С того самого дня, когда Орест убил свою мать Клитемнестру, чтобы отомстить за смерть Агамемнона, людей преследовали фурии, богини-мстительницы. Но только в двадцать втором веке люди сделали из стали настоящих фурий. К этому времени человечество столкнулось с кризисом, и, чтобы выйти из него, пришлось прибегнуть к помощи фурий, созданных по человеческому образу. Эти стальные фурии неотступно преследовали тех, кто убивал себе подобных. Они преследовали только убийц, и никого больше. К этому моменту люди не совершали других более или менее тяжких преступлений.
Процедура была простой. Неожиданно, без всякого предупреждения, убийца, чувствовавший себя в полной безопасности, слышал за спиной тяжелые шаги. Он поворачивался и видел идущего к нему стального человека. Только теперь убийца понимал, что всеведущие электронные компьютеры подвергли его суду.
Отныне и до конца своих дней убийца будет слышать тяжелые шаги за спиной, преследующие его подобно двигающейся тюрьме с невидимыми решетками, которая отрезает от остального мира. Больше никогда преступник не останется один.
И наступит день, неведомый для него, когда тюремщик превратится в палача.
Дэннер откинулся на спинку удобного кресла и закрыл глаза, наслаждаясь изысканным вкусом выдержанного вина. Он чувствовал себя в безопасности, под надежной защитой. Вот уже почти час он сидел в шикарном ресторане, заказывал самую дорогую и изысканную пищу, слушал музыку, которая создавала какую-то особую атмосферу, и отрывки негромкого разговора соседей за столиком рядом. Уже давно Дэннер не чувствовал себя так хорошо. Приятно иметь много денег.
Деньги достались ему нелегко. Дэннеру пришлось убить человека, чтобы получить сказочную сумму. Но его не тревожило чувство вины. Оно возникает лишь тогда, когда тебя уличают в преступлении, а у Дэннера была самая надежная защита в мире, чего никогда раньше ни у кого не было. Его защищала именно та сила, которая должна была покарать. Дэннеру было хорошо известно, что за убийством должно последовать наказание, расплата, которой невозможно избежать. Если бы Харц не убедил его, что на этот раз расплаты не будет, Дэннер никогда не нажал бы на спусковой крючок…
В его сознании промелькнуло полузабытое архаичное слово «грех». Однако это слово не пробудило у него никаких эмоций. Было время, когда понятие «грех» каким-то странным образом ассоциировалось с виной. Но это время осталось в далеком прошлом. Человечество пережило слишком много потрясений, и понятие «грех» больше не имело никакого смысла.
Дэннер потряс головой, отбрасывая смутное неприятное воспоминание, и попробовал стоящий перед ним пальмовый салат. Его вкус ему не понравился. Ничего не поделаешь, в мире не бывает совершенства. Дэннер поднес к губам бокал с вином, наслаждаясь тем, что бокал как бы вибрирует у него в руке. «Превосходное вино», – подумал он и хотел было заказать еще одну бутылку, но затем решил отложить на следующий раз. Теперь его ожидает так много удовольствий. Ради этого стоило пойти на риск. Правда, в его случае никакого риска, разумеется, не было.
Дэннер был человеком, который родился не вовремя. Он был уже достаточно взрослым, чтобы запомнить последние дни Утопии, и достаточно молодым, чтобы испытать лишения, последовавшие в результате введения новой экономики, при которой люди страдали от недостатка самых разных товаров. Эта экономика была навязана людям машинами, которые управляли обществом. В юности, подобно всем остальным, Дэннер испытал прелесть бесплатной роскоши. Он помнил давно ушедшие дни, когда он, как и все юноши, погружался в сверкающие, яркие и захватывающие ощущения, которые создавались действовавшими в то время машинами развлечений. Эти фантастические картины не существовали и не могли существовать, но казались такими реальными. Затем наступила новая экономика, и удовольствия исчезли. Теперь каждый получал только самое необходимое, зато работал весь день. Дэннер ненавидел новую жизнь.
Когда произошел стремительный переход к новому строю, он был еще слишком молодым и неопытным, чтобы вступить в отчаянную борьбу. Тот, кто был богатым сегодня, создал свои состояния, захватив те немногие предметы роскоши, которые еще производили машины. А таким, как Дэннер, остались одни воспоминания о хорошей жизни и вечно гложущее чувство, что их обманули. Ему хотелось возвращения счастливых дней юности и было наплевать, как он этого добьется.
И вот теперь он достиг цели. Дэннер коснулся края бокала указательным пальцем, чувствуя, как стекло запело от прикосновения. «Хрусталь?» – подумал он. Дэннер слишком слабо разбирался в предметах роскоши, но это его не беспокоило. Он научится. Впереди целая жизнь, которую он проведет, купаясь в удовольствиях и роскоши.
Дэннер поднял голову и увидел через прозрачный купол крыши ресторана плавящиеся в солнечных лучах башни города. Они простирались до самого горизонта. И это был всего лишь один город. Когда ему надоест жить здесь, он переедет в другой. Вся страна, вся планета была покрыта транспортной сетью, соединяющей города в одно огромное, сложное, наполовину живое чудовище. Назовем его обществом.
Дэннер почувствовал, что сквозь пол донеслась едва ощутимая дрожь.
Он поднял бокал и осушил его. Смутное беспокойство было чем-то новым. Его причиной… ну конечно, его причиной был так и не подавленный страх.
Все потому, что он остался непойманным.
Но ведь это бессмысленно, подумал Дэннер. Разумеется, город представлял собой исключительно сложный организм, функционирующий под надзором бесстрастных, неподкупных машин. Они, и только они, поддерживали существование людей, не позволяя им превратиться в представителей вымирающей фауны. Основой всей сложнейшей системы были аналоговые электронные машины и цифровые компьютеры. Это они создавали законы и обеспечивали их выполнение, а без законов существование человечества стало бы невозможным. Дэннер не слишком хорошо разбирался в радикальных изменениях, которые произошли в обществе на протяжении его жизни, но вот это было ему понятно.
И тем не менее он, Дэннер, сидел в роскошном ресторане, пил дорогое вино, наслаждался музыкой, а за спинкой его мягкого кресла не стояла зловещая стальная фурия, подтверждая этим, что компьютеры все еще успешно охраняют благополучие общества…
И тут в зале появилась фурия.
В ресторане сразу же воцарилась мертвая тишина. Дэннер подносил вилку ко рту, но остановился словно завороженный, поднял голову и посмотрел в сторону входа.
Фурия была выше человеческого роста. На мгновение она замерла у двери, и луч вечернего солнца отразился ослепительным пятном от ее плеча. У нее не было лица, но казалось, что она медленно обвела взглядом весь ресторан, столик за столиком. Затем фурия шагнула вперед, лучи солнечного света скользнули с нее, и она приобрела очертания закованного в сталь очень высокого человека, медленно идущего между столиками.
– Нет, это не за мной, – прошептал Дэннер, опуская вилку рядом с тарелкой с нетронутой едой. – Все остальные могут сомневаться. Но я уверен.
И подобно тому как перед мысленным взором тонущего человека проходят удивительно четкие, красочные в каждой детали картины его жизни, сконцентрированные в мимолетное мгновение, он вспомнил все подробности разговора с Харцем.
