Глава 4
Каблуки ей и правда были не нужны. Василиса не вошла в комнату, а въехала на коляске, управляемой при помощи джойстика. Ее внешность напоминала то ли средневековую королеву, то ли античную мраморную статую. Такое же величественно-отстраненное выражение лица. Но при этом живые, добрые глаза, словно сдерживающиеся от смеха. С ее появлением в комнате, словно стало светлее.
Мама вскочила с дивана, почти отбросив Тимку в угол на плюшевую подушку. Загодя засиявшая улыбка предвкушения радостной встречи застыла, создавая странный диссонанс с выступившими в ее огромных глазах слезами.
– Что с тобой случилось? Как? Когда? Почему мне никто не сообщил? – выпалила она на одном дыхании и бросилась обнимать Василису.
– Полегче! Не задуши меня, ненормальная! – со смехом в голосе проговорила та, пытаясь успокоить сестру. Она нежно гладила ее по растрепавшимся волосам и приговаривала, – Все потом! Все потом! Тихо! Тихо! Наконец-то, ты приехала! – она улыбнулась нам с братом и поправилась, – Вы приехали!
– Как давно это случилось?
– В тот день, когда тебе пришлось уехать, сестренка. – со светлой грустью в голосе ответила она.
– Но почему мне не сообщили? Я имела право знать.
– А смысл? Что бы изменилось? Ну, хватит. Успеем еще наговориться. Я про тебя тоже много чего не знаю. Как ты жила все эти годы? Кто эти дивные создания? – тут тетя вновь улыбнулась нам с Тимкой – Познакомишь нас?
Дальше все понеслось, как по накатанной. Мы перезнакомились, обменялись кучей вопросов. Беседа лилась бурной горной рекой, не спотыкаясь о пороги неловкости или натянутую дамбу вычурности, которую взрослые порой любят выстраивать в разговорах с детьми. Всем было легко и уютно в нашей свежее сколоченной компании.
Я смотрела на смеющиеся лица мамы и ее сестры, поражаясь их сходству и, в то же время, различию. С одной стороны, почти одни и те же черты: идеальный овал лица, большие темно-синие, выразительные глаза с пышным веером ресниц, небольшой прямой нос, четкая линия подбородка под чуть полноватыми губами изящного рта.
Такие лица можно увидеть на полотнах Карла Брюлова. В прошлом году мы с классом ездили на экскурсию в Ереван. И там, в национальной картинной галерее, я не могла поверить своим глазам. Передо мной висел портрет моей мамы, у которой почему-то вместо ее темно-русых с медным оттенком волос были почти черные кудри. Она сидела на фоне красного дивана, с тонким меховым шарфиком вокруг шеи, в платье из тяжелого синего бархата, со светлой накидкой, отороченной мехом. И ниже была надпись: Карл Брюллов. Портрет М. А. Бек. 1840. Теперь же я видела, практически, оригинал этой картины в лице своей тети. На ней даже была туника цвета индиго.
Они с мамой напоминали одну и ту же фотографию, обработанную в Фотошопе. Мама работала дизайнером и учила меня пользоваться этой программой. Особенно мне нравилось «играться» с фотографиями, преобразуя их, то в нежную акварель, то в набросок карандашом, то в отпечаток на стене, а то в старинный холст, написанный маслом. Так вот, если маму можно было сравнить с акварельным рисунком, где все краски слегка размыты и неброски, то Василиса была вариантом, выполненным маслом. Предельная насыщенность красок.
– Что ты преподаешь? Наверное, свою любимую химию? – поинтересовалась мама. – Из наших учителей еще кто-то остался?
– Всё понемножку преподаю, по обстоятельствам. – улыбнулась тетя, отпив из своей чашки очередной глоток чая. – Из наших еще работают Колобок и Кикимора.
– Ух ты, настоящие? – вклинился в разговор Тимка.
За тетю ему ответила мама:
– Зинаида Фридриховна Кики-Мора вела у нас математику, а Борис Михайлович Колобков был географом. Он любил рассказывать про свое детство, как убегал из дома, от бабушки, от дедушки, от участкового и все хотел добраться до Африки, но так и не съездил туда до сих пор.
– Все так и есть. Постарели, конечно, но нрав все тот же. Зинаида Фридриховна живет с нами по соседству. Непременно встретитесь с ней, хотя… удовольствия от таких встреч не много.
