«И неподкупный голос мой был эхо русского народа». Поэзия любви Пушкина (1799–1837)

«Явись, возлюбленная тень…»

Первая любовь Пушкина! Кто же она, кто та, к кому поэт испытал ее? Кому посвятил он свои первые нежные, восторженные и романтические строки?

Долгое время считалось, что той женщиной была Анна Керн. Хотя для первой любви поэту в то время было уже много лет. Да и стихи, яркие стихи были написаны ранее, нежели знакомство с той, которая вдохновила на изумительные строки: «Я помню чудное мгновенье…»

Чудные мгновения он испытывал и ранее.

Еще лицеистом он создал целый цикл стихотворений, поэтических посвящений той, что стала владычицей его чувств, его мыслей, его грез.

Биографы долгое время полагали, что это старшая сестра сокурсника поэта Александра Бакунина фрейлина Екатерина Бакунина.

Александр Бакунин был сверстником Пушкина – он тоже родился в 1799 году и поступил в Царскосельский лицей в 1811 году. После окончания лицея он избрал военную стезю и даже некоторое время был адъютантом знаменитого героя Отечественной войны 1812 года Николая Николаевича Раевского. Затем перешел на гражданскую службу и в 1842 году стал Тверским гражданским губернатором.

Поскольку Бакунин был приятелем Пушкина, а сестра его летом жила в Царском Селе, отчего же и не быть любви? Недаром же в пушкинском лицейском цикле все кричит об этом:

В те дни… в те дни, когда впервые

Заметил я черты живые

Прелестной девы, и любовь

Младую взволновала кровь,

И я, тоскуя безнадежно,

Томясь обманом пылких снов,

Везде искал ее следов,

О ней задумывался нежно,

Весь день минутной встречи ждал

И счастья тайных мук узнал.

В подтверждение того, что стихи посвящены Бакуниной, приводился дневник Пушкина, в котором поэт записал: «29 ноября. Я счастлив был… Нет, я вчера не был счастлив; поутру я мучился ожиданием, с неописанным волнением стоя под окошком, смотрел на снежную дорогу – ее не видно было – наконец я потерял надежду, вдруг нечаянно встречаюсь с ней на лестнице. Сладкая минута! Как она была мила! Как черное платье пристало милой Бакуниной, но я не видел ее 18 часов – ах, но я был счастлив 5 минут».

Но вот в «Тайнах преступления» № 6 за 2014 год – Приложении к журналу «Чудеса и приключения» – появилась публикация Элеоноры Лебедевой «Царицу нашу втайне пел…». Там говорится, что одна из исследовательниц творчества Пушкина «обратила внимание на дневниковую запись Пушкина, где он твердою рукой вычеркивает имя Бакуниной». И приводится запись: «Встреча на лестнице произошла 28 ноября 1815 г., в тот самый день, когда Елизавета приезжала в Лицей и была в трауре по своему зятю – принцу Брауншвейгскому – то есть в черном платье. В лицейских элегиях появляются трагические мотивы – поэт хочет оставить этот мир:

Прости, печальный мир,

Где темная стезя над

бездной для меня лежала,

Где жизнь меня не утешала,

Где я любил, где мне любить

нельзя!»

Елизавета? Неужели речь идет об императрице Елизавете Алексеевне, супруге Александра I? Но каким образом даже не юноша, а отрок Пушкин мог влюбиться в императрицу России, где он впервые увидел ее, где услышал ее голос? В стихах воспеты и красота, и голос Елизаветы Алексеевны.

19 октября 1811 года состоялось открытие нового привилегированного учебного заведения, названного «Царскосельским Лицеем». Лицей был размещен в Царском Селе, в четырехэтажном флигеле Екатерининского дворца. Флигель был построен по проекту архитектора В. Стасова. Специальный переход вел из дворца непосредственно в залы Лицея. Первым директором Царскосельского лицея стал Василий Федорович Малиновский.

На открытие прибыли император с супругой, великие князья, знатные и великие люди России. Праздник продолжался весь день, а вечером всех буквально сразил великолепный фейерверк. На этом празднике Пушкин и его сокурсники впервые увидели императрицу. Не только Пушкин был сражен красотой, добротой, проницательностью, величайшим тактом Елизаветы Алексеевны. Многие лицеисты были с первого взгляда влюблены в нее. Но Пушкин был поэтом, не просто поэтом, он был Русским гением – а гений и любит по-иному, и чувствует иначе. И чувства его обострены, и поступки его непредсказуемы… Потому вполне понятны и «трагические мотивы» в его творчестве, вызванные этой еще по-мальчишески безрассудной, но уже по-взрослому всепобеждающей любовью.