Он как бы снова увидел хозяина кабинета, полного, со светлыми волосами и густыми бровями, придающими ему печальный вид. Человека, выглядевшего спокойным и безмятежным, пока он не начинал говорить: и тогда сразу возникала атмосфера напряженности, которую создавала излучаемая Харцем неистощимая энергия, мощный поток которой, казалось, заставлял трепетать окружающий его воздух. Дэннер вспомнил, как он стоял перед письменным столом Харца, чувствуя под подошвами своих туфель низкое гудение огромных компьютеров, от которого вибрировал пол. За окном кабинета виднелись длинные ряды сверкающих пультов электронных машин с бесчисленными разноцветными лампочками, мигающими в самых разных сочетаниях. Компьютеры получали информацию, обрабатывали ее и выдавали в виде цифр, подобно таинственным оракулам. Только такие люди, как Харц, понимали язык этих оракулов.
– У меня есть для вас дело, – сказал Харц. – Мне нужно, чтобы вы убили человека.
– О нет, – покачал головой Дэннер. – Вы что, принимаете меня за дурака?
– Не спешите с ответом. Разве вам не нужны деньги?
– Зачем? Для пышных похорон?
– Нет, чтобы вести роскошную жизнь. Я знаю, что вы не дурак. И мне совершенно точно известно, что вы не выполните мое поручение, если только вам не будет выплачена огромная сумма денег и гарантирована безопасность. И то и другое я и могу вам предложить. Да, и гарантию безопасности.
Дэннер посмотрел на ряды компьютеров через прозрачную стену кабинета.
– Разумеется… – пробормотал он.
– Вы все еще не понимаете. Я действительно могу гарантировать это. Мне… – Харц беспокойно оглянулся, будто не верил, что даже в его собственном кабинете их никто не сможет подслушать. – Мне удалось добиться кое-чего совершенно нового. Теперь я могу направить любую фурию в нужном мне направлении.
– Можете направить, – повторил Дэннер.
– Думаете, я шучу? Я вам продемонстрирую это. В моих силах отозвать фурию, преследующую убийцу.
– Каким образом?
– Это мой секрет, как вы сами понимаете. В общем, я ввожу в компьютеры неверные данные, в результате чего они выносят неверный приговор или неправильно его осуществляют после суда.
– Но ведь это опасно!
– Опасно? – Пронзительный взгляд Харца из-под густых бровей остановился на лице Дэннера. – Действительно, это опасно. Поэтому я пользуюсь этим очень редко. По правде говоря, такое случилось лишь один раз. Дело в том, что я разработал свой метод теоретически и потом один раз проверил его на практике. И вполне успешно. Я прибегну к этому методу еще один раз, чтобы убедить вас. И затем, в последний раз, для вашей защиты. И все. Я не хочу нарушать точность работы компьютеров. После того как мое поручение будет выполнено, это не понадобится.
– Кого я должен убить?
Харц невольно посмотрел на потолок – там, на верхнем этаже небоскреба, помещался кабинет управляющего.
– О’Рейлли, – сказал он.
Дэннер тоже взглянул на потолок, как будто мог увидеть через толщу бетона подошвы ботинок О’Рейлли, верховного управляющего компьютерными системами Земли.
– Почему?
– Очень просто, – улыбнулся Харц. – Хочу занять его должность.
– Если вы так уверены, что можете остановить фурий, почему бы вам не убить его самому?
– Да потому, что тогда это будет шито белыми нитками, – нетерпеливо бросил Харц. – Подумайте сами. Я лицо, особо заинтересованное в его смерти. Не надо и калькулятора, чтобы понять, кто претендует на его место. Даже если я сумею направить фурию по ложному следу, люди не поверят, что это сделал не я. А вот у вас нет причин для убийства О’Рейлли. Подлинные обстоятельства дела будут известны одним компьютерам, а их я беру на себя.
– Почему я должен верить, что вы сумеете выполнить свое обещание?
– Очень просто. Смотрите.
Харц встал и быстрыми шагами направился к противоположному углу комнаты. Он ступал по ковру, покрывающему пол, и каждый его шаг был легким и упругим, как у юноши. В углу стоял аппарат с массой кнопок и наклонным экраном. Нервным жестом Харц нажал на одну из кнопок, и на засветившемся экране появилась поразительно четкая карта одного из участков города.
– Сначала мне нужно найти район, где действует одна из фурий, – объяснил он.
Карта исчезла, и он снова нажал на кнопку. Первоначально расплывчатые линии на экране постепенно стали четкими и яркими. Недалеко от центра города появился цветной крест. Он медленно поплыл по экрану со скоростью пешехода.
– Вот, – произнес Харц, наклонился и прочитал название улицы. С его лица на стеклянную поверхность экрана упала капля пота, и он поспешно стер ее рукавом. – По этой улице идет человек, за которым следует фурия. Сейчас ты увидишь, что произойдет. Наблюдай внимательнее.
Он нажал еще одну кнопку, и карта на экране сменилась картинкой городской улицы. Харц подождал, когда изображение станет четким и поразительно красочным. По улице ехали машины, люди спешили по своим делам или, наоборот, шли не спеша, разглядывая витрины магазинов. Но среди массы людей виднелся крохотный оазис, островок в человеческом море. Внутри этого островка двигались две фигуры – Робинзон Крузо с верным Пятницей. Первым был измученный человек, идущий с опущенной вниз головой, глядя под ноги. За ним следовала высокая человекообразная фигура, от металлической поверхности которой отражались блики света.
Эти двое двигались внутри пустого пространства, будто невидимые стены отделяли их от толпы, которая расступалась перед ними и смыкалась у них за спиной. Некоторые прохожие смотрели на эту пару с любопытством, другие отворачивались, но были и люди, наблюдавшие за сценой с откровенным интересом, словно надеясь, что именно сейчас Пятница поднимет свою стальную руку и прикончит Крузо.
– Следи за каждым движением. – В голосе Харца звучало волнение. – Сейчас я уведу фурию от этого человека.
Он вернулся к своему столу, выдвинул ящик и нагнулся над ним, закрывая его своим телом от взгляда Дэннера. Послышалось несколько щелчков.
– Ну вот, – сказал Харц, задвинув ящик, и провел рукой по мокрому от пота лбу. – Что-то здесь жарко. Не отрывайся от экрана. Вот-вот начнется.
Харц подошел к огромному экрану, щелкнул переключателем, уличная сцена резко увеличилась, будто наблюдатели переместились намного ближе. Человек и неотступно следующий за ним тюремщик заняли большую часть экрана. Лицо человека казалось равнодушным и бесстрастным, как у робота. Можно было подумать, что эти двое провели много времени друг с другом – вероятно, так оно и было.
– Подождем, пока они выйдут из толпы, – пробормотал Харц. – Надо, чтобы все прошло незаметно и не привлекло внимания. Смотри, он сворачивает в переулок. – Человек, который до этого шел вперед, не выбирая направления, резко свернул в узкий темный переулок, идущий от главной улицы. Глаз камеры неотступно следовал за ним – так же неотступно, как и робот-мститель.
