Истомившись за целый день любопытством, Доброшка, освободившись от дежурства, первым делом кинулся к Белке. Он бежал по деревянным мостовым Колохолма с одной мыслью: «Лишь бы оказалась дома»!
Одним махом взлетел на высокое крыльцо и бросился в горницу.
Ему повезло: Белка оказалась на месте. Она сидела у маленького волокового оконца и занималась приличным юной девице делом – вышивала.
Хоть и жили Белка и Доброшка в одном доме, но встречались нечасто. Во-первых, служба, но дело было не только в ней. Было еще и «во-вторых». Во-вторых, дружинный отрок всякий раз испытывал смущение в обществе Белки. Смущение это пришло к нему тотчас, как он рассмотрел исключительную ее красоту. Не мог ничего с собой поделать, не было прежней легкости. А та, видимо, чувствовала его смущение и как будто нарочно разговаривала с ним вроде бы и по-дружески, но с такой улыбкой, что Доброшке становилось совсем не по себе.
Вот и теперь его охватила некоторая робость. Но любопытство на сей раз пересилило сердечную дрожь, и он выложил все накопившиеся вопросы единым духом.
– Так, – Белка поправила разложенное на коленях шитье, – давай по порядку. Столько вопросов, что я прямо не знаю, с чего начать.
– Ты главное скажи: что за птица этот Ворон?
– Тут все непросто объяснить, ты садись, не стесняйся.
– Объясни уж как-нибудь. – Доброшка сел на лавку и приготовился слушать.
– Знаешь, здесь, в Колохолме, власть – княжеская. От князя воевода Илья и поставлен, так?
– Так.
– И в твоем Летославле тоже власть княжеская, так?
– Так, не пойму, к чему ты клонишь…
– Погоди!
– Ну…
– А вот между ними-то чья власть? – Белка взглянула на Доброшку.
От этого взгляда и от странного вопроса он совсем растерялся, покраснел и лишь вопросительно смотрел на рассказчицу.
– Так я скажу тебе, чья власть «между», – продолжала Белка. – Вот как раз Воронова власть и есть!
– В лесу, что ли? Так там же никто не живет?
– Еще как живет!
– На деревьях?
Девица лишь пожала плечами, глупость-де сказал, и продолжила:
– У них и села есть, и даже город крепкий в самой глухомани. Княжеские дружины туда не суются. Силой их не взять. Только попробуй – все добро сожгут, и ищи-свищи их по бескрайнему лесу.
И про город тот никто толком ничего не знает. Но рассказывают, что называется он Китеж, стоит на превысоком холме. А вокруг того холма – озеро большое. Ну, или, может быть, не озеро, а пруд, но все равно. И еще рассказывают, что жители того города новой веры не приняли, а все старую веру держат, какая была до крещения. Но это дело мутное – никто хорошо не знает, каким они там богам молятся. И правит там как раз тот самый Ворон. Они его Князем величают.
– Князем? А если киевский прознает?
– Да, князем. Киевского Ярослава Ворон не боится. Он вообще, говорят, никого не боится. Его матушка, говорят, когда на сносях была, в грозу попала. Гром громыхал, молния била. Нашли ее в саду бездыханной. Кинулись к ней домашние девки, а у нее из-под поневы полоз выползает. С руку толщиной.
Доброшка с сомнением посмотрел на свою руку.
Белка заметила это и прыснула:
– Не смеши, не с твою руку. С твою руку – это ужик безобидный. А там с толстую руку. Как у Ильи, к примеру. Длиной в пять аршин. Так вот. Полоз уполз, девки кинулись к беременной, а у нее из лона кровь так и хлещет. Думали, все: конец и матери, и приплоду. Но нет – кровь остановилась и плод созрел. Родился мальчик. Крепенький, здоровенький. Но только у отца и у маменьки волос был русый, а у мальчонки – черный, как воронье крыло. Можно было бы подумать, что мать Ворона сблудила с кем-нибудь. Но только ни в Китеже, ни в Колохолме таких черных отродясь не бывало. Вятичи родом все русые, откуда тут черным взяться? Соседи – радимичи – те вообще как лен беленый. В общем, загадка. Думали-гадали и порешили, что это сам Велес в образе змеином к матери его в сад приползал.