И рождались строки:

На лире скромной, благородной

Земных богов я не хвалил

И силе в гордости свободной

Кадилом лести не кадил.

Свободу лишь учася славить,

Стихами жертвуя лишь ей,

Я не рожден царей забавить

Стыдливой музою моей.

Но, признаюсь, под Геликоном,

Где Касталийский ток шумел,

Я, вдохновенный Аполлоном,

Елисавету втайне пел.

Небесного земной свидетель,

Воспламененною душой

Я пел на троне добродетель

С ее приветною красой.

Любовь и тайная свобода

Внушали сердцу гимн простой,

И неподкупный голос мой

Был эхо русского народа.

Стихотворений было много, и все необыкновенно восторженные, яркие, пронзительные:

Толпою нашею окружена,

Приятным, сладким голосом, бывало,

С младенцами беседует она.

Ее чела я помню покрывало.

Признания следовали за признаниями:

Недавно, обольщен прелестным сновиденьем,

В венце сияющем, царем я зрел себя;

Мечталось, я любил тебя —

И сердце билось наслажденьем.

Я страсть у ног твоих в восторгах изъяснял,

Мечты! ах! отчего вы счастья не продлили?

Но боги не всего теперь меня лишили:

Я только – царство потерял.

Юношеская влюбленность – особая влюбленность. Тут нет компромиссов. Известно отношение Пушкина к императору. Известны его стихи:

Воспитанный под барабаном,

Наш Царь лихим был капитаном:

Под Австерлицем он бежал,

В Двенадцатом году дрожал!

Зато он фрунтовой профессор!

Но фрунт герою надоел —

Теперь коллежский он асессор

По части иностранных дел.

Но только ли возмущение по поводу царствования? А быть может, Пушкин в то время был еще достаточно далек от политики и занимали его совершенно другие мысли? Мысли о том, как поступал император со своей супругой? Именно этого он не мог понять и принять? Ведь его думы могли быть и таковыми – она, совершенство, божество, любит его, а он фактически бросил ее. Их супружество оставалось лишь внешним, поскольку царствующие особы ограничены в своих действиях в этом направлении. Юношеская ревность к тому, кого любит возлюбленная, сменилась ненавистью… Биографами было найдено письмо, по понятным причинам не отправленное, в котором юный Пушкин обещал убить императора за этакое его отношение к супруге. Но впоследствии, когда прошло время, и главное, когда императора уже не было в живых, во всяком случае, не было на престоле, когда уже было известно, что в последние годы царствования он неожиданно повернулся всей душой к супруге, вдруг, совершенно вскользь, промелькнули строки, на которые историки не обратили внимания. Эти строки появились в 1833 году в «Медном всаднике», и не замечены, поскольку все внимание было обращено к описываемому наводнению в Санкт-Петербурге:

…Народ

Зрит божий гнев и казни ждет.

Увы! все гибнет: кров и пища!

Где будет взять?

В тот грозный год

Покойный царь еще Россией

Со славой правил…

Со славой правил… Эта строка говорит о том, что в юношеской эпиграмме было все-таки больше личного, была обида за возлюбленную хоть и недосягаемую, но боготворимую и поэтически обожествляемую, о которой он сказал «которая была мне в мире Богом». Это строка из «Элегии» («Я видел смерть…»):

Я видел смерть; она в молчанье села

У мирного порога моего;

Я видел гроб; открылась дверь его;

Душа, померкнув, охладела…

Покину скоро я друзей,

И жизни горестной моей

Никто следов уж не приметит;

Последний взор моих очей

Луча бессмертия не встретит,

И погасающий светильник юных дней

Ничтожества спокойный мрак осветит.

………………..

Прости, печальный мир, где темная стезя

Над бездной для меня лежала —

Где вера тихая меня не утешала,

Где я любил, где мне любить нельзя!

Прости, светило дня, прости, небес завеса,

Немая ночи мгла, денницы сладкий час,

Знакомые холмы, ручья пустынный глас,

Безмолвие таинственного леса,

И все… прости в последний раз.