– Значит, у вас повсюду телевизионные камеры? – с интересом спросил Дэннер. – Я так и думал. Как все происходит? Этих двух, их что, передают с одной камеры на другую на каждом углу или луч следит…
– Не отвлекайся, – бросил Харц. – Это профессиональная тайна. Смотри. Придется подождать, пока… Нет, вот сейчас он попытается скрыться!
Человек украдкой оглянулся. Фурия в этот момент огибала угол, входя в переулок. Харц бросился к своему столу и поспешно выдвинул ящик. Правая рука Харца застыла над ним, глаза не отрывались от экрана. Странно, но человек в темном переулке, хотя он, конечно, не мог знать, что за ним наблюдают, поднял голову вверх и взглянул прямо в камеру, в глаза следящих за ним Харца и Дэннера. Затем он глубоко вздохнул и бросился бежать.
Из ящика Харца послышался щелчок. Стальной робот, который мгновенно последовал за преследуемым им человеком, вдруг замедлил движение, остановился и начал как-то неуклюже топтаться на своих металлических ногах. Затем он замер на месте, подобно машине, у которой отключили питание.
В углу экрана, в пределах видимости телевизионной камеры, Дэннер увидел человека, который обернулся, и лицо его отразило изумление. Случилось невероятное. Робот стоял, делая нерешительные движения, как будто новые команды, только что полученные им от Харца, боролись с теми, что он выполнял ранее. Затем фурия повернулась спиной к человеку, исчезающему в глубине переулка, двигаясь теперь уверенно, без малейших колебаний, словно выполняла свои прямые обязанности, а не нарушала основные законы общества столь странным поведением.
Харц выключил экран, и изображение исчезло. Он снова вытер лоб, подошел к прозрачной стене, отделяющей его от рядов компьютеров, словно стараясь убедиться в том, что они не обратили внимания на его действия. Он выглядел таким маленьким на фоне гигантских электронных машин.
– Ну, что скажешь, Дэннер? – бросил он через плечо.
Последовали, разумеется, дальнейшие уговоры, увеличилась и без того огромная сумма вознаграждения за убийство, но Дэннер решил согласиться еще в тот момент, когда увидал, как фурия ушла от обреченного на смерть человека. Немалый риск, конечно, но все-таки, раз опасность не так велика. А вознаграждение…
В ресторане прекратилось всякое движение и воцарилась мертвая тишина. Фурия медленно двигалась между столиками, обходя посетителей, никого не касаясь. При ее приближении лица посетителей бледнели и поворачивались к ней. «Неужели это за мной?» – думал каждый. Даже совершенно невинные думали: «А вдруг компьютеры впервые совершили ошибку и фурия пришла за мной? Несомненно, ошибка, но ее нельзя обжаловать, и мне ничего не удастся доказать». Несмотря на то что понятие вины в этом мире не имело смысла, понятие кары было реальным, и кара могла оказаться слепой, нанося удар подобно молнии.
– Это не за мной, – шептал Дэннер сквозь сжатые зубы. – Я в безопасности. Под надежной защитой. Она пришла сюда за кем-то другим. – И все-таки как это странно, какое невероятное совпадение, что в одном ресторане, под одной крышей оказалось сегодня двое убийц. Он, Дэннер, и кто-то другой, за кем явилась фурия.
Дэннер опустил голову, посмотрел на нетронутую еду, и внезапно его сознание отключилось от окружающего мира и попыталось скрыться от действительности, подобно страусу, прячущему голову в песок. Странные мысли проносились у него в голове – мысли о пище. Как растет спаржа? Как выглядят в природе составляющие блюд? Ему никогда не приходилось видеть сырые овощи, потому что они всегда появлялись на столиках ресторана в приготовленном виде или подносы с ними выдвигались из автоматов. Например, картофель. На что он похож? На влажную белую массу? Нет, иногда картофель подавали в виде овальных ломтиков, так что картофель должен иметь овальную форму. Но не круглую. Часто картофель готовили в форме длинных узких ломтиков, жаренных в масле. Белых, разумеется. И Дэннер был почти убежден, что картофель растет под землей. Длинные переплетающиеся корни среди труб и кабелей, обнажавшихся, когда ремонтировали улицы. Как странно, что он ест нечто, похожее на слабые тонкие человеческие руки, обнимающие канализационные сети города, поедаемые червями. И после того как фурия найдет его, он тоже может там оказаться…
Дэннер отодвинул тарелку.
Шорох и шепот в зале ресторана заставили его поднять голову помимо воли, подобно автомату. Фурия была уже в середине зала, и было и смешно, и страшно наблюдать, какое облегчение испытывали те, кого она уже миновала. Две или три женщины закрыли лица руками, а один мужчина соскользнул с кресла на пол, потеряв сознание. По-видимому, вид фурии пробуждал в людях глубоко скрытый страх.
Стальной робот был уже совсем близко. Фурия казалась футов семи ростом, и ее движения были поразительно плавными. Более плавными, чем человеческие. Стальные ноги опускались на ковер с тяжелым металлическим звуком. Тук… тук… тук… Дэннер бессознательно попытался рассчитать ее вес. О фуриях всегда говорили, что они движутся беззвучно – если не считать ужасных тяжелых шагов, – но эта едва слышно поскрипывала где-то в глубине своего мощного тела. У нее не было черт лица, однако человеческое воображение не могло не нарисовать что-то вроде лба, глаз, носа и рта на гладкой стальной поверхности головы, причем казалось, что глаза внимательно осматривают сидящих в ресторане.
Фурия приближалась. Теперь глаза всех посетителей ресторана были направлены в сторону Дэннера. Она шла прямо к нему. Дэннеру почти казалось, что…
– Нет! – твердил он. – Нет, этого не может быть!
Он чувствовал себя подобно человеку, охваченному мучительным кошмаром и готовому проснуться. «Ну почему же я не просыпаюсь! – думал он. – Надо проснуться еще до того, как она подойдет ко мне».
Но кошмар продолжался. И теперь фурия остановилась рядом с ним. Стук шагов прекратился. Слышалось только едва уловимое поскрипывание. Фурия замерла у его стола, неподвижная, молчаливая, угрожающе огромная.
Дэннер почувствовал, как его лицо покраснело от невыносимого жара нахлынувшей крови – неверие, ярость, стыд. Сердце билось с такой силой, что все в поле его зрения – ресторан, посетители, столики – стало расплывчатым и неясным, ужасная боль пронзила голову от виска до виска.
Он с криком вскочил на ноги.
– Нет, нет! – закричал он, глядя на бесстрастную стальную фигуру. – Это ошибка! Пошла прочь! Это не я, не я!
Он пошарил рукой по столу, нащупал тарелку и изо всех сил швырнул ее в бронированную грудь фурии. Тарелка разбилась, и белые, зеленые и коричневые пятна появились на полированной стали. Пошатнувшись, отбросив кресло, Дэннер обогнул столик, стальную фигуру фурии и бросился к выходу.
Сейчас он думал только о Харце.
Море лиц проплывало мимо него, когда он, спотыкаясь, бежал к двери. Одни смотрели на Дэннера с любопытством, другие старались не поворачиваться в его сторону, глядя в тарелки, или закрывали лицо руками. За спиной он слышал размеренные тяжелые шаги и едва ощутимое поскрипывание где-то внутри стальной брони.
