Женька Афанасьева стояла и смотрела на сапоги. Сапоги же на нее не смотрели. И не только потому, что у них не было глаз. Такие сапоги таких, как Афанасьева, не видели в упор. Таких дамочек они презирали. Сапоги были невозможные – модные и баснословно дорогие. Женьке, секретарю жилищной конторы, и ее мужу, мелкому инженеру, не по карману. Обувь, сшитая из гладкой нежной кожи и приехавшая в Сибирь из далекой Италии, не для таких, как Афанасьева. Женька это понимала.
Она приходила в обувной магазин, чтобы просто посмотреть на сволочные сапоги, которые никогда не сможет купить и надеть. К ним бы прекрасно подошли кашемировое пальто кремового цвета, платок из золотистого японского шелка и сумочка из кожи крокодила. Афанасьева представила, что все это сейчас уже на ней, кроме сумочки, разумеется, она осталась в лексусе. Спина молодой женщины выпрямилась, веки томно прикрылись, тело стало невесомым от ощущения благополучия и достатка. Если бы итальянские сапоги, ждавшие на прилавке некую леди в шубе из меха шиншиллы, могли говорить, они бы уже не выдержали и непременно сказали: «Иди домой, дурочка! Нам с тобой не по пути!»
Через минуту Женькино наваждение улетучилось, и она вспомнила, что стоит в старенькой искусственной дубленке и недавно приобретенных сапогах, которые ненавидела. Обувь ей по дешевке уступила знакомая. Черные полусапожки из искусственной грубой кожи на микроскопическом каблуке-рюмке с узором в виде крыльев бабочки, выбитым стеклянными стразами. Безвкусица и самый страшный кошмар иконы стиля из телевизора Эвелины Хромченко! Зато цена доступная. Для представителей среднего класса.
Женька посмотрела на часы – нужно было уходить. Олежка должен со школы прийти, а мальчик не любил оставаться дома один. Боялся.
Первоклассник Олег был приемным сыном Афанасьевых. Два года назад супруги его усыновили или, как говорят, взяли из детского дома. Олег заикался, а один глаз мальчика косил. На оформление бумаг у Женьки и ее мужа Михаила ушло полтора года, но другого ребенка – не такого ущербного – они не хотели. Когда увидели Олежку впервые, сразу решили – наш!
После детского дома Женька несколько месяцев занималась с мальчиком по различным, в основном скачанным из интернета методикам. Олег стал меньше заикаться, и глазик чаще возвращался на орбиту. Денег на дорогих специалистов и тем более операцию, которая гарантировала полное выздоровление Олега, у Афанасьевых не было.
Раньше Евгения работала в крупном научном институте бухгалтером, но когда наконец-то стала мамой, гордо уволилась и решила посвятить себя сыну. Но не рассчитала. Михаил один вытянуть семью не смог. Зарплата у Афанасьева была скромная и фиксированная, а дополнительных денежных поступлений извне не намечалось. Супруги погрязли в долгах и кредитах. Когда Женька поняла, что с увольнением поторопилась, оказалось – обратной дороги в институт для нее нет. Тепленькое место уже занято, а найти работу женщине, которой слегка за тридцать, было непросто. В стране грянул кризис, а в городе, где жила семья, – безработица.
Практически каждый день женщина пекла лепешки и варила постные супы. А в мечтах видела, как вонзает зубы в копченый куриный окорочок. Но из курицы семья могла себе позволить разве что спрессованный бульонный кубик. Да и вряд ли в том концентрате было что-то от мяса домашней птицы.
Но однажды Женька его все-таки купила. Окорочок! Получила на почте детское пособие, зашла в магазин и выбрала самый крупный – понажористее. Покупка обошлась практически в половину «детских денег».
Между домом, где жили Афанасьевы, и магазином небольшая рощица. Женька шла по тропинке и бережно несла сумку, где находилось долгожданное угощение. За женщиной увязалась бродячая собака: почуяла запах копченого мяса. Евгения остановилась. Вечерело. Впереди и позади никого, в лесочке только голодная Афанасьева и не менее голодная собака. После секундного замешательства Женька решилась и достала из сумки окорочок, упакованный продавцом в пакет. Даже сквозь полиэтилен от свертка исходил головокружительный аромат. Он заполонил собой все вокруг, стал воздухом на планете. Собака радостно завиляла хвостом, предвкушая пир на весь мир. Афанасьева осторожно высвободила курицу, словно бомбу с часовым механизмом. Окорочок был коричневый от копчения и лоснящийся от желтого жира. В тот вечер Мишка и Олег мяса не только не попробовали, но и не увидели. Стоя меж берез, Женька рвала треклятую курицу зубами и поспешно, словно кто-то мог отобрать, глотала аппетитные куски вперемешку с собственными слезами.