А ты, которая была мне в мире Богом,

Предметом тайных слез и горестей залогом,

Прости! минуло все… Уж гаснет пламень мой,

Схожу я в хладную могилу,

И смерти сумрак роковой

С мученьями любви покроет жизнь унылу.

А вы, друзья, когда, лишенный сил,

Едва дыша, в болезненном боренье,

Скажу я вам: «О други! я любил!..»

И тихий дух умрет в изнеможенье,

Друзья мои, – тогда подите к ней;

Скажите: взят он вечной тьмою…

И, может быть, об участи моей

Она вздохнет над урной гробовою.

1816

Элеонора Лебедева в «Тайнах и преступлениях» раскрывает еще один удивительный факт. Она пишет, что горькая ирония состоит в том, что Пушкин «женился на дочери той, что когда-то причинила боль обожаемой государыне».

Вот это загадка! Посмотрим пояснение. Пушкин узнал, ему постарались сообщить, видя каковы его отношения с тещей, что «тот Охотников, в которого была влюблена императрица, на самом деле любил Наталию Ивановну, так что тут была ревность».

Далее Элеонора Лебедева пишет: «Здесь нужен комментарий: глава о тайной любви Елизаветы Алексеевны и кавалергарда Алексея Яковлевича Охотникова по требованию императора Николая II была исключена при публикации 3-томной биографии императрицы. В наше время историки докопались, опубликовали эту главу, и теперь трагедия Елизаветы, одинокой в семье Романовых, покинутой мужем, потерявшей двух маленьких дочерей, вышла на передний план в современных гламурных повествованиях об августейшей семье…»

Ну и далее сообщается, что «Алексей Охотников получил удар кинжалом при выходе из Эрмитажного театра. Он умирал три месяца и умер 30 января 1807 года. А 27 января фрейлину Наталию Ивановну Загряжскую обвенчали с Николаем Афанасьевичем Гончаровым в церкви Зимнего Дворца в присутствии августейшей семьи, т. е. с почетом удалили от двора: как замужняя дама, она уже не могла быть фрейлиной…».

Далее в статье напоминается, что дата 27 января стала в какой-то степени мистической, ведь спустя 30 лет 27 января 1837 года Пушкин был смертельно ранен на дуэли Дантесом. Не исключено, что день дуэли был назначен не случайно. Много загадочного и в самой дуэли, и в ее подготовке. Но о дуэли мы еще поговорим.

В журнальной статье отмечено и еще одно событие: «Последняя встреча с императрицей связана с текстом злобного пасквиля, в котором Пушкина назначили заместителем великого магистра ордена рогоносцев Дмитрия Львовича Нарышкина, тем самым напомнив об Александре I и Марии Антоновне Нарышкиной, многолетней фаворитке императора… которая много крови попортила Елизавете».

Так что Пушкину было нанесено сразу два оскорбления – лично ему и его возлюбленной, что перенести было невозможно.

Но как объяснить то, что необыкновенная пара, какою были великий князь Александр Павлович и баденская принцесса Луиза Мария Августа, пара, которую сравнивали с голубками, которой восхищались современники, не выдержала испытаний и фактически распалась? У него появилась Нарышкина, у нее – Охотников.

Многие объясняют это примитивно и просто – не все любящие друг друга до бракосочетания сохраняют свою любовь в браке. Но тут случай особый. Чтобы понять это, достаточно прочитать, что писали о великом князе и его супруге современники. И вдруг любовь исчезла… Но мы пытаемся объяснить все с точки зрения официальной историографии, подразумевая, что в 1801 году на престол вступил Александр Павлович. А если это был внебрачный сын Павла Петровича Симеон Афанасьевич Великий, как две капли воды похожий на него? Не могла же Елизавета Алексеевна перенести автоматически свою любовь на него. И он не обязательно должен был полюбить супругу своего единокровного брата, убиенного вовсе не им, а теми, кто заварил кашу, пытаясь превратить ее в смуту.

Если внимательно отнестись к исследованиям выдающегося ученого, дешифровщика древних текстов и тайнописей Геннадия Станиславовича Гриневича, все встанет на место.

