– Знаешь, Миша, я когда бываю за границей… не реальности, а нашей страны, провожу почти всё время в барах. Вот у нас не так.
У нас бар – это такое место, где можно отхватить по почкам или проституток снять, в зависимости от поставленных целей. А в Европе бар – это место силы. В Украине таких баров почти что нет, разве что O’neills на Дерибасовской. В Европе они на каждом шагу.
Однажды я был в бельгийском Антверпене, на такой прогулочной улице, которая называется… да неважно, как она у них называется. Важно другое. Там сотня баров и ресторанов: аргентинские стейки, русские пельмени, индийские с запахом карри, норвежские, английские, французские, итальянские… Во многих из них сидят люди, в большинстве пусто – ещё бы, в 11 часов утра. Так вот, был у меня приятель в Бельгии, Лацис, кажется, его звали, он приехал из Латвии и работал в порту то ли стивидором, то ли начальником какой-то бригады. Он научил меня безошибочно отличать хорошие места для выпивки от плохих. Раньше я читал отзывы на форумах, сайты для путешественников, заходил в специальные места для туристов. «Всё это херня, Андрей», – сказал Лацис, – иди только туда, где есть люди. Не важно, сколько времени на часах, какой сегодня день и независимо от целей твоего похода. Хоть пиво выпить, хоть виски глотнуть, хоть супа поесть».
И это правда, Миша. Если люди сидят – место хорошее, если людей нет – врут все эти форумы и чаты. С тех пор прошло уже лет 9, но совет Лациса меня ещё ни разу не подвел. С тех пор я бывал в сотнях баров и ресторанов по всей Европе и везде садился в самое забитое место. Конечно, совет не касается больших туристических тратторий в центре городской площади, там другая специфика. Учитывая, что моя – просто выпить и что-нибудь закусить, итальянские или французские заведения мне не подходят. Бесконечные итальянские семьи с орущими детьми, игрушки, которые так и норовят угодить тебе в суп, сотни, а может и тысячи китайцев, шумных, чавкающих и брызжущих едой в разные стороны, чопорные шведские и датские семьи, на старости лет открывающие для себя соседние страны. В таких местах хорошо посмотреть на людей, набраться персонажей для книг и сценариев, а вот заглянуть в себя там трудно.
То ли дело ирландский паб. Не английский, не шотландский и не местный. Наверное, существуют исландские пабы, но их я в жизни ещё не встречал. Вот ирландские действительно носят черный пояс по «пабовости», или звезду какого-нибудь специального гида.
Ирландские пабы – это особая атмосфера. Начнём с того, что ирландский паб безразмерный. Попробуй сам. Вот кажется, что все столики уже заняты, что мест нет, но ты подходишь к официанту или администратору и оказывается (о чудо!), что есть ещё целый зал, который был закрыт, но теперь, раз пришел ещё один клиент – его обязательно откроют, и ты будешь сидеть там совсем один. Некоторое время. Ждать, пока несут заказ, и наслаждаться тишиной.
А потом зайдёт ещё пара путников, может это будут англичане (кстати, англичане всегда ходят в ирландские пабы – это ли не признак качества). И вот они пришли, а ты сидишь один в этом большом зале, куришь сигарету и ждёшь свой заказ. Но они не знают об этом. А видят только грустного одиночку, который разглядывает их, как валютных проституток на херсонской трассе в далеком детстве. Они немного затихают, ведут себя вежливо и стараются не нарушить твоё одиночество, даже немного смущаясь.
Когда тебе приносят первую пинту Гиннесса, они тотчас узнают своего. Ценителя тёмного, терпкого на вкус и густого, как волосы у Насти Жуковской, напитка. Не спрашивай, откуда я знаю. И не перебивай.
Ты выпиваешь первый глоток, и все тревоги и невзгоды покидают тебя. И вот уже через пару минут, пока ты не успел окончательно передумать, тебе приносят еду. Жирную рульку или слегка прожаренный – чтобы в разрезе был почти розовым – стейк из молодого теленка. Первый Гиннесс уходит за пару минут, и ты заказываешь второй, третий. А потом, проверив наличность в кармане, продолжаешь пивом попроще, местным бельгийским или соседним голландским. Хотя нет, о чём это я, совершенно ведь очевидно, что бельгийское пиво играет в лиге УЕФА, а голландское – в Лиге Европы.
И вот ты в принципе охмелел достаточно, чтобы отказаться от дальнейшей трапезы. Ты просто сидишь и наблюдаешь за людьми.
