Дорогая Мартина!
Боюсь, всего моего писательского таланта не хватит, чтобы рассказать тебе об этой ужасной сцене. Впервые в моём присутствии умер человек. Впервые на моих глазах произошло настоящее, хоть и невольное, убийство. Оба случайных убийцы так и замерли над телом несчастной женщины, Ли Морган вытаращил глаза, Козетта вскочила и прижала ладонь ко рту, девушка с куклой сжалась в комочек, а малышка вскрикнула и куда-то убежала. Чудовищное зрелище для детских глаз!
– О господи, – тихо проговорил наследник автомобильной империи, – о боже… Бодлер, что ты натворил?
Высокий мужчина выглядел крайне растерянным, что удивительно не шло к его плоскому, будто замороженному лицу. Он, конечно, перестарался со своей попыткой допроса, но он не собирался убивать бедную Доротею. Странный юноша со странным именем Куница присел на корточки и склонился над трупом.
– Вот вам и убийство! – нервически расхохоталась Козетта. – Вот вам и настоящее убийство! Вы спрашивали, какие убийства? Да вот же они! Начались!
Девушка из Японии уткнулась лицом в живот своей кукле и, кажется, разрыдалась. Во всяком случае, мне явно послышались всхлипы. Да я и сам едва не расплакался, как дитя. Я не был готов к такому повороту сюжета.
– Что теперь с нами будет? – тихо спросил я. – Что теперь с нами со всеми будет?
Мне никто не ответил. Вопрос остался подвешенным в просторной и светлой комнате, которая только что обагрилась невинной кровью.
Кстати, крови не было видно вовсе – наверное, она впиталась в ковёр. Но страшная рана на виске женщины прямо свидетельствовала о том, что дом, затерянный в хвойном лесу, посетила смерть.
Мне казалось, что самое страшное сегодня я уже видел. Но я ошибся. Сидящий на корточках Куница вдруг протянул руку и резким, невыразимо циничным движением засунул… прости меня, Мартина… засунул два пальца прямо в рану Доротее!
Боюсь, что в этот момент я издал звук подступающей к горлу рвоты. Но никто не обратил на меня внимания. Все взгляды были прикованы к гадкому акту надругательства над телом мёртвой женщины, и присутствующие при этой сцене были так поражены, что не предприняли ни малейшей попытки помешать глумителю. А он – я не могу подобрать другого слова – ковырялся своими пальцами в черепе жертвы, поворачивая их так и эдак, чуть ли не засовывая ей в голову всю ладонь. Я понял, что меня всё-таки сейчас стошнит.
– Прекрати это! – опомнился Бодлер. – Ты что???
Куница как-то странно хмыкнул и поднялся на ноги. Его пальцы были абсолютно чистыми, без всяких следов крови.
– У неё там пусто, – спокойным, очень спокойным голосом сообщил он. – Совершенно пусто в голове.
– Как это? – сдавленно спросила Козетта.
– Она не человек. – Куница по-прежнему смотрел себе под ноги. – Это чучело, автомат, кукла – называйте, как хотите.
– Марионетка, – подала голос Сора. Кажется, это было первое слово, которое я от неё услышал.
И вот тут мне стало по-настоящему жутко.
Милая моя Мартина, помнишь ли то благословенное время, когда мы были детьми? Твоя мать отпускала тебя под моим присмотром на берег Темзы, в том месте, где она особенно широка и тиха. Мы строили куличики из речного песка и украшали их обломками ракушек, взбирались на старый мост и подставляли ветру наши счастливые, не знающие горя лица. Помнишь, как мы ловили бабочек и стрекоз? Ловили – и всегда отпускали, так как не хотели причинять зла ничему живому. Это ты, Мартина, научила меня быть милосердным.