Ну и с этой точки зрения увлечение императора вполне объяснимо. Он был свободен от многих обязательств, на нем лежали лишь те обязательства, которые он принял на себя вместе с именем того, кого заменил в наследовании престола, а следовательно, когда время пришло, и на престоле. Мария Нарышкина была неотразима, даже Михаил Илларионович сказал как-то, что женщин стоит любить, раз есть среди них такая, как Мария Антоновна Нарышкина.

Державин написал ей в посвящении «Аспазии»:

Блещет Аттика женами,

Всех Аспазия милей:

Черными очей огнями,

Грудью пенною своей.

Удивляючи Афины,

Превосходит всех собой;

Взоры орли, души львины

Жжет, как солнце, красотой.

Отметил он и ум Нарышкиной и ее умение держать себя…

Угождают ей науки,

Дань художества дают,

Мусикийски сладки звуки

В взгляды томность ей лиют.

Она чувствует, вздыхает,

Нежная видна душа,

И сама того не знает,

Чем всех больше хороша.

Стихотворение датировано 24 апреля 1809 года.

Ее красотой восхищались многие. Знаменитый русский мемуарист, хороший знакомый Пушкина, Филипп Филиппович Вигель отметил, что «красота ее была до того совершенна, что казалась невозможною, неестественною… Идеальные черты лица и безукоризненность фигуры выступали еще ярче при всегдашней простоте ее наряда».

Вигель прибавил к написанному: «О взаимной любви ее с Императором Александром я не позволил бы себе говорить, если бы для кого-нибудь она оставалась тайной».

Ну и то, что император Александр I и Елизавета Алексеевна все-таки повернулись друг к другу в конце царствования, вполне объяснимо – они были пострадавшими во всей этой истории, не ими затеянной. Они вынуждены были идти по жизни рядом, даже тогда, когда сердца их противились этому. А между тем время шло, Охотников был убит, ну а чувства к Нарышкиной истаяли. Во всяком случае, многие свидетельства указывают на то, что, к примеру, во время путешествия на юг, особенно в период жизни в Таганроге, ничто не говорило о том, что у императора и императрицы отсутствуют взаимные чувства.

Что же произошло? Некоторые биографы полагают, что Нарышкиной наскучила роль любовницы. Видя, что император мало интересуется своей супругой, она решила, в конце концов, воспользоваться этим и потребовала, чтобы он порвал с Елизаветой официально и женился на ней. И вот тогда настала пора императору по-иному взглянуть на свою жизнь. Ведь все эти годы он полностью не порывал с Елизаветой, хотя не только не ревновал ее, но даже, как считают некоторые исследователи, был инициатором ее первой ему измены с его же другом Адамом Чарторыйским. И в то же время он понимал, что Елизавета душою расположена к нему, а ее увлечения если и были, то лишь от отчаяния.

В конце своего царствования он резко переменил свое отношение к жене и прервал волокитство за другими женщинами. У Елизаветы же несколько пошатнулось здоровье. Он предложил немедленно ехать в Италию на лечение, причем сам собирался везти ее туда.

Елизавета ответила:

– Я хочу умереть в России!

– Нет, Вы не умрете! Вы еще молоды! – возразил император. – Мы едем в Таганрог – там прекрасный климат!

В Таганроге был срочно подготовлен дворец. И императорская чета отправилась туда. Им суждено было два месяца счастья. Счастья семейной жизни, счастья в любви, которого они, быть может, в такой мере не видели еще в своей жизни. Елизавета быстро пошла на поправку. Они почти не расставались. И лишь однажды император совершил небольшую поездку, из которой вернулся больным.

О болезни его написано много, причем само состояние императора трактуется по-разному. Болезнь болезни рознь. Была ли это смертная болезнь или обычное заболевание. И вообще, откуда взялась эта болезнь? Ведь ничто не предвещало ее. Все было похоже на инсценировку. Быть может, вот эти два месяца необыкновенного счастья дали понять и императору и его супруге, что счастье в столице, где на них лежат огромные обязанности, где они подчинены законам, которые обязаны исполнять в точности, хотят того или не хотят, несмотря на свое высокое положение. Там они заложники этого своего положения. К чему же они пришли? К какому решению?

Биографы привычно говорят, что император умер на руках у жены, шепча слова любви. Но умер ли?

Тем не менее о смерти было объявлено… Произошли события, которые до основания сотрясли Россию. Россия устояла лишь благодаря мудрому решению императора, принятому и узаконенному заранее – он завещал передать престол великому князю Николаю Павловичу. По преданию, так ему повелел сделать святой праведный Серафим Саровский, которого он посетил незадолго до поездки в Таганрог.

