В последний понедельник августа А. сидел в зале областного суда. Он старался не наклонять голову низко, но ему слишком сильно хотелось спать. После вчерашнего он упал в кровать так, будто из него вынули позвоночник, проспал девять часов, но ему было мало и мало. Он смотрел на свои колени в джинсах и остроносые черные туфли, потом усилием воли заставлял себя выпрямить спину, свести лопатки и, пожалуй, чуть-чуть улыбнуться, но через три минуты снова видел свои туфли. Судья задерживалась.
Наконец секретарь суда вышла от нее и спросила о явке.
– Все, – ответил старший помощник прокурора со скамьи напротив А.
– Все, – подтвердил А. беззвучно. У него с утра голос то пропадал, то появлялся. За спиной А. в стеклянном футляре с армированными ребрами жесткости сидел человек, по версии следствия, рассылавший куда попало эсэмэски «мама, я сбил пешехода, нужны деньги».
Вошла судья, с тяжелым «о мере пресечения» бросила пока еще худую папку с делом на стол перед собой и села, недобро обвела взглядом зал. По неизвестной причине ей этим утром было не легче, чем А.
– Гсбвнение, – сквозь зубы, глотая гласные, буркнула она. Прокурор встал.
– Ваша честь, предъявлено обвинение по части четвертой, – прокурор выделил это слово голосом. А. задержался, любуясь на его открытое, доброе лицо. Все перерывы прокурор мультяшным голосом голосом разговаривал по видеосвязи со своей годовалой дочкой. – …Статьи сто пятьдесят девятой, мошенничество с причинением ущерба в особо крупном размере, наказывается лишением свободы на срок до десяти лет. Учитывая характер совершенного преступления и личность обвиняемого, необходима его изоляция на время предварительного следствия.
– Зщта.
Прокурор сел и перевел взгляд на А. Тот встал.
– Ваша честь, мой подзащитный является студентом очного отделения вуза. Он проживает с матерью, имеющей вторую группу инвалидности, она в существенной степени зависит от его помощи…
Обвиняемый у него за спиной сосредоточенно рисовал чертиков в блокноте. Он сам не ожидал, что ему на карточку после очередной эсэмэски капнет пол-ляма и сначала подумал, что это пятьсот рублей. Именно в расчете на пятьсот рублей он в тот же вечер заказал себе суши с доставкой на дом. Его мать, инвалид второй группы, ездит на Тойоте. А. чувствовал, что говорит скучно, что его голос хоть и не пропадает больше, но звучит тусклее обычного, а еще он чувствовал, что судья сейчас ненавидит все, что издает звуки.
– …Прошу избрать меру пресечения в виде домашнего ареста. Спасибо.
С прокурором он поздоровался, уже выходя из зала суда. Глаза и виски немного отпустило, А. уже мог шутить, улыбаться и подкалывать. Правда, подзащитный так и остался в аквариуме.
– Вы больше не выпускаете Б. на процессы? – весело спросил А.
– Он теперь в отделе надзора ЖКХ.
– Жаль. Его бы я сделал.
Работа адвоката в обвинительном правосудии была вечной игрой в поддавки, из-за чего с расслабленными прокурорскими удавалось поддерживать почти искренне приязненные отношения.
– Ну. Увидимся.
На лице А. улыбка почти сразу, как только прокурор свернул в боковой коридор, превратилась в мучительную гримасу. А. понял, что скучает по Б., и это было неприятное открытие.
Б. был ровесником А. Очень редко они встречались и кивали друг другу. Возможно, в первый раз они встретились, когда А. еще был голодным и бестолковым адвокатом по назначению и представлял в суде интересы мужчин, спонтанно убивающих друг друга в состоянии алкогольного опьянения. Б. сидел в пыльном углу городской прокуратуры, в отделе надзора за сферой жилищно-коммунального хозяйства, где разбирал бесконечные жалобы жилиц на своих домоправительниц и писал многостраничные представления по обращениям, хотя все их можно было заменить одним росчерком: «Люди в этой стране живут хуже скотов, но для них ничего никогда не изменится».
Все же Б. Не был похож на своих пузатых старших коллег; возможно, в силу возраста. Для А. это выглядело так, словно веками по бесплодным землям бродили стада обрюзгших мужчин в костюмах и кителях, в пенсионерских штанах с пузырями спереди и сзади и в шляпах пирожком. Мужчины бессмысленно выкрикивали «рыбалка!» «футбол!» и волочили за собой вереницы своих изнасилованных женщин и битых детей. Внезапно бог вложил в нескольких детей свою искру. У них открылись глаза, они стали понимать речь; как древние Ева и Адам свою наготу – осознали отвратительность своих родителей и бросились в кусты, чтобы сделать себе гаджеты из листьев и больше не жить в старом стаде, а сидеть в спасительном одиночестве и писать что-то в соцсеть. В Б. была эта божья искра, а еще в пропорциях его носа и рта было что-то такое, от чего у А. сейчас внезапно подкосились ноги и все свело особенной болью, которая мешает есть и дышать, хотя некоторые называют ее бабочками в животе.
У Б. был аккаунт в Инстаграме с двумя тысячами подписчиков, хорошо законспирированный, с ником Erizo85, без разборчивых селфи, без чекинов в родном городе и соответствующих хэштегов. Не заходить в на страничку Б., пока не отпустит – первое, что решил для себя А., как только понял, что начало с ним происходить. И немедленно просмотрел всю его ленту вплоть до позапрошлого года.