Мне особенно запомнилась наша любимая игра в Речную Фею. Я изображал рыбака, потерпевшего крушение на своей маленькой шхуне, которого вынесло на берег приливом. А ты, моя прекрасная Речная Фея, поднималась из вод в одеянии из водорослей, чтобы вдохнуть в меня жизнь. Каждый раз эта история обрастала новыми деталями и подробностями. Наши матери и не подозревали, что мы плещемся в реке, ведь мы были бдительны и осторожны. А они, наши бедные, вечно занятые работой мамы, не отличались наблюдательностью.
Моё детство было счастливым и беззаботным рядом с тобой, Мартина. Иногда мне кажется, что я отдал бы всё мне принадлежащее за возможность хоть ненадолго вернуться туда. А потом всё резко и неожиданно изменилось: то ли я стал взрослее, то ли школа так повлияла на мой характер, что я стал стыдиться невинной дружбы с тобой, то ли нервический припадок, сведший меня в лечебницу пять лет назад, окончательно испортил мой характер и травмировал ум, но прежней близости между нами уже не могло быть. И я пишу тебе эти письма, зная, что ты не захочешь на них ответить, так как таишь обиду на меня – увы, совершенно заслуженную. Но я хочу сказать, что ты по-прежнему дорога мне, и скажу об этом именно сейчас, когда моя жизнь оказалась у опасной развилки, когда настоящее вдруг стало зыбким, а будущее непредсказуемым. Я люблю тебя, Мартина. Люблю не так, как Козетту, эту воздушную и острую на язык красавицу, а как дорогую свою сестру. Прости меня, Мартина, и позволь мне продолжить моё повествование.
После смерти Доротеи – можно ли назвать это смертью? – мы долгое время пребывали в прострации. Я говорю обо всех нас, даже о Бодлере, который казался слегка растерянным. Только Куница, видимо, лишённый всякого почтения к таинству смерти, так и эдак ощупывал тело женщины сухими и точными движениями, ничуть не стесняясь нашего общества. Он поворачивал голову Доротеи из стороны в сторону, при чём раздавались щелчки, сгибал её руки и ноги, бесцеремонно расстегнул платье и долго разглядывал аккуратный толстый шов на груди. Меня передёргивало от этого зрелища, а вот Козетта, отойдя от первого шока, подошла ближе и заглядывала ему через плечо.
– Это не человеческая кожа, – бормотал себе под нос Куница, – это не волосы. Это не зубы.
– Что мы будем с ней делать? – испуганно спросил Ли Морган, с которого как ветром сдуло всю его спесь.
– Это груда тряпок, соломы и стекла, – не поднимая головы, отозвался Куница, – можно сжечь её в печи.
И это он десять минут назад защищал Доротею от Бодлера! Я почувствовал, что мне необходимо вмешаться.
– Нет, – сказал я, надеясь, что голос мой звучит твёрдо, – кем бы она ни была, но мы знали её как человека. И мы должны похоронить её как человека.
– А по-моему, мы должны разобрать её на части и узнать, как она работает, – Козетта, как всегда, смогла меня удивить. – Это поразительное создание, заводная механическая кукла, которую все мы принимали за настоящую женщину. Как можно просто взять и выбросить такое сокровище?
– Она была живая, – вдруг произнесла Сора, – по-настоящему живая, вы же все это видели.
На минуту в комнате воцарилось молчание. Тикали часы. На лице мёртвой Доротеи по-прежнему сияла улыбка.
– Мы её похороним, – Бодлер, единственный взрослый из нас, принял решение. – Молодые леди, нужно её во что-то завернуть. Молодые господа, помогите мне вырыть… яму.
– Чем её рыть, руками? – проворчал Ли.
Все как-то замялись.
– Здесь должны быть подсобные помещения, кладовые. Я поищу, – сказал я и спешно отвернулся. Мне уже давно требовалось выйти из этой комнаты. Если бы меня вытошнило прямо на глазах Козетты, я бы, наверное, умер от стыда рядом с Доротеей.