Плакала Афанасьева от жалости и жадности. Дома она могла бы отделить мясо от костей и сварить наваристый бульон для супа, которым семья поужинала бы сегодня и пообедала завтра. Но вместо этого Женька давилась на улице холодной курицей, жалея себя и ненавидя. Наконец собака получила долгожданные кости, быстро их сгрызла и убежала. Женщина вытерла губы и пальцы носовым платком. Платок Афанасьева выбросила, его ткань пропиталась запахом только что совершенного злодеяния. Женьке показалось, что она и сама насквозь провоняла копченостями, и когда пришла домой, приняла душ. Потом отправилась колдовать на кухню. На ужин у Афанасьевых были лепешки, замешанные на воде, и тушеный кабачок.
Через пару месяцев подвернулась работа секретаря в ЖЭКе. Зарплата в конторе почти втрое меньше предыдущего заработка Афанасьевой, но выбирать уже не приходилось. Нужно брать, что давали.
Афанасьевы кое-как сводили концы с концами, зато радовали успехи сына. Олег шел на поправку, рос покладистым и послушным ребенком. По вечерам супруги садились на старенький проваленный диван, а Олежка вытягивался перед ними по стойке смирно и заикаясь читал выученные в детском саду стихи. Родители аплодировали и утирали слезы. А потом за круглым обеденным столом они втроем пили чай, шутили и играли в карты.
Собственных детей у Женьки не было. Два аборта по молодости, и в итоге – роковой вердикт врачей.
С Михаилом девушка познакомилась позже. Миша – сосед по даче Женькиных родителей. Сначала просто здоровались, потом хвастались и обменивались урожаем, затем приглашали друг друга в гости. Приятный, воспитанный и застенчивый Михаил понравился и родителям, и Женьке. Девушка записала в его телефонную книжку свой номер, и однажды вечером Миша ей позвонил. Они встретились за пределами огорода, сходили в музей, затем в театр, где от души посмеялись над одним артистом из балетной труппы. Балеруну было на вид лет пятьдесят, его поредевшие волосы на голове окрашены в каштановый цвет, и вдобавок на пожилом лице танцора имелись густые черные усы. Ну какой артист балета с усами?!
Спустя какое-то время Михаил предложил Женьке стать его женой. Дикой страсти между молодыми людьми не случилось. Может, оно и к лучшему, ведь когда утихает буря, остываешь потом долго и болезненно. Вместо этого возникли симпатия и уважительное отношение друг к другу. Этого оказалось достаточно для заключения брака. Жили Афанасьевы хорошо, без резких перепадов в минус или плюс. Ровненько. Но не было у пары детей, а Мишка очень хотел сыночка. И Женька тоже хотела. Через два года совместной жизни супруга призналась, что забеременеть не сможет. Про аборты, правда, умолчала, объяснила только, что бесплодна. Патология какая-то.
Женька у мамы с папой получилась хорошенькая. Русые волосы, стройная фигура, правильные черты лица, большие глаза с длинными ресницами. Такова природная основа. Но если в нее вложить средства, которые направить, к примеру, на отбеливание зубов, стрижку и укладку у крутого парикмахера, качественный макияж, дорогие украшения и модную одежду из бутика, то из симпатичной секретарши вполне могла бы получиться гламурная красотка. Сама Женька в этом была уверена на все сто. Наверное, в прошлой жизни она была дамой из высшего света или даже королевских кровей. Зрело что-то на душе. Протест. Вызов! Афанасьеву в старомодных сапогах и застиранной водолазке постоянно не покидало чувство, что она достойна чего-то большего.
Как-то раз Женька повстречалась со своей институтской подругой Ленкой Суворовой. Женщина пришла в ЖЭК по коммунальным делам. Выглядела Ленка потрясающе – была модно одета и модно причесана. А ее стильные солнцезащитные очки, наверное, стоили больше, чем Афанасьева зарабатывала в месяц.
