Это было в те года,

когда рыба из пруда

говорила: «С добрым утром,

дорогие господа!»

Это было в те года,

когда падала звезда

и взлетала снова в небо,

исчезая в никуда,

а под небом звёздно-синим

тихо спали города.

А сейчас они не спят,

а сейчас они глядят

не на звёзды, не за звёзды,

а на камни в семь карат.

Под каратами девицы…

Чмоки-чмоки… Ножки-спицы…

Губы – чистый силикон,

ходят слуги с двух сторон:

до того они худы,

что полшага до беды,

вот и ходят слуги сбоку,

чтоб чуть что – подать воды.


Мужики или пузаты,

тонконоги, волосаты,

или лысы, как сверчки,

или дохлы, иль качки…

Нет нормального народу –

глянь в бинокль или в очки!


А другой какой народ –

что попроще из ворот –

тот загадочней загадки:

вроде глянешь – не урод,

но бабла ему хватает -

лишь пожрать на Новый год!

Либо пальцев недочёт,

что такой им непочёт?

Вместо фруктов в шоколаде –

с сухофруктами компот,

и никак не совпадает,

чтоб хоть раз наоборот!


Люди видят редко сны.

Не хватает тишины.

И не внемлют дальней сини

В тёплом сне большой весны.


1

Ну, так вот, когда-то ране,

жил да был Афоня царь,

на гармони, на баяне

не играл тот государь.

Не любил он пианино,

и на арфе золотой

он сушил штаны, штанины

растянув под ладный крой:

чтобы стрелки не помять -

дабы чтила его знать,

да к тому ж, тянуло с форсом

средь народа погулять.

Царь любил под балалайку,

отложив стишки Сапфо,

поразвлечь свою хозяйку,

спев частушки комильфо.

Жили весело они,

пролетали быстро дни,

народили дочь и сына,

но коварная судьбина

за порогом уж ждала:

матушка занемогла

и скончалась в одночасье

в мире не оставив зла.

Ах, невесело Афоне!

Ходит-бродит по дворцу

в золотой своей короне

все наряды не к лицу:

то он жёлтый, то он бледный;

бедный царь! Хоть и не бедный.

Люди смотрят – вот беда:

стала в клочьях борода,

перестал сидеть на троне

их любимый царь Афоня:

так – пройдёт, по ножке пнёт,

подлокотничек потрёт

и сворачивает быстро

за ближайший поворот.


Нет надежды на отца –

все глядят на молодца.

А Иван-царевич право

вырос батюшке на славу:

бровью крут, а взгляд простой

вроде царь,

а вроде – свой.

Белозуб и белолик,

англицкий словарь постиг:

вэри вэл да дую спик…

И берет читать у слуг

строго только инглиш бук.

Тем не менее, и свой

не забыл язык родной:

образован – ой-ёй-ёй -

ставит точку с запятой!


И царевна молодая

вся как будто налитая,

губы алы, долог взгляд

ей дивится стар и млад.

Нет теперь таких на свете.

(Лишь – в гаремах, говорят).

Наречённая Светланой -

как цветущая поляна,

где соцветья нежит свет,

не царевна – первоцвет!

2

Долго сказка говорится,

время мчится – не унять,

царь опять решил жениться -

образ жизни поменять.


Это он, конечно, зря:

допекли послы царя!

Это ж нация такая,

что не может без затей,

семенят и обступают

со стратегией своей.

По глазам не разобрать,

что хотят к рукам прибрать.

Так хранят своё лицо,

как Кащей своё яйцо!


Вот они и сговорились,

вечерком загоношились,

а поутру тут как тут -

все к царю толпой ввалились.

Стали к трону подступать –

дев заморских предлагать:

всем известных – взамен местных -

в основном, конечно, знать.


Царь их слушать не хотел,

только в ухо чёрт дудел:

– Что, Афоня, в самом деле

положил себе предел?

Сам себя теперь не строжь,

был ты для жены хорош,

но что было – то уплыло…

Ты мужчина – хошь не хошь!