В холле было две двери. Одна вела в гостиную, а вот другая… из другой обычно и появлялась наша экономка. Я пересёк прихожую, толкнул дверь, она отворилась. За ней был длинный и явно не парадный коридор. Череда окон по одну сторону, череда дверей по другую. Я шёл, пробуя все двери по очереди. Одни были заперты, другие открывались, но за ними не было ничего интересного. Спустя две минуты и пять совершенно одинаковых дверей я нашёл бельевую и прихватил оттуда простыню, которая могла понадобиться для нашего нерадостного предприятия. В коридоре было тихо, и я понятия не имел, чем занимаются остальные. Мне вдруг стало не по себе. Мелькнула колючая мысль, что здешние обитатели о чём-то сговариваются у меня за спиной.
Я гнал эту мысль, но она начала терзать меня. Что я знаю об этих людях, с которыми познакомился только сегодня? Действительно ли они, как и я, случайные жертвы чьего-то жестокого розыгрыша? А что если хотя бы часть этой жуткой истории – правда?
Положим, я не совершал никакого убийства и знаю об этом точно. А остальные? Ладно, девушек можно снять с подозрения: я не могу себе представить, чтобы тонкая изящная Козетта или флегматичная медлительная Сора кого-то убили. Про малышку даже и вообразить смешно, что она убийца. А этот длинноволосый парень с именем, как у животного, хладнокровно исследующий внутренности пусть не совсем человека, но всё-таки живого существа? Или наследник Морганов? Даже если мальчишка слишком хлипок, чтобы убивать своими руками, у него есть верный помощник – громила Бодлер. Они-то вполне могут быть преступниками!
Я мотнул головой, и логическая цепочка прервалась. Подозревать всех подряд, не имея доказательств, бессмысленно. Так я только снова расстрою себе нервы.
В конце коридора обнаружилась кухня, полная разнообразной утвари. Я огляделся, пытаясь понять, что здесь может сгодиться для работы с землёй, и нашёл ещё одну дверь рядом с поистине исполинской плитой. За этой дверью было маленькое помещение без окон, где на потемневших от времени полках из необработанного дерева лежали садовые ножницы, мотки бечевы и ещё какие-то инструменты, а в углу стояли лопаты, грабли и мотыги. Я подхватил две лопаты, едва не занозив ладони о шершавые черенки, и двинулся в обратный путь.
Когда я вошёл в гостиную, там царило оживление. Доротея лежала на полу лицом вниз, Куница собирал с ковра какие-то осколки, девочки суетились у стола. Малышки не было, она по-прежнему где-то пряталась.
– Простыня? Отлично! – с неестественным возбуждением произнесла Козетта. – Мы как раз думали, во что её завернуть.
Она расстелила простыню на полу, затем Куница взял Доротею за плечи, а Бодлер за ноги, и они уложили тело на белую ткань. Козетта тут же соединила края простыни над трупом несчастной и завязала два прочных узла.
– Всё, – сказала она, – так её можно нести.
– Юноши, вы должны помочь мне, – Бодлер, поблагодарив кивком, взял у меня из рук одну лопату. Я последовал за ним.
Мы обошли дом и остановились как раз под балконом – насколько я мог судить, под моим. Здесь не было никаких насаждений, но земля показалась мне довольно рыхлой. Я нерешительно ковырнул её лопатой.
– Нет необходимости рыть глубокую яму, – подбодрил меня Бодлер, – труп не будет разлагаться. Главное, чтобы его не вымыло дождём.
Я кивнул, снова борясь с приступом тошноты. Чтобы отвлечься от этого неприятного ощущения, я буквально вгрызся в землю, неловко, но ожесточённо работая лопатой, и Бодлер тут же пришёл мне на помощь. Не прошло и получаса, как мы вырыли изрядную яму почти два фута глубиной. Тут как раз показались Ли и Куница, тащившие тело Доротеи, завёрнутое в простыню. Куница был собран и спокоен, а юный Морган дрожал крупной дрожью, и мне вдруг стало приятно, что кто-то владеет собой намного хуже меня.
