Сухой, лишённый влаги, воздух, расплавил горизонт. Потрескавшаяся дорога неуверенно, часто сдавая позиции, разрезала пустыню надвое. Редкие живность и растительность тщетно пытаются скрыться от раскалённого, повисшего в небе, шара. Песок, гонимый северными ветрами, шуршал по плавящемуся асфальту и заглядывал на порог каждого здания на своём пути.
Пустынный городок и раньше не кипел жизнью, а теперь, после «Механической катастрофы», больше похож на кладбище, чем на место, которое можно считать домом. Человек в здравом рассудке никогда не ступит на эти земли.
По доброму слою песка сапоги ступали мягко и беззвучно, но вскоре под ногами послышался тихий хруст. Мелкие камушки застревали в слегка отошедшей от сапога, подошве. Крупные же камни отправлялись куда подальше небрежными пинками, стертыми временем и дорогой, носами обувки.
Тот же ветер, что заставлял песок застилать потрескавшееся напоминание дороги, и, трепавший потасканные, рваные ближе к земле, полы плаща, раскачивал едва живую, скрипучую вывеску, растущую прямо из потолка навеса здания. Выцветшие под палящей звездой, буквы можно было понять как «меткий стрелок» или же «редкий едок». Возможно, были и другие варианты интерпретации наполовину стёртого и непонятного набора букв. Всё зависело от воображения и точки зрения. Если ты не помнишь своего прошлого и того, что с тобой происходило всё это время до настоящего момента, то у тебя вряд ли будет богатое воображение и тем более, куда уж там, интересная точка зрения пережившего и повидавшего разные вещи, человека. Струна был как раз из таких. Он даже имени своего не помнил, прошлое же для него было лишь случайными непонятными пазлами одной картины, или даже нескольких.
Например, Струна помнил, как стрелял из револьвера и, ясное дело, умел это делать. Но вот только пазл, на котором был изображена цель стрельбы, был утерян. Либо его никогда не существовало. Бедолага даже не мог вспомнить ни одного человека, с которым хоть как-то контактировал. Возможно, он никогда и не встречал до этого людей. С другой стороны, он умел разговаривать, что уже можно было считать доказательством бывшего коммуникационного опыта с другим представителем своего вида. Хотя, его умение говорить могло быть лишь результатом одиночества, и служило какой-никакой саморазвлекаловкой, а сам разговорный язык мог быть набором букв без смысла. Если рассматривать вопрос с такой точки зрения, то и существование людей можно было бы приписать к выдумке Струны. Выдумке человека без прошлого.
Такой разум может много чего выдумать, это правда. Лишь бы хватило воображения. Хотя, если ты не понимаешь сути происходящего и всё поддаешь сомнению, то можно придумывать колесо снова и снова. Но без тех же сомнений не получилось бы этого колеса. Струна и в этом был не уверен. Ведь его там не было. Зато он был в Пустынном городе. Это он мог считать правдой с высокой вероятностью. Ведь это происходит здесь и сейчас.
Высушенная безжалостными лучами Квептры, местной звезды, деревянная вывеска продолжала слегка раскачиваться на заржавелых цепях, которые вот-вот рассыпятся в красную крошку и станут частью безжизненной пустыни.
Струна не ожидал встретить кого-либо внутри этого, охваченного пустыней, здания. И всё же, курок револьвера был взведён. Мужчина всегда носил оружие в таком состоянии.
Еле живые ступеньки жалобно заскрипели под стёртыми сапогами Струны. Оборванные полы плаща прыгали со ступеньки на ступеньку, оставляя за собой неровные следы на песчаных островках. Заходить внутрь сразу не стал. Через разбитые, потемневшие от пыли и песка, стёкла на дверях, был виден почти весь первый этаж здания.