Люди остались позади, и Дэннер выбежал из ресторана, даже не заметив, что открыл дверь. Он стоял на тротуаре. По лицу стекали капли пота, и воздух казался ледяным, хотя день не был холодным. В слепой панике Дэннер посмотрел по сторонам и затем бросился к ряду телефонных будок в середине квартала. Образ Харца настолько отчетливо плыл перед его глазами, что Дэннер наталкивался на прохожих, не видя их. Он смутно слышал возмущенные голоса, которые тут же умолкали при виде фурии. Люди начали расступаться перед ним. Он вошел в появившееся пустое пространство, островок изоляции от остального мира, и направился к ближайшей телефонной будке.
Когда Дэннер закрыл за собой стеклянную дверцу, пульсация крови в ушах казалась ему настолько громкой, что звуконепроницаемые стенки телефонной будки словно вибрировали в такт ударам сердца. Оглянувшись, он увидел, что робот бесстрастно остановился у двери, ожидая, когда Дэннер выйдет из будки. Струйки соуса стекали по стальной груди, подобно разноцветным знакам отличия.
Дэннер попытался набрать номер. Его пальцы отказывались повиноваться. Он несколько раз глубоко вздохнул, стараясь овладеть собой. В голову пришло совсем не к месту – он ушел из ресторана, не расплатившись. И затем – а зачем мне теперь деньги? Черт бы побрал этого Харца!
Он набрал номер Харца.
– Приемная управляющего Харца. Чем могу служить? – На экране четким, ярким цветным изображением высветилось лицо девушки. В этой части города установлены дорогие высококачественные телефоны с экранами, почему-то подумал Дэннер.
У него сжало горло, и пришлось напрячь силу воли, чтобы произнести свое имя. Интересно, видит ли секретарша за его спиной неясные очертания высокой фигуры фурии, подумал Дэннер. Он так и не понял этого, потому что девушка тут же наклонилась к листу бумаги на столе.
– Мне очень жаль, но мистер Харц уехал и не вернется сегодня.
Экран погас.
Дэннер открыл дверь и встал. Ноги казались какими-то ватными. Робот стоял как раз на таком расстоянии от будки, что дверь едва могла открыться. На мгновение они замерли, глядя друг на друга. Дэннер внезапно услышал звуки собственного безумного хохота, граничащего с истерией. Робот с многоцветным пятном на груди, походившим на орденские ленты, выглядел таким забавным! К своему изумлению, Дэннер увидел, что все это время стискивал в левой руке салфетку из ресторана.
– Отойди, – сказал он роботу. – Дай мне выйти из будки. Какой же ты дурак, раз не понимаешь, что произошла ошибка! – Его голос дрожал. Робот отступил назад с едва слышным скрипом. – Мне и так неприятно, что ты всюду следуешь за мной, – продолжал Дэннер. – И уж тем более противно, что у тебя на груди такое грязное жирное пятно! Грязный робот – что может быть… может быть… – Он почувствовал, что вот-вот разрыдается. Не то смеясь, не то плача, Дэннер подошел к фурии, стер салфеткой грязное пятно со стальной груди и бросил салфетку на тротуар.
И в это самое мгновение, когда его рука коснулась холодной стали, он внезапно понял, что никогда в жизни больше не будет один. За ним всегда будет следовать фурия, за спиной всегда будут слышаться тяжелые шаги. До самого последнего вздоха их тени будут рядом. А когда наступит момент смерти, эти могучие стальные руки прикончат его, может быть прижав к металлической груди, и последнее, что он увидит, – бесстрастное лицо, наклоненное вниз. И это будет не лицо человека, а черный стальной череп фурии.
Дэннеру понадобилась почти неделя, чтобы добиться разговора с Харцем. На протяжении этой недели он понял, почему многие из тех, за кем следуют фурии, сходят с ума. Ложась спать в своей комнате, расположенной в одной из самых роскошных гостиниц, Дэннер видел, как свет уличного светильника отражается от металлического плеча преследователя, терпеливо и бесстрастно ждущего его на улице. По ночам, то и дело просыпаясь, Дэннер слышал, как снаружи доносится легкий скрип механизмов, скрытых под броней робота. Ложась спать, он не знал, увидит ли еще раз восход солнца. Или смертельный удар будет нанесен, когда он спит? Что это будет за удар? Как приводят фурии в исполнение приговоры? Каждое утро Дэннер встречал тусклый свет наступающего дня с каким-то облегчением. По крайней мере, прожита еще одна ночь. Но разве можно назвать это жизнью? И стоит ли так жить?
Он сохранил за собой номер в гостинице. Наверно, администрация хотела, чтобы он переехал в другое место, но никто к нему не обращался по этому поводу. Возможно, они просто не решались. Жизнь стала для Дэннера чем-то странным, едва ощутимым, прозрачным, словно он смотрел на нее через невидимую стену. Ему хотелось одного – встретиться с Харцем. Все остальное – роскошь, развлечения, путешествия – перестали привлекать Дэннера. Он знал, что, куда бы ни пошел, всюду будет не один.
Он провел много часов в публичной библиотеке, читая все, что было известно о фуриях. Именно здесь он натолкнулся на две пугающие, запавшие ему в память строчки, которые написал Мильтон в те годы, когда мир был маленьким и простым, строчки, которые озадачивали всех и приводили в недоумение до того момента, когда человек создал по своему образу и подобию стальных фурий.
И эта двурукая машина за спиной
Стоит недвижно с поднятой рукой…
Дэннер поднял голову и посмотрел на свою двурукую стальную спутницу, застывшую за его спиной, и подумал о Мильтоне и о давно прошедшем времени, когда все цивилизации сорвались в пропасть и погрузились в ужас Великого Хаоса. И период до этого, когда люди были… ну, какими-то иными. Но чем они отличались от поколений, пришедших им на смену? Все казалось таким далеким и непонятным. Дэннер не мог представить себе жизнь до появления машин.
И все-таки впервые за все эти годы он понял, что случилось на самом деле, когда он был еще совсем юным и прекрасный мир внезапно исчез, уступив место серой скуке новой эпохи. И люди впервые создали фурий, похожих на них самих.
Перед началом эры великих войн технология достигла такой высокой ступени развития, что машины сами создавали машины, подобно живым существам, и на Земле мог бы воцариться рай, когда все потребности людей полностью удовлетворялись, если бы не одно обстоятельство – общественное развитие далеко отстало от технического развития. Разразились ужасные войны, в которых люди и машины воевали бок о бок, сталь против стали и человек против человека. Но люди были куда более уязвимыми. Войны закончились сами собой, когда не осталось двух обществ, способных воевать друг с другом. Человечество начало распадаться на постоянно уменьшающиеся группы, и наконец наступила ситуация, мало чем отличающаяся от анархии.
Машины зализали свои металлические раны и вылечили друг друга, как и планировали их создатели. Машины не нуждались в общественном развитии, они просто воспроизводили другие механизмы и снабжали человечество предметами, которые были необходимы для рая на Земле. Правда, далеко не все предметы роскоши стали теперь доступны, потому что некоторые виды машин были полностью уничтожены и не могли воспроизводить себе подобных. Но большинство из них добывали сырье, перерабатывали его, отливали и обтачивали необходимые детали, сами вырабатывали нужное им топливо, ремонтировали себя и поддерживали свое существование на Земле с эффективностью, совершенно недоступной людям.