Между тем полагалось организовать похороны, так как подобает. Цинковый гроб отправили в столицу.

И тут новая загадка – Елизавета Алексеевна на похоронах не присутствовала, поскольку снова заболела. Лишь четыре месяца спустя она выехала из Таганрога, но не смогла преодолеть весь путь и сделала остановку в Белеве Тульской губернии. И в столицу отправился еще один «запаянный гроб». Известно, что никто из ближайших родственников мертвой Елизавету Алексеевну не видел.

А потом пошли слухи, что император не умер в Таганроге, а ушел странствовать. Чуть позже то же самое стали говорить и о Елизавете Алексеевне. А в 30-е годы в Сибири появился загадочный старец Федор Кузьмич, а в 1883 году в Валдайском остроге на допрос к следователю привели неизвестную, которая звалась Верою, но скрывала свое происхождение, хотя все выдавало в ней происхождение не простое. Да и сама она загадочно ответила следователю на вопрос, кто же все-таки она: «Если судить по небесному, то я – прах земли, а если по земному, то я – выше тебя!»

Интересно, что первое официальное известие о сибирском старце Федоре Кузьмиче относится к 1836 году. 4 сентября в Кленовской волости Красноуфимского уезда Пермской губернии появился весьма подозрительный человек. Он ехал в телеге и остановился у кузницы, чтобы подковать лошадь. Кузнец был удивлен поведением этого странника, он показался ему подозрительным. Потихоньку дал знать властям. Странника схватили, допросили. Но он ничего не пожелал о себе рассказывать. Правда, назвался шестидесятилетним Федором Кузьмичом Кузьминым. Фамилию эту назвал в первый и последний раз. Далее он уже звался лишь по имени и отчеству. Не желая подвергать положенному за бродяжничество наказанию, пытались уговорить открыться, откуда он и кто, но тщетно. Тогда после наказания – 20 плетей – его сослали в Сибирь. Удивительно то, что и внешностью, и ростом, и своими манерами, и даже некоторыми физическими недугами он полностью походил на императора, правившего в России с 1801 по 1825 год.

И вот, что значилось в тайнописях Федора Кузьмича, расшифрованных Г.С. Гриневичем: «…Мое зло двойное: Император Александр – я, Симеон Великий. Я тьмы приверженец, суть злодей. Имя Первый – отсеку. Тайно наделю властью и силой Симеона – дурную главную ветвь».

На первый взгляд, может показаться, что это все уже не имеет никакого отношения к Пушкину, тем более, к его любовным драмам. Это не так. Давайте подумаем над таким вопросом: знал ли о легенде, касающейся императорской четы, Пушкин? Догадывался ли он о том, что возлюбленная его юности не ушла в мир иной? А ведь он переменил свое отношение к императору и вместо эпиграмм, которыми засыпал его в юности, сказал совершенно иные слова в «Медном всаднике».

Весной 1830 года состоялась помолвка Пушкина с Натальей Гончаровой. Правда, свадьбу пришлось отложить из-за приданого, которое не могли собрать Гончаровы и без которого не хотели выдавать дочь. Все тянулось и тянулось, и 31 августа Пушкин выехал в Болдино, где были у него дела по вступлению во владение поместьем. 3 сентября он прибыл на место и пробыл в Болдине около трех месяцев. Там он снова вспомнил о своей первой любви, о несравненной Елизавете Алексеевне, и написал поэтическое прощание с ней, поскольку впереди ждала жизнь семейная, к которой он относился очень серьезно:

В последний раз твой образ милый

Дерзаю мысленно ласкать,

Будить мечту сердечной силой

И с негой робкой и унылой

Твою любовь воспоминать.

Бегут, меняясь, наши лета,

Меняя все, меняя нас,

Уж ты для своего поэта

Могильным сумраком одета,

И для тебя твой друг угас.

Прими же, дальная подруга,

Прощанье сердца моего,

Как овдовевшая супруга,

Как друг, обнявший молча друга

Пред заточением его.

