В последнее время Степан очень плохо спал по ночам. Ему мешал шум. Это садились и взлетали инопланетные корабли, скорее всего для того чтобы высаживать инопланетный десант. А для чего же ещё, – думал он. Хотя у некоторых из них вполне могла быть и другая задача. Ну, например, похищать людей, скажем для опытов или каких-нибудь других целей. Шумело обычно в посадке, которая начиналась сразу за дорогой, проходящей возле его дома. Степан никогда не смотрел на то, что там происходит – боялся ослепнуть. Он просто лежал в своей кровати, накрывшись с головой одеялом, лежал и не спал. Несколько раз он даже ходил туда днём, рассчитывая обнаружить следы пришельцев, но так ничего и не нашёл.
Видимо внеземные цивилизации использовали для своих кораблей какой-то вид энергии, которая не воздействовала на окружающую среду, – не выжигала траву, не валила деревья, не оставляла после себя заразную радиоактивную плесень, вообще ничего не оставляла. Вот поэтому нет никаких следов, – рассуждал Степан. Но в том, что корабли прилетали, он был уверен точно. Непонятно только одно. Почему никто, кроме него не слышит этого шума? А если слышат, то почему молчат? Ну, взять хотя бы тех же соседей. Неужели никто из них ни разу ничего не слышал, не проснулся ночью, как просыпается он? Никто не возмущается, средства массовой информации тоже никак не реагируют. Отсюда Степан сделал вывод: либо другие тоже всё слышат, но боятся об этом говорить, либо это дано только ему. И если это так, то значит, он наделён какими-то сверх естественными способностями, о которых раньше и не подозревал.
Когда он начал слышать, как прилетают инопланетяне, Степан точно вспомнить не мог. Иногда ему казалось, что он этот шум слышал всегда, но не обращал на него внимания, а иногда думал, что это началось совсем недавно. Недавно – это когда начали проявляться его сверх способности (он всё-таки больше склонялся к этому варианту), а раз так, то получается, что он возможно единственный, кто знает о проникновении инопланетян на нашу Землю. И выходит, что именно на него возложена миссия, предотвратить их распространение по планете.
Как он будет это делать, Степан пока не знал.
Чем больше он думал над этой проблемой, тем больше возникало вопросов. Самым главным был вопрос, почему именно он, самый обыкновенный, ничем не примечательный бухгалтер, вдруг оказался лицом к лицу с событием вселенского масштаба. В прямом смысле этого слова. Поскольку ответа у Степана не было, он решил принимать всё как есть.
А вдруг это моё предназначение, – думал он. Бессонные ночи располагали к продолжительным размышлениям. Возможно, я всё это время занимался не своим делом, и моя задача не сидеть над цифрами, подсчитывая приход и расход, а противостоять инопланетным захватчикам. Вот именно, противостоять, – ему очень нравилось это слово.
Когда в посадке заканчивались манёвры, и уже ничего не угрожало, Степан выползал из под одеяла и шёл на кухню. Там он заваривал себе чай, закуривал и снова погружался в раздумья. Он жил один, и никто, теперь уже никто не мог запретить ему курить на кухне. Строгой мамы больше не было.
Противостояние – это то, чем я занимаюсь всю жизнь, – говорил себе Степан. С самого раннего детства он противостоял своей матери. По крайней мере, он так думал. Думал, хотя прекрасно знал, что это не так. Не ври сам себе, – шептал кто-то у него в голове, – ты всегда делал то, что она хотела, ты всегда делал так, как она хотела, хотя тебе это и не нравилось. Но ты подчинялся. Ты всегда подчинялся, потому что боялся. Да, в душе он, конечно, сопротивлялся, возражал и делал всё наперекор…, но только в душе. На самом деле он слушался её бесприкословно. Лишь бы только она не начинала орать и не доставала ремень, оставшийся от отца. Отца, которого у Степана никогда не было. Потом, гораздо позже ему пришла мысль, что мужик, который его заделал, видимо с такой скоростью бежал от его матери, что попросту забыл свой ремень, и возможно, вместе со штанами.
