Рекомендовано к публикации Издательским Советом Русской Православной Церкви
(ИС Р16-552-3766)
© Издательство «Благовест» – текст, оформление, оригинал-макет, 2016
Духовные беседы преподобного Макария оказали глубочайшее влияние на всю историю христианской духовности, став своеобразной вершиной православной мистики и подлинным выражением Предания.
Преподобный Макарий жил в четвертом веке в Египте. После смерти жены и родителей он покинул мир и стал учеником преподобного Антония Великого. По преданию, после смерти своего духовного наставника он получил в наследство его посох, а вместе с этой реликвией словно перешла к нему и часть духовной силы. Вскоре за подвиги, строгость и чистоту монашеской жизни Макарий, также как и его духовник, удостаивается от братий звания Великий. От продолжительных трудов постничества, разнообразных духовных браней имел он, по слову очевидцев, измененным собственное тело, которое более походило на тень, нежели на обычный человеческий вид. Однажды один брат задал авве Макарию вопрос о том, как же можно спастись. Старец ответил: «Должно убегать людей, пребывать в келии, непрестанно плакать о своих грехах, постоянно воздерживать язык свой и чрево: и все это почитать выше всех добродетелей».
Особым даром преподобного Макария было смирение. Известен такой случай. Как-то святой застал у дверей своей келии вора. Тот уже нагружал на осла весьма скромные пожитки преподобного. Авва без раздумий помог увязать грабителю поклажу и отпустил того с миром, глубокомысленно добавив при этом: «Мы ничего не внесли в этот мир, ясно, что ничего не можем и унести отсюда».
В своих каждодневных монашеских подвигах Макарий провел в пустыне 60 лет. Больше всего времени он проводил в беседе с Богом, часто пребывая в состоянии духовного восхищения. Его духовным наследием стали записанные учениками пятьдесят бесед и семь подвижнических слов. Это – многоценный духовный опыт, помогающий нам и сегодня и вдохновляющий всех желающих двигаться спасительным путем, очищать помыслы и совершенствоваться. Своим учением, по словам прп. Иустина (Поповича), преподобный Макарий Великий по праву заслуживает звания «первого по степени достоинства христианского психолога».
Главная тема всех бесед преподобного – это мысль о тесном единении души с Богом, как наивысшей цели и наивысшего блага для каждого человека. К этому единению он и призывает души истинно верующих. Его наставления ясны, просты и вразумительны. Святой Макарий Египетский говорит нам, что цель поста, цель нашего воздержания проста – это вовсе не истязание и угнетение тела, а скорее оказание помощи собственной душе. Ведь мы воздерживаемся от пищи не только для того, чтобы ослабить физические влечения и похоти, но чтобы создать благоприятные условия для нашей духовной жизни. Мы постимся, чтобы задуматься о самих себе, о том, как мы живем и куда мы движемся. Мы постимся, чтобы наша молитва стала более сосредоточенной, более чистосердечной, а, следовательно, более угодной Богу. Мы постимся для того, чтобы стать такими же совершенными, как и Отец наш Небесный.
Дарья Киселева
Тайное борение и труд, и размышление надобно непрерывно иметь любителям добродетели, приступая к исполнению всякой заповеди, молятся ли они или услуживают, едят ли или пьют, чтобы все, что ни делается доброго, совершалось во славу Божию, а не к нашей славе. Всякое же исполнение заповедей будет для нас удобно и легко, когда любовь Божия облегчает их и разрешает всю их трудность. (1, с. 502)
Не ослабляй напряжение души обильным угощением и передышкою в трудах, отступив от свойственных душе наслаждений, которыми нельзя насытиться. Дай телу то, что ему необходимо, и не приступай к еде раньше, чем придет время ужину. Пусть же твоим ужином будет хлеб и к нему поданы плоды земли и созревшие фрукты деревьев; относись к пище легко и не неистовствуй, обнаруживая чревоугодие; не ешь мясо и не будь любителем вина, если только это тебе не служит для подкрепления сил во время болезни; но в замену удовольствий, которые заключаются в этих вещах, побуждай себя к радостям, заключающимся в Божественных словах и священных песнопениях, и к даруемой тебе от Бога мудрости; пусть мысль о Небе возводит тебя к Небу; и отбрось многочисленные заботы о теле, укрепившись надеждою на Бога, веря, что Он довлеющим образом даст тебе все необходимое: и пищу для жизни, и одежду для тела, и крышу над головою от зимней стужи – все это принадлежит твоему Царю, и это Его дело – в высшей степени заботиться о Своих угодниках, как о Своих святынях и храмах. (3, с. 73)
Блаженный Моисей в двух образах показал нам, какую славу света и какое умное услаждение Духа будут иметь истинные христиане в воскресении, еще и ныне сподобляясь оных тайн, почему обнаружатся тогда оные и на телах их. Ибо как сказано уже прежде, какую славу ныне еще имеют святые в душах, такою и обнаженные тела их покроются и облекутся, и будут восхищены на небеса, и тогда уже и телом и душою вовеки будем упокоеваться с Господом во Царствии. Бог, сотворив Адама, не устроил ему телесных крыл, как птицам, но уготовал ему крылья Святого Духа, то есть крылья, которые даст ему в воскресении, чтобы подняли и восхитили его, куда угодно Духу. Сии-то крылья еще ныне сподобляются иметь души святых, воспаряющие умом к небесному мудрствованию. Ибо у христиан другой есть мир, иная трапеза, иные одеяния, иное наслаждение, иное общение, иной образ мыслей, почему и лучше они всех людей. Силу же всего этого еще ныне сподобляются они во внутренность души своей принимать через Духа Святого, почему в воскресение и тела их сподобятся вечных оных духовных благ и причастны будут той славы, каковой опыты еще ныне изведали души их. (1, с. 105)