Сломанные столы, перевёрнутые ободранные стулья, разбитые стеклянные бутылки и стаканы, побитая посуда и огромный рваный кусок ткани индигового цвета прямо посередине первого этажа. Это первое, что упало на глаза Струны. Дальше были высохшие до костей трупы людей, битое стекло вперемешку с отстреленными гильзами, выбитые зубы тоже украшали эту картину.
Струна раньше никогда не видел салунов и даже не слышал о них, но он точно знал, что это здание раньше как раз выполняло роль салуна Пустынного городка. Барная стойка этого заведения изрядно потрепалась, но всё же была в намного лучшем состоянии, чем всё остальное содержимое салуна. Второй этаж скрывался за остатками мёртвого стекла.
Струна не помнил, как именно он оказался в Пустынном городке, но он знал, что ему нужно в этот, пленённый песком, город, только зачем, он тоже не имел малейшего понятия. Этот пазл затерялся где-то в сознании мужчины и встал на место, как только он увидел эту барную стойку. Струна уже когда-то был здесь. Это точно. Он помнил именно ЭТУ барную стойку. Ему надо было зайти внутрь, чтобы понять, зачем он сюда пришёл.
Отрывистый, неуклюжий толчок заставил облезлую, с разбитыми посеревшими стёклами, дверь, протянуть низкую «До», пока та, с глухим стуком, не встретилась со стеной уже внутри салуна. Струна, держа взгляд чуть выше горизонта, ступил внутрь. Под подошвой захрустело, давно закончившее свою карьеру, чайное блюдце. Подбородок не опустился ни на дюйм. Глаза мужчины бегали по ранее слепой зоне первого этажа. Ничего нового там не оказалось. Битая посуда, оторванные ножки стула, вероятно, служившие оружием ближнего боя, и прочие похожие пазлы знакомой картины разрухи. Барная стойка. Память не выкинула её образ на свалку ненужных воспоминаний, значит, этот объект важен. По хрустяще-скрипящему пути до стойки, несколько, особо юрких потемневших, зубов, нашли своё место среди рельефа подошвы.
Две серых ямы вместо глаз просверлили пол. Высохшая, до последней капли, кожа, обтянула кости. Редкие волосы больше напоминали стёртое дно плетёного тканевого мешка. Выпиравший ощетинившийся позвоночник упёрся в барную стойку. Наверняка это бармен, раз оказался по эту сторону от стойки, где находится то, за чем, в большинстве случаев, приходят в салун. Между ног, в жалком напоминании кровавой лужи, теперь больше похожей на неудачную идею перекрасить пол в бордовый цвет, лежала поржавевшая двустволка. Механизм дробовика какое-то время сопротивлялся, но всё же дал заглянуть внутрь. Один патрон не отстрелян, от второго осталась только гильза.
Возле другого конца барной стойки, того, что дальше от входа, лежало нечто без кожи. Явно не человек. Механитарий? Струна знал лишь, что это человекоподобные механизмы и что внутри у них нет ничего, кроме шестерёнок и болтиков. Последнее, кажется, даже было чьей-то фразой, застрявшей в его памяти. Стоило Струне приблизиться к телу механитария, как сверху послышались щелчки курков оружия разных калибров, а следом за ними и скрипящий, как половицы, по которым ходил Струна, и низкий, словно рычание льва, голос.
– Эта железяка мертва, либо охренительно правдоподобно исполняет роль дохлой консервной банки. Если не хочешь последовать примеру ЭТОГО, то отстёгивай пояс и кидай под лестницу, дальше поговорим.
Они не спускались вниз, – моментально проскочило в голове. Нарываться на пулю не входило в планы Струны, и он, без лишних движений, исполнил волю незнакомца. Идти за прилетевшим подарком никто и не подумал. По телу Струны рысью проскакал холодок, нагло дёргая за нервы.
– Руки в потолок, – проскрипел всё тот же незнакомец, – да так, чтоб я поверил, что ты хочешь украсть с неба Квептру, – голос был ровным и медленным.