Чёрту б в рот засунуть кляп

да нет стражников растяп:

распустились без призору –

всё в кружалах: хряп да хряп.

Царь на алкогольный зуд

В это время был не крут:

И остался без охраны…

Чёрт с послами – тут как тут!


– Ладно, обсудить готов!-

царь и строг, да не суров,

а таких такая нечисть

оставляет без штанов!


-Батьюшка, смотрьеть-глядьеть!

Дьевка красный ньи хатьеть?


– Вот извольте, монсеньор,

разрешить наш давний спор!

Кто из фрау всех милее?


(Всех бы разом под топор!)


– Если наша запоет

даже мертвый привстает!


(Да зачем мне гробовая?

Тут без мертвых – во! – забот!..)


– А у нашей – глянь: глаза –

больше блюдца в два раза!


(И сутулая при этом…

Дааа, не горная коза!

Эта вовсе неглиже:

на последнем рубеже

раздеванье прекратила

а туда же – протеже!

Это мама что ль посла?

Вся по сути – три мосла…

А еще, как повелось,

нарастила клок волос…

Фу ты ну ты! Этажерка!

Разбирает даже злость…)


Осмотрел он все картины…

О-ох… Какие образины!

Даже рядом не стояли

возле милой Катерины.

Только вспомнил о своёй -

слёзы брызнули струёй.


– О, Феликай Гасударь!

Лучше нам по морда вдарь!

Каждый малий твой слезьинка –

чьёрный дьень на кальендарь!


– Вот возьми! Наплюй на всех!

У неё особый смех…


– Ну, о чем мне с ней смеяться,

коль она страшна, как грех?!


Тут послы переглянулись:

Оп! Нарвались не на тех…

Долго царь один прожил,

а всё ж ум не протужил -

чтобы всё одномоментно

гормональный взрыв решил!


Только заговор послов –

он не заговор ослов:

специально напрягали,

чтобы царь лишился слов,

наглядевшись на страшил,

чтобы бдительность забыл!


– Хошь ты нас руби, хошь весь,

хошь с чем хочешь в душу лезь,

но взгляни еще на эту

и ее детально взвесь!


Низко-низко поклонились

и к дверям оборотились.


Входит, солнце заслоня,

чёрный блеск яснее дня!


Дааа! Такую да не взвесь!

Аж затрясся царь наш весь.

До того все в нужном месте,

что в живот вступила резь.

Не ресницы, а две птицы.

Брови – соболя полет.

Царь подходит к молодице,

руку на руку кладёт.


Руку на руку кладёт

и на трон ее ведёт.

По дороге глаз не сводит.

От восторга ноги сводит!

Нокоточек к нокотку!

Локоточек к локотку!

А как станом поведёт -

сердце сладко запоёт.

В общем, царь решил жениться –

не монах, не идиот!


Часть бояр хватил удар.

– На царя нашёл угар!

– Тут боярских дочек кучи,

он чужой берёт товар!

– Вот купец-то-молодец!

– Аморальнейший подлец…

(Только это шепоточком:

как борцу – другой борец).

А народ иного званья –

Без ума, образованья -

Заявил, сморкнувшись в пол:

– К нам проник агент влиянья.

Быстро свадьбу отыграли -

даже в загс не заезжали:

без напутствий обошлись.

Пир! И в койку улеглись…

Чтоб бояре не мешали

и чего не подмешали

незаметно в винегрет

тут же царь издал декрет.

На коленке у столов

подписал, и для послов

зачитал – бояр долой,

всем немедленно домой.

Чтобы не было печали –

всем раздали по медали,

три пистоли именных,

пять матрасов пуховых,

а под ушко –

всем – подушка:

оторочена каймой

снизу – вензель золотой.

В общем, отпуск всем бессрочный…

(А мог повесить – будь он злой).

Иноземцев – полон дом,

а своих – кати шаром…


Был царевич на охоте,

а царевна на работе:

на Кильдымском на болоте

для каких-то там русалок

Загрузка...