– Женча, привет! – искренне обрадовалась встрече Суворова. – Ты здесь работаешь?
Евгения кивнула и виновато улыбнулась. На фоне шикарной Ленки в брендовой одежде секретарша почувствовала себя обнаженной.
– Пойдем покурим? – предложила подруга и потянула за собой сконфуженную Афанасьеву. Женька не курила, но пошла. Вышла на улицу прямо в рабочих шлепанцах, к которым час назад приклеила суперклеем отошедшую подошву.
Суворова сжала ярко накрашенными губами тонкую дамскую сигарету с золотистым фильтром, прикурила и выпустила изо рта клубок белоснежного дыма. Сигаретный дым был таким же, как и его хозяйка – дорогим и представительным.
– Я квартиру купила, – объяснила Ленка свой визит в Женькину контору, – оформляюсь теперь.
– Молодец, – вслух похвалила Афанасьева, а про себя подумала: «Живут же люди – квартиры покупают!»
Суворова придирчиво осмотрела Женьку, и осмотр ее не впечатлил. Точнее впечатлил, но в обратную сторону.
– Платят здесь, наверное, гроши? – спросила прямо в лоб Ленка.
– Ну да, мало, – нехотя согласилась Женька. – А ты где работаешь?
– Главным бухгалтером на мясоперерабатывающем комбинате, – ответила Суворова. – Видела, наверное, в магазинах колбасу нашу? «Царский вкус» называется.
Афанасьева утвердительно кивнула и обиделась. Подруга не спросила, пробовала ли Женька эту колбасу. Она поинтересовалась, видела ли. Даже мысли не допускает, что Женька может приобрести такую колбаску. Хотя мясная продукция «Царский вкус» действительно не из дешевых и для таких, как Афанасьевы, – деликатес.
Ленка докурила и выбросила окурок в урну. Наступила пора прощаться.
– Слушай, у нас одна бухгалтер уходит в декрет, – сказала Суворова. – Хочешь, поговорю с шефом насчет тебя?
– Хочу, – ответила Женька и продиктовала свой телефонный номер, хотя все прекрасно понимала и сделала это формально. Кому и когда перезванивали после таких обещаний?
Но Суворова позвонила. И с шефом переговорила, и дату собеседования назвала.
Женька приехала в назначенное время. Комбинат оказался большим, размером с футбольное поле. Свободного доступа на территорию не было – посетителей встречали вертушка и будка с охраной. На имя Афанасьевой был заказан пропуск, и охранник – пузатый красномордый дядька в форменной одежде – объяснил Женьке, в каком крыле внушительного здания находятся офисные помещения. У входа в офис была автомобильная парковка, где ждали своих владельцев несколько иномарок класса люкс. Афанасьева поднялась на второй этаж, отыскала дверь с надписью «Директор» и зашла в приемную.
– Добрый день, – поприветствовала посетительницу молодая секретарша в розовой блузке и с красным маникюром. – Вам назначено?
– Да, моя фамилия Афанасьева, – ответила Женька и добавила, – я насчет работы.
Секретарша указала рукой на свободный стул, поднялась и скрылась за дверью кабинета своего босса. На двери красовалась стильная металлическая табличка с надписью «Владислав Сергеевич Портнов, генеральный директор ОАО “Царский вкус”». В приемной было светло и просторно. Женька отметила евроремонт, живые напольные цветы, современную оргтехнику. Вернулась девушка-секретарь.
– Проходите, – пригласила вежливо. – Владислав Сергеевич вас ждет.
Женька зашла в кабинет и потерялась. Да-а-а, это вам не кабинет рядового начальника ЖЭКа! Это владения царя, всецело оправдывающие название возглавляемой им компании. Интерьер помещения, выдержанный в духе классицизма, был одновременно и богат, и сдержан в декоративном убранстве. На полу художественный паркет из ценных пород древесины. По такой поверхности никак нельзя ходить, ею можно только любоваться. Массивный стол руководителя выполнен из красного дерева или дуба. А за столом для переговоров спокойно могли бы разместиться все служащие Женькиной конторы. Владислав Сергеевич утопал в высоком кожаном кресле. На стене за спиной – портрет президента, наводящий на мысль, что в этом мире только два достойных руководителя: глава государства и директор сего комбината.
