Серов иногда явственно ощущал, что природа одарила его несомненной способностью творить прекрасную прозу. Но он понимал, что литературными трудами он занялся слишком поздно. У него ещё не было собственных писательских приёмов, опыта и сноровки. А ведь каждый серьёзный автор должен всё это обрести ещё в ранней юности!.. И ещё не сложились у него ясные и чёткие критерии для качественных оценок уже написанных им страниц, отрывков, кусков и фрагментов…
А ведь в разведке и на войне критерии оценок оперативных планов, агентурной вербовки и боевых действий были для него очевидны!.. Главным признаком успеха или победы было достиженье цели… Но какую же именно цель преследует он, сочиняя роман?.. Разумеется, чрезвычайно хочется и комплиментов, и славы, но разве дело только в суетной известности, в жирных гонорарах и в веских причинах для бахвальства?..
А ведь в русской армии реноме генерала Серова было весьма высоким, поскольку в своих планах и операциях он сумел обрести собственный фирменный стиль. Служба под командованьем проницательного и хитрого стратега Серова считалась завидно престижной и в тактических боевых подразделеньях, и в штабах… Но как достичь подобной репутации в художественной литературе?..
И Серов корпел над своими текстами натужно и рьяно. И уже радостно чувствовал он, что корявая шершавость постепенно исчезает из его строк. И с растущим упорством он снова на мощном компьютере исправлял и черкал… И порой появлялось у него ощущенье, что каждую свою строчку он вырывает из хаотической бездны…
И, наконец, Серов решил, что каждая его строка должна всецело выражать его сложную и многогранную личность… И с духовной мукой озадачился он вопросом, да кто же он таков?.. И вдруг попытался он постичь собственную потаённую сущность, оценивая свои военные и шпионские операции придирчиво и безмерно строго…
Но Серову болезненно не хотелось пробуждать в себе то странное и жуткое существо, которое затаилось в его нутре. Он мысленно именовал это своё загадочное ощущенье «мистическим зверем», и будил его только в экстремально опасные миги. И мистический зверь всегда сберегал, отключая человеческое сознанье, тело своего владельца…
Серову истово верилось, что он оплачивает пробужденье в себе мистического зверя резким сокращеньем своей жизни… А ещё он страшился того, что мистический зверь окончательно сольётся с его человеческой личностью и заставит его поневоле постигнуть мерзкую и самоубийственную истину о самом себе…
В психическом состояньи «мистического зверя» Вадим Серов почти мгновенно избавлялся от человеческой логики и сразу начинал крайне жестоко действовать только по рефлексу или наитию. И порой Серову маниакально хотелось разом отбросить эту свою мучительную раздвоенность и окончательно преобразиться в мистического зверя. И тогда Серов люто и нервно презирал самого себя за то, что его постыдная боязнь перед скорой смертью мешает ему осуществить такое весьма полезное, – как ему казалось, – намеренье…
А начало его романа уже нравилась ему. В прологе и лирично, и просто было описано хуторское захолустье средь болотных дебрей. И Серов чувствовал в этом прелестном описаньи аромат и пряность дворянской классики…