Она обнимала какую-то пухлую старушку в белом платочке, целовала ее в щеки, чуть ли не плакала и повторяла: «Захарьевна… Захарьевна… как же я по тебе скучала!» Та отвечала ей охами и ахами, всхлипывая от счастья. Наконец, эта трогательная сцена перешла в стадию затишья, дошла очередь и до нас с братом.
– Какие же у тебя славные детки, Машенька! Радость-то какая!
– Это Кира. Ей 11 лет. – мама приобняла меня за плечи и легонько подтолкнула к уютной старушке, от которой шел легкий сдобный аромат, как от большой аппетитной булки. Ваниль? Корица? Все вместе и что-то еще.
– Иди сюда, красавица моя, – не успела я опомниться, как меня погрузили в сладкое тепло живой сдобы, сильные руки обняли и прижали меня к ситцевому платью в мелкий цветочек. Где-то сверху белел кружевной воротничок, а под ним алела нитка бус. Последовал чмок в макушку и меня отпустили.
– А это Тимофей. Ему 6 лет. – с гордостью произнесла мама, передавая растерявшегося Тимку в руки доброй старушки.
– Дед-то как рад будет! Вылитая его копия! Ты посмотри, те же глаза, тот же высокий лоб!
Тимка, не привыкший к таким фамильярностям, извивался ужом, пытаясь вырваться из цепкого кольца пышных рук. На мэра никто не обращал внимания. Он молча выгрузил наш багаж, поставил его у калитки и, заложив руки за спину, с высоты своего почти двухметрового роста наблюдал сцену встречи. Только тут старушка заметила его присутствие и мгновенно изменилась в лице. Мне даже показалось, что она забыла, как дышать.
– День добрый, Захарьевна! – поприветствовал он ее еле заметным поклоном головы и улыбкой, которую скорее можно было назвать ухмылкой.
Старушка как-то нехотя буркнула в ответ «добрый день» и тут же засуетилась, приглашая нас в дом. Похоже, мэр тут не пользуется особой популярностью. Впрочем, какое нам до него дело.
Наскоро поблагодарив его и попрощавшись, мы поднялись на веранду, где стоял огромный самовар на большом круглом столе. Блеск круглых боков настоящего, не электрического самовара затмевал все вокруг. Он величественно возвышался на хрустящей белизне скатерти, как солист на оперной сцене. Лишь привыкнув к его ослепительному виду, глаза начали замечать массовку чашек, вазочек с вареньем, тарелок со слойкой и пирожками.
– Машенька, поднимай вещи наверх! Ты даже не представляешь, как я рада, что вы приехали! Столько лет! Боже, сколько же мы все пережили и все из-за этого исчадья ада.
– Ничего… ничего, Захарьевна. Что было, то было. Главное, что все живы-здоровы и теперь снова вместе.
– Живы-то… да. – тут Захарьевна сделала паузу, тяжело вздохнула, но, словно передумав что-то говорить, махнула рукой и продолжила, – Деток разместим в вашей с Васелисой бывшей детской, а ты пока поспишь в библиотеке. Там удобный диван и шкаф для вещей есть. Устраивайтесь и спускайтесь чай пить! Я к вашему приезду пирогов напекла.
– Мам, это твоя Арина Родионовна? – едва только закрылась дверь в детскую, спросил Тимка.
– Если ты имеешь в виду не была ли она моей няней, то нет. Мы с сестрой уже учились в школе, когда Захарьевна появилась в нашем доме. Нянчить нас было поздновато, а вот присмотр нам был нужен. Мамы уже не стало, отец вечно был занят на службе, порой неделями не появлялся дома, то войсковые учения, то долгие командировки, так что весь дом был на нашей доброй фее Захарьевне. – рассказывала мама, осматривая комнату, где жила в детстве. В ее глазах даже показалась слеза или это мне померещилось. Сколько себя помню, ни разу не видела маму плачущей.
– Так ладно, хватит болтать! Ты, Тимка, осваивайся пока здесь, а мы с Кирой отнесем сумку в мою комнату. Не скучай! Мы скоро.
***
Мальчик бегло осмотрел просторную комнату с двумя металлическими кроватями, на каретках которых поблескивали латунные шары. Все вокруг: стены, пол и потолок были из светлого дерева. В углу стоял письменный стол с настольной лампой в форме тюльпана и глобусом, над столом шли ряды книжных полок. Ничего интересного, что тут осматривать. Вот разве что в окно выглянуть…
Из-за того, что комната находилась на втором этаже, под самой крышей, потолок опускался к бокам. Окно напоминало половину апельсинового кружочка, расположенного почти на уровне пола. Открыв одну створку, Тимка выглянул наружу, присев на широкий подоконник. За домом рос густой сад. Суперское место для игры в прятки! Чуть дальше за забором виднелся берег реки.
– Р-р-разве не пр-р-релестно? – раздался, вдруг, вкрадчивый голосок.
– Кто здесь? – мальчик оглянулся, никого не замечая поблизости.