Девушки пришли тоже. Сора прижимала в груди свою ненаглядную куклу, а Козетта покусывала губы, с опаской и любопытством заглядывая в вырытую нами могилу.
Без лишних разговоров Бодлер подхватил на руки тело в простыне и аккуратно, хоть и очень быстро, уложил его в яму. Не бросил, а именно положил – мне понравился этот жест. Затем он встал и отряхнул ладони.
– Кто-то хочет что-то сказать? – спросил он.
Желающих не нашлось.
– Хорошо. Тогда мы её закапываем.
Я снова взялся за лопату. Забрасывать яму землёй оказалось не легче, чем рыть. Я выбился из сил, но справился со своей работой, а затем мы все старательно утрамбовали землю. Если не обращать внимания на тёмный прямоугольник, лишённый травы, то никто бы и не догадался, какая страшная тайна здесь скрыта.
В этот момент все чувства покинули меня, уступив место непонятной лёгкости. Мне вдруг стало всё равно. Подумаешь, обвинение в убийстве! Подумаешь, ожившая кукла в человеческий рост! Подумаешь, загадочный дом среди лесов и его не менее загадочные обитатели! Почему я должен об этом думать?!
Видимо, мой мозг перешёл в стадию смирения с происходящим. За два дня я настолько устал морально, что просто не мог больше испытывать горе, раздражение и гнев. Да и что мне остаётся? Только наблюдать за событиями, ожидая, что произойдёт дальше.
Похоронив Доротею, мы вернулись в гостиную. Разговаривать никому не хотелось. Я совсем забыл о том, что уже четвёртый час дня, а я ещё не обедал. Остальные, кажется, подумали о том же. Козетта первая подошла к столу, где всё ещё стоял принесённый экономкой поднос, и взяла с него яблоко и грушу. Вторым стал Ли.
– Нам что теперь, самим придётся готовить себе еду? – задала риторический вопрос Козетта.
– Ты что, хочешь здесь остаться? – спросил Куница и тоже взял себе яблоко.
– Нет, но я… – девушка прикусила язык и задумалась.
– Сделаем вот что, – Бодлер серьёзно обвёл всех глазами, и мы, подобравшись, уставились на него, – у нас есть автомобиль. К сожалению, в нём всего два места. Но я могу вернуться в деревню и привезти людей и транспорт, чтобы забрать отсюда всех вас.
– Это ты хорошо придумал! – Ли вскочил на ноги. – Я поеду с тобой. А потом ты вернёшься за ними.
– Нет, – отверг такой вариант Бодлер, – мне будет спокойнее, если вы, мистер Морган, останетесь с этими молодыми господами. Неизвестно, сколько времени займёт у меня поиск подмоги и обратная дорога сюда, а я не хочу оставлять вас одного в той убогой деревне. Здесь, во всяком случае, есть условия для жизни.
– Бодлер, ты чего? – возмущённо вскричал Морган. – Я ни за что на свете здесь не останусь! Пусть отец купит мне какой-нибудь другой дом!
– Боюсь, что останетесь, сэр, – Бодлер вдруг улыбнулся, отчего Ли вжал голову в плечи. – Я не могу рисковать вашим благополучием. Не беспокойтесь, я вернусь так быстро, как только смогу. Прощайте, молодые господа!
От быстрой смены обстоятельств мы все были в каком-то ступоре, поэтому восприняли этот неожиданный демарш равнодушно. Мы не пытались ни задержать Бодлера, ни поторопить его. А странный слуга юного Моргана на прощание легко кивнул нам и вышел за дверь. Минуту спустя мы услышали рёв двигателя за окном.
– По-погоди-ка! – Ли бросился вслед за Бодлером. – Ты не смеешь меня бросать! Бодлер! Вернись! Я всё расскажу отцу! Клянусь, я всё расскажу отцу, и он тебя уволит!
