Была сегодня в Маяковке на «Мертвых душах». В постановке Сергея Арцибашева.
Светлая ему память.
Какой же талантище! И как несправедливо с ним обошлась Маяковка. Лучшие её спектакли – его спектакли. Самые кассовые спектакли – его. И, наверное, самые долгоживущие – тоже его.
Но в Маяковке ни в одном, даже самом захудалом, уголке нет портрета Арцибашева.
Даже после его смерти не хотят отдать ему долг. Долг если не благодарности, но хотя бы памяти…
Хорошо, на программках не вымарали его имя.
Он умер, а его спектакли живут. Как и произведения Гоголя.
Арцибашев для меня – великий. Потому что он понимал главное в искусстве – зритель-читатель-слушатель в конце должен испытывать катарсис. Ради этого очищения всё и делается. Ради очищения души.
И ещё. Я другими глазами посмотрела на Плюшкина. Пожалела его. Полюбила даже. И вот странно: я, психолог, должна бы знать, что патологическое накопительство происходит не от жадности, а от душевной травмы. От желания защититься вещами. Или же от желания удержать. Плюшкин не смог удержать жену – она умерла. А он любил её. Вот она, травма. А потом пошло-поехало: дочь сбежала, сын ушёл (понятно, что обстановка дома всё ухудшалась, тут на край света сбежишь, но Плюшкин-то хотел как лучше для них…) А младшая ещё хуже – умерла. Всех потерял. Никого не смог удержать. Так хотя бы вещи… Хотя бы то, что подвластно…
С детства забитый в сознание образ смешного и жалкого скряги не давал всё это увидеть раньше. А тут – ясно и чётко показали. И Гоголь ведь тоже понимал в этом, не зря же он рассказал нам о жене и детях Плюшкина. Вот ведь как…
И Чичиков там такой… Всегда думала – так ему и надо. А тут – жалела его от души. И желала ему счастья, семьи и сберечь душу…
Спасибо, Мастер! Всё, посеянное Вами, живо!
И ещё раз. Гоголю. Или наоборот. Думаю, уже не важно…
Спасибо, Мастер! Всё, посеянное Вами, живо!