Так прошло две недели. Две недели нашего с Евой общения. Мы были просто счастливы. На всех парах мы сидели только вдвоём. После занятий она частенько задерживалась и помогала мне догонять пропущенное. С каждым днём я всё больше и больше привязывался к ней. Мне казалось, что и она тоже.
Несколько раз за это время я видел, как её привозил тот мужчина. Но я старался об этом не думать. Я как страус, прятал голову в песок. И вот в один из дней мне пришлось эту самую голову всё же вытащить из «песка». И ждал меня пренеприятный сюрприз.
В тот день Евы на занятиях не было. Когда я весь день просидел на занятиях один, то только тогда я окончательно понял, насколько серьёзно я привязался к ней.
Последней парой у нас была философия. И когда пара закончилась и все студенты вышли из аудитории, я решил подойти к Евгению Петровичу и узнать, почему сегодня на занятиях не было его дочери.
Когда я задал ему этот вопрос, он долго ничего не отвечал. Он долго изучал своим проницательным взглядом. И только после этого ответил:
– Радмир, я давно хотел с тобой поговорить.
– И о чём же вы хотели со мной поговорить?
– О моей дочери.
– Мы с ней общаемся. И она мне очень нравится.
– Я знаю это. Но вы не можете быть вместе.
Я слушал его слова, и они прошлись по мне как танк.
– Но почему? Чем я вас не устраиваю?
– Ты меня устраиваешь всем.
– Тогда почему вы так говорите?
– Я не могу тебе сейчас всего объяснить. Но быть вместе вы не можете. И более того: не сиди с ней рядом.
– Это всё?
– Всё, Радмир.
Я вышел. Я не знал почему. Не знал. А ещё я не знал что мне теперь делать.
Начиная со следующего дня мы с Евой перестали общаться. Я стал сидеть с Эдиком. А она сидела теперь с девушкой из нашей группы. Но они не общались между собой. Было очень заметно, что Ева грустит. Но она даже не смотрела в мою сторону. Я ничего не мог понять.
Сначала я злился. На Евгения Петровича. На неё. На себя. На обстоятельства. Знать бы хоть, почему?
В тот день я следил за ними. Когда я увидел дом, в котором жили Косарёвы, я спокойно отправился домой.
Вечером же я вернулся сюда. Что я рассчитывал здесь увидеть? На что я мог надеяться? Я и сам не знал ответа на эти вопросы. Но меня тянуло к ней безудержно. Было такое чувство, что если я не буду к ней хоть чуть-чуть ближе, то просто не смогу дышать. Поэтому когда стемнело, я подъехал к их дому, остановившись за несколько кварталов. Припарковал машину на стоянке возле соседнего дома и отправился к ним во двор. Я стоял под сенью большого дерева. На улице уже стемнело, поэтому я мог так стоять спокойно, не боясь, что меня увидят.
Дом, в котором жила Ева был двухэтажный, как и большинство домов в этом районе. Это был солидный район для состоятельных людей. Сам я жил в похожем районе, только в другой части города.
Свет горел в окнах на первом этаже, но ничего не было видно. Я набрался смелости, подошёл ближе. Когда я заглянул в окна дома, то увидел, что Ева сидят с отцом в гостиной и о чём-то разговаривают. Я не мог слышать их слов, но по тому, как она вели себя в это время, нетрудно было догадаться, что они о чём-то спорили. Профессор был не в духе. Он разговаривал с дочерью очень резко, от чего она не выдержала и стала подниматься наверх. У меня было почти непреодолимое желание броситься к ней. Чтобы успокоить. Чтобы прижать её к себе. Но я не мог этого сделать. Ведь я хорошо знал, что её отец не желает меня видеть с ней рядом.
Но меня всё это не останавливало. Я стал смотреть по сторонам и увидел рядом с домом большое дерево, крона которого уходила вверх, выше крыши.
Мне хватило нескольких минут для того, чтобы забраться на него. Когда я оказался вровень с окнами второго этажа, то едва не упал вниз, так как в окнах загорелся свет. Я испугался, что она меня увидит. Но нет.
Я стал наблюдать за Евой, потому что на моё счастье это оказались окна её комнаты.
Что же я ожидал увидеть? В моих потаённых мыслях тут же пронеслись шальные мысли о том, как она будет раздеваться. И едва я об этом подумал, как она и правда стала раздеваться! Я только крепче ухватился за ветки дерева, чтобы не упасть.
Ева раздевалась быстро и нервно. Но и от этой картины у меня дух захватило! Вот она наконец-то сняла с себя это длиннющее платье. Я уже думал не раз, что она его носит только потому, что у неё какие-то проблемы с кожей или ногами. Но меня поджидал приятный сюрприз: её ноги были прекрасны – без малейшего изъяна. Они были длинными и прямыми. А ещё её кожа отливала молочной белизной. Когда она сняла с себя платье, то осталась в одном нижнем белье. Её грудь была такой полной, сочной, что мне стоило большого труда оставаться на месте. Когда же она стала снимать с себя и бельё, то я не выдержал и застонал. Нет, идея с подглядыванием была не самой лучшей.
Ева сняла с себя всё. После этого она подошла к большому зеркалу и остановилась возле него. Так она стояла и смотрела на своё отражение в зеркале какое-то время. Она распустила косу и стала расчёсывать волосы. Ко мне она стояла спиной, поэтому какое-то время я не мог видеть её наготы из-за копны белоснежных волос, которые окутали её с головы до ног.
Я едва держал себя в руках. На меня с такой силой нахлынуло желание к этой девушке, что я что было силы ухватился за сук, да так, что костяшки пальцев занемели.
Мой разум подсказывал мне, чтобы я прекратил всё это. Чтобы я убирался отсюда и прекращал заниматься мазохизмом.
Но мои чувства к этой девушке не позволили мне этого сделать. И я продолжил своё наблюдение.
Постояв перед зеркалом несколько минут, она одела длинную ночную сорочку. Я разочарованно вздохнул. Но мне всё же немного полегчало.
После этого она накинула на голову платок и, потушив свет, включила ночную лампу.
После этого стала на колени перед иконой, которая висела на стене и стала молиться.
От увиденного я просто обалдел. Это было настолько неожиданным, что превзошло по силе своего воздействия даже предыдущие видения. Молилась она долго. Я же всё это время сидел и боялся даже пошевелиться.