Василиса почти не прикоснулась к пирожкам, пирогам и прочим блюдам, которые мы с Тимкой уплетали с неприличной скоростью, будто нас недели две не кормили. Мой братец даже не успевал задавать свои бесконечные вопросы, настолько его увлек калейдоскоп вкусов. Нет, вы только не подумайте, что у нас дома не водились пирожки! Мама умела и любила готовить. Но сейчас на нас обрушилось такое изобилие вкусностей, что контроль разума был потерян. Захарьевна то и дело пододвигала к нам то одно, то другое, повторяя, «А это что ж не попробуешь?». Прервав процесс закармливания всего на минуточку, она с гордостью выдохнула:
– Василиса у нас уже 7 лет, как директор школы!
– Так к тебе теперь только по отчеству надо обращаться? – поддела ее мама.
– Непременно! – улыбнулась в ответ директриса, – и не забывайте приседать в реверансе!
– А что у вас случилось такого, что ты даже не смогла встретить нас или, просто, решила сгладить первый момент, пощадила мои нервы?
– Прости, но о твоих чувствах мне совсем некогда было думать. Вчера на факультативе по химии у молодого педагога произошло ЧП.
– Нечаянно школу взорвали? – вставила я с иронией.
– Нет. Обошлось без взрывов. При лабораторной работе на тему «Жидкости, преобразующие вещества в невидимую субстанцию» произошла утечка газа из спец баллона и весь 9-й класс, включая учителя, превратился в невидимок.
– Шутите? – у Тимки аж рот открылся от удивления и он забыл о еде, – Такого же не бывает, да, мам? – он повернулся к ней за поддержкой. В его возрасте еще легко верить в сказки, Деда Мороза, говорящих котов, но уже не хочется выглядеть смешным, наивным малышом в глазах взрослых.
– Бывает. Но обычно используют минимальные частицы этого газа. Мы тоже делали подобные опыты в школе.
– Да, Маша, наши мечты о том, чтобы стать невидимками так и не осуществились, а этим вот «повезло».
– И что же вы сделали?
– А что тут поделаешь? Действие газа длится 24 часа. Пришлось ждать. Детей и горе-учителя изолировали в классе, чтобы избежать несчастных случаев. Это только в книжках весело быть невидимым и, якобы, всесильным, а в жизни одни проблемы. На улицу не выйти – машина собьет или прохожий налетит. Каждая дверь – опасность. Да что там говорить…
– Могу себе представить, какой переполох устроили родители! – с озабоченным видом произнесла мама. По ее лицу было видно, как она хмурится, примеряет эту необычную ситуацию на себя, представляя нас с Тимом невидимками. С ним и в видимом режиме проблем не оберешься, а в бесконтрольном состоянии абсолютной свободы получилось бы убойное оружие массового уничтожения.
– Некоторые из родителей с пониманием отнеслись к ситуации и готовы были терпеливо ждать. А вот другая часть закатила скандал, подняла шум на весь город, дошла до мэра и требовала закрыть школу. Несколько часов пришлось вести с ними переговоры, доказывая, что из-за единственного промаха нет смысла рубить под корень стоящее дело экспериментальной школы.
– И чем все закончилось? Кстати, мэр встретил нас, как ты и просила.
– Что? Костантин Касьяныч был на вокзале? Странно. Я просила Никиту. Ладно, разберемся. А в школе все пришло в норму. Паника сошла на нет. Дети визжат от восторга. – Василиса вскинула голову, будто отгоняя какую-то навязчивую мысль. Её крупные серьги с сиренево-синими камнями плавно закачались, сверкая завораживающим светом.
– Еще бы, такое приключение! И я бы хотела побыть невидимкой!
– И я! – поддержал меня брат.
– Нет уж, увольте! Хватит с меня невидимок! – тетя Василиса устало улыбнулась и тихо закончила, – что-то я устала, совсем сил нет. Надо прилечь.
– Еще бы не устать, больше суток дома не была! – проворчала Захарьевна.
– Все-все ухожу. – улыбка Василисы, сопровождавшаяся извиняющимся взглядом, скользнула по каждому из нас, словно прощаясь. – Маш, пойдем в мою комнату, посекретничаем!
– Конечно, иду. Нам столько надо выяснить! Только тебе и, правда, отдохнуть не мешало бы.
– Не стеклянная, не сломаюсь.
– Смотри… а то давай до завтра отложим все разговоры.
– Нет уж. Я сто лет тебя не видела и опять ждать?
– Хорошо, выпровожу свою саранчу в сад и приду. – мама поцеловала сестру в щеку и повернулась к нам:
– А вы, обжоры, ступайте-ка на воздух поиграть! Осмотритесь, что тут есть!
На выходе Захарьевна, заговорчески улыбаясь, тайком сунула нам с братом по несколько конфет. Я тут же закатила глаза к небу, всем видом показывая, ну зачем еще это, сколько можно есть. А вот братец взял их, сияя довольной улыбкой.