Поход в паб сродни измене. Ты ведь изменяешь и мыслями, и чувствами. Изменяешь не любимой женщине, но в этот момент ты почти готов всё бросить и сделать последний решительный шаг на пути к счастью, вырваться из сдерживающих оков.
Ты приехал в этот город в командировку или в отпуск. Приехал с друзьями, с коллегами или с женой. Но Паб не терпит женского общества – с ним он мгновенно превращается в итальянскую закусочную. Ты вальяжно раскидываешься на удобном кресле не из этого ужасно жесткого ротанга, а из нормального дерева и мягкой зеленой обивки. Ты размещаешь своё тело в гармонии стула, занимаешь удобную позицию для наблюдения и видишь будущее.
Ты видишь себя за соседним столом, на месте одного из британских подростков. Им по 20-22 года, они веселятся и шутят, скорее всего обсуждают женщин, которые им отказали. Ты представляешь, как будешь сидеть на этом месте со своим старым другом, когда вы оба достигнете финансового благополучия, достаточного для такой поездки. Вы оба построите дома, купите машины, вырастите детей и немного остынете от жен – достаточно, чтобы однажды сказать: «Дорогая, мы с Сашей едем на четыре для в Антверпен, или в Брюгге, или в румынский Бухарест. У Саши там небольшое дело по бизнесу, а я просто с ним за компанию. Нет, тебе с нами нельзя, мы будем очень заняты, и ребёнка не на кого оставить». Жена конечно поймёт, что к чему, но не подаст виду – её мать, твоя теща, научила что мужчине иногда (и гораздо чаще чем женщине) нужно расслабиться. Тем более, что он будет не один, а с Сашей, чей моральный облик не вызывает сомнений. Конечно, она знает, что вы будете на встречах не больше часа, а все остальные 23 часа минус перерыв на сон – надираться пивом и местным алкоголем. Но она не против. Лучше пусть так, чем сидеть дома на диване и смотреть тупые сериалы.
И вот ты видишь себя и друга, за соседним столом. Правда, вы не так молоды, как эти британские юнцы, и уже обсуждаете не тех девушек, которые вам отказали, а тех немногих, что согласились. Как с ними потерялась связь, а потом опять нашлась. Как пару лет назад ты встретил первую любовь на улице в Вене, случайно узнав лишь по подбородку из-под широкополой шляпы. Как она рассказала, что давно и счастливо живет тут с мужем – австрийцем, с которым познакомилась, приехав в отпуск. Что он прекрасный человек и любящий отец прекрасной дочки. Она немного смущена воспоминаниями, которые появились вместе с тобой. Она вспоминает, немного вульгарно, тот день, когда вы пошли гулять в парк, и ты думал, она хочет поцеловаться с тобой на скамейке. А она отвела тебя в самый темный и пустой угол парка и разрешила поласкать себя там, не снимая одежды. Как резинка на её белье сдавливала и ограничивала движения твоей руки, но ты в принципе и не совершал каких-либо особенных действий, а просто делал всё, чтобы она тебя не остановила. А когда ты захотел большего, она резким, отточенным перед зеркалом движением остановила тебя, вскочила на ноги и скомандовала «Нам лучше вернуться». И с тех пор ты никак не мог понять, что пошло не так, на несколько лет остался смущенным и не знал, как правильно подступиться к этому вопросу с другими девушками. И вот, спустя 15 лет, она рассмеялась тебе в лицо и сказала: «Я думала, ты поймешь». И, как 15 лет назад, сообщила, что ей пора уходить, и она была рада видеть тебя и на последок «Приедешь в Вену ещё – обязательно позвони». И ты опять остался в неведении, что же ты сделал не так, и когда наконец поумнеешь. Хотела ли она, чтобы ты пошел за ней, чтобы как в кино, развернул к себе и поцеловал? Скорее всего, да, но вот ты сидишь за тем же столиком, а её серый Пежо уже свернул на улицу и почти выехал на мост над Дунаем.
Друг многозначительно вздыхает и рассуждает о том, что потерянного не вернуть. Ты теперь счастливо женат, у тебя прекрасные дети, а ведь всё могло быть иначе. И вы оба соглашаетесь, что с такими сумасбродными бабами не стоит иметь дела и хорошо, что у вас ничего не вышло. Вы молчите, рисуя в уме картины альтернативной реальности в другой семье, в другой стране, в другой жизни.