Тем временем группы людей распадались и становились все мельче. Наконец не осталось достаточно крупных групп, исчезли даже семьи. Люди больше не нуждались друг в друге. Эмоциональные связи прекратились. Человечество научилось прибегать к заменяющим их суррогатам, и бегство от действительности стало широко распространенным явлением. Свои эмоции люди получали теперь от развлекательных машин, питавших их захватывающими приключениями, а реальный мир казался слишком скучным и серым. Рождаемость начала падать, и падение все ускорялось. Наступило смутное время. Роскошь и хаос, анархия и инертность существовали рядом друг с другом. А рождаемость сократилась до катастрофического уровня…
Прошли годы, пока некоторые люди не начали понимать, что человеческому роду грозит полное исчезновение. Сами люди были бессильны что-нибудь предпринять. Но у них были всесильные слуги. Наконец какой-то невоспетый гений трезво оценил ситуацию и ввел новую задачу в самый мощный из всех оставшихся компьютеров. Вот какая цель была поставлена: «Человечество снова должно осознать свою ответственность. Это будет единственной целью до тех пор, пока она не будет достигнута».
Задача была бы удивительно простой, если бы произошедшие во всем мире изменения не носили столь коренного характера. Машины представляли собой интегрированное общество, а люди утратили это качество. И теперь всем машинам была поставлена одна-единственная задача, и ради ее осуществления они перестроили свои функции.
Дни роскоши кончились. Развлекательные машины прекратили свое существование. Ради собственного выживания люди начали объединяться в группы, часто вопреки своей воле. Теперь им было нужно выполнять работу, которую ранее выполняли машины, и медленно, очень медленно общие интересы и потребности начали снова восстанавливать почти утраченное чувство общности.
Но это был такой мучительно медленный процесс. И ни одна машина не могла вернуть человеку то, что он утратил навсегда, – врожденную совесть. Индивидуализм достиг высшей степени, и в течение длительного времени ничто не могло сдержать преступность. Поскольку отсутствовали семейные и клановые отношения, исчезла даже кровная месть. Понятие совести пропало, потому что люди перестали отождествлять себя друг с другом.
И теперь перед машинами возникла новая, действительно сложная задача – спасти человечество от вымирания, заставить людей осознать ценность их существования. Общество, понимающее ценность ответственности, станет поистине взаимозависимым, его руководители будут считать себя представителями общества, а возрожденная совесть приведет к запрещению и наказанию «греха» – им станет нанесение ущерба группе, с которой люди отождествляют себя.
Для этого и были созданы фурии.
Машины определили, что убийство, совершенное при любых обстоятельствах, является тягчайшим преступлением. Подобный подход был точен, ибо убийство – поступок, навсегда уничтожающий одну из единиц, составляющих общество.
Фурии не могли предупредить преступление, однако неотвратимость наказания может помешать новому преступлению, ибо потенциальные преступники знают о неизбежности кары и это вселяет в них страх. Фурии стали символом наказания. Они открыто, на виду у всех, ходили по пятам за преступниками, приговоренными к казни, являясь наглядным доказательством того, что убийство всегда карается, причем карается открыто и жестоко. Фурии были всегда правы, они никогда не ошибались. Принимая во внимание колоссальный объем информации, накопленный в памяти компьютеров, было очевидно, что правосудие, осуществляемое машинами, несравненно эффективнее человеческого.
Наступит день, когда понятие греха вернется к человеку. Но без него он оказался на грани полного уничтожения. После того как грех, вина и совесть снова обретут свое место в сознании рода человеческого, люди смогут управлять как собой, так и бесчисленным множеством механических слуг. Но пока не наступил этот день, фурии – совесть человека в металлическом облачении – будут ходить по улицам, неотступно следуя за убийцами, заставляя людей обрести утраченные моральные качества.
Дэннер не помнил, чем он занимался в эти дни. Он много думал о прошлом, о развлекательных машинах, о времени, существовавшем до того, как суровые машины, стремясь восстановить человеческое общество в его прежнем облике, резко ограничили производство предметов роскоши. Дэннер вспоминал об этом с грустью и без возмущения, потому что прошлое нравилось ему куда больше настоящего. И в то время не было фурий…
Он начал пить. Однажды он выложил все деньги из своих карманов в шапку безногого попрошайки, потому что и этот человек был выброшен из общества в результате ужасного несчастья, происшедшего с ним. Для Дэннера таким несчастьем была преследующая его фурия, а для попрошайки – сама жизнь. Тридцать лет назад попрошайка умер бы, и его кончины никто бы не заметил, потому что жизнью человека управляли машины. Уже одно то, что сейчас он выжил, доказывало начало обретения человечеством первых признаков милосердия, однако для Дэннера это ничего не меняло.
Ему хотелось поговорить с нищим, но тот пытался удрать от него на своей маленькой платформе с колесиками.
– Слушай, – старался убедить его Дэннер, следуя за нищим и выворачивая карманы в поисках денег. – Ты не думай, что моя судьба лучше твоей. Так кажется лишь на первый взгляд. На самом деле…
Этим вечером он был сильно пьян и преследовал нищего до тех пор, пока тот не скинул со своих коленей все деньги, которые высыпал Дэннер, и в панике не скрылся в темном переулке. Дэннер оперся плечом о стену здания. Все плыло вокруг и казалось нереальным. Лишь тень фурии за его спиной была объективно существующим фактом, а не плодом воображения.
Позднее, этим же вечером, когда стало совсем темно, Дэннер набросился на фурию. Он подобрал где-то обрезок металлической трубы и кинулся на свою ненавистную преследовательницу, нанося удары по стальным плечам, от которых летели искры. Пытаясь скрыться, он бросился бежать через дворы, темные переулки и узкие проходы. Наконец, задыхаясь от усталости, Дэннер спрятался в подъезде. И через несколько секунд услышал тяжелые шаги фурии.
Измученный, он упал и заснул.
На другой день он сумел наконец встретиться с Харцем.
– Что случилось? – спросил Дэннер. За последнюю неделю он заметно переменился. Его лицо – лицо человека, потерявшего всякую надежду на спасение, – стало бесстрастным и равнодушным, подобно металлической маске робота.
Харц ударил кулаком по краю стола и вскрикнул от боли. Огромный кабинет, казалось, вибрировал, но не только от неустанной деятельности множества электронных компьютеров, а и от энергии верховного управляющего.
– Где-то вкралась ошибка, – ответил он. – Я и сам еще не знаю где. Я должен…
– Где-то вкралась ошибка! – возмущенно закричал Дэннер, на мгновение утратив спокойствие. – Для тебя это всего лишь ошибка. А для меня?
– Подожди немного, – успокаивающе произнес Харц. – Все будет хорошо.
– Сколько мне осталось жить? – спросил Дэннер, глядя через плечо на высокую стальную фурию, стоявшую позади него, как будто он спрашивал ее, а не Харца. По его тону было ясно, что он уже задавал этот вопрос много раз, глядя на бесстрастное стальное лицо робота, и будет безнадежно задавать этот вопрос и дальше, пока наконец не получит ответ. Но ответ не на словах…
– Даже это мне неизвестно, – покачал головой Харц. – Черт побери, Дэннер, ты ведь знал, что полностью исключить риск невозможно.