Да, – думал Степан, – мамочка была ещё та стерва. Стерва с огромными амбициями. Она почему-то вбила себе в голову, что её Стёпочка родился этаким вундеркиндом с гениальными способностями, которые непременно нужно развивать, поэтому заставляла Стёпу заниматься чем угодно, только не тем, что ему нравилось. Она пихала его в различные секции и кружки, которые кроме отвращения больше ничего у него не вызывали. Он ходил в музыкальную школу и в кружок бальных танцев, посещал студию изобразительного искусства, занимался французским языком со специально нанятым преподавателем и ещё всякой всячиной, которая, по мнению матери должна была сделать из него незаурядного выдающегося человека. Всё это, конечно же, сопровождалось скандалами и не обходилось без ремня. Потому что Стёпа ходил на все эти занятия с большой неохотой, и никаких особых достижений у него не было.
Стёпа любил смотреть хоккей, ходить на рыбалку и математику. Но смотреть хоккей ему не разрешали – это игра для идиотов, на рыбалку не пускали – это занятие для дураков. Вот только против математики мама не возражала. Правда, как наука, математика Стёпу не интересовала. Ему нравился сам процесс подсчёта. Он вообще любил всё подсчитывать. Поэтому задачки типа «Если для того, чтобы засеять один гектар нужно столько-то пшеницы, то сколько понадобится, чтобы засеять двадцать три гектара», его просто приводили в восторг. К тому же посещение математического факультатива позволяло подольше не приходить домой.
Как-то раз, когда мать читала ему очередную мораль на тему его никчемности (а когда она заводилась, то процесс мог затянуться надолго), Стёпа, чтобы отвлечься, решил подсчитать сколько ромбиков-клеточек на её колготках в сеточку. Несколько раз он сбивался, в основном из-за того, что она перемещалась по комнате. Потом он решил вывести некий коэффициент убывания этих самых ромбиков по мере сужения ноги к низу. Для этого, по его мнению, нужно было выяснить их количество в одном ряду, затем, учитывая изменение длин окружностей на одинаковых расстояниях друг от друга…
– Ты куда это пялишься, гадёныш, – прервал его подсчёты визг матери, что это ты там рассматриваешь?
– Я…, я ничего…, я просто…
– Что просто? – мать пришла в бешенство, – кто тебя этому научил? Твои друзья, такие же тупоголовые идиоты, как и ты?
– Я ничего не рассматривал, – пытался оправдаться Стёпа, – я просто хотел посчитать…
– Я тебе сейчас дам посчитать, – она вытащила ремень из шкафа и начала лупить им сына.
Довольно подросший Степан уже не подставлял безропотно свою задницу под ремень. Он взял на себя смелость уворачиваться от ударов, что бесило мать в ещё больше, поэтому она лупила его по чём попало. В этот раз Степан не очень удачно увернулся, подставив под удар лицо, и тяжёлая латунная пряжка офицерского ремня рассекла ему бровь. Кровь тут же залила ему лицо, и было очень больно и страшно. Страшно от вида своей крови и от того, как её много.
Увидев кровь, мать прекратила экзекуцию и с ремнём в руках отправилась на кухню. Степан слышал, как она набирала воду из крана, а потом пила её громкими глотками.
Она может (или хочет) меня убить, – подумал тогда Стёпа. Он и раньше боялся свою мать, а теперь стал бояться ещё больше. Бояться и ненавидеть. Ненавидеть её морали и нравоучения, её идеи насчёт его воспитания и вообще всё, всё, всё, включая её любовь к ремню, колготкам в сеточку и коротким юбкам. Она считала, что очень хорошо выглядит и обладает прекрасной фигурой, поэтому одевалась довольно экстравагантно, стараясь быть привлекательной. И действительно, она привлекала мужчин, с которыми охотно знакомилась и заводила отношения. Мужчины эти ненадолго появлялись в их доме, а потом быстро исчезали.
Их Стёпа тоже ненавидел.