А потом ты смотришь на ту датскую (норвежскую?) пару слева. Им чуть за шестьдесят. Они мило держатся за руки и смотрят на рыночную площадь. Скорее всего, у них есть дети, но уже совсем взрослые и, возможно, живут в другой стране. Они прожили хорошую жизнь и много работали, а теперь пенсионная система и социализм делают их жизнь проще и позволяют пожить немного для себя. Ты представляешь себя и свою жену на их месте. Как вы будете вот так сидеть, но уже не в пабе, а во французском ресторане на мысе Де Антиб и обсуждать ошибки своих детей. Вы никогда не будете обсуждать свои ошибки или ошибки молодости, ведь тогда вам в голову полезут мысли, в глазах отразятся чувства и эмоции, а за ними – сомнения и страхи. Отразятся и сразу погаснут. Вы обсудите вкус салата и то, как ели такой же в Люксембурге в свадебном путешествии. Строго говоря, оно было «досвадебное», ведь после свадьбы вы несколько лет копили на квартиру и потом поехали в отпуск уже после рождения сына. Вы обсудите вкус стейка, вернее обсудишь только ты, ведь жене давно нельзя жирное и жареное. А она обсудит нежнейшую дораду, но не эту, а ту, которую вы вместе ели на набережной Порту в 2003-м. А эта, сегодняшняя, конечно, оставляет желать лучшего. Но что поделаешь, это французский ресторан, а не португальский. И ты вспомнишь, что надо платить очередной взнос за новый Вольво, действительно хорошая надежная машина, не зря стоит таких денег. И вы будете смотреть друг на друга с благодарностью и трепетом. Благодарностью за прожитую жизнь, без тревог и потрясений, за дом и за сына, за стабильную работу и редкие, но приятные путешествия. И оба будете думать о том, что могло же быть по-другому. Что эта жизнь далека от той, которую вы представляли в юности, полной риска и веселья, денег и отчаянных поступков. Ваши мысли перенесутся в далекий датский или норвежский дом, где уютный свет ламп Эдисона над любимым креслом и где морозы и наледь за окном заставляют прогревать машину чуть не полчаса. Где вырос и впервые пошел ваш малыш, и где долго стояло фото родившейся, но погибшей от страшного СВСМ дочери. И как вы стали ходить в местную церковь, чтобы справиться с горем, а через несколько лет перестали. И эта жизнь, которая у вас получилась – словно пирог в духовке. Вкусная и сладкая, немного вредная, но точно лучше, чем у других.
Вы закажете десерт из взбитых сливок, быстро съедите его и отправитесь немного погулять. А потом закроете дверь в ванне отеля и разрыдаетесь горько и бессмысленно. Оба. Но поодиночке.
Ты закажешь ещё пиво, пожалуй, последнее этим вечером, и заметишь одинокую фигуру исполина в зелёной куртке. У него будут седые волосы в густой бороде. А на голове волос уже почти не будет. Смуглая кожа выдаст в нём итальянца, а красивые черты лица – архитектора. Он будет сидеть недвижимо сбоку за барной стойкой и смотреть на входящих в паб людей. И ты узнаешь в нём себя. Не сегодняшнего, а себя из другой детской мечты. Себя, который чуть меньше пил и чуть больше работал. Себя, который не женился на любимой женщине, чтобы уделять больше внимания работе. Себя, который много трудился за гроши, рисовал чужие спальни и мечтал о своей, а потом стал работать на большую международную фирму и добился значимых успехов в архитекторе. Себя, который приехал в Бельгию, чтобы спроектировать новый мост. Не музей, не оперный театр, не захудалую филармонию, а мост. Не Бог весть какое достижение для архитектора, но это большой заказ для фирмы и тебе доверили эту миссию. Всего через полгода в каких-то ста метров от паба будет стоять новое современное инженерное чудо, и возможно, лет через 70, он станет символом Антверпена и люди будут говорить: «Этот мост построил модный в свое время архитектор Себастиан Лабуа». Это тот Лабуа, что построил новую церковь из синего мрамора в Дюссельдорфе, это тот Лабуа, что перестраивал дом музыки в Барселоне и потом стал один из самых выдающихся архитекторов Италии. А сегодня он, Себастиан Лабуа, сидит с тобой, или ты сидишь с ним, в шумном пабе на городской пощади Антверпена и он, в отличие от тебя, проклинает свою жалкую жизнь, в которой нет любимой женщины, детей, собственной квартиры (ведь всегда в разъездах) и друзей. В которой есть только отели, поезда, самолёты, строгие офисы и деловые костюмы. Жизнь, которая идёт ровно так, как молодой Себастиан решил в свои 16, поступая в институт Ка-Фоскари на факультет архитектуры и дизайна.