Церковь можно разуметь в двух видах: или как собрание верных, или как душевный состав. Посему когда церковь берется духовно, в значении человека, – тогда она есть целый состав его; а пять словес означают пять общих добродетелей, которые делятся на многие виды и назидают целого человека. Как тот, кто глаголет о Господе, пятью словесами объемлет всю мудрость, так тот, кто последует Господу, пятью добродетелями назидает великое благочестие, потому что добродетелей сих пять, но они объемлют собою и все прочие. Первая – молитва, потом – воздержание, милостыня, нищета, долготерпение; все они, будучи совершаемы по желанию и произволению, суть словеса душевные, глаголемые Господом и слышимые сердцем, ибо действует Господь и Дух глаголет тогда мысленно; и в какой мере вожделевает сердце, в такой совершает явно. (1, с. 362–363)
Писание… говорит: никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым (1 Кор. 12, 3). А воздерживающийся без молитвы как устоит без этой помощи? И кто не воздерживается во всем, тот как будет милостивым к алчущему или обиженному? А кто немилосерд, тот не согласится произвольно обнищать. И обратно, раздражительность живет вместе с пристрастием к деньгам, хотя бы имел их человек или нет. Но душа доблестная присозидается таким образом к Церкви не потому, что сделала, но потому, что возжелала. (1, с. 363–364)
Все те, которые в состоянии были преодолеть и миновать преграды греха, входят в умиренный и исполненный многих благ небесный град, где упокоеваются духи праведных. А для сего должно сильно трудиться и подвизаться, иначе несправедливо будет пришедшему для тебя Жениху страдать и быть распятым, а невесте, для которой приходил Жених, быть веселою и кружиться. Как в видимом мире блудница бесчинно предает себя всякому, так и душа предала себя всякому демону и растлевается духами. Ибо одни совершают грех и худое по произволению, а некоторые – не по произволению. Что же сие значит? То, что которые делают худое по произволению, те предают свою волю пороку, услаждаются им, дружатся с ним, те – в мире с сатаною и в помыслах своих не ведут брани с диаволом; а которые делают то не по произволению, те имеют в себе грех, по апостолу, противоборствующий закону… в членах их (Рим. 7, 23), в тех при произволении есть темная сила и покрывало, и они не соглашаются на помыслы, не услаждаются ими, не повинуются им, а противоречат и противодействуют и сами на себя гневаются. Последние гораздо лучше и драгоценнее перед Богом, нежели первые, которые по собственному произволению предают волю свою пороку и услаждаются им. (1, с. 295–296)
Если не будут украшать нас смиренномудрие, простота и благость, то никакой не принесет нам пользы молитвенная наружность. Говорим это не только о молитве, но и о всяком подвиге, или труде, или девстве, или молитве, или о каком бы то ни было подвиге и делании, совершаемом ради добродетели. Если не находим в себе обильных плодов любви, мира, радости, кротости, смирения, простоты, искренности, веры и долготерпения, то тщетны и напрасны были все наши подвиги; потому что всякое таковое делание и все сии подвиги должны совершаться ради плодов. Если же не оказывается в нас плодов любви и мира, то вотще и напрасно совершается все делание. Делающие без плодов в день суда окажутся подобными пяти юродивым девам, которые, поелику в сосудах сердца не принесли отсюда духовного елея, то есть исчисленных выше добродетелей, то за сие самое названы юродивыми и не допущены в духовный чертог Царствия. За недостаток добродетелей, за то, что не имели в себе явственного обитания Духа, и сам подвиг девства вменен ни во что. Как при возделывании виноградника все попечение прилагается для того, чтобы насладиться плодами; а как скоро не оказывается плодов в винограднике, весь труд возделывания становится тщетным и напрасным; так, если, при действенности Духа, духовным чувством со всей несомненностью не познаем в себе плодов любви, мира, радости, смирения и прочих исчисленных апостолом добродетелей (см. Гал. 5, 22), то напрасен подвиг девства и труд молитвы, псалмопения, поста, бдения оказывается ни к чему не служащим; потому что душевные и телесные сии труды должны быть совершаемы в надежде духовных плодов. Плодоношение же Духа в добродетелях есть духовное наслаждение ими с нерастленным удовольствием для сердец верных, в которых действует Дух. С великою разборчивостью разумения да оцениваются делание, труд и все естественные подвиги, чрез веру и упование производимые в достойных Духом Святым. Прекрасное дело – пост, бдение, странническая жизнь; даже это – цвет доброго жития. Впрочем, есть более внутренний чин христиан, и никто не должен возлагать упование на сии одни дела. Случается же, что некоторые бывают причастниками благодати, и живущий еще в них порок хитрит, добровольно уступает место и не действует, но заставляет человека думать, что ум его стал чист и вводит уже его в самомнение, и говорит он: «Совершенный я христианин». А потом, когда человек подумает о себе: «Я уже свободен» и предастся нерадению; тогда кроющийся порок наступает на человека разбойнически, искушает его и низводит до преисподних земли. Если и люди, не раз занимавшиеся разбоем или бывшие воинами, умеют хитрить над неприятелями, делают засады, скрываются, заходят в тыл врагам и внезапно их окружают и убивают, то кольми паче злоба, которая столько тысячелетий занимается сим делом и губит столько душ, умеет укрыться в сердце, не действовать до времени, чтобы ввести душу в самомнение о своем совершенстве. (1, с. 476–477)