Женька поздоровалась и, стараясь не поцарапать бесценный пол каблуками своих дурацких сапог, приблизилась. Портнов указал женщине на стул, а сам нажал на каком-то стационарном аппарате зеленую кнопку и произнес в никуда: «Светлана, пригласите ко мне Елену Николаевну». «Хорошо, Владислав Сергеевич», – ответила Светлана из ниоткуда.
Владислав Сергеевич был хорош собой. Он словно сошел с рекламного баннера, пропагандирующего качественный и доступный далеко не всем образ жизни. Выглядел мужчина лет на сорок пять. С темными коротко стрижеными волосами, среди которых ни сединки! Вытянутое лицо, квадратный или, как пишут в книжках, волевой подбородок, карие жесткие глаза, прямой ровный нос. Черный безупречный пиджак и голубая сорочка с черным галстуком – Женька видела колбасного царя только по пояс, а все, что находилось ниже, было скрыто столом.
Пришла Суворова и села напротив Афанасьевой. Разговор был недолгим. Женьке казалось, что Портнов вообще ничего не услышал, ему постоянно звонили по телефону, и он всем отвечал. Ленка подмигнула подруге – мол, не боись, и как только Владислав Сергеевич освобождался, начинала ее хвалить.
– Хорошо, давайте попробуем, – наконец одобрил кандидатуру Афанасьевой господин Портнов и многозначительно посмотрел на циферблат своих наручных часов. Разумеется, они были массивными и золотыми.
Женька сидела ни жива ни мертва. «Слишком все хорошо, жди беды» – вспомнилась народная пословица. Но никто царское решение не отменил. Женька отдала секретарю запрашиваемый пакет документов, а Суворова посоветовала порасторопнее разобраться с увольнением и выходить на новое место работы.
Муж и сын новость восприняли хорошо. Даже радостно. Михаил понимал: место секретаря в жилищной конторе супруге не нравится. То и дело скандалящие жители и матерящиеся сантехники – не Женькин уровень.
– Очень рад за тебя, – сказал Мишка и поцеловал жену в щеку.
И вот после двух недель отработки в ЖЭКе Афанасьева оказалась в бухгалтерии «Царского вкуса». Платить пообещали достойно. Сначала в два раза больше, чем на предыдущей работе, а там как пойдет.
Женька погрузилась в море счетов и цифр с улыбкой и легким сердцем – соскучилась по бухгалтерской деятельности. Рвением своей протеже Суворова была довольна. Беременная сотрудница, ранее трудившаяся на этом месте, исполняла свои обязанности не ахти как – спустя рукава.
Для сотрудников комбината имелись и свои привилегии – доставляли на службу и домой на японском микроавтобусе, а для поездок по делам фирмы имелся комфортный автомобиль с немногословным водителем. Вдобавок продукцию фирмы (в разумных количествах!) разрешалось приобретать по ценам производителя и с рассрочкой платежа. Через неделю после приема на работу Женька появилась дома с пакетом мясных деликатесов. Муж с сыном уселись за стол, а Афанасьева, словно фокусник, выкладывала на клеенчатую скатерть балык, окорок, буженину, сервелат и прочие вкусности. Олежка тотчас набил колбасой полный рот, а родители смеялись и умоляли: «Сынок, ты бы лучше с хлебом!» И не было во всем мире семьи счастливее.
С коллегами у Женьки сложились дружеские отношения, рабочее место было оборудовано по последнему слову техники, с зарплатой тоже не обманули. Одним словом, все только радовало. Владислава Сергеевича новый бухгалтер видела редко, в основном когда тот садился в свой серебристый автомобиль марки «Рендж Ровер». Спустя какое-то время Женька узнала, что коллектив разделен на два лагеря, в одном из которых хозяина фирмы называют Влад, а в другом – Гад. За глаза, конечно.
Портнов был директором жестким и безэмоциональным. Слезой или рассказом про больного родственника такого не пробьешь. А уж если кто проштрафился – сразу до свидания. Незаменимых подчиненных для Гада-Влада не существовало. Наверное, таким и должен быть руководитель крупного и прибыльного предприятия. Превратился бы в труху, если то и дело вникал бы в проблемы бабы Мани и тети Кати.