Вторую часть его речи, посвящённой «негодяю Бодлеру», мы слышали уже с улицы. Вскоре Ли вернулся, взъерошенный и злой.
– Он уехал! – срывающимся голосом объявил он. – Бросил меня! Мой слуга меня бросил!
Козетта пожала плечами и ничего не ответила, Куница отвернулся, Сора смотрела себе под ноги, а я открыл было рот, да не придумал, что сказать.
Тут откуда-то появилась малышка и, подойдя к едва не плачущему Ли, обняла его чуть повыше талии – насколько смогла дотянуться. Тот всхлипнул.
– Не переживай, – всё-таки выдавил из себя я, – мы все в таком же положении. И я думаю, что он скоро вернётся – с помощью, как и обещал.
– В конце концов, чего мы боимся? – как бы про себя спросила Козетта. – Ничего ужасного пока не произошло. Никто не умер. Похороны куклы-переростка не в счёт. Да, всё это сбивает с толку, но…
– Я согласен с Козеттой, – подумав, сказал Куница, – нам надо запастись терпением. И держать глаза и уши открытыми.
– Так и решим, – подытожила Козетта.
Пообедали мы принесёнными Доротеей фруктами. Остаток дня прошёл как-то сумбурно. Осенью быстро темнело, и никому из нас не хотелось идти в далёкую кухню по узкому коридору в поисках чего-то съестного к ужину. Мы предпочли оставаться в гостиной до позднего вечера, развлекая себя разговорами ни о чём. Малышка заснула, положив голову на колени Соре, а Ли, слегка оправившийся от, как он считал, предательства, взахлёб рассказывал нам о своём отце, об автомобилях и о сногсшибательном подарке на 16-й день рождения – собственном особняке.
– Ты уверен, что речь шла именно об этом доме? – спросила Козетта, зябко поводя плечами. Мы не затопили камин, и в гостиной становилось по-настоящему холодно.
– Ну… – Ли смутился, – на фотографиях он выглядел как-то по-другому. Но разве поймёшь, что изображено на фотографиях? Это же не картины.
– Может быть, это и не твой дом. Ты попал сюда так же, как и все мы – по чьему-то злому умыслу, – спокойно сказал Куница.
От этих его слов у меня мурашки поползли по всему телу. Я смотрел на колышущиеся на стенах тени, на непроглядную черноту за окном, и чувствовал, как меня охватывает уныние.
Первой ушла к себе в комнату Сора, а малышка убежала за ней. Потом ушёл Куница, затем Козетта, забрав свечу. Мы с Ли ещё несколько минут посидели рядом, не зная, о чём поговорить, и разошлись по комнатам.
Не зажигая свет, я юркнул в свою постель. Некстати подумалось, что Доротея сейчас находится прямо под моим балконом – лежит, зарытая в землю, но всё так же радостно улыбается. Мне было страшно, моя Мартина, мне было так страшно, что я боялся даже дышать. Мне стало ещё страшнее, когда мои уши уловили какой-то скрип: тихий-тихий скрип, будто где-то в глубине дома двигались зловещие механизмы, заставляя стены едва уловимо дрожать. Я накрылся с головой одеялом и кое-как уснул.
Утро было неожиданно солнечным. Я высунул нос из-под одеяла и с удивлением и радостью поймал солнечный луч, скользнувший по моей подушке. Не зря говорят, что утро благотворнее вечера: призраки, терзавшие меня всю ночь, испарились. Я поднялся и оделся совершенно спокойно. Удивился, обнаружив в умывальнике свежую воду, но несильно.
За дверью послышались шаги. Видно, кто-то из девушек встал раньше меня: я слышал громкое шуршание накрахмаленного подола. В мою дверь вежливо постучались, и я услышал знакомый певучий голос:
– Время завтрака, молодые господа! Время завтрака!