– И что?
– И то, что назвали его Вороном, раз черный такой. Хотя и отца его, и деда Соколами прозывали. И почитают его сыном двух отцов.
– Да нешто так бывает?
– У простых людей, может, и не бывает. А у князей и не такое бывает. Ты что, не веришь?
Доброшка нерешительно замялся. Белка напустилась на него:
– А откуда тогда у него волос черный, скажи, откуда?
Доброшке оставалось лишь пожать плечами:
– Не знаю.
– Вот то-то!! Не знаешь – не говори! Правду люди говорят – там Велес свой след оставил. Да сам посуди: и отец и дед Ворона, хоть и прозывались Соколами, а нрав имели добрый, а этого ярость его изнутри переполняет, сидеть на месте не дает. В лесу он сильнее любого воинства. Не мечом победит, так в болоте утопит. И жалость ему неведома. Сколько раз пытались его силой взять – ничего не вышло. Все, кто пытался, сгинули без следа. Говорят, старые боги ему помогают. А еще рассказывают, он с мертвыми разговаривать умеет.
Доброшка задумался, Белка продолжила шитье. Но вопросы были заданы еще не все.
– А почему его Илья братом назвал?
– Потому, что они братья и есть. Только дальнеродные. Многие о таком родстве забывают. Но для Ворона родство – самое первое дело. Когда-то давно, еще до князя Святослава Киевского, правил в этом вот самом нашем Колохолме князь. Настоящего его имени никто уже не помнит, осталось одно лишь прозвище, которым его люди наградили, – Ясный Сокол. Так вот и Илья, и Ворон от этого Сокола род свой и ведут.
– Так Илья – князь?
– Ну какой же он князь? Ты разве сам не знаешь, Илья – воевода. Хотя это, конечно, как посмотреть. Не князь, но мог бы им быть, если бы мир совсем другим был. Если бы Киева не было и киевских князей с их тысячными дружинами. Когда Святослав Киевский места наши завоевал, дед Ильи, брат старший, к нему в дружину подался. О княжеском достоинстве, конечно, пришлось забыть. Князь в Киеве мог быть только один. Когда Илью в Колохолм воеводой определили, никто в Киеве и не вспомнил, что его предки из этих мест. Кстати, раз я теперь Илье вроде как дочка, значит, и я, если подумать, – княжна.
– Ох уж княжна, – делано усмехнулся Доброшка, а про себя подумал: «Точно!»
Между тем Белка продолжала, не обращая внимания на его колкость. Она умела вести себя так, будто она единственная на этом свете умница-разумница.
– Так, стало быть, дед Ильи – в Киев, а дед Ворона, брат младший, в леса ушел и от прав своих родовых отступать не захотел. Так его потомки в лесу и живут. При прежних воеводах Ворон колохолмцам ни года спокойно пожить не давал. Но когда узнал, что брат его в городе воеводой, – перестал донимать. Но другая напасть появилась.
– Какая? И почему нам, дружинникам, никто ничего такого не рассказывал?
– Да потому и не рассказывал, что не твоего это, отрок, ума дело. На то ты и отрок, а не думный муж. Твое дело – дозор нести и с башни зорко смотреть.
Доброшка уже готов был обидеться, и это тут же, конечно, отразилось на его лице. Белка заметила, соскочила с лавки, подошла к нему, взяла его за руку, заглянула в глаза:
– Да я же объясняю, почему тебе твой сотник об этом не рассказал, а я-то расскажу!
Доброшка тут же передумал обижаться. За ласковый взгляд он готов был простить все что угодно.
Белка снова уселась на лавку, вдела в иголку новую красную нить и принялась рассказывать дальше:
– Захотел Ворон Илью на свою сторону переманить.
– Вот как?! И что?!
– И то: отказался Илья. Сказал, что он князю киевскому верность обещал и даже ради брата от обещания отступить не может.
– А сегодня чего ему нужно было?
Но ответить Белка не успела, проем двери закрыла громада – вошел воевода Илья.