Написано стихотворение 5 октября 1830 г. в Болдине. Посвящение было поставлено загадочное. «К Е.W.» Биографы сделали вывод – посвящено Елизавете Воронцовой… Но позвольте… Елизавета Ксаверьевна Воронцова родилась в 1792 году, была старше Пушкина на 7 лет, а умерла в 1880-м! Пушкин действительно был увлечен ею какое-то время и действительно посвящал ей стихи. Он познакомился с ней во время своей поездки в Одессу в конце 1823-го. Вот отзыв о ней одного из современников: «Ей было уже за тридцать лет, а она имела все право казаться молоденькою… Со врожденным легкомыслием и кокетством желала она нравиться, и никто лучше ее в том не успевал. Молода она была душой, молода и наружностью. В ней не было того, что называется красотою; но быстрый, нежный взгляд ее миленьких небольших глаз пронзал насквозь; улыбка ее уст, которой подобной я не видел, казалось, так и призывает поцелуй».

Считается, что некоторые ее черты легли в основу образа Татьяны в «Евгении Онегине». Но тогда к чему строки:

Уж ты для своего поэта

Могильным сумраком одета?

Элеонора Лебедева не без основания считает, что стихотворение посвящено Елизавете Алексеевне. Тогда и посвящение становится понятно: «К Е.W.» – «К Ее Величеству».

Пушкин яснее выразиться не считал возможным. Ведь и в юношеском дневнике сначала значилось «Екатерина Бакунина», а потом это имя было зачеркнуто рукою поэта.

Что же касается могильного сумрака, то считалось, что Елизавета Алексеевна ушла из жизни 4 мая 1826 года. Случилось это по пути из Таганрога в Санкт-Петербург в городе Белев, Тульской губернии.

После весьма таинственной смерти Александра I, в Таганроге, вскоре появились слухи о том, что это вовсе не смерть, а инсценировка. И на то были веские основания. Подобные разговоры касались и Елизаветы Алексеевны.

В православии широко известно имя святой Веры Молчальницы. Еще при ее жизни, а умерла она в 1861 году, появились слухи, что под этим именем скрывается супруга ушедшего в мир иной императора Александра I. Говорили, что венценосные супруги инсценировали смерть, чтобы удалиться от дел государственных и посвятить остаток жизни посту и молитве. Император после долгих скитаний оказался в Сибири под именем Федора Кузьмича, а его супругу, тоже после скитаний, причем часть из которых они, возможно, провели вместе, назвалась Верой Молчальницей, взяв обет молчания до самой своей кончины.

Пушкин мог и не знать о том, а если и слышал то, что в то время считалось легендой, мог и не верить. Правда, известно, что он тайно посещал знаменитого нашего святого старца Серафима Саровского. О чем они говорили, одному Богу известно. Но старец был прозорлив – не сообщил ли он поэту какие-то тайны?

И так, посвящение «К E.W.», скорее всего, обозначает «К Ее Величеству», а перемена отношения к императору тоже говорит о каких-то новых знаниях, полученных о нем поэтом – несомненно, уход императора в старцы и посвящение остатка жизни посту и молитве заслуживает уважения.


Заклинание

О, если правда, что в ночи,

Когда покоятся живые,

И с неба лунные лучи

Скользят на камни гробовые,

О, если правда, что тогда

Пустеют тихие могилы —

Я тень зову, я жду Леилы:

Ко мне, мой друг, сюда, сюда!

Явись, возлюбленная тень,

Как ты была перед разлукой,

Бледна, хладна, как зимний день,

Искажена последней мукой.

Приди, как дальная звезда,

Как легкой звук иль дуновенье,

Иль как ужасное виденье,

Мне все равно, сюда! сюда!..

Зову тебя не для того,

Чтоб укорять людей, чья злоба

Убила друга моего,

Иль чтоб изведать тайны гроба,

Не для того, что иногда

Сомненьем мучусь… но тоскуя

Хочу сказать, что все люблю я,

Что все я твой: сюда, сюда!

И в «Бахчисарайском фонтане» содержится намек на тайную любовь поэта:

…И между тем, как все вокруг

В безумной неге утопает,

Святыню строгую скрывает

Спасенный чудом уголок.

Так сердце, жертва заблуждений,

Среди порочных упоений

Хранит один святой залог,

Одно божественное чувство…

1821–1823

Словом, поэт постоянно возвращался к своей первой страстной юношеской, почти еще детской, но по-взрослому серьезной любви.