– Здрррррравствуй, богатырррь. Меня зовут Миррра! – донеслось откуда-то сбоку и на окно мягко приземлилась изящная рыжевато-желтая кошечка. Она неспешно обошла мальчика, спрыгнула на пол у его ног и посмотрела снизу вверх жгучими зелеными глазами. Тимка онемел от такого внезапного вторжения.
– Наконец-то в этом доме появился настоящий мужчина!
– А дедушка разве не в счет? – попытался возразить польщенный мальчик, даже не успев удивиться довольно необычному для кошачьих умению говорить.
– Что от него пррроку, дома почти не бывает, кошек не любит…
– Ты говорящая? – задал глупый вопрос ошарашенный малец.
– Все животные умеют говорить, но не все владеют иностранными языками. Меня вот в детстве заставили учить человеческий. Пррравильно заставляли, скажу я вам. Ни ррраз пррригодилось.
– Ух, ты! Значит и я смогу выучить кошачий язык?
– Если повезет с учителем. Дерррзай! Как тебя звать, герррой?
– Тимка. А где …?
Но кошка не дала ему закончить вопрос, оборвав на полуслове. У нее были свои планы, в которые не входила многочасовая беседа. Изобразив жалобный взгляд, Мира тихонько промурлыкала:
– Нет ли у тебя чего-нибудь перррекусить?
Всем своим видом она показывала, что находится на грани голодного обморока, а то и смерти. Ну, у кого бы не дрогнуло сердце при взгляде на такое хрупкое создание, страдающее от истощения? Естественно, юный спаситель кинулся к двери со словами:
– Сейчас я принесу тебе молока. На кухне должно быть…
– Да подожди ты! Сам пей свое молоко, а мне нужно мя-я-ясо. – хищно блеснув глазами и облизываясь, капризным тоном сказала Мира.
– Ой, где же я его достану? Мы только что приехали, я еще ничего здесь не знаю.
– Зато я знаю. Там на кухне, высоко на плите возвышается чугунная сковорррода, а в ней скворррчат изумительные котлетки. Принеси мне парррочку и считай это платой за перррвый урок. Так уж и быть позанимаюсь с тобой языками. Но чуррр – это наш секрррет!
***
Мы с мамой разложили кое-какие вещи в библиотеке, перебросились парой слов и зашли в детскую за Тимкой, чтобы вместе спуститься к столу. Комната была пуста. Ничего удивительного, какой мальчишка его возраста усидит на месте дольше 5 минут.
Вдруг, откуда-то снизу раздался грохот, а потом оглушительный Тимкин рев, словно его режут живьем. Нас, словно ветром сдуло с верха лестницы. Как только ноги не переломали, пока неслись в сторону кухни.
– Что случилось?
– Где болит?
– Ты цел?
Выпалили мы в три голоса, подлетев, одновременно с Захарьевной, к эпицентру событий. Тимка сидел на полу около перевернутой табуретки, а рядом валялась крышка от сковороды и котлетные обломки. Не переставая реветь, братец нес что-то маловразумительное:
– Кошка очень проголодалась. Я хотел покормить. А крышка горячая, выскользнула… по ноге… а котлета обожгла пальцы… Я не хотел… но кошечка голодная… жа-а-алко ее.
Мама мгновенно сориентировалась, подняла раненого с пола, переключила вой сирены в режим тихого всхлипывания путем каверзных вопросов. Тут главное действовать быстро и суметь отвлечь внимание от боли, направив его на что угодно. Как говорят психологи, хочешь успокоить человека – удиви или разозли его.
– Какой породы кошка?
– Не знаю, обычной. – все еще хлюпая носом, прогундел Тимка.
– А котлеты рыбные или мясные?
– Я не знаю. – удивление во взгляде и попытка понять, а какая разница.
– Что же ты так несерьезно к делу относишься! А, вдруг, эта кошка ест только куриные котлеты, а тут, к примеру, щучьи. Ты бы расспросил ее получше! – не замолкая ни на минуту, мама смазала ожоги мазью, которую подала ей Захарьевна, наложила повязку на руку и пластырь на ногу, перенесла горемыку на диван в гостиной и усадила его к себе на колени.
– Она сама попросила принести ей этих котлет.
– Прямо таки и попросила? – усмехнулась мама.
– Ага, «Голосом молвит человечьим» – процитировала я Пушкина. Ну, не могла удержаться и не съязвить. Терпеть не могу, когда врут и выкручиваются. Натворил что-то – сам отвечай, а не вали на сказочных персонажей!
– Ладно вам наезжать на мальчишку! – заступилась Захарьевна, – Все в жизни бывает: и кошки, вдруг, заговорят и котлеты летают.
– А как вашу кошку зовут? – спросила я.
– Нет у нас никакой кошки, деточка. А вот пироги у меня уже стынут. Давайте-ка к столу! Василиса звонила, вот-вот подъедет. Слава Богу, все у них в школе утряслось.
– А что там произошло?
– Вон у нее самой и спроси! Слышите, подъехала.
И, правда, послышался замолкающий шум мотора подъехавшей машины, которую не было видно из гостиной, потом раздался хлопок дверью, но звука шагов не последовало. Может, тетя Василиса, в отличие от мамы, не носит каблуков?