– Ты сказал мне, Харц, что под твоим контролем находится компьютер, управляющий действиями фурий. Я сам видел, как ты отозвал фурию. А теперь я спрашиваю тебя, почему ты не выполнил свое обещание?
– Еще раз повторяю, Дэннер, – что-то произошло. Все должно было пройти как по маслу. В тот момент, когда за твоей спиной появилась фурия, я тут же ввел в компьютер команды, которые должны были защитить тебя и отозвать фурию.
Он встал и начал расхаживать по роскошному ковру.
– Я был уверен, что смогу защитить тебя. И все еще стараюсь найти ошибку. В конце концов, для меня это тоже важно. Поэтому я делаю все возможное. Вот почему я не мог встретиться с тобой раньше. Черт побери, Дэннер, ты должен понять, насколько все это трудно. Ты только посмотри на ряды этих сложнейших машин. – Он кивнул в сторону огромного окна.
Дэннер даже не повернул голову.
– Надеюсь, тебе удастся выполнить обещание, – бесстрастно произнес он. – Так будет лучше и для тебя.
– Как ты смеешь мне угрожать! – яростно закричал Харц. – Оставь меня в покое, и я найду выход. Но не смей угрожать мне!
– Ты ведь тоже замешан в этом, – сказал Дэннер.
Харц повернулся, подошел к столу и сел на его край.
– Каким образом? – спросил он.
– О’Рейлли мертв. Ты заплатил мне за его убийство.
– Фурия знает это. – Харц пожал плечами. – И компьютерам известно. Но все это для них не имеет никакого значения. Твой палец нажал на спусковой крючок, а не мой.
– Мы оба виновны. Если я страдаю из-за совершенного нами преступления…
– Одну минуту, Дэннер, выслушай меня. Я хочу, чтобы ты понял, как обстоят дела на самом деле. Никого не могут наказать за намерение. Только действие влечет за собой наказание. Моя ответственность за убийство О’Рейлли ничуть не больше, чем вина пистолета, из которого ты убил его.
– Значит, ты солгал мне! Обманул меня! Да я…
– Делай так, как тебе говорят, и я выполню свое обещание.
– Когда?
На этот раз оба мужчины повернулись и посмотрели на фурию. Она стояла у входа, равнодушно глядя на них.
– Я не знаю, когда она убьет меня, – ответил Дэннер на свой собственный вопрос. – Ты утверждаешь, что тоже не знаешь. Никто не знает, как и когда она убьет меня. Я прочитал все, что можно было прочесть об этом в популярных изданиях. Это правда, что способ казни всякий раз меняется, что одна из главных задач наказания – заставить приговоренного мучиться неизвестностью? А время, через которое следует исполнение приговора, – оно тоже непостоянно?
– Да, это верно. Но существует минимум времени между вынесением приговора и приведением его в исполнение. Я почти уверен в этом. Для тебя это минимальное время еще, очевидно, не истекло. Положись на меня, Дэннер. Я смогу отозвать фурию. Ведь ты видел своими глазами, как я сделал это. Нужно узнать, что помешало на этот раз. Но чем чаще ты беспокоишь меня, тем меньше времени у меня остается. Не пытайся искать меня. Когда будет нужно, я найду тебя сам.
Дэннер вскочил. Отчаяние охватило его. Он сделал несколько быстрых шагов к Харцу и тут же услышал тяжелую поступь фурии за спиной. Он остановился.
– Мне нужно время, – повторил Харц. – Верь мне, Дэннер.
После того как у Дэннера возродилась надежда, положение стало еще хуже. Чувство страха постепенно исчезло, а на его место пришло отчаяние. Но теперь появился шанс на спасение, надежда, что, если Харцу удастся вовремя спасти его, он снова заживет яркой роскошной жизнью, ради которой пошел на риск.
Теперь Дэннер почувствовал, что и в той жизни, которую он ведет сейчас, есть свои плюсы. Он начал покупать новую модную одежду, путешествовать – разумеется, не один. Ему хотелось обрести людское общество, и он добился этого. Правда, к общению с ним стремились только не слишком нормальные люди. Например, Дэннеру стало ясно, что некоторые женщины испытывают к нему страстное влечение – и не из-за его денег, а благодаря неотступно следующей за его спиной фурии. Их волновала близость с мужчиной, судьба которого была предрешена. Иногда он замечал, как, извиваясь в экстазе наслаждения, они смотрят через его плечо на стоящую рядом зловещую фигуру стальной фурии. Поняв это, Дэннер отказался от таких друзей. А других у него не было.
Дэннер отправился на ракетном корабле в Африку, посетил тропические леса Южной Америки, но ни ночные клубы, ни незнакомые страны не приносили ему удовольствия. Солнечный свет, отражающийся от стальной брони его преследовательницы, был одинаков и в саванне, и в заросших лианами джунглях. Вся прелесть новизны исчезала, когда он слышал за спиной тяжелые ритмические шаги.
Постепенно эти шаги стали невыносимы. Дэннер попытался затыкать уши ватой, но ноги ощущали тяжелое сотрясение почвы, и казалось, что голову пронизывает острая боль. Даже когда фурия стояла неподвижно, у него в голове отдавались воображаемые тяжелые шаги.
Дэннер купил оружие и попытался уничтожить робота. Но потерпел неудачу. Его намерение было тем более бессмысленным, что он знал: на смену уничтоженной фурии тут же появится другая. Виски и наркотики не действовали, и Дэннер все чаще подумывал о самоубийстве. Но он решил отложить этот последний отчаянный шаг в надежде, что Харц все же сумеет спасти его.
Он вернулся в город, чтобы находиться рядом с Харцем и надеждой. И снова начал проводить все время в библиотеке, стараясь ходить как можно меньше, чтобы не слышать за спиной тяжелые размеренные шаги, которые сводили его с ума. Именно здесь, в библиотеке, он нашел ответ…
Дэннер прочитал и просмотрел все, что было известно о фуриях. К его удивлению, справочники содержали массу ссылок на материалы, имеющие отношение к фуриям. Особенно поразило его то, что по прошествии столетий некоторые ссылки приобрели удивительную злободневность. Даже если не иметь в виду строчки Мильтона о «двурукой машине за спиной», ему попадались все новые и новые: «эти сильные неутомимые ноги, всюду преследующие меня», читал он, «…неумолимая преследовательница», «размеренные шаги, величественное мгновение смерти…».
От литературных источников Дэннер перешел к фильмам, отснятым по произведениям, в которых упоминались фурии. Просматривая фильмы, он следил за тем, как Ореста, одетого в современный костюм, преследовала от Арго до Афин семифутовая фурия, а не три Эринии со змеями вместо волос, о чем рассказывалось в древней легенде. С тех пор как на улицах городов появились фурии, преследующие убийц, на эту тему было написано немало пьес. Дэннер, погруженный в полусон юношеских воспоминаний о том времени, когда еще действовали развлекательные машины, забылся в приключениях, мелькавших на экране.