«Я помню чудное мгновенье…»

А вот увлечение Анной Керн не стало тайной, а напротив, широко известно, благодаря блистательному романсу, написанному Михаилом Глинкой на знаменитое посвящение «Я помню чудное мгновенье», сделанное Пушкиным этой необычайно красивой женщине.

С Анной Керн Пушкин познакомился в 1819 году в доме президента Академии художеств и директора Публичной библиотеки Алексея Николаевича Оленина. Пушкину было двадцать лет, племяннице Оленина Анне – девятнадцать.

Вот как она сама вспоминала об этом знакомстве: «На одном из вечеров у Олениных я встретила Пушкина и не заметила его: мое внимание было поглощено шарадами, которые тогда разыгрывались и в которых участвовали Крылов, Плещеев и другие. В чаду такого очарования мудрено было видеть, кого бы то ни было, кроме виновника поэтического наслаждения, и вот почему я не заметила Пушкина».

Пушкин подошел к Анне, державшей в руках корзину с цветами. Подошел вместе с братом Анны Александром Полтарацким и был поражен ее красотой. Вот уж поистине «чудное мгновение». Перед ним действительно предстал «гений чистой красоты». Но в тот момент Пушкин неосторожно пошутил, и Анна покинула зал.

Однако Пушкин продолжал оказывать знаки внимания. Анна Керн вспоминала: «За ужином Пушкин уселся с братом моим позади меня и старался обратить на себя мое внимание льстивыми возгласами, как, например: “Можно ли быть такой хорошенькой!” Потом завязался между ними шутливый разговор о том, кто грешник и кто нет, кто будет в аду и кто попадет в рай. Пушкин сказал брату: “Во всяком случае, в аду будет много хорошеньких, там можно будет играть в шарады. Спроси у m-me Керн, хотела ли бы она попасть в ад?”

Я отвечала очень серьезно и несколько сухо, что в ад не желаю. “Ну, как же ты теперь, Пушкин?” – спросил брат. “Я раздумал, – ответил поэт, – я в ад не хочу, хотя там и будут хорошенькие женщины”».

После вечера Пушкин вышел на улицу вслед за Анной и, по ее словам, когда уезжали они с братом, «Пушкин стоял на крыльце и провожал меня глазами».

Стихотворение, ставшее впоследствии романсом, родилось позже…

Я помню чудное мгновенье:

Передо мной явилась ты.

Как мимолетное виденье.

Как гений чистой красоты.

В томленьях грусти безнадежной,

В тревогах шумной суеты.

Звучал мне долго голос нежный

И снились милые черты.

Шли годы. Бурь порыв мятежный

Рассеял прежние мечты,

И я забыл твой голос нежный,

Твои небесные черты.

В глуши, во мраке заточенья

Тянулись тихо дни мои

Без божества, без вдохновенья,

Без слез, без жизни, без любви.

Пушкин знал, что Анна Петровна Керн уже замужем и замужество ее неудачно. Она происходила из родовитой, богатой семьи. Дед по материнской линии, Иван Петрович Вульф, был вначале орловским губернатором, а затем – сенатором. Отец Петр Маркович Полторацкий дослужился до чина надворного советника, имел на полтавщине богатые земельные угодья.

Дед Анны по отцовской линии, Марк Полторацкий, принадлежал к старинному малороссийскому казацкому роду. Огромную роль в его судьбе сыграл Алексей Григорьевич Разумовский, который приехал в Малороссию подбирать певцов для дворцовой хоровой капеллы. Сам Разумовский в юности своей тоже был «подобран» для таковой же цели еще в царствование Анны Ионовны. Его привезли в Санкт-Петербург и подарили Елизавете Петровне, у которой при ее малом дворе тоже была своя хоровая капелла. Ну а дальнейшая судьба его хорошо известна…

И вот позднее Разумовский выбрал для хора молодого казака Марка Полторацкого и пригласил его в столицу. У деда Анны Петровны был завидный баритон. Вскоре его отправили учиться в Италию, а когда возвратился, сделали дирижером. В конце концов он вырос до чина управляющего Придворной певческой капеллы, был произведен в действительные статские советники. Это производство давало право на потомственное дворянство. Марк Полторацкий был необыкновенно плодовит. 22 ребенка было у него. Анна Керн родилась в семье его младшего сына Петра, который вышел в отставку поручиком и стал предводителем дворянства в Лубнах.

Загрузка...