо и признаться честно, сильно страшно. Поймите меня правильно – Эдуард Арсеньевич повторял интонации Смышляева.
– Понимаю, Эдуард Арсеньевич, вряд ли может быть что-то страшнее, чем появление большевиков, даже если это происходит в форме галлюцинаций. Вы правильно сделали, что пришли ко мне. Это очень интересный случай. С бухты-барахты сейчас вам ничего сказать не могу, только выпишу вам некоторые таблетки для успокоения перетруждённых нервов. Старайтесь быть, по возможности, как можно спокойней.
Смышляев начал выписывать рецепт на желтом бланке.
– Иннокентий Иванович, я боюсь, что не смогу выйти из этого бреда в какой-нибудь раз – откровенно озвучил свой главный страх Эдуард.
– Скажите, а как вы выходили из этого и насколько долго длиться ваше пребывание в обществе большевиков – серьезно сказал Смышляев, закончив заполнять рецепт.
– Сам не знаю, то дверь открою, то свет включу, а сколько долго, совсем понять не могу, кажется наше с вами время и вовсе при этом не меняется.
– Понятно, смена обстановки, действия. Эдуард Арсеньевич скажите, вы когда-нибудь занимались изучением деятельности большевиков, смотрели, может фильмы из старой фильмотеки или что-то еще акцентированное на этой теме – спросил Смышляев, начав быстро записывать историю, с которой появился у него Эдуард Арсеньевич.
– Нет, Иннокентий Иванович, не занимался. А по поводу фильмов, то я соблюдаю закон. Вы хорошо знаете, что подобные вещи уничтожены, а те копии, что где-то еще хранятся, приведут их владельцев к тяжкой уголовной ответственности.
– Конечно, мой дорогой, но поймите, спрашивать такое входит в мою работу – спокойным голосом пояснил Смышляев.
– Есть ли еще какие-нибудь подробности, что запомнились вам, произвели эффект или напугали особенно сильно – продолжил Смышляев.
Эдуард Арсеньевич задумался, на его лице блуждала, попытка вспомнить, Смышляев терпеливо ждал.
– Вспомнил, они всегда появляются, когда я нахожусь на службе. В здании ‘’Грядущего общества’’.
– Интересно – произнес Смышляев, его лицо выражало смутное беспокойство.
– Я думаю, Эдуард Арсеньевич на сегодня хватит. Вы должны находиться дома в течение недели, потом мы встретимся с вами. Ровно через неделю, если, конечно, ничего не случиться. Вот жетон на выписку государственного больничного со стопроцентным содержанием, как и положено вам.
Смышляев поднялся, пожал руку Эдуарду.
– До свидания – сказал Эдуард.
– До свидания – ответил Смышляев.
Эдуард Арсеньевич выйдя от Смышляева, подошел к лифту, нажал на кнопку. Стрелочка показывала, что лифт движется к нему, но это было все равно неприятно, лучше было бы, если он ожидал его. Эдуард успел сморщиться, пробурчать себе под нос пару ругательств, когда дверцы лифта открылись, преподнеся Эдуарду сюрприз.
– Карина – удивлено произнес Эдуард.
Столкнувшись, нос к носу, с женщиной лет под пятьдесят, среднего роста с темными, даже черными волосами. Выражение ее лица выдавало среднестатистическую стерву. Глаза, наполненные презрением ко всему окружающему. Тонкие очки в стиле бизнес вумен. Натянутая на заднице кожа, для упругости лица. Темные длинные ногти на пальцах, которые цепко держали черную папку.
– Карина Карловна, – Эдя. Для тебя Карина Карловна – строго осматривая Эдю, сухим голосом сказала Карина Карловна.
– Тогда и вы меня называйте Эдуард Арсеньевич, и не забывайтесь – обиженно прошипел Эдя.
– Тебя я должна называть по имени отчеству? – засмеялась Карина Карловна – Тебя Эдичку с маленькой пиписькой – нарочно громко произнесла Карина Карловна.
Глазенки дежурной медсестры со смазливой внешностью, вопросительно с детским смешком, посмотрели на Эдю и он невольно покраснел. Хотелось ответить Карине, но он вспомнил простую сущность, от чего так дерзко вела с ним его бывшая жена. Братом Карины хоть и двоюродным был делегат первой статьи по фамилии Хватайкин, который занимал в иерархии должность, не уступающую Дмитрию Кирилловичу.
– Ты что здесь делаешь? – строго спросила Карина Карловна, почувствовав свое превосходство.