Он настолько увлекся, что, когда перед ним промелькнула знакомая сцена, он едва не пропустил ее. Дэннер всего лишь удивился, что она почему-то показалась ему более знакомой, чем другие. Но затем что-то щелкнуло у него в мозгу, он очнулся и нажал на кнопку, останавливавшую действие автомата, прокручивающего фильм. Дэннер перемотал ленту назад, и на экране вновь появилась та же сцена.
Дэннер увидел человека, идущего по улице города среди толпы людей, которые расступались перед ним, образуя крошечный островок пустоты. За мужчиной следовала гигантская фурия. Они напоминали Робинзона Крузо и Пятницу на этом маленьком движущемся острове, и толпа за их спинами снова смыкалась. Вот мужчина свернул в узкий переулок, с беспокойством посмотрел прямо в камеру и внезапно побежал. Дальше Дэннер увидел, как фурия заколебалась, остановилась, нерешительно шагнула в сторону… повернулась и уверенно пошла обратно, тяжело ступая по мостовой…
Дэннер снова перемотал фильм, и знакомая сцена опять появилась на экране. Теперь он весь дрожал, и мокрые от пота пальцы едва справлялись с кнопками автомата.
– Ну, что ты об этом думаешь? – бормотал он, обращаясь к фурии за спиной. У него появилась привычка разговаривать со своей преследовательницей, делать вполголоса замечания, даже не осознавая своих поступков. – Ты видела что-нибудь подобное? Правда, что-то напоминает? Отвечай, безмозглая консервная банка! – И, протянув руку назад, он ударил робота в грудь, как ударил бы Харца, если бы Харц был на месте фурии. От сильного удара металлическая грудь фурии издала глухой звук, словно ударили по стальной бочке. Это была единственная реакция фурии. Когда Дэннер обернулся, на полированной поверхности тела и безликой маске головы отражалась уже такая знакомая сцена на городской улице, будто робот наконец запомнил что-то.
Итак, теперь все ясно. Харц не владел никаким секретом и не мог отозвать фурию. А если и мог, то не собирался спасать Дэннера. Зачем? Ведь сейчас ему ничто не угрожало. Неудивительно, что Харц так нервничал, прокручивая фильм у себя в кабинете. Но его беспокойство было вызвано совсем не риском нарушить нормальную работу компьютеров, а всего лишь необходимостью согласовывать свои действия с развитием событий на экране! Как он, должно быть, смеялся после ухода Дэннера!
– Сколько осталось мне жить? – спросил он, снова ударяя фурию по стальной груди. – Сколько? Отвечай! Хватит ли времени?
Надежда исчезла, ее сменила жажда мести. Больше не надо ждать. Теперь ему нужно отомстить Харцу и сделать это побыстрее, пока не кончилось отведенное ему кем-то время. Дэннер с отвращением подумал о напрасно потраченных днях – бесполезные путешествия, женщины, бессмысленное ожидание спасения, которое принесет Харц.
«Боже мой, – промелькнуло в сознании Дэннера, – ведь, может быть, сейчас истекают мои последние минуты!»
– Пошли! – бросил он фурии, даже не подумав, насколько бессмысленна эта команда. – Быстрее!
Стальная фигура повернулась и последовала за ним, невидимые часы внутри ее металлической груди отсчитывали минуты, оставшиеся до того момента, когда, как писал Мильтон, опустится поднятая рука.
Харц сидел в роскошном кабинете верховного управляющего компьютерными системами Земли за специально изготовленным по его заказу новеньким письменным столом. Теперь он достиг желанной цели – стал повелителем планеты. Харц удовлетворенно вздохнул.
Лишь одна мысль мучила его – он все время думал о Дэннере. Иногда с утра до вечера. Дэннер начал даже сниться ему. Харц не испытывал чувства вины, нет. Ведь ощущение вины подразумевает наличие совести, тогда как результатом десятков лет анархии стал глубоко укоренившийся индивидуализм, исключающий это старомодное понятие. И все-таки Харца не оставляло беспокойство.
Думая о Дэннере, он повернулся и отпер маленький ящик письменного стола, который демонтировал в своем старом столе и установил в новом. Он сунул внутрь ящика руку и легко провел ладонью по кнопкам панели управления.
Всего пара движений, подумал Харц, и жизнь Дэннера спасена. Но с самого начала он, разумеется, лгал Дэннеру, этому убийце-неудачнику. Харц действительно мог управлять действиями фурий и без труда спасти Дэннера, но не собирался делать этого. В этом для него не было необходимости. Вмешиваться в работу компьютеров всегда опасно. Стоит нарушить последовательность операций такого сложного механизма, как электронный мозг, управляющий жизнью общества, и может начаться цепная реакция, которая нарушит функционирование всей системы. Лучше не рисковать.
Наступит день, и ему, возможно, придется самому использовать спрятанный в ящике аппарат. Харц надеялся, однако, что этого не произойдет. Он задвинул ящик и услышал щелчок замка.
Сейчас он – верховный управляющий. Повелитель преданных ему машин, с преданностью которых не может сравниться преданность человека. Старая как мир проблема – кто контролирует контролеров? – подумал Харц. И ответ: никто. У него, Харца, нет начальников и его власть – абсолютна. Благодаря небольшому аппарату в ящике письменного стола никто не может контролировать его действия, действия управляющего. Ни внутренняя человеческая совесть, ни совесть общественная. Он никому не подвластен…
Услышав шаги на лестнице, Харц на мгновение решил, что ему это чудится. Иногда ему снилось, что он – Дэннер и за его спиной раздаются тяжелые неумолимые шаги. Но на этот раз он не спал.
Он ощутил удары металлических ног, когда они еще были ниже порога слышимости для людей, и до того, как услышал торопливые шаги Дэннера, взбегающего по личной лестнице Харца. Все происходило настолько быстро, что время, казалось, остановилось. Сначала он почувствовал тяжелые шаги робота, затем до него донеслись шум и крики внизу, грохот распахивающихся дверей и только затем шаги Дэннера, которые настолько точно совпадали с грузными ударами ног фурии, что металлические звуки заглушали движения человеческой плоти.
В следующее мгновение Дэннер распахнул дверь кабинета Харца, и шум ворвался в тихий кабинет, подобно циклону. Но циклону, который привиделся в ночном кошмаре. Он не двигался. Время остановилось.
Оно замерло, как замер и Дэннер, застывший на пороге; обеими руками он сжимал револьвер, потому что дрожал так, что не мог прицелиться, держа его в одной руке.
Движения Харца были автоматическими, словно движения робота. Слишком часто он представлял себе, как это может произойти. Если бы в его силах было заставить фурию ускорить смерть Дэннера, Харц сделал бы это. Но его могущество не распространялось так далеко. Оставалось одно – ждать и надеяться, что палач нанесет удар раньше, чем Дэннер догадается обо всем.
Поэтому, когда опасность стала реальностью и Дэннер ворвался к нему в кабинет, Харц был наготове. Пистолет оказался у него в руке настолько быстро, что впоследствии он сам не мог вспомнить, как выдвинул ящик стола. Но ведь время остановилось. Харц знал, что фурия не позволит Дэннеру причинить кому-нибудь вред. Но Дэннер стоял в дверях один, сжимая револьвер в дрожащих руках. И Харц где-то в глубине сознания решил, что машина остановилась. Фурия не выполнит свои обязанности. Он побоялся доверить свою жизнь машине, потому что сам был источником разложения и обмана, способным нарушить их нормальную работу.