С годами Степану так и не удалось избавиться от невыносимой опёки матери. Он не служил в армии – она отмазала его. У неё были знакомства в военкомате, так как она любила военных. Он поступил в институт, который находился недалеко от дома, всего несколько остановок на троллейбусе, опять же, потому что она так хотела. Хорошо, что там был экономический факультет. Зачастую, выходя из института, он видел её, к сожалению слишком поздно, для того чтобы забежать обратно и воспользоваться другим выходом. Она махала ему рукой (я здесь, дорогуша, я тебя вижу, и ты никуда не денешься), затем брала его под руку, и они удалялись под хихиканье его однокурсников.
Когда Степан окончил институт и начал работать, у него появилась надежда, что хоть сейчас он сможет вздохнуть свободно, но не тут-то было. Мать непрерывно звонила ему на работу спросить как дела, дать поручение зайти туда-то, купить то-то, а если он не дай Бог, задерживался… Правда ремень она уже не доставала, но Степан был уверен, что он дома, что она его где-то прячет.
На работе им были довольны. Его считали хорошим специалистом, начальство его ценило. Всё-таки любовь всё подсчитывать давала свои плоды. Зарабатывал он хорошо, но мать требовала, чтобы он все деньги отдавал ей.
– Я лучше знаю, как ими распорядиться, – говорила она. У тебя совершенно нет жизненного опыта, ты их растратишь куда попало, а я смогу их сохранить. Да и вообще, зачем тебе деньги? Продукты в дом покупаю я, одежду тебе тоже я. Ты же видишь, как я о тебе забочусь, ты живёшь как у Бога за пазухой, на всём готовом, и совершенно этого не ценишь.
Степан пытался возражать, и всё заканчивалось очередным скандалом. Но это не помешало ему купить собственный телевизор и поставить в своей комнате. Но стоило ему уйти к себе, как в комнату заявлялась мать, и начинались упрёки, что он её избегает, что отдаляется от неё, а она столько для него сделала и не заслуживает такого отношения.
Тогда Степан договорился с дядей Гришей с первого этажа, и тот за бутылку вставил замок в его комнату. Степан стал запираться, но мать ломилась в дверь, требуя, чтобы он немедленно открыл.
– Я хочу знать, чем ты там занимаешься, – орала она, – как ты смеешь запираться от родной матери, и кто вообще разрешил тебе вставлять замок?
Степану очень хотелось открыть дверь и надеть телевизор ей на голову, но он боялся, только теперь уже не её, а последствий. И вместо этого он сидел на диване, сжав руки между коленями, раскачивался взад и вперёд непрерывно повторяя: «Заткнись, заткнись, заткнись…» Больше всего на свете ему хотелось, чтобы она заткнулась.
Потом изобрели мобильные телефоны, и для Степана начался настоящий ад. Но тотальный контроль, как и любовь всё подсчитывать, тоже дал свои результаты. Он научился скрывать свои чувства и эмоции, притворяться, знал как вести себя в той или иной ситуации, запросто мог уйти от неприятного разговора и очень хорошо усвоил то, что написано в трамваях: «Не высовывайся». Когда он слышал по радио песню, в которой пелось: «Мы могли бы служить в разведке, мы могли бы играть в кино», – он думал – это точно про меня. Степан знал, что все эти навыки ему очень даже могут пригодиться в будущем, только не знал зачем.
Мать, прибавив в возрасте, совершенно не прибавила в весе и вообще выглядела моложе своих лет. У неё продолжали появляться поклонники, правда, ненадолго. Степан, рано начавший лысеть, и уже надевший очки задумывался – почему так? Я буквально на глазах старею, а она скачет, как девчонка. Может она энергетический вампир? Хотя вряд ли. Энергетические вампиры – это, скорее всего, выдумки для жёлтой прессы. Ну а если не выдумки? Если это действительно так? Она высасывает из меня энергию и чувствует себя превосходно. Может такова её природа, её сущность, и она не виновата, что она такая? Вот только не надо, слышишь, не надо её оправдывать, ты же прекрасно знаешь, что она просто ненормальная. А если бы энергетические вампиры существовали на самом деле, то тогда существовала бы и служба по борьбе с ними. Разве не так? А раз такой службы нет, то и вампиров тоже нет. Логично? Так что терпи свою ненормальную мамашу сколько сможешь, а когда не сможешь…