Что и было ей присуще в течение того года, когда они являлись мужем и женой, и в процессе тех трех половых актов, что у них имелись в течение, кажется первых двух недель после шикарной свадьбы, которую им устроил, как раз делегат Хватайкин. Карина была старше Эди на пять лет, зачем ей нужен был Эдя, и проверяла ли она его хозяйство перед свадьбой, осталось неизвестным. Семья у них не получилась. Потом Карине некогда было развестись. Быстро признав ошибку, она вернулась к прежнему хахалю по имени Витя. Затем случилось и вовсе счастливое событие в жизни Карины Карловны. Между делом, совершенно инстинктивно, она захотела уточнить, можно ли исправить размер прибора Эдички. Заехав в клинику к доктору Шабанеусу, она познакомилась с метром лично.
…Доктор Шабанеус поразил Карину с первого взгляда, никогда в жизни она не встречала настолько уверенного в себе мужчину. Его маленькие глазки, на такой же маленькой голове, при огромном туловище длинной чуть более двух метров, раздевали Карину не стесняясь с характерным прищуром специалиста. Карина онемела от пошлой ауры, что исходила от мэтра, ему не пришлось еще сказать и слова, как Карина была уже готова на что угодно.
– Заходи лапочка не стесняйся, вижу проблемы у тебя серьезные и не пытайся мне врать, что находишься здесь не по этой причине.
Шабанеус подошел к Карине близко, его причинное место было очень высоко, по отношению к Карине, хотя она не была низкой. Только не это было важно, куда важнее был тот размер, который не могли скрыть брюки.
– Рассказывай.
Карину не обидело, что мэтр обращался к ней на ты. В другом месте она бы посчитала это оскорблением на всю жизнь, но здесь она чувствовала себя студенткой, готовой на все, чтобы услужить профессору.
– Я уважаемый доктор, действительно зашла к вам, можно сказать случайно и даже не надеялась так просто попасть к вам на прием.
Карина сняла очки, задерживая движение. Следующим движением ей хотелось распустить волосы, убрав заколку.
– У меня сейчас свободное окно. Не явился один уважаемый господин. Так что я полностью к вашим услугам в течение часа.
Шабанеус подошел, близко изучая формы Карины.
– Что же мы молчим – напомнил Шабанеус.
– Знаете, я хотела узнать. Мой муж полное ничтожество, и я все равно жить с ним не буду. Вышла ошибка, так бывает – томно произнесла Карина, не отрывая глаз с притягательного места Шабанеуса.
– Так что хотелось дорогая? – произнес Шабанеус, записывая что-то в блокнот.
– Я хотела помочь этому неудачнику, из-за своей доброты, чтобы в будущем он хоть как-то был приемлем для женщин.
– Можно приклониться перед вашей заботой, но ближе к делу. Скорострел или недоразвитый, может что-то еще интересное.
– Два вершка размер достоинства – улыбаясь, сказала Карина.
– Восемь сантиметров в возбужденном состоянии, если я правильно перевел вершки в сантиметры.
Карина засмеялась.
– Восемь, кажется, даже много.
– Нужно вытягивать. Стоит дорого, процедура длительная. Можно принимать специальные препараты перед совокуплением, они увеличат размер сантиметра на три. Будет почти приемлемо.
Шабанеус положил на стол блокнот, в нем были данные Карины; по росту, бедрам, груди, волосам и еще что-то непонятное.
– Как вас зовут милочка, извиняюсь, нужно было спросить сразу.
– Карина Карловна.
– Думаю, можно без Карловны.
– Конечно.
– Раздевайся, я тебя осмотрю – не моргнув глазом сказал Шабанеус, присаживаясь на кушетку.
– Зачем я же, сказала вам…
Карина засмущалась на секунду, Шабанеус посмотрел на нее разочарованно.
– Ах да, конечно, раздеваться полностью? – спросила Карина.
– Зачем спрашивать такую глупость – спокойно и терпеливо ответил Шабанеус.
Карине Карловне в тот день было уже сорок пять, но никогда до этого она не испытывала такого наслаждения, как сейчас, медленно раздеваясь перед очами мэтра. Она даже слегка покраснела, такого с ней не происходило с незапамятных времен. Снимала одежду обстоятельно, стараясь не расстроить Шабанеуса.
– Медленнее лифчик…очень аккуратно – подсказывал он ей.
Полностью раздевшись, она инстинктивно закрыла одной рукой промежность, а другой грудь.
– Убери руки, ты же не девственница – улыбнулся доктор Шабанеус.
– Хорошо, я займусь тобой милочка. Сегодня первый сеанс, потом через три дня. Я назначу тебе время.
Когда Шабанеус снял трусы, поправив перед ней свой прибор, который еще не достиг рабочего размера, Карина поняла, что вытащила наконец-то счастливый билет, благодаря маленькому прибору Эди…