Палец нажал на спусковой крючок, и сила отдачи толкнула его руку назад. Из дула вырвалось пламя, и пуля помчалась к Дэннеру.
Харц услышал, как пуля ударилась о металл.
Время снова начало свой отсчет, на этот раз с удвоенной скоростью, чтобы компенсировать отставание. Оказалось, что фурия была всего в одном шаге позади Дэннера, и ее стальная рука успела отклонить в сторону револьвер, который он сжимал в руках. Дэннер действительно успел выстрелить, но фурия помешала ему. А вот выстрел Харца оказался точным.
Его пуля ударила Дэннера в грудь, пробила мышцы, кости, сухожилия и отскочила от стальной груди фурии, которая стояла за Дэннером. Лицо его внезапно превратилось в бесстрастную и равнодушную маску, ничем не отличающуюся от металлической маски робота. Дэннер откинулся назад, не упал – из-за того, что стальная рука обнимала его, – а медленно соскользнул на ковер между рукой фурии и ее металлической грудью. Из ран на груди и спине потекла кровь.
Фурия неподвижно застыла, полоса крови на ее груди алела, словно почетная награда.
Управляющий фуриями и одна из его фурий замерли, глядя друг на друга. И хотя фурия не могла говорить, в сознании Харца, казалось, раздавались ее слова.
– Самооборона не является оправданием, – словно произносила она. – Мы никогда не наказываем намерение, но всегда – действие. Любое убийство. Любое, без исключения.
Харц едва успел бросить револьвер в ящик стола и задвинуть его, как в кабинет ворвались взволнованные и перепуганные служащие.
– Самоубийство, – сказал он слегка дрожащим голосом, что было, впрочем, вполне объяснимо. Все видели, как безумец, которого преследовала фурия, ворвался в кабинет. Такое случалось не раз – убийца пытался уговорить верховного управляющего, чтобы тот отозвал фурию и приостановил казнь. Успокоившись, Харц рассказал своим подчиненным, как фурия не допустила, чтобы незнакомец убил его. И тогда безумец выстрелил себе в сердце. Следы пороха на одежде убитого были убедительным доказательством (письменный стол находился рядом с дверью, и Харц стрелял почти в упор). Парафиновый тест покажет, что Дэннер действительно сделал выстрел.
Самоубийство. Для людей это объяснение звучало убедительно. Но не для компьютеров.
Мертвое тело вынесли из кабинета. Остались только Харц и фурия, все еще стоящие напротив друг друга. Возможно, кому-то это показалось странным, но вслух никто не сказал ни слова.
Сам Харц тоже не знал, насколько оправдано поведение фурии. Ничего подобного раньше никогда не случалось. Еще не было идиота, решившегося совершить убийство в присутствии фурии. Ведь даже сам верховный управляющий не знал, как компьютеры оценивают доказательства и выносят приговор. Может быть, эту фурию действительно отзовут? Если бы смерть Дэннера была на самом деле самоубийством, разве Харц сейчас стоял бы здесь, глядя на бесстрастную стальную маску фурии?
Ему было известно, что машины уже обрабатывают полученные данные, изучают доказательства и дают оценку тому, что произошло в кабинете. Но Харц не мог знать, получила ли фурия приказ следовать за ним повсюду до самого момента его казни, или она просто замерла, ожидая дальнейших указаний.
Впрочем, это не имело значения. Эта фурия или какая-нибудь другая, несомненно, уже получила указания от электронного мозга. У Харца был только один выход. Слава богу, что он мог спасти свою жизнь.
Харц наклонился, отпер маленький ящик письменного стола, выдвинул его и посмотрел на панель управления, которой ему так не хотелось пользоваться. Затем тщательно набрал кодовую комбинацию и ввел ее, цифру за цифрой, в главный компьютер. Ему казалось, будто он видит, как данные о действительно происшедшем стираются с магнитных лент и записывается новая, искаженная информация.
Харц посмотрел на фурию и улыбнулся.
– Теперь ты обо всем забудешь, – сказал он. – Ты и компьютеры. Можешь отправляться. Больше мы не увидим друг друга.
Или компьютеры действовали с невероятной быстротой, или это было всего лишь совпадение, но через мгновение фурия шевельнулась, словно откликнувшись на команду Харца. С того момента как безжизненное тело Дэннера выскользнуло из ее рук, она стояла совершенно неподвижно. Теперь новые команды оживили ее, и первые движения фурии были резкими и несогласованными, будто она переключалась от одних команд на другие. Фурия даже поклонилась – отрывистое движение головой, при котором ее маска оказалась на одном уровне с лицом Харца.
Он увидел, как его черты отразились в бесстрастной полированной маске фурии. В этом поклоне было нечто почти ироническое – поклон дипломата с красной лентой запекшейся крови на груди, исполнившего свой долг честно и преданно. Фурия повернулась и пошла к выходу. Неподкупный стальной робот стал жертвой обмана, и лицо Харца, отражавшееся в полированной спине фурии, как бы с укором смотрело на верховного управляющего.
Харц следил за тем, как фурия вышла из кабинета и начала спускаться по лестнице тяжелыми равномерными шагами. Он чувствовал содрогание пола от тяжелых шагов, и внезапно его охватил ужас, от которого закружилась голова. Харцу показалось, что само основание общества разваливается у него под ногами.
Жизнь человечества по-прежнему зависела от компьютеров, а на них больше нельзя полагаться. Харц опустил голову и увидел, что у него дрожат руки. Он задвинул ящик стола. Замок щелкнул.
Ощущение полного одиночества пронеслось подобно порыву ледяного ветра. Харцу еще никогда так не хотелось человеческого общения, общения не с одним человеком, а со многими. Знать, что его окружают люди.
Он снял с вешалки пальто и шляпу и стал быстро спускаться вниз, сунув руки в карманы и подняв воротник, потому что ему стало холодно и никакое пальто не могло защитить его от озноба, источник которого был в нем самом. На полпути Харц внезапно остановился.
У него за спиной послышались шаги.
Сначала Харц не рискнул обернуться. Ему были хорошо знакомы эти шаги. Но он не знал, что ужаснее – фурия, преследующая его, или то, что позади никого нет. При виде фурии Харца охватило бы чувство безумного облегчения – значит, машинам можно доверять.
Он спустился еще на одну ступеньку, боясь повернуть голову. И услышал за спиной зловещий звук шагов. Тогда Харц глубоко вздохнул и посмотрел назад. Никого.
После бесконечно долгого, как ему казалось, ожидания он пошел вниз, то и дело оглядываясь назад. Он отчетливо слышал тяжелые неумолимые шаги за спиной в такт его собственным. Но его не преследовала фурия.
Это мстительные Эринии нанесли свой тайный удар, и вслед за Харцем шла невидимая фурия его совести.
Словно понятие греха опять появилось в мире и он был первым человеком, вновь почувствовавшим груз вины. Итак, компьютеры все-таки победили.
Харц медленно спустился по лестнице и вышел на улицу, все время слыша за спиной тяжелые неумолимые шаги, которые уже не принадлежали стальному роботу. Отныне они всегда будут сопровождать его.